ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

СЕРГЕЙ НОСОВ

Магия и мания богатства,
или «Творческое наследие» Карла Маркса

Начнем настоящее краткое, но довольно-таки эмоциональное эссе с тезиса, может быть, несколько максималистского, но зато отличающегося сущностной правдивостью и вполне доказанного самим реальным ходом российской истории прошедшего и нынешнего столетий.

Учение Маркса, марксизм, и вообще «феномен Маркса» были с беззаботной наивностью первоначально поняты и благосклонно осмыслены русской свободомыслящей интеллигенцией плехановского типа как невинное учение о грядущем торжестве полной социальной справедливости, о грядущем полном равенстве и будущем удивительном братстве людей.

Марксизмом первоначально беззаботно и безобидно увлекались в России (молодые философы и публицисты Струве и Бердяев и многие другие, такие же молодые, просвещенные и по молодости мечтательные) как этаким славным «экономико-поэтическим» эпосом о путях построения гармонического общества, в котором всем на радость будет плескаться у ног трудящихся масс море всеобщей любви, ярких весенних цветов и радостного юношеского (или девического — тут всё от пола…) умиления благословенной гармонией будущего, которое имеет счастливую историческую возможность стать когда-то настоящим.

На самом же деле все это было зря — наивно, опрометчиво, глупо и очень опасно, как и многие другие не разрешенные не только пресловутыми властями предержащими, но и здравым смыслом детские игры.

Марксизм — опасен.

В марксизме таятся такие «подводные течения», присутствуют такой силы головокружительные водовороты страстей и потаенных порочных стремлений, что никогда не позавидуешь тому обществу, которое попадает, как муха в паучьи сети, в плен любой из многих и почти всегда далеко не безобидных разновидностей и обличий марксизма.

В своей идейно-психологической сердцевине марксизм, как ни странно, — это соблазнительная утопия и завуалированная мистика, это своего рода мания и одновременно явная магия, причем магия денег, с которой срослась фанатическая вера в мистическое их всевластие в мире, в их превращение в «идола» некого космического всемирного рынка, жестокие законы которого можно на практике опровергнуть, только уничтожив во имя коммунистических грез всю объективно существующую и исторически сложившуюся реальность.

Да, именно так: марксизм порожден обычным, хотя и несколько извращенным и притом магически-мистическим поклонением золотому тельцу, как это явление с незапамятных времен именовалось.

Хотя о господине Марксе как добродетельном защитнике прав, достоинства и мифической исторической миссии пролетариата уже написаны тонны разнообразной фактологической и теоретической литературы, важно именно теперь заглянуть в душу идей Маркса, а душа эта — не что иное, как слепая и безотчетная вера в мистическую природу и магическую власть наживы и капитала.

Карла Маркса всю жизнь преследовала навязчивая идея — ему, долгие годы мучительно, с каким-то плохо скрытым напряжением и даже отчаянием писавшему, естественно, и не завершившему свой чудовищно титанический труд, «Капитал», постоянно грезилось, что он скоро найдет некий магический ключ к разгадке великой «тайны денег», по сути своей — тайны лежащей далеко за пределами обычного человеческого опыта.

Маркс, с его бухгалтерской, а с другой стороны — болезненной жизненной философией и психикой, считал, что все в жизни полностью предсказуемо и предопределено наличием или отсутствием денег, из чего вытекает и счастье, и несчастье, и жизнь, и смерть и вообще едва ли не само мироздание.

Деньги первичны, а жизнь вторична — так можно (иронически, конечно) определить тот основной извращенно мистический «закон», в существование и огромное значение которого верил добропорядочный бюргер Маркс, любовно называя его неким «законом прибавочной стоимости».

Определить «украденную часть» этой самой прибавочной стоимости, а затем отнять и правильно распределить «в хорошие руки» сей неправедно присвоенный капиталистом «кусок общего пирога», или, точнее, известную «дозу» довольства и счастья, — таков вечный пафос Маркса, такова патетика идей этого духовно не вполне здорового человека с большими способностями теоретика-экономиста.

К сожалению, в общем виде «болезнь Маркса» как одна из форм традиционного поклонения золотому тельцу вечна как мир и периодически становится среди людей разных эпох, народов и вероисповеданий «чумой века».

На фоне текущих исторических событий и явлений можно, однако, подумать, что эта старая болезнь человечества «подкосила под корень» нынешнюю, посткоммунистическую Россию.

Конечно, именно Россия, если повнимательнее вглядеться в истекшие века ее истории, не слишком подвержена (хотя бы в сравнении со странами Западной Европы и США) трудноизлечимому «заболеванию деньгами», которые в ней обычно, подобно очумевшим от свободы беглым каторжникам, летят куда хотят и гибнут, тонут где придется…

Однако именно потому, что не берегут и не лелеют в России деньги, не хотят и не умеют их расчетливо приумножать, копить, распределять и тратить, может у нас иметь фатальный исход эта опасная «Марксова болезнь» — навязчивая и мистическая вера в то, что именно вечно ускользающие, но в то же время везде и во всем присутствующие деньги и есть заветный магический «кристалл счастья».

Но вернемся к самому Марксу.

В экстазе познания пригрезившейся ему окончательной истины Маркс блаженно писал в своем «Капитале»: «Весь мистицизм товарного мира, все чудеса и привидения, окутывающие туманом продукты труда при господстве товарного производства, — все это немедленно исчезает, как только мы переходим к другим формам производства».

Увы, «мы» (то есть общество, люди, его составляющие) толком никогда не переходили и, вероятно, никогда так и не перейдем к этим загадочным «другим формам производства». Производство останется товарным, без мистики, чудес и привидений, которые мерещились Марксу.

Вне стихии товарного производства, преходящий характер которой с таким навязчивым упрямством стремился всячески обосновать и доказать Карл Маркс, никогда не существовало ничего иного, кроме безнадежно примитивного натурального хозяйства или столь же безнадежной экономически распределительно-принудительной системы производства, причем она носила исключительно всеподавляющий характер, деля участников такого мрачного бестоварного процесса производства только на две сущностные категории — всемогущих надсмотрщиков-начальников и бесправных рабов.

В разделе первого тома «Капитала» под заглавием «Товарный фетишизм и его тайна» Маркс в соответствии с этим мудреным названием постулировал существование некой «тайны», лежащей в основе обычного превращения того или иного существующего в природе или сделанного человеком предмета в объект торговли, объект купли-продажи, то есть в товар.

Причем, задавая риторический вопрос, в чем же состоит эта мистическая тайна, Маркс давал такой, одновременно и претенциозно высокоумный, и ошеломляюще детский и смешной ответ: «Формы дерева изменяются, например, когда из него делают стол. И тем не менее — стол остается деревом — обыденной, чувственно воспринимаемой вещью. Но как только он делается товаром, он превращается в чувственно-сверхчувственную вещь. Он не только стоит на ногах, но становится перед лицом других товаров на голову, и эта его деревянная башка порождает причуды, в которых гораздо более удивительного, чем если бы стол пустился по собственному почину танцевать».

Тщательно объясняя, в чем же, по его мнению, состоит «мистический характер товара», Маркс фактически исходил из того, что происходит обмен-продажа не товара самого по себе, а имеющей ту или иную денежную стоимость условной «дозы» довольства, благополучия и счастья.

Маркс не переставал удивляться тому, что «лишь в рамках своего обмена продукты труда получают одинаковую стоимостную предметность». Спокойно, без особого мистического трепета осмыслить — как это так: совсем разные вещи стоят на гипотетическом всемирном рынке одинаково, Маркс решительно не хотел и не мог. Он был глубоко убежден, что стоимость вещи на всемирном рынке является не только утвержденным свыше эталоном ценности данной вещи для человека, но и своего рода высшей пробой этой вещи, гарантией ее способности приносить блага и счастье.

Марксу, что бы он ни говорил и ни думал о своем и чужом бескорыстии (кстати, у него в реальности особо и нет достоверных высказываний на эту трепетную для коммуниста тему), всегда на самом деле верилось, что чем больше счастья может принести та или иная вещь, тем она законным образом дороже и стоит.

Деньги же для Маркса суть некие «купоны счастья», с всевластием которых ему, как истинному коммунисту, официально трудно было согласиться только потому, что их, этих денег, в изобилии всем нигде и никогда все равно не достается.

Легко можно заметить, что и сам этот «коммунизм по Марксу» приобретает в итоге мистический характер — становится овладевающей человеком манией достижения вечного блаженства, о котором ранее, до пригрезившейся чудесной, даровой «бестоварной раздачи» вожделенных благ, радостей и счастья, даже и помыслить было невозможно.

Причем деньги, которые обожествлял в своем сознании достопочтенный Карл Маркс, рождаются фактически «как Венера из пены морской» — в итоге тоже по сути своей таинственно-мистической, вполне сакральной (подобной ритуальному действу) деятельности всемирного и вечного, поистине космического «рынка», где все реально существующее безостановочно, бесконечно, неумолимо продается и покупается, покупается и продается…

Захватит же этот мистически-колдовской «рынок», или скорее всемирное торжище, согласно фантазиям Маркса, воинственный и победоносный, подобный в своей миссии Всемирному потопу, мировой пролетариат. Захватит, чтобы бесконечно соблазнительное торжище сие, а вместе с ним и породивший это торжище объективный, исторически сложившийся материальный мир навсегда уничтожить, принеся долгожданную кровавую жертву — во имя избавления от непреодолимого вожделения к деньгам и избавления от неразрывно связанной с добыванием этих денег жизни.

Повторим и подчеркнем: Маркс совершенно явно придает, без всяких колебаний и умолчаний, деньгам неограниченную мистическую силу и магическую власть над миром.

Деньги для Маркса — на самом деле не просто какие-то условные «денежные знаки», выдуманные изобретательным человеческим разумом для удобного обмена одних предметов и материальных ценностей на другие в условиях более или менее организованного и слаженно живущего человеческого общества, а воистину мистические по своей природе, магические «кристаллы счастья», с помощью которых счастье, как и все прочее в подлунном мире, продается и покупается, увеличивается или исчезает, как туман ветреным утром.

Разом взять и завладеть всеми этими сокровищами, всеми этими «кристаллами счастья», за которые люди так отчаянно борются, а потом так фантастически благородно — широким «пролетарским жестом» — утопить, похоронить, отправить колдовские деньги эти в небытие — вот навязчивая и благородная до умопомрачения, до фанатизма и безумия идея, одолевавшая воспаленное воображение Карла Маркса.

Но что же тогда все-таки будет, что реально случится после этого торжественного жеста победившей мировой революции, когда эти загадочные и колдовские, проклятые и вожделенные, бесконечно ценные и всемогущие деньги наконец исчезнут?

Тут в контексте правоверного первоначального марксизма далеко не все ясно: то ли всем на радость утвердится некая вечность, нирвана, то ли навеки установится восхитительное и совершенно неземное, райское блаженство…

По крайней мере очевидно одно: восторжествует нечто совершенно «заоблачное» по отношению ко всей предшествующей истории человечества состояние сказочного Зазеркалья, где, как хорошо известно со времен Льюиса Кэрролла, все фантастично, неестественно и вообще «совсем наоборот».

Особо же, как бы для «галочки на полях», заметим в этой связи, что названное Зазеркалье — в данном случае не просто выдумка, а тоже своего рода экстаз или транс, в который можно впасть, «провалиться» в итоге пролетарской мировой революции, действительно прямо-таки как кэрролловская девочка Алиса в волшебный колодец.

Для нас же в России любопытно также то, что мы-то как раз в своем «русском мире», как модно говорить сегодня, дно этого волшебного колодца хотя бы отчасти уже и взаправду видели — не менее отчетливо, чем видела его ошеломленная Алиса в образе начальника — Кролика. Видели отнюдь не во сне и не мельком — в образе настоящего «друга детей», оставшегося в анналах истории «отцом народов» товарища Сталина, реально существовавшего истинного марксиста-ленинца.

Карл Маркс, как и многие просвещенные обыватели разных эпох, не хотел и не мог осознать очень простую вещь — благополучие человека, его счастье определяется прежде всего внутренним состоянием этого человека, которое, конечно, зависит в той или иной мере от многих внешних по отношению к самому человеку факторов (в том числе и от наличия у него денег и вообще материальных благ), но отнюдь не порождается и не поддерживается исключительно ими.

Маркс в своем «Капитале» констатировал уже в его время общеизвестное, но лично его всегда необыкновенно озадачивавшее и поражавшее: «Товарная форма и то отношение стоимостей продуктов труда, в котором она выражается, не имеет ничего общего с природой вещей и вытекающими из нее отношениями вещей». Затем наш многомудрый теоретик с умиляющим удивлением заявлял: «Чтобы найти аналогию этому, нам пришлось бы забраться в дебри религиозного мира».

Действительно, как загадочно! Вот, например, мыло и чайник стоя´т на полке магазина, допустим, рядом и оба сто`ят по 100 руб. А ведь какие они разные! Чайником нельзя намылить руки, а из куска мыла не налить себе чашку чаю! Вот уж чудеса так чудеса! Без погружения в «дебри» религиозного мира и «трущобы» религиозного опыта такое не только Марксу, но и вообще никому не осмыслить.

Однако, если отбросить неуместные шутки, почему же все-таки Карлу Марксу, талантливому экономисту-теоретику, так трудно было смириться с тем фактом, что порой совсем разным, несовместимым друг с другом и по-разному вписанным в мир и его природу вещам присуждается одинаковая стоимость?

Потому что стоимость и есть, как был убежден Маркс, мистическая суть вещей, данная им свыше и потому заслуживающая обожания и поклонения в форме культа и магии денег.

Скрытая мистическая подоплека верований Маркса и самого сотворенного им первоначального марксизма, на наш взгляд, такова: своевольный человек, мол, идет против замысла Творца, сотворившего стоимость вещей, всемирное торжище и правящие этим торжищем деньги, чтобы он, человек, был вечно счастлив и пребывал в денежном раю, распределяя изначально благословенные деньги если не по совести (вопрос совести казался Марксу сомнительным), то «по труду». Но в образе капиталиста и организованного им общественно-экономического мироустройства человек восстает против своего Создателя — берет себе и только себе намного больше денег, чем реально заслужил. И тогда сама мистическая природа денег трагически меняется, как бы перерождается или переворачивается наизнанку — деньги из благословенных становятся проклятыми, вместо святости в них обнаруживается «дьявольская личина». Их остается только ввергнуть в пучину небытия («во ад») вместе со всем порожденным ими миром зла.

Подобно Всемирному потопу, мировая пролетарская революция всепоглощающе низвергает в бездну деньги и мир, ими созданный. Устанавливается некий «небесный», совершенно неземной коммунизм, при котором люди станут ангелами, а ангелы — людьми, и небо сравняется с землей или по крайней мере произойдет что-то подобное.

Сектантский бред и отъявленная мистика, замешанная на вере в магию денег, в их способность стать неоскудевающим источником всех ценностей, благ и счастья? Естественно. Но, увы, таков по своим первоистокам весь марксизм, изучать который стоило бы в наше время уже не столько историкам-экономистам, сколько психоаналитикам, кропотливо и терпеливо исследующим природу разнообразных навязчивых идей и многоликих маний и фобий.

Маркс всю жизнь мучился болезненным для его сознания вопросом: сколько же именно капиталист недоплачивает рабочему, какую же именно часть прибыли своего предприятия он присваивает лично себе, а не пускает на возобновление, усовершенствование и расширение своего производства? Это, как казалось Марксу, во что бы то ни стало надо точно установить! Тогда и только тогда, как фанатически верил Карл Маркс, проблема благополучия и счастья человека будет наконец навечно решена, поскольку «лишние деньги» у капиталиста можно будет изъять. Или, что лучше: откроется научно обоснованная и потому законная возможность уничтожить самого наглого капиталиста, а вместе с ним все «зловредные» деньги как таковые, и затем решительно и бесповоротно двинуться в направлении заоблачного мира коммунизма, к которому ведет хотя и жесткая, но прямая, как стрела, историческая дорога благой в своей демонической жестокости диктатуры пролетариата.

Странные и страшные сказки, замешанные на химерах мистических грез? Конечно. Но опять же, на подобном смешении действительности и фантастических видений, где малое и реальное (проблема прибавочной стоимости) причудливо спутано с великим и фантастическим (идея мировой пролетарской революции), основан весь марксизм, такой же путаный, извилистый по своей внутренней логике и несколько галлюцинаторный, как и личностное сознание его создателя, которому, на наш взгляд, надо было бы желать в свое время не успешной проповеднически-революционной деятельности, а доброго душевного здоровья.

Карл Маркс с бухгалтерской рассудительностью и мещанским трезвомыслием писал о взаимоотношениях крестьянства и Церкви в средневековой Европе: «Десятина, которую он (крестьянин. — С. Н.) должен уплатить попу, есть нечто несравненно более отчетливое, чем то благословение, которое он получает от попа». И свободолюбивый (по легенде) и честный (как теоретик капитала) Маркс естественным для себя образом гневно не приемлет такой миропорядок, при котором реальная десятина обменивается (торгуется) на пустое благословение.

Менять, по Марксу, можно и нужно только «вещи на вещи», товары на товары. Только такой товарообмен будет в контексте построений «Капитала» обоюдовыгоден и честен. Если же, например, певец поет за деньги, то это уже — обман.

Ведь решительно невозможно зафиксировать точно «стоимость голоса»! Ну разве по громкости или по тембру: бас, скажем, дороже, тенор — самый дешевый, можно сказать, бросовый товар…

Что же говорить о стоимости поповского «благословения» — как его взвесить, с чем, с какой приправой и в каком виде его съесть или, на худой конец, каким образом его можно просто потрогать…

Да и нет никакого благословения — сказки всё, обман, миражи… Другое дело — деньги. От них-то наше счастье и сама жизнь реально зависят. У кого деньги — у того всё: власть, благополучие, справедливость, вообще всё, всё, всё… «в кармане», упаковано и обеспечено… купил, продал, получил, съел… Вот и вся жизнь «как на ладони», так уж устроен мир, хотя, конечно, можно его и переустроить, только бы определить, какую часть прибавочной стоимости ворует капиталист, причем очень точно, научно определить, а остальное уже пустяки, дело житейское — мировая революция, «мировой пожар раздуем». Это уже — серые будни нашей революции, главное — разобраться окончательно с прибавочной стоимостью, раз и навсегда разобраться, всё научно обосновать, доказать, чтобы и не было ее вообще, чтобы исчезла она с лица земли, проклятая, во веки веков! И деньги чтобы исчезли, и старый мир чтобы исчез! Всё, всё, всё будет новое! Как на небесах — и лучше, чем на небесах! Сама земля станет небесами! Всесмешение! Счастье! Очищающий потоп! Скорее, скорее… надо непременно писать и писать «Капитал», надо дописать его, а то не успею, умру… И умер.

Остался марксизм. Социал-демократы. Серьезный Каутский. Наглые Ленин и Троцкий. Маленькие и мерзкие Каменев и Зиновьев. И наконец, злодей Сталин. И это уже апофеоз, «песнь песней» — лагеря, расстрелы и горы трупов, чудовищная бедность и оболваненность народов всего огромного СССР…

А виной всему что? Мучительная проблема присвоения «избытков» прибавочной стоимости, недописанный «Капитал», жизнь изгнанника в туманной Англии, фантазии и мечты одинокого революционера вперемежку с экономическими штудиями — и навязчивые идеи, неотвязные, всюду преследующие, как тени или как черти…

Такова, как нам представляется, краткая «летопись» болезненного потока сознания Маркса как создателя марксизма, и таков пунктир в значительной мере кровавой и уже посмертной истории этого самого марксизма, не принесшего не только полностью разгромленной перелицованным в ленинизм марксизмом России, но и вообще никому ничего хорошего — одни восстания, диктатуры, репрессии, террор, бредовое экономическое устройство, вождизм и полный развал свободной духовной культуры.

Вывод? Больные идеи, идеи-мании, замешанные на мистике и магии, особенно если эти мистика и магия связаны с вожделенными деньгами, которых всегда хочется и всегда мало, действительно заразительны, действительно крайне опасны, способны распространяться по миру, как некогда распространялась чума, способны безжалостно косить и косить людей, как траву, лишая их того самого права на жизнь и на счастье, ради утверждения которого, казалось бы, были когда-то вполне благонамеренно, но как-то нездорово, болезненно, как в навязчивом бреду, созданы.