ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Антон Ратников

Настоящий художник

Артамонов пришел записывать интервью с художником Краснуцким.

Встретились в кафе. Возбужденно громыхало радио. На экране телевизора мелькали цветастые картинки.

— Может быть, водки? — спросил Краснуцкий.

Артамонов, краснея, отказался.

— Тогда возьмите мне пива, что ли…

Артамонову не понравилось это местоимение «мне». Он даже думал сказать «Нет!» художнику. Но у того был решительный вид, и даже борода как-то сурово топорщилась.

— Хорошо, — сказал Артамонов и заказал два маленьких бокала, подозвав официанта.

— Нет-нет, — сказал Краснуцкий, — мне большой. Маленькие — не уважаю.

У официанта дернулась бровь.

— Ценю ваш выбор, — сказал он и, повернувшись на каблуках, ушел.

Краснуцкий стянул куртку.

— Ну-с… С чего начнем?

Артамонов несколько обиженно полез в рюкзак за блокнотом с набросками вопросов, достал диктофон. Краснуцкий немного напрягся.

— А вы что, записывать будете?

Артамонов кивнул.

Краснуцкий глянул по сторонам, сжал бороду в кулак и откинулся на спинку стула.

— Нет, — сказал он, — так не пойдет.

— Почему же? — подпрыгнул Артамонов.

— На диктофон не умею, — сказал Краснуцкий, кивнув в сторону маленькой серебристой штуковины, лежащей на столе.

— А что тут уметь? Это ведь то же самое…

Но Краснуцкий решительно молчал.

Артамонов не знал, как на это реагировать. У него не было опыта. Редактор отправил мальчишку на первое в жизни интервью.

— Ну, хотите, я его спрячу? — взмолился Артамонов.

Тут официант принес пиво. Краснуцкий, не меняя выражения лица, пригубил. То есть склонился над стаканом, продолжая придерживать бороду, и осушил его.

Артамонов был поражен. Он бы, может, и поаплодировал фокуснику, да вдруг почувствовал, что это не последнее пиво для Краснуцкого сегодня. Не последнее за его, Артамонова, счет.

Краснуцкий же неожиданно развеселился. На щеках появился румянец. Или это был диатез, непонятно.

Он хлопнул рукой по столу.

— Ладно, — сказал, — черт с вами, давайте с ним. Только… — тут он выдержал паузу, — только нужно еще взять.

Артамонов вздохнул и подвинул к художнику стакан.

— Пейте мое.

Краснуцкий не возражал.

— Я включаю диктофон, — раздраженно предупредил Артамонов, которому почудилось, что его водят за нос.

— Хорошо. — Краснуцкий хищно посмотрел по сторонам. — Только мой вам совет…

— ?

— Закажите еще водки. Чтобы дело, так сказать, пошло… Закажите, закажите…

Но Артамонов учился быстро. Он и восьмой класс закончил экстерном.

— Нет, — сказал он, выдержав дуэль взглядов, — но я закажу вам ее после интервью.

— После…

— Когда вы все расскажите. В качестве…

— Поощрения?

— Премии, если хотите. Ну? По рукам?

Краснуцкий недолго раздумывал.

— Я выложу вам всё!

Артамонов обрадовался и включил диктофон.

Впрочем, вся штука в том, что выкладывать Краснуцкому было особенно нечего. По его же словам, он и художником-то по большому счету не являлся. Просто окончил тридцать лет назад художественное училище. Так кто его не оканчивал? А выставка… Ну, шлялся по библиотеке, а тут заведующая: «Пожалуйста, устройте выставку». Так выставка и сложилась. Ну а все остальное Артамонов и сам знал. Звонок из редакции, приглашение на казнь… в смысле на интервью: бар, пиво, водка.

Артамонов расстроился.

— И что мне о вас написать?

— Не знаю, — сказал Краснуцкий, — это вам решать.

— Я думал, вы известный художник…

— Бывает. Водки-то возьмете?

Артамонов стал складывать вещи.

— Я бы не взял, потому что вы меня обманули, но раз обещал…

Официант-пингвин снова оказался у стола. Водки!

— Ценю ваш выбор, — снова сказал он и кивнул Краснуцкому. Краснуцкий тоже кивнул. Так они кивали друг другу, а Артамонов на них смотрел с нелюбовью.

— И счет, — сказал Артамонов.

Официант живо вернулся со счетом и водкой.

— Не забудьте оставить на чай, — мимоходом шепнул Краснуцкий.

— Ну, знаете! Это уже наглость! — вспылил Артамонов. Но деньги оставил.

Краснуцкий осушил рюмку тем четким движением, каким обычно игрок в снукер отправляет мяч в лузу.

Они вышли вместе.

— Печет, — сказал Краснуцкий, расстегивая верхние пуговицы рубашки. Артамонов посмотрел на небо — облака, облака, никакого солнца.

— Пойду, — сказал он, — счастливо вам.

И правда пошел. Краснуцкий остался стоять. «Греется, наверное, на солнышке», — не без злорадства подумал Артамонов. Он еще раз обернулся, чтобы посмотреть на него. И увидел, как к Краснуцкому подходит какая-то женщина. Улыбается. Даже не цыпочки привстает.

Артамонов замер и уставился на них.

— Я так рада вас встретить… если бы вы знали, как много значит для меня ваша живопись, распишитесь, пожалуйста…

Она протянула ему какую-то бумажку. Краснуцкий, двигаясь очень плавно, достал из кармана ручку и поставил виньетку.

Артамонов хлопал глазами.

Девушка поцеловала Краснуцкого куда-то в район бородатой щеки и устремилась по улице в небытие.

Артамонов хлопал глазами.

Краснуцкий увидел пораженного корреспондента. Он приветливо махнул ему рукой, дал знак водителю припаркованной у тротуара машины, дверь открылась, он влез внутрь и тоже куда-то устремился.

Артамонов сначала собирался долго-долго смотреть ему вслед, но потом передумал, плюнул на асфальт и почапал в сторону библиотеки, смотреть на выставку Краснуцкого.

Неужели действительно художник?