ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Роман ЧетВЕРых

Черный ход

КЛУБОК-2

— Етьков Сергей Матвеич?

— По новой, что ли, знакомиться будем?

— Отвечайте.

— Я!

— Опрашиваетесь в качестве свидетеля, — открыла папку, — по делу исчезновения… вашего соседа Андрея Михайловича Колыванова!

— Так он отыскался вроде...

— Откуда это вам известно?

— Так раздолбаи эти вроде в больнице навещали его? Видать, рыльце в пушку.

— Так чего с ним? Говори.

— Здрасте… Снова на «ты»! Я тут с какого боку? У доктора спроси! Или у этих! Забегали курвы! Этот, Високовский ваш, даже какие-то книжки показывал — мол, не мог за них замочить, мол, стоят недорого. Да он за копейку задавит! Помню, рулона обоев не досчитался, когда я работал у него, — так всю плешь проел! А уж за книги свои любимые горло перегрызет!

— Ты давай о себе больше! С другими я сама разберусь!

— Порадовать тебя нечем. С Колывановым я не виделся. С тех пор как розетку делал ему.

— Да? А мне кажется, ты ему еще кой-чего сделал.

— Именно?

— Это ты его в больницу определил!

— А почему прямо не в морг?!

Вдруг заметил, что мы оба уже стоим и орем друг на друга.

Ладно. Чуть успокоились. Сели. Она — уже второй раз заметил за ней — достала задумчиво щеточку для ресниц, потом опомнилась, спрятала в сумочку. И за свой же прокол на меня снова окрысилась.

— Откуда знаешь, где нашли Колыванова?

— Да дворник наш что-то такое лопотал. Но его поди разбери: русский щас у них в Азии не очень учат.

— А сам не знаешь?

— Ну, если ты скажешь — спасибо тебе. Я ж Михалыча уважаю! Куда же впоролся он?

— Да… с многочисленными травмами возле нашего дома нашли.

— Я так и знал! Значит, кто-то из наших! Что у него?

— Да серьезно… Ретроградная амнезия. Не помнит ничего. Доволен ты? — усмехнулась шалава.

— Да нет. Етьков халтуру не гонит. После него докторам нечего делать. Ну, это я боевые задачи имею в виду. А тут дилетант какой-то работал.

— Да нет. Профессионал! — Глянула на меня. — Хорев этот, риелтор, заказал?

— На жлобов не работаю!

— А за хорошие бабки? На малярной теме вы с Хоревым разругались — так он тебе повыгодней чего предложил? «Решить проблему», как они говорят? А дальше уж ты! Артист! Чтобы на самоубийство можно было списать!

— Михалыч? Самоубийство? Ты вообще чем занимаешься с ним? Настрое­ниями его как-то не поинтересовалась.

— Я ничем не занимаюсь с пострадавшим! Ясно тебе?! А вылетел он из той квартиры, которую вы с Хоревым красите!

— Это на первом, что ли, этаже?

— Да нет! — Вонзилась взглядом в меня. — На третьем! Которая как раз у Андрея Михалыча за стеной! Которую вы с его хотите объединить, а его самого убрать!

— Так он сквозь стенку, что ли, в квартиру ту проник? Ключ от нее только у меня! — вырвалось вдруг…

Поздно, прикусил язык. Прокололся!

— Вот и я думаю, — с торжеством глянула, — что только у тебя!

Емкая пауза… Тут, как в театре, пузом вперед начальник ее зашел.

— Ну что? Вы наконец закончили?

— Закончила. Будем оформлять.

В камере — народ несерьезный, в основе тупые «быки». Днем я с ними разобрался неплохо, но ночью всякое может случиться — поэтому не спал. Заодно все прикинул. Условия подходящие для размышлений. Даже мобилизующие! Не надумаю ночью — утром нечего будет сказать.

…Не успел обдумать — «быки» в атаку пошли. Извиняйте — пришлось отвлечься.

В этот раз они хорошо подготовились. Так что утром перед Калерией я не в лучшем виде предстал. Так она засияла, буквально! Ясно, на кого работали дуболомы эти! Неужели из-за Михалыча так старается? Может, любовь? Но мне эта любовь как-то боком выходит. Впрочем, нас так учили: переиграть надо непременно! Даже неблагоприятные обстоятельства используй. В данном случае — раны. Спасибо, друзья, на роль «сломаного» загримировали меня хорошо!

Вздыхал тяжко.

— Ну что? Образумился?

Глянул подбитым глазом.

— Спрашивайте! — буркнул.

— Так расскажи, как ты Андрея Михайловича из окна выкинул. Только чистосердечно. Как зазвал его туда…

— Никак!

Ответ — на оба вопроса.

— Не хочешь говорить? В камеру торопишься?

Уже в открытую угрожает!

Тут, ясное дело, мало кто устоит…

— Отвечаю, никак! Хотя…

— Что?

Кому охота еще раз башку подставлять? Тем более из-за жлоба.

— Хотя Хорев подкатывался! Разберись с Колывановым! Хорошие бабосы давал.

— А про окно — это он придумал или твое, наработанное?

— Об окне он речи не вел. Просто убрать.

— Значит, все детали твои!

— Ни хрена не мои. Отказался. Михалыч — мой друг! Этот Хорев вообще ни хрена тут не знает. Даже что мы кореша! Как только держат таких! Я уж не знаю, кого он на это дело нашел.

— А ключ, надо думать, у Хорева был?

— И Андрей Михалыч, думаешь, запросто вместе с ним мог куда-то пойти? Не верю! Он умный был мужик — все просчитывал! Думаешь, мог?

Плавно я уже повернул так, будто мы с ней вместе уже думаем, дело раскрываем. Купилась! Надолго задумалась…

— Да не просто так он пошел, — сказала, — записку оставил!

— Так точно, Хорев его туда завел! Потом пожадничал — и сам работу исполнил. В смысле из окна выкинул.

— А с какой стати Андрею Михалычу на ту половину идти?

— Честно?

Надо же когда-то для блезиру что-то и честно сказать, тронуть собеседника правдивостью своей. Майор Латыпов, который учил нас погружению в чужую среду, говаривал: «Правда — не лучший инструмент, но порой и она может пригодиться!»

— А ты не знаешь, что Михалыч в конце концов ответил, когда Хорев его с выездом достал?!

— И что?! — Нос ее прямо такой змейкой зашевелился — вопрос этот не безразличный ей.

Заволновалась — вдруг про нее что-то сказал? Вдруг жениться задумал? Сколько он уже ее мурыжит!

— Сказал… — Некоторое время помолчал, помучил ее. — Сказал… что скорей, чем съеду отсюда… ту половину куплю! Будет у меня вся эта прежняя барская квартира, которую большевики разделили! Ну, в смысле, — добавил уже от себя, — одна на черный ход, другая на парадный, которую мы с Хоревым как раз красили.

Калерия чуть не вскочила — еле усидела.

— Как же… что же, — забормотала. — Почему я не…

Долго душа металась ее между восторгом и ужасом! «Еще площадь покупает? А вдруг не для нее? Почему не сказал?»

Наконец более или менее себя в руки взяла.

— Так если… Андрей… Михалыч вторую половину купить хотел… то зачем было Хореву выкидывать его?!

Уже с гораздо большим трепетом разговор вела!

— А это уж ты Хорева лучше спроси! Может, побогаче кого имел?!

Она вдруг трубку схватила — порывалась, видно, приказать Хорева ей отыскать, но тут на мой взгляд наткнулась. И трубку не положить! Хотела для блезиру какой-то другой номер набрать — ткнула два раза пальчиком, но сбилась. Трубку положила. Пятнами пошла, как это бывает в минуты волнения. Про меня как бы уже и забыла совсем — все мысли ее к любимому устремились: что задумал родной? И при этом в несознанку играет, брякнулся и лежит — и при этом ни с кем не разговаривает, даже, видимо, с ней. Вижу — все мысли ее уже с ним. Цепкий старик. Потом вдруг про меня вспомнила.

— Уведите!

— Так про Хорева не забудьте! — напомнил.

В порыве страсти может и забыть! А мне важно всех наказать, кто меня кинуть пытался!

Долго не вызывала меня — видимо, трясла Хорева: что и как? Тут я правильно просчитал: тема «недвижимости» может надолго засосать. Что время идет — это хорошо… Может, наконец мой «заказчик» опомнится, на выручку придет?

Пока, не спеша, «заведение» это изучал. Во многих «крытках» мира успел побывать! В каких только обличьях в них не оказывался! Но всегда выходил. Неужто отсюда не вытащат? Не надейся! Сюда ты уже по своей личной глупости загремел — и нечего серьезных людей сюда впутывать. Сам уйду! Приглядывался пока. Вспомнил пока лекции «по погружению», которые нам известный криминолог Раскин читал. Слава богу, память еще я не пропил: урок пригодился. Хотя я и сам уже это увидал: Раскин прав. Москва — город «синий», то есть блатной, там «люди в законе правят», потому в преступном том мире разобраться можно. Петербург — бандиты гуляют, нормальных блатных погнали. В беспределе жить легче!.. И концов невозможно найти: кто есть кто. Все быкуют! Интересное наблюдение. Но кто ищет — того самого найдут!..

Какой-то скромный на вид человек подсел в столовой.

— Узнал я вас. Какими судьбами? По работе?

— Да нет. По глупости.

— Да. И на старуху бывает проруха… Вы в музее никогда не работали?

— Да как-то не приходилось.

— А в библиотеке?

— Да тоже не довелось.

— Выбирайте. Нам как раз нужен человек, который бы что-то конкретное делать умел. Хотя бы гвоздь вбить.

— Куда? — спрашиваю.

Усмехнулся он.

— Хорошо. Жить будете с нами. Мы в музее работаем.

— А тут что, есть музей?

Этого мы не проходили.

— А как же! Один из интереснейших в городе. Так что собирайте вещички — за вами скоро придут!

С «быками» я тепло простился — запомнят надолго; некоторые, я надеюсь, — навсегда.

В музее мой талант пригодился. Посмотрел — многое уже на ладан дышит. Особенно тонкая работа с макетом была — точный макет «Крестов» в мини­атюре!

Оказывается и корпуса крестом стоят! Но многие уже разрушаются — как в жизни, так и на макете.

— Ну что? — Андрей говорит… Нового моего знакомого Андреем зовут, как и Колыванова, будь он неладен. — Приятно на эту обитель с птичьего полета глядеть?

— Ничего! — говорю. — Скоро улечу!

— Ну-ну! — усмехается. — Хоть «Кресты» и числятся как КПЗ… многие тут суда долго ждут! Если бы вы хоть поделились, что у вас, я бы с кем надо проконсультировался.

Я-то уже «прочитал» его. «Подсадные» бывают злые и «добрые». Этот — «добрый».

Поэтому я «по-доброму» ему и ответил:

— Да я не спешу! И макет надо закончить.

Встретились наконец с красавицей моей.

Набрала за то время силенок.

— Долго будешь мне мозги пачкать?

— Так мы вроде и не общались давно.

— Короче — не подтвердилась твоя версия!

Старец наш, похоже, так и не заговорил!

— Хорев в Финдляндии был! Звонки его все проверили.

— Молодцы.

— Он нам на Симу указывает! Говорит, как она узнала, что старик вовсе и не собирается с ней меняться квартирами, как она сдуру надеялась, а наоборот — еще себе присматривает, — так швырнула в него книгой, чуть не убила. Шерше ля фам!

Даже по-французски заговорила. Чувствовалось, что версия против Симы ей по душе. Но если бы я лично «шершил» бы этих «фам», то с Калерии бы этой начал «шершить». Провинциалка, характер решительный. Такая на все пойдет… когда ее Михалыч в очередной раз «продинамил». Странно — как-то слишком быстро и активно за дело взялась! Вряд ли начальство у них сейчас так уж кидается на такие дела — им покрупнее надо.Так она, похоже, сама решила сразу все в свои руки взять, чтоб концы в воду. Жизнеспособная, кстати, версия! Но себя Калерия точно в обиду не даст… поэтому по любому следу как борзая кидается!

— Вообще, даже Савва этот, блаженный муж ее, на нее указывал! — задумчиво произнесла.

— Да! — душевно поддержал Калерию. — В квартирных делах чаще всего родня засвечивается… кому, как не им?

На третий день вызывает. Видно, соскучилась.

— Снова наплел?! — Какая-то совсем озверелая.

— Что с вами, гражданка следователь?

— Могла слабая женщина сильного мужчину выкинуть из окна?

— Не знаю! — сказал. И все же не удержался, добавил: — Насчет мужской его силы — вам видней.

— Ах ты сволочь! — Медленно приподнималась. И рука ее по столу шарила в поисках орудия.

— Что вы убить можете, в этом не сомневаюсь!

— Ах ты…

— Стоп! — ладонь поднял. — Не убивай. Пригожусь. Сима, наверно, не могла, отца-то родного. Но хахаль ее вполне мог подсуетиться! Заодно раритетов там понабрал.

— Ишь ты, — задумчиво произнесла, — слова какие знаешь… Високовский, думаешь?

Это мы уж вместе думаем! — я отметил — глазки-то ее засверкали.

— Он, и верно, вроде как признавался, но на пьянку ссылался, мол, не помню…

Переиграл я ее. Снова по следу ее запустил. А мне бы лишь продержаться чуток. А там!

Купилась! Ей бы, главное, Симу уесть — главную претендентку на наследство. Верным идем путем! Не ее засадит, так хахаля ейного — хоть что-то! Вот это «греет» Калерию… А я что? А я так — прогуляться вышел.

— Ну если снова плетешь! — В дверях обернулась.

— Смысл какой? — говорю.

Но сердце, однако, дрогнуло, когда я Високовского тут встретил! Еще с одним — дребезжащий бак с супом на тележке вез! Может, вы скажете, повезло, устроился в пищеблоке. Но огорчу вас: известно, что на доставку пищи только опущенных ставят!

Сердце, повторюсь, дрогнуло — оказывается, есть оно у меня. Я тут уже «вписался», некоторыми льготами пользовался — умный человек свое место найдет везде. Но этого фраера, честно скажу, сделалось жалко. Тем более я его сюда определил.

Хотел даже помочь как-то — помахал ему. Хотя с опущенными здороваться западло. Но я ж — не блатной, я служивый, у нас свои законы чести существуют. Так этот сделал вид, что не заметил! Гордым профилем повернулся! Не ровня я ему!

Ну это мы еще увидим! Пришла даже подлая мыслишка — может, его крайним по этому делу так и оставим? Хотел лишь на время его подставить — пока «заказчик» не выйдет на связь… Но захотелось, честно скажу, фраера этого, Високовского, по-взрослому наказать!

И вдруг узнаю по местной «эстафете» неприятную вещь: Високовский этот, слабак, вены расковырял, чуть концы не отдал — в больничке лежит. И записку оставил: «Это сделал я». Что его дернуло? Может, действительно не помнил, что в запое натворил? А может, надеялся, что на том свете все же полегче, чем в тюрьме?

Вышел с этим делом просчет. На такую роль я его не готовил. У меня тоже жалость есть.

К топтуну нашему подошел.

— Передай следовательше — у меня для нее новости есть.

Потом, конечно, корил себя. Все закруглилось, вроде на фиг тебе надо было вылезать?

Но нас майор Латыпов учил: «Можно любые зигзаги применять — но в конце все по чести должно выходить!»

Сколько я гощу уже здесь? Скоро месяц. Четыре дня осталось всего до окончания срока — на месяц молчания с заказчиком договаривался. Оплачено. А даль­ше уж — извини. Открою все карты! Но надо дуралея этого вытащить, пока они признанку его не оформили под протокол.

Калерия мня встретила нерадостно.

— Что тебе еще?

— Я расскажу вам, как было на самом деле. Но только через четыре дня. А Високовского этого в покое оставьте: куда ему. Много на себя взял!

— У тебя что, совсем совести нету? Опять пургу гнал? Ну нет уж, не через четыре дня. Нам с тобой чикаться некогда! Ты нам сейчас все расскажешь!

— Нет!

— Ну гляди!

Кончилась моя лафа.

Сейчас, конечно, когда милицию нашу доблестную в полицию переделали и заодно почистили основательно, такие методы воздействия на подследственного вряд ли встретишь, но тогда было сплошь и рядом!

Макет дорогой нашей тюряги закончил почти. Уже подкрашивал кое-что, и тут за мною пришли.

— На прежнюю квартиру пожалуйте!

Привет от «подруги»… Прежние «быки» вряд ли захотели бы со мной связываться, так новых прислали. Что-то заказчик мой не торопится. Убрать хочет, обрубить концы? Ладно. На месяц он меня нанял, за месяц проплачено — месяц и молчать буду. А там уж не обессудь!

Но после первой же бурной ночи решение переменил. Соседи попались совсем какие-то безбашенные. Убьют — что я расскажу тогда? Пришлось концепцию менять.

К красавице моей попросился.

— Ой! — увидев меня, воскликнула.

Надо же, «сюрприз» для нее!

— Ладно… я все скажу.

— Как вы себя чувствуете?

«Сердце заговорило! И даже на „вы“»!

— Нормально… пока. Но боюсь, до завтра не доживу.

— Что вы хотите?

— Одиночку.

— Постараюсь… Слово офицера. Но говорите же!

Испугалась: концы отдам, так ничего не сказав.

— Попить можно?

— Да-да.

Глотнул два раза, с трудом.

— Сын это мой.

— Чего — сын? — сначала не поняла.

— Сын мой… Михалыча хотел замочить. Из мести. Что Михалыч его тогда за бирюльки засадил!

Аж всплеснула руками.

— Как же вы... на собственного сына? — вздохнула.

— Справедливость, — сказал, — дороже всего. Нас так учили: себя не жалеть!

Версия эта, похоже, разжалобила ее. Может, где-то даже стыдно ей стало: побоями такое жуткое признание вытащила. Отец сына выдал! Прям годится на телесериал — настолько все жалобно. Но такова жизнь! Захочешь жить — даже сына выдашь! Тем более что он… Но подробности опустим.

— Ну ты знаешь, — сказал ей (можно уже, думаю, и на «ты»), — Михалыч засадил его за бирюльки свои. А в зоне озлобился. После еще срока` мотал. А тут появился вдруг у меня. «Урою гада!» Чувствую — не остановится. Чуть ли не прямо в квартире хотел его пришить. Еле уговорил его, чтоб Михалыча в ту квартиру заманить. Решили — из окна его. Чтобы все смутно казалось… Ну вот. Но сам я не видел. Нервы уже не те. Вышел… и в баню ушел!

— Ах в баню! Добрый папаша!

Чувствую — заглотила! Русский человек почему-то верит всегда в самое плохое и в самое жалобное!

— Но вы одиночку мне обещали!

— Ладно. Мы тоже знаем, что такое честь! Распоряжусь.

Просто какое-то объятие двух честных людей.

 

Полный текст читайте в бумажной версии журнала

 

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России