ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Евгений Звягин
Простая история
Здание агентства «Аэрофлот» памятно мне не только своим архитектурным величием. Хоть и в этом отношении оно из ряда вон: сложено из массивных блоков грубого, как бы ломаного гранита и поражает своей какой-то готически-буржуазной солидностью. Ему не хватает разве донжона со знаком фунта стерлингов на флагштоке.
Я там покупал билеты в очень разные места — от Симферополя до Минусинска и Ашхабада. На галерее над кассами, прикрепленной к богатым пузатым колоннам желтого мрамора, было маленькое кафе с круглыми столиками и глубокими массивными креслами из кожзаменителя.
Туда заходили «центровые», но не бандиты, а своя, интеллигентная, публика. В надежде поболтать с кем-нибудь из знакомых я туда и взбирался, а заодно — побездельничать, попить не очень-то вкусного кофе-вторяка.
На рубеже восьмидесятых мне привелось работать в здешней котельной. Это было что-то из ряда вон даже по тем временам. Пропыленное, без окон, с низкими потолками подземелье, не имевшее даже нормальной бытовки — ни лежанки, ни ссачка, ни срачка. Ду´ша, конечно, не было и в помине. Приходилось бегать отсюда на Кирпичный — на круглосуточную станцию аэрофлотовских «экспрессов», имевшую туалет.
Как-то зимой, во время очередной вылазки, я встретил небольшую (особей в пять) стаю бродячих собак. Подивился сему небывалому для центра города зрелищу. Они неторопливо трусили по свежевыпавшему снегу, беззвучно, но чрезвычайно уверенно. Кругом — никого. Бежали мимо арки, где тогда жила поэтесса Одоевцева.
То, что собаки умеют разговаривать с людьми, было мне известно давно; сейчас я получил тому лишнее подтверждение. Лохматый вожак оглянулся, посмотрел мне в глаза и просемафорил: «Иди себе, одиночка. Сейчас мы здесь главные».
Я не возражал. Только натянул перчатки потуже.
Но вернемся к месту моей работы — замковому подземелью. Помещение определенно обладало мистическими свойствами. Например, из закрытой котельни, со стола для записей в вахтенном журнале, исчезла редкая книга «Стихи духовные», данная мне для прочтения Леной Пудовкиной. В другой раз пришел никем не направленный московский панк Кортик, бежавший из психушки, и кантовался в котельной три дня, будучи передаваемым по смене, потчуя сменщиков рассказами из жизни многочисленных вписок и хунт, разбросанных по всей советской стране.
Но самый удивительный случай произошел у меня с главным инженером нашего треста. Однажды он пришел ко мне на смену, представился, сбил на затылок пыжиковую шапку, протянул толстый ломик, указал на участок стены в проходе и приказал: «Долби!»
Я поглядел на объект предстоящей работы. Ничего особенного, стена как стена, неряшливо отштукатуренная и покрытая темно-синей масляной краской. Сперва отлетала бежевая штукатурка, обнажая боковину крупного гаревого блока (из чего и строить в котельной), а потом я наткнулся на серый матовый шов. Начальство молчало, но меня уже охватил азарт разрушения. Я воткнул сплющенный на клин торец лома между блоками и, поднапружившись, стал раскачивать стык, действуя как рычагом. Один из блоков наконец выпал, отдавив мне большой палец ноги, упрятанный в массивный рабочий ботинок с заклепкой. Из дыры в стене пахну´ло теплою пылью.
Через десять минут мы имели дыру побольше, блоков в шесть и, когда пыль осела, могли видеть сумрачное, ниже человеческого роста пространство угольной ямы, замурованной, скорее всего, в конце пятидесятых. Тут при свете, слабо сочащемся из котельной, я увидел белый фарфоровый выключатель на стенке размурованного пространства. Инстинктивно протянул к выключателю руку и повернул фарфоровый вороток. В помещении зажглась электрическая лампочка!
Мы оба отпрянули от дыры. Однако ни глухо ухающего привидения, звенящего кандалами, ни сундука с бриллиантами мы не увидели. Только сухие грани антрацита цвета свежесрезанного свинца корректно блеснули нам в очи.
«Замазывай обратно! — приказал начальник-романтик, надвигая на лоб пыжиковый треух. — Не годится это помещение для бытовки!»
Я проигнорировал приказание. Дней через пять пришли ребята из конторы и заделали дыру какою-то ржавою железякой, прибавив еще одну черточку неуюта в это, в общем-то, отвратное помещение. Я проработал здесь целый год.
Заколдованное место
У меня над столом висит «План города Петрограда, исправленный на 1918 год». Если взять булавку и ткнуть прямо в центр ему, где пересекаются оси симметрии, попадешь точно в мой дом в Мошковом переулке.
Крыльями своими он выходит на Миллионную и Мойку, а основной длинной — на Мошков. На противоположной стороне когда-то была остановка «второго» автобуса у светлого каменного заборчика, поверх которого ранним летом свешивались кисти сирени. Это был самый живописный маршрут, ведший от Финляндского — к нам, от нас — по Большой Морской, вокруг Исаакия, мимо угрюмых гранитных колонн бывшего немецкого посольства, дома Набоковых, Поцелуева мостика на Театральную, а дальше, по Офицерской, в приморскую часть города, потом, через Обводный, к конструктивистским строениям и заводам Нарвской заставы.
Казалось бы, на Мошковом, в настолько центральном месте, силовые линии города должны оплотняться и матереть, но имелась тут чертова загогулина, которая все и портила.
А именно: Большой Конюшенный мост поставлен метра на три левее оси самого переулка, и этого было достаточно, чтоб зазевавшиеся ночные шоферы въезжали по прямой в ажурный сквозной парапетик и, сбив его, падали в Мойку.
Это было очень странно: разгона после поворота с Миллионной тут не имелось никакого — всего лишь в длину нашего отнюдь не гигантского дома, — а нате же!
Красоты это место неописуемой: налево — Круглый Кваренгов рынок, направо — синий фасад милейшего Аракчеева дома, по прямой — ну просто чудесно скругленная колоннада придворных конюшен. Летними днями тут чуть не толпятся художники с неизменным желанием запечатлеть всю эту нетленную красоту, а ночами, с интервалом не реже чем раз в пару месяцев, с берега в воду сыплются легковые машины.
Но вот наступило трехсотлетие города, и среди силовых наших линий просквозила еще одна — сила административного натиска. Ведь помимо армянской лавки, овощного магазина, переделанного в распивочную, корейского ресторана в нашем околотке был и музей А. С. Пушкина — квартира, где он в Бозе почил; всенародная святыня, можно сказать.
Нашлось, где хозяйственнику разгуляться, с его вкусом, предприимчивостью и фантазией. Весь кусок набережной со стороны Пушкина замостили булыжником, съезды из дворов вымостили машинной нарезки гранитными плитами, соорудили гранитные же, с аккуратно вырезанными углублениями водостоки; понаставили шатких гранитных столбиков со скверно закрепленными декоративными цепями, ретрофонарей; соорудили ретрокозырьки над парадными.
Закончили свое «быть по сему!» как раз накануне трехсотлетия. Отпраздновали это дело как водится — фейерверком над Петропавловкой да факелами, зажженными на Ростральных колоннах.
Все кончилось, встала над Петербургом легкая весенняя ночь…
Утром я продираю глаза, вспоминаю, что дома хлеба ни крошки, выхожу неумытый и заспанный из-под арки в переулок, поворачиваю в сторону булочной, а стало быть, и заветного места, — о боже! — кусок легкого парапета пропал, зияет огромная дыра в два пролета.
Подхожу ближе. Приглядываюсь и вижу, что на дне рябеющей розовыми бликами Мойки стоит цвета молодой листвы «мерседес», а на его торчащей из воды крыше в позе роденовского мыслителя сидит с набрякшими подглазьями старый хмырь в мокром костюме от Кардена.
Вот и получается, что Питер не только, по словам классика, умышленный город, но он еще витиеват и затейлив.
Питер и море
Рискуя тем, что меня не поймут и, схватив, отдубасят решительные балтфлотцы, отважусь на заявление: Питер — не морской город.
Даже в районе Комарово, где из гладкой воды выступают лаковые округлые камни, как в саду японского мастера, и где она достигает горизонта, это — не море. И на берег выбрасывает не плети ламинарии, а изломанные, цвета кофе с молоком, губчатые останки пресноводного тростника.
География города — сухопутная география. Мизерные участки Маркизовой Лужи открываются лишь в местах почти потаенных, например, если едешь через Калинкин мост на автобусе в сторону Нарвских ворот, в конце набережной Фонтанки сверкнет тебе малая долька безбрежности и опять пропадет. Не берись дойти до нее пешком — угол зрения будет не тот, заслонят заводские заборы. Так что проехали.
Наиболее известные места, где виден залив, — торец Большого проспекта Васильевского острова (там вскоре будет вантовый мост), стрелка ЦПКО и еще кое-где. Намывные территории намеренно не называю. Объясню — почему. Мой друг поселился на самом берегу, на Морской набережной, прямо за орудийными башнями, поставленными дулами к горизонту для воинственной красоты. А потом намыли еще кусок мелководья, застроили, и счастливые обладатели квартиры окнами на горизонт оказались внутри городского квартала, где морские орудия уставлены в бок соседу. Получилась и не морская, и не набережная.
Не любят у нас моря. Заслонили верфями, кожевенными заводами, военными объектами.
Обратите внимание на то, сколько лет московское военно-морское начальство сопротивляется переезду в Петербург. Наверное, потому, что и не подозревает — город у нас — сухопутный, бояться нечего!
Еще кусочек большой воды можно было увидеть когда-то с Голодая, оттуда, где маленький парк и, через узкий пролив, крошечный остров Вольный с небольшим каким-то строением, возможно метеостанцией. Невдалеке от маленького прибрежного парка стоял одинокий дом архитектора Фомина. Потом все намыли, остров исчез, построили городские кварталы, и дом Фомина неожиданно заиграл, оказавшись на уличном перекрестке. Он стал работать как явление архитектурное, ибо не был задуман как особняк, и ожил в текучих соотношениях каменной плоти, света и воздуха, включенных в городскую среду. Но — без воды.
Проведя в Питере лет эдак шестьдесят, я случайно оказался в районе, если не ошибаюсь, торгового порта — моряцких общежитий, специального бушлатно-тельняшечьего духа, закопченной маленькой церкви некогда красного кирпича. Моря не видел, но вообще сколько лет нужно прожить в большом городе, чтоб наконец оказаться в самом конце Обводного канала, в месте специально матросском! И дело не в торжественном Адмиралтействе или крейсере Аврора. Это — объекты, по-существу, сухопутные, хоть и парадные.
Море с питерской топонимикой существенно не связано, по крайней мере в быту. И не кивайте на Большую Морскую. Гораздо органичнее она существовала в виде улицы Герцена, ибо упирается в конечном счете в завод, а не в стихию, которую Герцен искренно не любил. Кто-то у него утонул. Не любят русские писатели моря, хоть возьмите Тургенева, который тонул-таки на корабле и просил отдыхающих (пардон, утопающих) пропустить его поскорее в шлюпку, ведь он — единственный сын у матери!
Но вернемся к питерской топонимике. Есть где-то автобусная остановка «Лесной порт», но где она? Поверьте, не был ни разу. И Питер вам — не Одесса, где самые названия — Потемкинская лестница, Большой фонтан, Пересыпь — так дышат морем.
Единственное, что реально морское видно из центра нашего города, — это огромные, некоторые еще с конца девятнадцатого века, судостроительные краны, которые, если глядеть с Дворцового моста в сторону устья Невы, прямо по-мондриановски коллажируют цветной горизонт. Другое дело — Баку. Есть там приморская набережная, которую в народе называют Парапет. Там тусуются все — и дети и взрослые. «Эй, Ахмет, пойдем на Парапет!» — специальная бакинская дразнилка. Вот как море включено в жизнь. А здесь ниоткуда не пахнет ни йодом, ни солью, ибо соли здесь нет. Она вытолкнута напором пресной воды за десятки километров от города. Не морской воздух.
В Питере, как известно, все — не то, чем представляется. Тут и море — не море, и Нева — не река, и Котлин — не остров. Нева — это очень полноводная протока из Ладоги в Финский залив. Именно она при противном ветре заливает город, а не Мировой океан, на берегу которого мы, рассуждая чисто географически, прозябаем. Котлин уже лет двадцать не остров благодаря дамбе. А море… Где морская флора и фауна? Ни крабики по сваям не бегают, ни креветка не кочумает на комаровском мелководье. Тоска…
О! Есть одно место! Это — собор Николы Морского, где отпевали множество горожан, в том числе и поэтессу Ахматову, которая лежала в гробу, удивляя молодым горбоносым профилем, важная, как контр-адмирал. Публика собралась сухопутная. В церкви было тепло от народа. «В храме склянки, как на корабле», — впоследствии напишет мой друг, которого отпоют в другом храме.
Но это все — из области воспоминаний и символов, личных и общих, как золотой кораблик на небе. А так — нет, тыщу раз нет — Питер — не морской город.
Полный текст читайте в бумажной версии журнала
| |
|
|
Лауреаты премии журнала "Звезда" за лучшие публикации 2022 года
Елена Бердникова
Площадь восстания. Роман (№ 8)
Михаил Ефимов
Парамонов-85 (№ 5)
Дягилев. Постскриптум (№ 8)
Юлий Рыбаков
На моем веку. Главы из книги (№ 4—6)
Алексей Комаревцев
Цикл стихотворений (№ 10)
ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"
Данила Крылов
Цикл стихотворений (№ 1)
Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ по каталогам:
«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2022»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2022/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767
|
В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27
Новые книги издательства "Журнал «Звезда»": |
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.

В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.

А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.

Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br>
В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.

В книге впервые публикуются стихотворения Алексея Пурина 1976-1989 годов.
Алексей Арнольдович Пурин (1955, Ленинград) — поэт, эссеист, переводчик.
С 1989 г. заведует отделом поэзии, а с 2002 г. также и отделом критики петербургского журнала «Звезда». В 1995–2009 гг. соредактор литературного альманаха «Urbi»
(Нижний Новгород — Прага — С.-Петербург; вышли в свет шестьдесят два выпуска).
Автор двух десятков стихотворных сборников (включая переиздания) и трех книг
эссеистики. Переводит голландских (в соавторстве с И. М. Михайловой) и немецких
поэтов, вышли в свет шесть книг переводов. Лауреат премий «Северная Пальмира»
(1996, 2002), «Честь и свобода» (1999), журналов «Новый мир» (2014) и «Нева» (2014).
Участник 32-го ежегодного Международного поэтического фестиваля в Роттердаме
(2001) и др. форумов. Произведения печатались в переводах на английский, голландский, итальянский, литовский, немецкий, польский, румынский, украинский,
французский и чешский, в т. ч. в представительных антологиях.
Цена: 130 руб.

Михаил Петрович Петров, доктор физико-математических наук, профессор, занимается исследованиями в области управляемого термоядерного синтеза, главный научный сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе. Лауреат двух Государственных премий СССР. В 1990 – 2000 работал приглашенным профессором в лабораториях по исследованию управляемого термоядерного синтеза в Мюнхене (ФРГ), Оксфорде (Великобритания) и Принстоне (США), Научный руководитель работ по участию ФТИ в создании Международного термоядерного реактора.
В книге «Огонь небесный» отражен незаурядный опыт не только крупного ученого, но и писателя, начинавшего литературный путь еще в начале шестидесятых. В нее вошли рассказы тех лет, воспоминания о научной работе в Англии и США, о дружбе с Иосифом Бродским, кинорежиссером Ильей Авербахом и другими незаурядными людьми ленинградской культуры.
Цена: 300 руб.

Мириам Гамбурд - известный израильский скульптор и рисовальщик, эссеист, доцент Академии искусств Бецалель в Иерусалиме, автор первого в истории книгопечатания альбома иллюстраций к эротическим отрывкам из Талмуда "Грех прекрасен содержанием. Любовь и "мерзость" в Талмуде Мидрашах и других священных еврейских книгах".
"Гаргулья" - собрание прозы художника, чей глаз точен, образы ярки, композиция крепка, суждения неожиданны и парадоксальны. Книга обладает всеми качествами, привлекающими непраздного читателя.
Цена: 400 руб.
Калле Каспер (род. в 1952 г.) — эстонский поэт,
прозаик, драматург, автор пяти стихотворных книг
и нескольких романов, в том числе эпопеи «Буриданы»
в восьми томах и романа «Чудо», написанного
на русском. В переводе на русский язык вышла
книга стихов «Песни Орфея» (СПб., 2017).
Алексей Пурин (род. в 1955 г.) — русский поэт, эссеист,
переводчик, автор семи стихотворных книг, трех книг
эссеистики и шести книг переводов.
Цена: 130 руб.

Алексей Арнольдович Пурин (1955, Ленинград) — поэт, эссеист, переводчик.
С 1989 г. заведует отделом поэзии, а с 2002 г. также и отделом критики петербургского журнала «Звезда». В 1995–2009 гг. соредактор литературного альманаха «Urbi»
(Нижний Новгород — Прага — С.-Петербург; вышли в свет шестьдесят два выпуска).
Автор двух десятков стихотворных сборников (включая переиздания) и трех книг
эссеистики. Переводит голландских (в соавторстве с И. М. Михайловой) и немецких
поэтов, вышли в свет шесть книг переводов. Лауреат премий «Северная Пальмира»
(1996, 2002), «Честь и свобода» (1999), журналов «Новый мир» (2014) и «Нева» (2014).
Участник 32-го ежегодного Международного поэтического фестиваля в Роттердаме
(2001) и др. форумов. Произведения печатались в переводах на английский, голландский, итальянский, литовский, немецкий, польский, румынский, украинский,
французский и чешский, в т. ч. в представительных антологиях.
В книге впервые публикуются ранние стихотворения автора.
Цена: 130 руб.
На сайте «Издательство "Пушкинского фонда"»
Национальный книжный дистрибьютор "Книжный Клуб 36.6"
Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru
|