ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

ОЛЬГА ПОКРОВСКАЯ

Огонь на другом берегу

Рассказ

Вечером собрались на реку — отдохнуть. Сначала полагали, что будет много народу, но все разбежались по делам, и остались четверо, которые влезли в битую «шестерку» охранника Михаила и поехали вдоль оврага. Днем стояла прелестная погода — ни одно облачко не портило неба, — и день казался особенно ярким: от летних красок рябило в глазах. К концу июня вымахала трава, скрывавшая извилистую тропинку, и водителю, едва справлявшемуся с буераками и ямами, померещилась впереди чужая машина — поселковый транспорт был известен наперечет, и своего узнали бы сразу. Игорь и Никита, в азарте напрягая глаза, были согласны, что впереди мелькает ускользающая цель, которую они вот-вот догонят. Николаю, который поглядывал в прыгающее зеркало, напротив, чудилось, что некий предмет преследует их сзади, появляясь в крапивных зарослях и исчезая. Стебли, смыкаясь за машиной, качались, и в злобном мельтешении то явно виделся автомобильный силуэт, то пропадал. Николаю сделалось неспокойно от того, что он — в отличие от приятелей — ощущал себя не охотником, а убегающим.

Наконец «шестерка» выскочила из зарослей на открытое пространство и оказалась в полном одиночестве посреди остывающего плеса. Посторонняя машина оказалась зрительным обманом. Разожгли костер у реки, сели на песок и следили, как гаснет небо над высоким противоположным берегом. Закат был медленный, от воды тянуло сыростью и илом. Положили пластиковые баллоны с пивом в траву — остывать. Закуски было немного: буханка бородинского, майонез и вяленая рыба.

Котловина ниже горизонта налилась чернотой, но небо оставалось призрачным, и казалось, что на нем не звезды, а кто-то проковырял дырки в темнеющем покрове. Огромность расстояний подавляла и настораживала, — но теплый воздух в сочетании с запахами ночного луга придавал пронзительному чувству раздражающую сладость. Разговор потянуло на страшное, и леденящие истории казались естественным наполнением декорации — они больше развлекали, чем пугали… прогоняли оцепенение и будоражили нервы. Вспомнили погибших: Михайлова товарища — охранника, убитого в городе; Игорева друга — шофера, провалившегося под лед ниже по течению, — и впечатлительный Николай вздрогнул, невольно съежившись и отгоняя призраков.

— Лучше — жить сто лет… — вздохнул Игорь.

Он бросил в костер стебель травинки — тот трагически переломился, вспыхнул и превратился в пепельный ошметок.

— Сегодня, кстати, солнцеворот… самая короткая ночь — жарко.

Разливая пиво, обсудили, бывало ли в солнцеворот холодно. Впившийся в щеку комар вернул Николая к реальности. Умиротворяющее небо казалось неестественно ровным. Даже легкой дымки не было над темным гребнем берега, за который, гаснув, уходил дневной свет. Плеснула рыба, и звуки свелись к потрескиванию горевших сучьев — словно во всем мире стояла тишина. Хотелось твердо знать, что такое же нерушимое спокойствие будет и завтра и… всегда. Потом снова заплескало в темноте, теперь отчетливей.

— Да кто там? — спросил Никита, оборачиваясь. — Виктор Андреевич, что ли?..

Теперь уже не было сомнений: из-за поворота блеснул фонарик, и, неслышно скользя по воде, к берегу приблизилась лодка.

— Миша, Иван с вами? — окликнул человек из лодки.

— Нету, — ответил Михаил.

Виктор Андреевич в высоких сапогах спрыгнул на мелководье и рывком затащил лодку на песок. На его лице еще сохранялась непроницаемость от долгой ночной сосредоточенности, одиночества и тишины. Казалось, с темной реки он принес ощущение чего-то нездешнего и таинственного. Но, присев к костру, он отошел: то ли подобие улыбки появилось у него на лице, то ли пляшущий огонек заиграл в глазах. По разомлевшим физиономиям и хмельным, осоловелым глазам он определил, что наливают, пошарил в лодке и вынес долю от улова. Потом Виктор Андреевич выпил пива и замер, растянувшись на песке. Воздух был настолько приятен — ласкающий, теплый, богатый, — что хотелось в нем купаться, вдыхать в легкие и ничего больше не делать. Пахло сухим дымом, свежестью от реки, травами с луга, иногда в густой воде что-то плескалось — успокоительно, словно для настройки слуха или чтобы люди не волновались от полной, разлитой со всех сторон тишины.

— Эх, — протянул Виктор Андреевич, — душистая ночь…

Тем временем стемнело, и сидящие у костра невольно вздрогнули, когда в освещенном пространстве возникла человеческая фигура. Но испуг сменился радостными приветствиями, когда все узнали поселкового любимца Сергея Логинова.

— И Сереже не спится! — закричали в компании. — Садись, Серега! Чего шляешься?

Он пришел с пустыми руками, но перед ним сразу поставили кружку с ломтем хлеба. Сергей задумчиво смотрел на пламя, и никто не приставал к нему с вопросами. Казалось, что приятелям хорошо от одного его присутствия. Он немного посидел, с улыбкой слушая россказни Виктора Андреевича, а потом, приглядевшись к темноте, встрепенулся. На противоположном берегу, у самой воды, блеснула неявная вспышка, словно обман зрения, но потом уверенно обозначилась яркая точка, разгораясь сильнее. Это был отчетливый огонь, и даже различались языки пламени.

— Кого принесло? — недоумевали приятели.

Они покричали: «Эй, на берегу! Костровой!» — но ответа не было, и Виктор Андреевич предположил:

— Приезжие явились.

На этом интерес к противоположному костру был потерян. Тот горел сильно, но изучал его только Сергей Логинов. Он не отрывал глаз от другого берега, и его ясное лицо мрачнело и хмурилось — так, что остальным сделалось заметно.

— Чего там углядел, Серега? — спросил Михаил.

Сергей молчал, и ответил за него Никита.

— Блик плохой.

— Почему плохой? — проговорил Игорь, наклоняя голову и приглядываясь. — Вроде как бабы пляшут…

На гладкой воде играло отражение пламени, но Николай, наблюдая за пылающими языками, не согласился с Игорем, почуяв смутную угрозу. В прозрачной ночи возник необыкновенный оптический эффект, объяснявшийся либо температурным перепадом, либо хитрыми воздушными потоками: небольшой огонек отбрасывал длинные причудливые отражения, которые, словно протуберанцы, скользили по водной поверхности. Фигуры были пугающие. То крылатый дракон извивался, скалил пасть, рассыпался в мелкой ряби, то длинноязыкая змея играла хвостом. Огненные отражения росли, набирали силу; казалось, что они вот-вот пересекут реку и коснутся плеса. Сергей поднялся и шагнул к лодке, а компания, угадав его намерение, возразила на разные голоса:

— Ты чего, Серега? Гореть нечему — песчаный обрыв. Припрешься гасить — только в бубен понавешают. Представь, к нам бы умник какой-нибудь вылез — сунули бы башкой в реку, и весь разговор.

Виктор Андреевич, сощурив глаза, вынес заключение:

— Нет никого, хоть на` спор. У меня зрение — бинокль. И наверху пусто…

— Я помогу, — предложил Игорь и, поднявшись, шагнул вперед, но Сергей молча остановил его движением руки. Он спихнул лодку, вскочил внутрь, а на берегу остались встревоженный владелец и зрители.

— Услышим, как подерутся, — усмехнулся Игорь. — Только плыть на подмогу придется.

Блики неистово извивались на воде, связываясь хитрыми сплетениями, но потом лодка со стоящим человеком разрезала их пополам, точно ножом: они рассы`пались яркой крупой, дрожа на волнах, расходящихся веером. Потом лодка пропала в темноте. Все ждали. Огонь на другом берегу потускнел и совсем погас. Его не было заметно, когда блики ожили: извилистые языки яростно заклубились, взорвались, заметались в беспокойстве, вытянулись судорожно — потом зачахли и растаяли. Темнота сделалась опять непроницаемой и густой, и звезды засветили сочнее. Теперь уже не видно было, как лодка в обратном пути пересекает реку, и приятели уселись у костра и ждали.

Казалось, что прошло немного времени, когда лодка выехала на освещенное место и ткнулась в песок.

Лодка была пуста. Обеспокоенные приятели (зная, что глупые шутки не в обычае Сергея) затянули на разные голоса:

— Серега! Где ты, отзовись!

Сергей отсутствовал. Приятели бегали по берегу, Виктор Андреевич напрягал соколиные глаза, но следов ни в воде, ни на суше не было. Тем временем короткая ночь заканчивалась и начинало светать. Сели в лодку и поплыли на тот берег, — но не обнаружили ничьих следов. Были погасшие остатки кострища. В предрассветном сумраке Николаю померещился в воде за ивами полузатопленный автомобильный кузов, который показался знакомым: решетка радиатора и крупные фары напоминали их вечернего преследователя, — но убитая железка вряд ли имела отношение к странным огням и к исчезновению Сергея. Михаил с Никитой прыгнули в воду, но течение в речке было сильным и все затонувшее сносило. Оставалась еще надежда, что Сергей по неизвестной причине пригнал обратно лодку и отправился куда-то не сказавшись — хотя к подобным выходкам у него склонности не было.

Когда испуганные приятели изнемогли от криков и волнения, компания разделилась: Виктор Андреевич с Игорем и Никитой остались на реке, Михаил погнал на машине в поселок — возможно, Сергей, никого не предупредив, вернулся домой. А Николай, с колотящимся сердцем, через некоторое время очнулся, пытаясь отдышаться на ходу, рядом с отделом полиции, глядя выпученными глазами на соседа и товарища по детским играм, младшего лейтенанта Кудряшова.

Николай не сразу заметил, что Кудряшов тоже не в себе. Вид у него был встревоженный, усталый, и находившийся рядом его начальник — старший лейтенант Бессонов — также был обеспокоен. Бессонов угрюмо нависал над телефонной трубкой, что-то выслушивал и иногда поднимал голову, хмурясь, а Кудряшов коротко осмотрел Николая, поморщился, прочел у него на лице что-то и выпалил:

— У тебя-то что стряслось?

Интонация предполагала, что старый приятель, усовестившись ничтожности причины, которая привела его пред очи сотрудников правопорядка, уберется и не будет отсвечивать. Но Николай отдышался и проговорил:

— Серега Логинов… утонул, похоже.

Когда младший лейтенант увидел, что Николай говорит всерьез, он тоже сделался серьезным и грустным.

— Понимаешь, не могли вы Серегу в это время видеть, — сообщил он, понизив голос. — Серега в это время уже в морге был.

Настал черед Николая — опешить и лишиться дара речи. Пока длилась пауза, Бессонов изучил Николая недоверчиво, потом набрал номер.

— Афанасьев? Насчет Логинова. Ты сам-то труп видел? Что значит — сестра опознала? Мало ли что сестре с горя померещится.

Он добавил, обращаясь к Кудряшову:

— Валерку Дронова тоже мать опознавала. Кровиночка, говорит… Все наколки опознала, все родинки… А он возьми и припрись… после очередной амнистии. А паспорт не дают… — Он схватился за трубку. — Своими ногами сходи и посмотри!

Кудряшов тяжело вздохнул и сообщил:

— Девчонки вечером из Горок шли. Подъехало какое-то корыто с гайками… в нем трое — чужие. Двое стали девчонок в машину затаскивать. А тут Серега на своем велике. Они его ножом — сели и уехали.

Николай крутил головой, сверяя изложенные Кудряшовым факты с явственным ночным видением: Сергей сидит у костра, улыбается, и кружка, накрытая ломтем хлеба, стоит у его ноги…

— А кто? — спросил он тихо.

Кудряшов рассердился:

— Откуда я знаю! Сказано — чужие! Инопланетяне, мать твою!

Пока Николай переваривал услышанное, Кудряшов смотрел на его серьезное лицо, и что-то у него не сходилось. Понятно было, что Николай не шутит, но его сообщение не согласовалось с тем, что ответственные люди документально оформили и занесли в сводки и протоколы.

— Мы полночи по округе носились, — сказал он осторожно. — Светло… кого хватать?..

— Всех, — подсказал Бессонов, не отнимая трубки от уха. — Никто еще к нам сюда с добром не приходил… Алло! Уверен? Нет-нет… всё, отбой.

Он положил трубку.

— В морге говорят — Логинов, сомнений нет.

Николай развел руками. Опять его глазам предстала картина: отражение причудливых, но грозных драконов в черной воде.

— Что же, — рассудил он вслух. — Сумасшедшие мы, что ли? Виктор Андреевич там до сих пор с мужиками… ищут. Он лещей ловил… мы их там бросили — в костре…

— Может, душа неуспокоенная по земле ходила? — спросил Кудряшов негромко, косясь на Бессонова, но и тот не возражал: видимо, вариант был приемлем для его офицерского воображения.

— Большие лещи? — спросил Бессонов, прикрыв глаза.

— Вот… примерно. — Николай показал руками наугад, не думая, что по­мнит, какие были лещи.

— М-да… жаль.

Повисло в воздухе и осталось непонятным, чего именно ему жаль — Сергея… лещей… другого, что он не произнес вслух.

Потрясенный Николай вышел на улицу, боясь даже для себя делать выводы. Стояло утро, голосили птицы, от зелени шел пар, речка была затянута туманом, а на ясное небо наползали из-за леса белые облачка. Самая короткая ночь в году закончилась.