ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

Ольга Щербинина

Роза, вздох и мальчишка-океан...

Толчком для этого эссе послужила обстоятельная статья «Мальчишка-океан» Сер­гея Стратановского о стихотворении Мандельштама «Реймс и Лаон» («Звезда», 2012, № 7). Автор видит стихотворение прежде всего как своего рода энциклопедию Средневековья. Мне же интереснее, что архитектурные реалии поэт использует как повод для раздумья о судьбах России и собственной, ведь поэт все примеривает на себя… Выскажу вкратце свои наблюдения.

Итак, стихотворение Осипа Мандельштама 1937 года, периода воронежской ссылки, озаглавленное в черновиках как «Реймс и Лаон».

Приведем полностью текст, где значимы каждая строка, каждое слово и звук:

 

Я видел озеро, стоявшее отвесно.
С разрезанною розой в колесе
Играли рыбы, дом построив пресный.
Лиса и лев боролись в челноке.

 

Глазели внутрь трех лающих порталов
Недуги — недруги других невскрытых дуг.
Фиалковый пролет газель перебежала,
И башнями скала вздохнула вдруг, —

 

И, влагой напоен, восстал песчаник честный,
И средь ремесленного города-сверчка
Мальчишка-океан встает из речки пресной
И чашками воды швыряет в облака.

4 марта 1937

 

Наталья Евгеньевна Штемпель, замечает Сергей Стратановский, пишет в своих воспоминаниях об обстоятельствах появле­ния стихотворения: «Мы рассматривали с Осипом Эмильевичем эти альбомы [по архитектуре] и как-то под впе­чатлением готических соборов Реймса и Лаона Мандельштам написал стихотворение: Я видел озеро, стоявшее отвесно...».

Вставшее отвесно озеро — разумеется, вертикальный витраж собора фиалкового цвета под традиционной готической розой. Озеро — вода — символ времени. Но почему в самой первой строке акцентировано это отвесно? Отвес находим и в строках стихотворения «Notre Dame»:

 

Стихийный лабиринт, непостижимый лес,

Души готической рассудочная пропасть,

Египетская мощь и христианства робость,

С тростинкой рядом — дуб, и всюду царь — отвес.

 

А вот начало третьей строфы из Грифельной оды:

 

Овечьи церкви и селенья!

Им проповедует отвес,
Вода их учит, точит время…

 

Отвес! Время — вода — вертикаль. Все сошлось. Отвес в поэтике Мандельштама воплощает вертикаль времени, становление, духовное строительство, в отличие от горизонтали застывшего, косного по сравнению с духовной вертикалью пространства. Вертикаль развития занимает видное место в учении французского философа Анри Бергсона, под чьим влиянием находились в начале ХХ века многие деятели культуры. Осип Мандельштам серьезно увлекался Бергсоном[1], проштудировав главный труд философа «Творческая эволюция» и взяв на вооружение его учение о стремлении вверх: «…материя обременена геометрией, и она, идущая книзу, распадающаяся действительность, имеет длительность только благодаря своей связанности с тем, что подымается вверх. Жизнь же и сознание и есть этот подъем. Кто однажды постиг их сущность, усвоив их движения, тот поймет, как остальная действительность происходит от них», — пишет Бергсон в завершение «Творческой эволюции». Итак, подъем, вертикаль — отвес. Как обычно, Мандельштам употребляет название предмета в его реальном, практическом значении — отвес необходим при строительстве — и одновременно в значении метафорическом, символизирующем духовный рост. Собор и есть своеобразная каменная скрижаль времени. Роза и колесо — тоже воплощения круговорота, коловращения времени. В данном случае времени «восставшего», чреватого катаклизмами, не зря тут же сказано о борьбе: лиса и лев боролись в челноке.

Выскажу здесь такое предположение: отвесная стена воды, символизируя духовную вертикаль, в то же время соотносится с апокалиптическими пророчествами вставшего стеною моря. В «Историческом зерцале» Винцента из Бове (ХII—XIII в.) в строках о конце света читаем: «В день первый море встанет, словно стена, и на сорок дней поднимется выше гор».[2] Таким образом, с первой же строки стихотворения страшного 1937 года возникает образ апокалиптического времени. Вот и роза, символ мироздания, оказалась разрезанной в ходе катастрофы. С розой играют рыбы, чувствующие себя воистину как рыба в воде — они ведь символ Христа, так что им только и радоваться, и играть в виду рушащегося старого мира, в предвкушении будущих земли новой и неба нового. Игра в поэтике Мандельштама — радостный акт творчества, созидания (что отмечает и Стратановский, доказывая, что речь идет о строительстве величественных соборов — dôme: «дом построив пресный»; принимая его мнение, думаю, стоит расширить акт творчества до сотворения постапокалиптического мира).

Дальше апокалиптическое озеро сольется с родственной стихией реки, а та, в свою очередь, породит океан, о чем ниже. Без изображений реки и моря-океана нет Средневековья. А вот лиса и лев — эти звери борются, причем в челноке: в пароксизме все восстало; если не Откровение Иоанна, то, быть может, всемирный потоп. Челн, челнок, корабль, ковчег… («Плыви, мой челн, по воле волн»; «Нас было много на челне»…) Лев — символ благородной силы, изображения льва украшают Реймсский собор, как и во множестве другие готические соборы. Так что праведность борется с лукавством и коварством, олицетворяемым лисой, как она представлялась в символике Средневековья.

О льве немного подробнее. Лев и роза возникали еще в 1923 году в стихотворении «Язык булыжника мне голубя понятней...»:

 

Мне трудно говорить: не видел ничего,

Но все-таки скажу: я помню одного;

Он лапу поднимал, как огненную розу,

И, как ребенок, всем показывал занозу,

Его не слушали: смеялись кучера,

И грызла яблоки, с шарманкой, детвора...

 

Здесь лев с очевидностью подразумевает выдающуюся непризнанную личность, чья судьба сходна с судьбой самого Мандельштама, так что лев в апокалиптическом стихо­творении 1937 года видится автобиографическим сопоставлением. Лев борется с лисой — хитрой и сильной властью. А Париж в этом стихотворении с его приметами старины не случайно соотносится с приметами старинной Москвы в стихотворении «1 января 1924 года» (см. текстовые совпадения: снег, яблоки и пр.). Всё дает основания увидеть в приметах французских соборов намеки на русскую судьбу.

Во второй строке стихотворения — та самая разрезанная роза в колесе. Понятно. Главная архитектурная деталь Реймсского собора, как и вообще готических соборов, — именно каменная роза на центральном фасаде, она же повторяется в глав­ном витраже фиолетово-розоватого (фиалкового — французский цветок) оттенка.

В центре цветка на главном витраже Реймсского собора изображено животное собирательного типа: то ли лошадка, то ли ослик, словом, скачущее копытное, обозначенное поэтом как газель. Помимо игры слогов глазели — газель здесь безусловна привязка к пустыне и горам — библейскому пейзажу.

Честный песчаник… Это не величественный и надменный мрамор античных храмов — это первозданная глина, песок, из чего сотворено и Время, и Мир («Прими ж ладо­нями моими перебираемый песок»). Дождь прошел — вот песчаник и влажен, открыто, честно впитав священную созидательную влагу.[3]Все говорит о первород­ной стихии; это то тяготение к библейским первоосновам бытия, что настойчиво зву­чит в поэзии Мандельштама. Так, в стихотворении «1 января 1924 года» говорится о «простых глиняных обидах»: имеются в виду первостепенные человеческие надежды, насущные — «глиняные», то есть вечные надежды первочеловека как человека на все времена; эти извечные надежды могут быть жестоко попраны: «Еще немного — оборвут / Простую песенку о глиняных обидах / И губы оловом зальют».

С песком и песчаником связываются ассоциации со строками восьмистишия, навеянного, очевидно, известной гравюрой Уильяма Блейка «Великий Архитектор» или другими картинами на подобный сюжет.[4] У Блейка Творец с циркулем в руках склонился в вихре ветра и лучей над песчаной пустыней:

 

Скажи мне, чертежник пустыни,
Арабских песков геометр,
Ужели безудержность линий
Сильнее, чем дующий ветр?

 

Из песка, как вариант — из глины, сотворен мир. Так что песчаник — безусловно, первозданный, неподдельный, подлинный, «честный». Глина как синоним первоздан­ности и подлинности присутствует во многих стихотворениях Мандельштама.

…Но вернемся к розе в колесе, из которого вырвалась символическая газель. Вот она бежит прочь за край колеса — круга повседневности, круга бытия. И возни­кают устремленные в небо башни: «газель перебежала, / И башнями скала вздохнула вдруг». Башни — опять вертикаль. Кроме того, вижу здесь перекличку с таким стихотворением Мандельштама:

 

Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то — четырех задыханий
Придет выпрямительный вздох —

 

И так хорошо мне и тяжко,
Когда приближается миг,
И вдруг дуговая растяжка
Звучит в бормотаньях моих.

 

Выпрямительный вздох. Вздох и взгляд, устремление в высь, в небо — прочь из круга повседневности. Из круга — по вертикали. Геометрия пространства, подвластная не только Творцу — «геометру песчаных пустынь», но и человеку-творцу с его величественными сооружениями. Да, астма сыграла свою роль в пристрастном отношении к дыханию, к задыханию, к «выпрямительным вздохам», как убедительно пишет в одном из очерков Стратановский. Но в то же время, заметим, перед нами метафора творческих усилий поэта, призванного быть «собирателем пространства». Это задыхания поэта, ищущего Слова, слова творящего. И обращающегося все к той же творческой выпрямительной вертикали. Необузданная жажда пространства и ощущение долга в его «собирании», как и в воссоздании «сломленного по хребту» века, в творчестве Мандельштама занимает одно из ведущих мест, что требует отдельного исследования.

Итак, дуговая растяжка после усилий-задыханий. Перебежавшая круг в фиалковой розе-колесе, вырвавшаяся на волю газель пространственно как раз и соответствует тому освобождению, выпрямительному вздоху, что созидает из «бормотаний» поэта — вольный стих. Описывая образование листа настурции (в период увлечения «Творческой эволюцией» Анри Бергсона), Мандельштам пишет: «…силовое напряжение, бушующее вокруг листа, преобразует его сначала в фигуру о пяти сегментах. Линии пещерного наконечника получают дуговую растяжку». Таким образом, дуговая растяжка — признак роста, формирования, преображения и становления. Дуговая растяжка участвует в созидании стихотворения, как и созидании вертикали Собора (в соответствии с отвесом или вертикалью Времени).

Недуги — недруги — других — дуг — подлинно блаженное бормотание! Реальная основа этих недугов-недругов — возможно, лающие на арках горгульи, нагруженные метафизикой этих фантастических существ, куда входят и «недуги» — уродливые химеры разного рода, демоны рельефов Страшного суда в виде чудищ на стенах собора. Без чудищ ведь нет Средневековья; бестиарий, апокалиптические существа — полноправная составляющая его культуры. Возникает, в частности, ассоциация с лающим адским псом в Дантовом Аде: «Трехзевый Цербер, хищный и громадный, / Собачьим лаем лает на народ» (помним, Мандельштам писал о Данте). Средневековая литература, скажем, «Физиолог», «Этимологии», повествует не только о демонах, но и о людях-чудовищах; такие люди-«недуги» считались недругами правоверных христиан.[5] Страшный суд — главное событие Апокалипсиса, так что мое утверждение о том, что стихотворение намекает на Апокалипсис, этими строками подтверждается.

«Недруги невскрытых дуг» — достаточно загадочное словосочетание. Стратановский полагает здесь противостояние сквозных арок готики — дугам русских храмов. Вероятно, он прав, что подтвердим, в частности, строками об Успенском храме: «Успенский, дивно округленный, / Весь удивленье райских дуг» («О, этот воздух, смутой пьяный...»). Стоит также учесть строки из стихотворения «Notre Dame» — про «египетскую мощь и христианства робость» в интерьерах соборов (еги­петскую в значении экзотическую, не христианскую). Впрочем, в «бормотаниях» про дуги-недуги реализуется поэтический принцип слова-колобка, перекатывания звуковых сочетаний: «Время — царственный подпасок — Ловит слово-колобок» («Как растет хлебов опара...»). А слово горгульи произведено из того же звукового материала, что и дуги-недруги-дуг; слово это как бы само собою выпевается или, лучше сказать, выкатывается из родственного ряда…

И вот наконец речка, дерзнувшая породить океан. И что за река, если она не мечта­ет стать океаном? Что ж, ведь и в капле отражается океан, а река тем более властна претвориться в великую стихию духа. Река как символ текучего времени у Мандельштама — это не та державинская «Река времен», что в своем стремленьи уносит все дела людей, царства и царей, — это река, рождающая вольную стихию океана. Река в христиа­нской культуре — образ движущегося времени, она устремлена в будущее. Река у Мандельштама — это река и Времени, и судеб людских, и река горестей, грозящих превратиться в океан:

 

И мне гремучие рассказывали реки

Ход воспаленных тяжб людских.

 

Итак, из реки восстает мальчишка-океан. Увидеть океан этаким парижским гамэном, сравнить его с мальчишкой из простонародья, озорным, вольнолюбивым, шаловливым — в этом и поэтическая дерзость, и новизна. Помним, что средневековая мысль (как, впрочем, и долго после) персонифицировала стихии и субъекты мироздания: Земли, Реки, Моря и т. п. В образе мальчишки-океана видится вот что: Апокалипсис, как известно, должен породить землю новую и новое небо. А наш апокалипсис 1937 года, как, очевидно, надеялся поэт, разрешится новой реальностью, представленной новым юным веком, радостным и вольным.

Океан этот встает из речки пресной. Эпитет пресный, на мой взгляд, связан с пред­ставлением о вечной питающей стихии — по ассоциации, присной стихии; здесь мож­но увидеть игру созвучиями: пресный — присный, вечный (хотя слово присный не на­звано, но, возможно, подразумевается: Мандельштам писал о «глоссолалии фактов» — притяжении смысла слов по созвучию, и широко эту глоссолалию практиковал). Эпитет пресный повторен дважды: пресный дом, он же собор — dôme, и пресная речка как освоенные человеческие прибежища, рождающие могучую стихию — океан Преображения, океан Нового мира.

Мальчишка-океан в конце концов «чашками воды швыряет в облака». Помимо выразительного звукового сопровождения «ш-ш-ш» — так и видишь верхушки волн прибоя с отрывающимися шлепками-чашками воды, летящими, как видится наблюдателю, вверх, в облака, — Океан с мальчишеским озорством, как бы резвяся и играя, достает до неба, восстанавливая вертикаль вечного времени.

Так начальная тема апокалипсиса, рушащегося старого мира логически-стройно претворяется в идею надежды на новый век. Век безбрежной, океанической мощи и свободы духа.

 


1. Осип Мандельштам в 1908 г. посещал лекции Анри Бергсона в Сорбонне.

2. В этом же пророческом тексте говорится, что «на двенадцатый день упадут звезды, а на тринадцатый умрут <...> выжившие, дабы воскреснуть вместе с мертвыми». Не отсюда ли в том числе боязнь Мандельштама «колючих падающих звезд»?

3. В центре Парижа на месте будущего дворца Тюильри добывали глину, там же делая из нее черепицу («тюиль», откуда и название дворца). Такие детали также имеют значение для поэта, питая его впечатления.

4. «Серебряный век» не мыслим без переводов; переводили практически все крупные поэты с разных европейских (а по подстрочникам и с восточных) языков. Блейка, а также Кольриджа, Шелли, Эдгара По, Уайльда переводил Константин Бальмонт. Эллис (Кобылинский), знаток Бодлера, переводил также и Уайльда. Английских романтиков переводил Николай Гумилев. Мандельштам, сам переводческую работу не очень любивший, тем не менее, знал и ценил переводы сотоварищей-поэтов, и, разумеется, ценил творчество Уильяма Блейка.

5 Безобразное и ужасное в противовес возвышенному и прекрасному как другая сторона медали — непременная черта эстетики Средневековья. Без этих «лающих порталов» короткое стихотворение могло бы показаться слащавым, не отразив духа средневековых соборов. «Лающие порталы» — свидетельство Страшного суда. В последующие века чудища на фасадах соборов воспринимались как порождение дьявола и были христианству враждебны.

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Михаил Толстой - Протяжная песня
Михаил Никитич Толстой – доктор физико-математических наук, организатор Конгрессов соотечественников 1991-1993 годов и международных научных конференций по истории русской эмиграции 2003-2022 годов, исследователь культурного наследия русской эмиграции ХХ века.
Книга «Протяжная песня» - это документальное детективное расследование подлинной биографии выдающегося хормейстера Василия Кибальчича, который стал знаменит в США созданием уникального Симфонического хора, но считался загадочной фигурой русского зарубежья.
Цена: 1500 руб.
Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России