МЕЖДУ ДВУХ ВЕКОВ

Юрий Карякин

Переделкинский дневник

Юрий Федорович Карякин (1930—2011) — писатель, публицист, философ, специалист по Достоевскому.

Он родился в Перми. Закончил философский факультет МГУ и аспирантуру (1956).

В начале 1960-х работал в редакции журнала «Проблемы мира и социализма» в Праге, где опубликовал две статьи, получившие большой резонанс, — о Достоевском (1963) и о Солженицыне (1964). С 1965 года некоторое время работал специальным корреспондентом газеты «Правда», потом в Институте международного рабочего движения АН СССР.

В 1968 году был исключен из КПСС за выступление на вечере, посвященном Андрею Платонову в Центральном доме литераторов, на котором высказался против возрождения сталинизма в СССР и в защиту преследуемого властями Александра Солженицына.

В 1970-е годы, целиком погрузившись в творчество Достоевского, написал несколько статей и книгу «Самообман Раскольникова» (1976).

С началом перестройки активно включился в общественно-политическую борьбу. Его публицистические выступления и прежде всего статьи — «Стоит ли наступать на грабли» (1987) и «Ждановская жидкость» (1988) — способствовали отмене позорного в истории русской литературы постановления ЦК КПСС 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград».

В 1989 году был избран депутатом от Академии наук СССР на Съезд народных депутатов и вошел в Межрегиональную группу. С декабря 1990 года на общественных началах работал в Президентском совете Ельцина. У многих в памяти осталась его знаменитая горькая фраза декабря 1993 года, когда в Думу чуть ли не на четверть мест избрали жириновцев: «Россия, ты одурела!»

В 1993 году Карякин покинул Президентский совет и ушел из политики. Занялся литературным трудом. Итогом этой работы стали книги: «Достоевский и канун XXI века» (1989), «Перемена убеждений» (2008), «Достоевский и Апокалипсис» (2009), «Пушкин. От Лицея до… Второй речки» (2009), «Жажда дружбы. Карякин о друзьях и друзья о Карякине» (2010), «Бессмертный. Приход и изгнание» (2011), «Не опоздать!» (2012).


 

 

В 1993 году мы с Ирой переехали в Переделкино. Впервые в жизни появилось ощущение своего дома. Впервые выбрались из московской клетушки на сосновый простор. Да к тому же Ира купила хороший (для того времени) компьютер. Стали размещать книги в моем кабинете, по размерам превышавшем всю нашу прежнюю черемушкинскую квартиру. Установили стеллаж и для моих дневников — небольших книжиц карманного формата, которые я обычно носил с собой и куда записывал всякие мысли, приходившие в голову. Привычка эта — вести дневник, вернее не собственно дневник, а делать очень короткие и порой никому не понятные (даже и мне с годами) заметки, — возникла у меня давно. И хотя, как считают все мои друзья и близкие, что большего разгильдяя, чем Карякин, нет, оказалось, что благодаря выработанной с годами привычке записывать все более или менее стоящее, что мелькало в мозгу, — собралась очень своеобразная хроника моих мыслей за полвека.

С переездом в Переделкино я окончательно ушел из политики, в которую попал случайно, на волне перестройки, а потом и благодаря избранию народным депутатом от Академии наук, и где чувствовал себя как рыба на песке. Уйти-то ушел, а снова поплыть, как раньше, в привычной реке литературы — тоже оказалось непросто. В общем, был какой-то кризис. И тут мой переделкинский сосед и старый товарищ Юра Давыдов посоветовал: «А ты вместе с Ирой начни расшифровывать свои дневники. Наверное, всплывет много интересного».

И вот уже как-то летом 1994 года, когда мы обустроились, точную дату не помню, начали расшифровку старых дневников. Начали вразбивку, что попадалось под руку. Методики тогда еще не выработали. К тому же сразу после расшифровки двух-трех строк — хотелось уже прокомментировать. А потом и вообще, отставив в сторону старые дневники, стали записывать почти каждый день новые впечатления и мысли. Так и сложился этот «Переделкинский дневник» или «Уколы мысли», представляющий лишь малую часть дневниковых записей. Замысел подготовить к печати более обстоятельный дневник, видимо, не осуществится никогда.

Впрочем, некого винить, кроме самого себя. Ибо главный мой недостаток — безграничность, вытекающая из глупой надежды на бесконечность жизни. Ведь на самом деле безграничность — сильный тормоз в работе. Не надо рваться в бесконечность. Рваться надо — в ограниченность. Необходимо себя ограничивать. Не умею.

До сих пор мечусь между двумя полюсами, отнюдь не самоуничтожа­ющимися, — взять и отдать. Все время ощущаю собственную безграмотность, и хочется еще и еще знаний. Но «ликбез» сам по себе — бесконечен. Все, что я могу и должен сказать, я уже нажил. А осознание ничтожности собственных знаний — этот самый «ликбез» — несопоставим с радостью собственного открытия. Ведь в последнем случае ты не просто одаряешь себя познанием, добытым человечеством, но знаниями и опытом (прежде всего духовным), пережитым тобой лично.

Дневник мой предстает порой для меня как чистый сумбур. Почему я «сумбурю»? Да просто потому, что систематизировать, то есть «подвести магнит» под все эти опилки, может или сможет всякий сколько-нибудь умный человек, а тем более (всхлипну я!) полюбивший мою грешную душу. Наверное, я и сам бы смог. Но смею уверить: раз этот «сноп» опилок летит, извергается — я точно знаю! — его не остановить. Потом не будет.

 

КАК Я НАЧАЛ ВЕСТИ ДНЕВНИК

Первый раз — в 1955 году. Аркадий, любимый мой дядя, подарил толстую записную тетрадь на день рождения с напутствием: «Записывай свои, да и чужие умные мысли».

С перерывами писал в ней: с 18 сентября <19>55<-го> до апреля 1961<-го>.

Второй — с 1964 г. и до сих пор, без перерывов.

Все, что меня тогда мучило, все, что противоречило моей мировоззренческой «монолитности», которую я еще не в силах был одолеть, я передавал другому...

Один доканывает меня из прошлого, другой, молодой, — из настоящего. Я сопротивлялся и вдруг понял сейчас, что мне просто невыносимы мои противоречия, надо отдать их другим.

Вспомнилось: Достоевский в февральском письме 1854 г. Фонвизиной: «Я — дитя века сомнения и неверия». Он отдавал свои противоречия — своим героям. Освобождение. От невыносимости противоречий.

Этот этап, этот переход длился очень, слишком долго, в нем были свои прорывы и свои отступления, иногда панические.

Теперь годы сжимаются в мгновения, как вещество, так что один квадратный сантиметр вещества может весить чуть ли не как вся Земля. По странной, давным-давно замеченной и до сих пор не объясненной особенности человеческой психики — ВСЕ может пронестись в одно мгновение. Я часто думал: вот скажешь — сенокос, гроза, дядя Ваня... И — сразу же ВСЕ вспыхнет, разом и в деталях одновременно... Как в музыке: «время» и «пространство» в музыке, — а также во сне! МУЗЫКА — ВРЕМЯ и РАСПЛАСТАННОЕ ПРОСТРАНСТВО. Вся тайна музыки — в ликвидации времени. Вся тайна времени выражена в музыке.

1993 год

30 июня

Начинаем с Ирой расшифровку старых дневников. (Следом за расшифровкой идут комментарии или воспоминания, продиктованные Карякиным уже в 1993 году. — И. З.)

 

Из блокнотов 1962 года

Хельсинки. 1962 г. Я в командировке от журнала ПМС («Проблемы мира и социализма». — И. З.). Успенский собор. Ходил на все службы. Собор огромный, а на службе — человек 10—15, максимум 20. Какое-то ощущение птиц-калек. Хор-чудо. Подошел батюшка (видать, я ему примелькался).

— А не желаете ли туда? — показал на хор.

— Нет.

(Хотелось сказать — нельзя, он это понял. Было стыдно.)

— Вы веруете?

— Да как сказать... (промямлил).

Вспомнился эпизод с Павлом Сергеевичем Поповым. Он читал у нас на философском в МГУ формальную логику. Всегда тщательно одет, по-старинному. Потом узнал: был академиком в <19>20-е годы какой-то Вольной академии художеств.1

Однажды я шел из дома по переулку, ведущему к церкви (Сокольники). Полутемно. Человек впереди вдруг остановился и перекрестился на собор. Когда я сравнялся с ним, узнал Павла Сергеевича. А он узнал меня. До сих пор помню глаза. Жалкие, испуганные, молящие. До сих пор больно.

Сюжет. Предсказатель. Предсказывает кому-то скорую смерть, точную дату (все слышали); перед этим — «если не хотите, не буду называть».

— Хочу.

 — Ну смотрите.

(И — подготавливает убийство этого человека...)

Предсказывает публично свою смерть (тоже подстроил?).

По-настоящему мои блокнотные записи начались с Польши (сентябрь—октябрь 1964). Их и посмотрим. Впрочем, лучше сразу писать, что вспоминается.

 

Записки «белого мышонка»

Из Праги, где я с 1961 года работал в международном журнале «Проблемы мира и социализма», в отпуск обычно ездил на наш юг — Сочи, Гагра. А тут вдруг предлагают — «гостевую путевку» в Закопане (Польша). Оказывается, из-за этой путевки все в редакционном начальстве передрались и кто-то сказал, а Карякин ни разу не ездил по гостевой. Ну вот я и поехал.

В Варшаве на вокзале встречали, как Ю. Гагарина. Какие-то старые большевики польские. Роскошный отель. Четыре комнаты. Торжественный обед с их зав. международным отделом, имени не помню сейчас, фамилия — Мруз. Подошел развязный человечек. Дал три (!) конверта: «на трамвайные билеты» (в каждом по 10 тысяч злотых).

Вечером бродили с Мрузом по Варшаве. Раньше он работал секретарем парткома на каком-то большом заводе. Его рассказ: «Вызвали в ЦК. Ничего не говорят. Только водят по кабакам. Крепко пьем. Я боялся ударить в грязь лицом. Не отставал. Но старался не пьянеть. Наконец говорят: „Экзамен выдержал. Будешь зав. отделом. Ну конечно, прощупывали и политически...“».

И вот мы бродим с Мрузом по кабакам. Платит, разумеется, он (мне запретил). Берет самое-самое дорогое... Под конец:

— Что же делать?

— С чем?

— Да вот на тебя на день положено тратить... 10 тысяч злотых, а мы истратили только 3.

— Так отдать тому, кто победнее.

— Нельзя.

Закопане. В этих местах, думаю я, лет 60 тому назад гулял, спасаясь от русской полиции, несостоявшийся юрист, в чьем распаленном мозгу рождалась великая идея: превратить начавшуюся «империалистическую» войну (шел 1914 год) в войну «гражданскую».

Два маленьких полузамка. Опять роскошные номера. В каждом — полный бар. Холодильники набиты всякой снедью. «Контингент» — человек 20—25. Председатель комиссии партийного контроля Павел Васильевич Кованов. Секретарь Краснодарского обкома Иванов. Секретарь Владивостокского обкома. Главный редактор газеты «Neues Deutschland», министр КГБ Болгарии, главный редактор какой-то прокоммунистической арабской газеты (ему тот маленький плюгавенький человечек каждый вечер приводил баб — «национальная специфика»).

Змеиное гнездо ПАРТИЙЦЕВ. Замкнутый коммунистический мирок, где все свои и «все оплачено». Разговоры среди своих с матерком. Все много пьют, языки развязались, допустимые «тайны» друг другу докладывают.

Я — белый мышонок в стае серых крыс. Моя позиция: молчать. Слушать. Записывать.

Все началось с Иванова. Как-то сидели с ним. Выпивали.

Он: Трудная у меня работа.

Я: Ну какая трудность — про вашу землю еще Чехов говорил: воткни оглоб­лю — тарантас вырастет.

— Да политики больно много.

— Какой?

— Ну вот каждый день должен отчитываться о Матиасе Ракоши.[2]

— ?

— Он же у нас живет, ну скрытно, понятно. Следят за ним. А отчеты в ЦК — каждый день... Да вот еще недавно прислали этого, вашего, из Чехословакии — Ленарта... Приказали: зафиксировать...

— ?

— Ну, зафиксировали. Показали ему балет. Он по вкусу своему выбрал балеринку... Ну и зафиксировали.

У меня отвисла челюсть.

— Ты что думаешь — на фото? На кино. Теперь он у нас вот где (он хлопнул по карману)...

В 1968 году, после свержения Дубчека, Ленарт стал премьер-министром Чехословакии. Эту историю потом я рассказал послу Чехии в России Сланскому.

Вот с этого момента я решил «зафиксировать» их. Во время его рассказа я понял — пьянеть нельзя. Надо запоминать.

Еще из разговоров с Г. Г. Ивановым. Спорили о Солженицыне и о только что вышедшей моей статье о нем в девятом номере ПМС.

Он: «Вот Дьяков в „Октябре“ правильно написал. Подписываюсь под каждой строчкой. Глубоко партийно написал, как нужно. Ведь книга Солженицына („Один день Ивана Денисовича“. — И. З.) — ненужная книга, зачем раздирать раны, которые зажили... Зачем отвлекать внимание от главного».

Когда кто-то уезжал из «контингента» — устраивались проводы и все дружно пели: «Пусть всегда будет солнце» и «Подмосковные вечера».

Обычная культурная программа: охота. Кино. Бильярд. И вдруг... «Экскурсия в Освенцим».

Набирается неполный автобус. Пыжатся, делают вид, что надо посетить. Важное идеологическое мероприятие. Как только сели в автобус, дряблыми голосами привычно запели: «Пусть всегда будет солнце...»

Приехали. На доме рядом с главным входом большая афиша: «Марк Бернес и Майя Кристалинская».

— Опять этих жидов в Европу пустили, — срывается мой герой. — Надо сказать Пал Палычу... Кончать надо с этим.

Сжав кулаки, твержу себе: «Молчать. Слушать. Записывать».

И вдруг нахожу в блокноте 1964 года запись от 17 сентября — прямое обращение к Хрущеву:

«Да знаешь ли ты, сколько из тех, кто тебе аплодирует сегодня, льстит, ненавидят тебя? А сколько тех, кто говорит правду, будет и есть за тебя, не за тебя, конечно, а за дело.

Если меня хватит кондрашка или случится еще какая-нибудь хреновина: более гениально честного человека на Руси, чем АИС (А. И. Солженицын. — И. З.), — я за последние 50 лет не знаю».

 

Блокнот 1964 года

В. Розанов. «Апокалипсис нашего времени» (1918): «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. <...> Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. <...> С лязгом, скрипом, визгом — опускается над Русской Историей железный занавес».

Значит, не Черчилль первым придумал «железный занавес» над Россией?

«— Представление закончилось.

Публика встала.

— Пора надевать шубы и возвращаться домой...

Но ни шуб, ни домов не оказалось».

Ср.: Булгаков «Собачье сердце».

«Зачем думать о смерти? Надо жить!» И приходят неподготовленными к смерти...

В экзистенциализме одержимость мыслями о смерти — лишь форма чего-то другого, еще более важного. Ответственность?

Поговорить с Мерабом Мамардашвили о смерти. Его не волнуют (ли?) эти вопросы: дескать, русская «интеллигентская традиция». Он: «Мне больше нравится спинозовское рационалистическое отношение к этим проблемам».

Украсть у меня можно все, кроме главного, — кроме меня.

Две новейшие тенденции:

1) технари занимаются историей, гуманитарными науками;

2) гуманитарники переходят в «технику», в науку. Причина общая: общественные науки — сплошное вранье.

Первое больше и как тенденция. Второе — меньше и угасает.

Тут какой-то закон...

Западня: результат заранее дан. Все остальное — подгонка. Фокус-покус. Из «пустого» кармана вынимается слон.

У меня сейчас словно начали открываться все шлюзы. «Несет». Но: знаний, знаний, знаний не хватает.

Найти (сочинить) притчу о том, как все занимаются не своими делами и что из этого выходит. А потом — своими и что из ЭТОГО вышло. По способностям — прежнее общество, формации не нуждались в этом. И не задумывались об этом. Хотя отдельные мыслители вырывались далеко вперед.

(Достоевский — об извозчике, который, может быть, Рафаэль...)

Возможности небывало огромные — фантастичные и — не используются так, как можно и надо.

 

Комментарий 4 августа 1994 года

Очень много причин моей медленной эволюции, медленной, но, как вижу, острой и все более обостряющейся. Одна из этих причин — вот эта формула — «свободное развитие...». И сейчас — сама по себе она и прекрасна и точна. В 1894<-м> Энгельс именно ее взял как самое краткое определение коммунизма.

Когда-то в 1965<-м> или 1966 г. (можно найти в блокнотах) я спросил у АИС, гуляли с ним по Чапаевской улице: «А если коммунизм это — „свободное...“, то ведь вы — за или неужели против?» Он: «Да, ЕСЛИ» (тут важна интонация, я, наверное, тогда ее не уловил).

Все-все сводится к тому, как понимать коммунизм. Цель ОПРАВДЫВАЕТ средства. Вздор! — Цель ОПРЕДЕЛЯЕТ средства. Если средства неправые, значит, и цель — неправая. Цель — средство... противоречия. Противоречия, в сущности, — вздор. Все дело — в цели.

Из блокнота 1965 года

Два портрета Ленина.

Первый: Руководители созданного в 1895 г. «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Фотография 1897 г. Ульянов — в середине невероятно похож на молодого Чингисхана (которого я, впрочем, не видел)... Напряженный, энергичный, готов к борьбе.

Второй: Вероятно 1920—<19>21 гг. уже перед болезнью. Взгляд пытливый, ищет, вопросы в глазах и даже (вроде бы с ним несовместимо) — тоска.

 

Комментарий 1994 года

Эти два портрета прошли через мою жизнь лейтмотивом. Усилил этот лейтмотив Коржавин своим стихотворением «Ленин в Горках»... Спорили: у Ленина — трагедия, а у Сталина — ее нет. Было даже что-то еретическое, если у человека висел второй, «трагический», портрет Ленина. Мало кто догадывался, что этот второй — предчувствие, предварение ТРЕТЬЕГО, маразматического: Ленин больной в Горках.

Вот уж «Преступление и наказание».

Не два, а ТРИ портрета! Дать их вместе. Посмотрите на них, сравните.

Публикация, примечания и вступительная заметка Ирины Зориной

Продолжение следует

 

Полный текст читайте в бумажной версии журнала

 


[1] Видимо, имеется в виду Вольная академия духовной культуры (1913—1923).

[2] Матьяш Ракоши (Матьяш Розенфельд) (1892—1971) — Генеральный секретарь ЦК Венгерской компартии (1945—1948), Первый секретарь ЦК Венгерской партии трудящихся (1948—1956). Прозванный «лучшим учеником Сталина», установил в Венгрии личную диктатуру, копировал сталинскую модель управления. В годы его правления было репрессировано 540 тыс. человек и при населении 9,5 млн возбуждены дела против 1,5 млн чел. Развязал кампанию против сионистов (сам был евреем), автор теории «всемирного сионистского заговора». После смерти Сталина в Москве сочли, что он слишком фанатичен, В 1956 г., после доклада Хрущева на ХХ съезде, был снят с поста Первого секретаря и вывезен в Москву и некоторое время жил в Краснодаре.

 

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России