ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Светлана Алексиевич. У войны не женское лицо.

М.: Время, 2013

Да, свою самую знаменитую книгу Светлана Алексиевич впервые смогла издать в 1985 году, — но редакций этой книги практически столько же, сколько и переизданий. «У войны не женское лицо» стала одной из самых известных книг о войне, потому что в ее основу легла идея, противодействующая привычному (автор называет его «мужским») взгляду на войну. Алексиевич стремится показать то, что сокрыто от зрения хроникера-летописца, и углубляется в детали. Она не старается расширить границы картины войны — по ее книге вообще сложно не представить ход военных действий. Она работает в рамках заданных границ, заполняя пустоты по углам картины и проясняя темные участки — стратегия скорее художника-реставратора, чем живописца.

Напрашивается вывод о том, чем и попрекают Нобелевский комитет, решивший в 2015 году дать ей премию по литературе: Алексиевич — не литератор, а журналист. Действительно, все ее книги составлены из рассказов информантов, записанных на диктофон. Способ продуцирования текстов, опирающийся на подобный метод, еще недавно считался позволительным для журналиста или ученого, но несколько сомнительным для писателя. Наличие Алексиевич в списке нобелевских лауреатов указывает, видимо, на сдвиги в этом вопросе: не только гуманитарные науки стремятся к объединению, но и гуманитарные профессии вообще. Пулитцеровская премия, бывшая в первую очередь премией для журналистов, также вручается теперь и писателям.

«У войны не женское лицо» — это не роман в привычном смысле этого слова, но и не журналистский репортаж или научное исследование. Это художественный альбом, написанный не красками, а словом. Всякий рассказ — это еще один вклад в копилку многоликости войны. Казалось бы, дальше уже некуда: каждый, родившийся после 1945 года, с детства пропитан литературой об ужасах войны, нечеловеческим страхом и ненавистью к войне, — но Алексиевич и ее героиням всегда есть, что добавить: совсем не обязательно пугающее, а вполне даже знакомое каждому, бытовое или, наоборот, противное привычной логике:

«Хотели ли мы на фронте быть похожими на мужчин? Первое время очень хотели; сделали короткие стрижки, даже походки изменили. А потом нет, шиш! Потом так захотелось краситься, сахар не ешь, а бережешь, чтобы челочку им накрахмалить. Мы были счастливы, когда доставали котелок воды вымыть голову».

«Они должны были, они старались остаться женщинами, и в то же время им надо было утверждать свое равноправие среди мужчин, доказать, что они тоже могут быть солдатами: не испугаются, не заплачут, все выдержат и сумеют воевать. Это кажется сегодня невероятным, но, когда, например, женский авиационный полк прибыл на фронт, ему целых две недели… не давали боевого задания. Наземным войскам не хватает поддержки с неба, а тут пришел на фронт целый полк — впоследствии сорок шестой гвардейский Таманский — и сидит без дела! Почему?»

Потому что за риторическими вопросами, риторическими восклицаниями и многоточиями скрывается то, что не просто ужасает, пробивает на слезы или внушает гордость, а вызывает какой-то животный интерес к происходящему, заставляющий возвращаться к этой книге, читать с разных мест и защищать ее репутацию в спорах.

В основе романа — не только жизнь, но честность, приближенная к абсолюту, честность, порой мучительная, и при этом сочетающаяся с канонами чуть ли не житийных жанров. Алексиевич создает из своих живых героинь — святых во плоти, при этом не страшась описывать эту самую плоть: как святые подвергались физическим страданиям, так и ее героини были обречены переживать свою женскую природу. Однако принципиальное отличие в том, что Алексиевич не занимает само течение времени, у ее героинь нет и не может быть совершено окончательного перехода от обычного существования к жизни, посвященной вере, — иначе бы это была жизнь, посвященная войне. Все ее героини, напротив, из всех сил стремились вернуться к нормальной жизни, от которой ушли воевать.

Алексиевич как бы запечатлела своих героинь в полете между двумя состояниями — моментальные фотографии, на которых изображены то ли женщины, то ли святые, собраны в альбом, воспевающий именно жизнь и мир, а не героизм на войне. И святость этих женщин в том, что ни одна из них не смогла бы стать концептуализированной Родиной-матерью, огромной и неправдоподобно величественной фигурой с навеки поднятым мечом, — они стремились остаться в первую очередь просто женщинами и матерями.

Елена Васильева