ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Спасибо за мирное небо: поколение двухтысячных — героям сороковых. Сборник воспоминаний ветеранов-ремесленников блокадного Ленинграда, посвященный 70-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов.

СПб., 2015

В аннотациях таких книг не стоят названия издательств. Их не редактируют профессионалы и не вычитывают корректоры. О них не пишут критики. Они попадают в руки по счастливой случайности: раз — и ты уже читаешь, не решаясь закрыть, пока не перевернешь последнюю страницу. Мне несказанно повезло — в руки попала как раз такая. Книга эта не успела выйти, как уже стала библиографической редкостью. Это сборник воспоминаний ремесленников блокадного Ленинграда, подготовленный Дворцом учащейся молодежи Санкт-Петербурга и Региональной общественной организацией ветеранов-инвалидов «Блокадных дней резервы трудовые». Обойти стороной современные романы о войне, каким бы прекрасным слогом они ни были написаны, но не умолчать об этом скромном, во многом самодеятельном издании будет, пожалуй, самым честным поступком. Тем более что книга теперь доступна для всех, кто готов пройти по длинной, но важной ссылке: https://drive.google.com/file/d/0B5kVRiUclBZFZlNrV1R0MDU1Zlk/view.

Сборник с названием, которое никогда бы не оставил опытный редактор, — воспоминания тех, кто встретил войну и блокаду детьми и подростками. Средний возраст — 12—14 лет. Самая распространенная работа для них — сбор пулеметов, обточка снарядов, ремонт деталей поездов. Здесь собраны истории самых «обыкновенных» детей Ленинграда — это прилагательное здесь можно употреблять только в кавычках. Обыкновенные дети не работают по 12 часов на заводах и не выполняют план взрослого человека. Обыкновенные дети не хоронят родителей и не живут одни в замерзших квартирах.

Сегодня истории ветеранов сливаются в одну общую: родился в конце 1920-х, в войну умерли все родственники, поступил в ремесленное училище, работал, награжден, теперь — на пенсии. Они пишут о себе, скупясь на высокие слова. До сих пор никто из них не жалуется на то, что был лишен детства, — «слезы у ленинградцев вымерзли». Их тон совершенно спокоен. Они научились говорить о страшном, как о давно случившемся факте: «Когда я пришел в сознание, я убедился, что мне пришел конец, сам из воронки я не откопаюсь. Я стал звать на помощь. Подошла женщина с ребенком, что-то замахала и ушла. Через некоторое время подошел к воронке ремесленник нашего училища по фамилии Коган, и он меня откопал из воронки лопатой и доставил в санчасть РУ № 6. Врач обрил голову, наложил швы на раны. На правый глаз я потерял временно видимость, оглох и стал заикаться от контузии. Неделю я полежал в санчасти. Череп головы не заживал, стал гноиться. Меня направили в одиннадцатую клинику к хирургу. Глаз лечил у профессора в больнице имени Мечникова. Как я немного подлечился, то стал выполнять спецзаказ для фронта и патрулировать по Большой и Малой Охте».

Все строки в этой книге просты, — но сколько за ними внутренней силы и непередаваемой боли. Часто остается только догадываться, что за человек стоит за скромной автобиографией, за коротким рассказом о том, как берегли продовольственные карточки, как умирала мама. Но безличным повествование ветеранов никак не назовешь. За каждой страницей стоит Личность. Вот так, пусть с излишней патетикой, но с большой буквы. Потому что о героях так писать можно.

Этот сборник важен тем, что сохраняет истории, которые рассказываются в каждой семье и которые, к сожалению, имеют свойство забываться со временем. Именно такие документы простых человеческих судеб лучше всего рассказывают о том, что было на самом деле в то страшное время: «…раздался стук в дверь со двора. „Это я, Коля, тетя Наташка!“ Мама ему открыла и спрашивает, что ему надо. А он спрашивает у мамы, где я, и говорит, что он уже больше часа ждет меня под воротами и уже замерз. Мама спросила, зачем я ему нужна, а он ответил: „Тетка Наташка, я хотел ее убить. У нее пять карточек“.».

Но есть в книге одна большая неточность. Она — в названии. Этот сборник вовсе не адресован молодым поколением героям сороковых, а совсем наоборот. Его можно воспринимать как завещание тех, кто постепенно уходит. Слова о патриотизме и о любви к родине, которые сегодня извращены до неузнаваемости, приобретают в их устах истинный смысл. Его и хочется сохранить.

Надежда Сергеева