ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Ольга Ермолаева

Лаковый алый кизил

* * *

 Посвящается Девятому форуму русистов Украины

 

на автобазе в лужах закат и поет сверло.

горек и прям, одинок я, — такой сутба...

ты мне не брат, без обиды: заткни хайло, —

где у нас пульт? — телевизор, шайтан-арба!

 

поезд в чугунных ботах рушился с гор,

но между тем рассекал степями, где срач.

только омела меня занимала, Сиваш, простор

да антрацитовый, с бликами сини, грач.

 

мир меня ловит, иззубривая, дробя...

музей Шмелева без света, там кто лепечет: «сплю-сплю!»?

слышишь, армада речи, ради тебя

всю тягомотину жизни перетерплю.

 

возлюблена до апострофа, эпиграфа, запятой!..

 я не владею ни виллой, ни «калашом»...

...проклят конгрессом русистов и лично мной,

суржик влетал в вагон и пытал: «а шо?..»

 

 

* * *

лаковый алый кизил на Тепе-Оба

над Феодосией... (почвы слепящий мел!) —

методом проб и ошибок найдем, где спел...

именно Вас притянуть к себе не судьба!

 

...всё — «Богом Данной»: воздушный сланец степей,

войны, морских десантов несчастный шторм,

бухта Двуякорная и Карантинный холм,

этот цикорий, вьюнок, в оборке — репей...

 

за стенобитной машиной вслед — ватерпас,

но утоленья, но облегченья нет:

призраки храмов, мечетей обстали нас...

как неуютно от Божьих жестоких глаз,

и, чересчур взыскующ, стрекочет свет!

 

диким маслинкам здесь не созреть вовек...

и катапультой забрасывает — чумных! —

с войском чумным под крепостью — Джанибек...

сколько же рук у меня было в мире — почти как рек!

ваш, серебро с бирюзою, браслет — на одной из них...

 

 

ШАЛИКОВО

в моих глухих лесах я видела опять

тот легонький, наверно, лисий череп.

Дубровский, нам не только в прятки не играть, —

но даже не качаться на качелях!

 

самозабвенно так пионы здесь цветут —

как счастие, когда б Господня воля.

так рано стаи птиц черемуху клюют —

она как дробь, что с Бородинска поля.

 

лермонтоведов дар, тут буйствует жасмин,

он пахнет на селе похоронами...

таинственен лишь дуб, мой верный господин, —

о, в центр Земли настропален корнями.

 

вот это вот — и всё, что вместится в тире?..

я не люблю театр, но знаю толк в романах.

всё СУшек кувырки над садом о заре;

генштабовцы на мотопарапланах...

 

вот и пришло ко мне — и, право, очень жаль! —

чудовище простого уравненья:

чем несказанней мир — тем яростней печаль...

я наконец молю любого утоленья!

 

 

* * *

первый катер на Керчь в неприютную рань —

запах помню, но выключен звук;

побреши о бессмертной любови, Темрюк,

но останься светла, Тамань.

 

средь цыганок-шалав, местных с вечным лещом

(зелень-мелень, орехи, кишмиш),

кто меня укрывал офицерским плащом

и смеялся: «Земфира, ты спишь?»

 

как сигнальные бакены алы вдали;

это водка? коньяк? — «Стрижамент»…

это крупнозернисто, в станичной пыли

Ходасевича слово «брезент».

 

…я три года живу точно злой делибаш,

жизнь моя ни о чем — суррогат.

…эта речь месхетинцев: из русского — мат,

но блеснуло и в ней: «карандаш».

 

и когда, ох, загонят — нет, не за Можай,

мы останемся только вдвоем.

я скажу ему: «Ну, если что, извиняй.

погуляла и будет. Пойдем».

 

 

* * *

во как Кустурица мельтешит —

пролитый скипидар! —

как малярии цыганский шик,

сталелитейный жар...

словно в грудину Кыштым зашит

или же Качканар!

 

хинной привет от меня коре

(цвет у таблеток ржав),

крупно дрожишь в золотой дыре,

множество ног поджав...

 

как оглушительно! — ну кончай

падать, и пол нечист —

пахнет в бедняцком буфете чай!

о, и лавровый лист!..

 

Божье творенье, отнюдь не пьянь,

знай: разгоняя мрак,

я так люблю дорогую рвань

и на откосах шлак.

 

где синеглазый мой джамбль живет?

нет, не террибль, а джамбль!

это дыхание (страх!) — рот в рот! —

нет, не рот-фронт, но джамбль!

 

фамы! хронопы! нас подберет

с гением с гелием дирижабль...

 

* * *

…это ветер Петровского парка!

                       Владимир Луговской

 

слышу, слышу весенний гул,

по Москве дымок хуторской,

между соснами волейбол

в санатории над рекой…

ветер кварц несет в Барнаул

из Монголии, Луговской…

 

синим зеркальцем блещет рельс.

где припек, мазут, креозот —

нежный трепет воздушных линз —

Цейс, их целый стеклозавод!

 

а давно ль обещал кранты

конь в пальто из Караганды;

да во льду собачьи следы —

словно в грубом стекле цветы…

 

…вот пройду с прозрачной толпой,

к виноградной прильну толпе —

мой татарский словарный слой —

лишь о влаге, лишь о судьбе! —

 

слышишь, слышишь: «чишма», «кисмет»!..

...первых сонных шмелей басы,

оголтелый апрельский свет,

поливальных машин усы,

 

и бесплотных тел мельтешня,

и понятней день ото дня —

кто зачем-то продал меня

иль случайно пропил меня.

 

 

* * *

так жалко церквей, церквей,

тайных моих опор,

вечно, подняв лицо,

молила: «благослови...»

 

кошка моя чуть свет

носила мне на крыльцо

ящерок в острых зубах —

в ее головенке мысль

мерцала: меня кормить!

 

когда она умерла,

сниться мне принялась

женщиной молодой:

 

в сумрачных анфиладах,

набросанных так небрежно,

будто серебряным мелом, —

бегала с легким смешком,

не приближаясь ко мне...

 

...старенький горный спасатель

к праздникам вечно слал

открыточки из Терскола:

сидел без ног у окна,

смотрел в бинокль на Эльбрус!..

 

...знаю, в какой футляр

прячут любимые мной

легкие голоса...

 

...за что, за который грех

изъеденные кислотой

мне, не жене, не подруге! —

поэты кричат в лицо:

— меня! никто! не читает! — ...

убила бы! но люблю.

 

...невыносимая ты!

что ж так (горька!) сладка?

пудовые слезы мои

ночные на Третьем кольце...

 

...вдохни и еще вдохни:

вот уж прикрутят фитиль...

галоша в темном лесу

полна зеркальной воды.