ТРИ ВОЙНЫ
Иосиф Ильин
Дневник
29 мая 1915 г. Жваница
Да, я понял чувство путешественников, которые видят родину после долгой разлуки. У меня было такое чувство, когда издалека сквозь пыльную дымку накаленного воздуха показались купола русских церквей. Сердце так и запрыгало, а на душе стало спокойно и радостно — как-то все забылось и даже то, что тут в силу печальной необходимости. Да, родина! Как я понимаю это слово теперь. Так и повеяло Русью: плохое шоссе, неустроенность. Где чистота и культура Галиции? Но все это родное. И евреи-то здесь другие, как-то лучше и симпатичнее. И стоит в зное и пыли провинциальный городишко, обедают на берегу Днестра рабочие, строящие постоянный мост, — ну не Россия ли; только сейчас догадались начать строить мост, а то все время переправлялись на пароме — Боже, Боже! А вот паршивенький городок Залещики соединен двумя железобетонными мостами. Очень много везут раненых — многие смертельно. Мучаются третьи сутки. Один особенно производил тяжелое впечатление — раненный в живот. Лицо посинело и опухло, под глазами черные круги, на губах запеклась кровавая пена. Он стонал при каждом толчке, т. е. все время. Я пытался ему помочь, да что сделаешь?..
30 мая 1915 г.
Все тревожно. Поговаривают о том, как бы не пришлось отступать дальше. Один кавалерийский корпус сдерживает чуть не 30 тыс. австронемцев. А ведь в спешенном кав. корпусе едва ли три тысячи будет. У нас ни снарядов, ни патронов, мы похожи на дикарей, которые воюют с европейцами, вооруженными по последнему слову техники. Этому безобразию нет названия!
31 мая 1915 г.
Сегодня уже тревога настоящая, приказано быть наготове. Австрийцы лезут как оголтелые, да еще подгоняемые германцами, а у нас цепи по 1—2 эскадрона, т. е. 60—120 чел., а то и меньше, и неизвестно, чем стрелять. В восемь вечера транспорт пошел на Каменец-Подольск, а я сам в 11 выехал с раненым прапорщиком гусаром и уланом. Парки все тоже идут в Подольск.
Каменец очень живописный и старинный город, въезжали в него в три часа утра через старинную знаменитую польскую крепость, ту самую, на стенах которой будто бы погиб пан Володиевский. Но Боже, какой контраст с «городишками» Галиции: по улицам можно ездить только шагом — сплошной дикий булыжник — и кому пришла в голову мысль так замостить улицы?
1915 год. Июнь
1 июня 1915 г. Каменец-Подольск
Жители сильно встревожены и под гул совершенно явственной канонады укладывают монатки и потихоньку бегут. Тянутся нагруженные возы. Евреи имеют довольный вид. Узнал грустную вещь: штабс-ротмистр Дылевский — брат Сергея Дылевского, женатого на Лиде Случевской, — убит позавчера ночью во время атаки в лесу. Он служил в 10-м ингерманландском гусарском полку, там же, где и Сергей.
2 июня 1915 г. Каменец-Подольск
Наступление остановили и немцев поколотили. Вот чудеса-то? Может быть, перестанем теперь отступать?
У меня целая история. Мои молодцы, пять-шесть человек, забрались на винокуренный завод Оболенского и там забрали разной чепухи вроде каких-то ремней, обрезков и еще чего-то. Управляющий, недолго думая, полетел к полицмейстеру и позвонил к Игнатьеву. Одним словом, поднял такую историю, что только держись. Может кончиться плохо, и мне неприятности. Вороваты все-таки русские люди. Я уже было согласился уплатить управляющему 500 руб., которые он требует, но делопроизводитель и взводные правильно говорят, что хоть кража и была, но сам управляющий теперь шантажирует и хочет нажиться, а поэтому я предоставил ему поднимать дело.
В два часа ночи пришла от Сушкевича телеграмма: просит «пожаловать».
3 июня 1915 г. Каменец
Сушкевич сказал, что надо быть наготове, так как, возможно, пойдем дальше. Слава Богу. Дело с заводом все еще не кончено, управляющий уже требует 1000 рублей. Я и разговаривать не хочу, в чем меня поддерживает пристав, которому полицмейстер поручил разобраться. Одного не могу понять: хочет ли пристав получить взятку или делает от души, уж очень он старается и проявляет большое рвение.
Моя хозяйка, где я снял комнату, необыкновенно заботлива, и когда я прихожу, у меня на столе розы, а Александр ухмыляется. Это меня положительно убивает.
4 июня 1915 г.
Сегодня приводил транспорт в порядок и утро был в канцелярии. Муж моей хозяйки на востоке, а брат — поручик уланского Литовского полка. Я очень стеснен ее заботами.
Третий день идут пластуны.1 Их везут на подводах. Что за чудесное войско! У нас нет снарядов и не хватает патронов. Необходимо народное представительство, иначе все равно ничего не выйдет.
5 июня 1915 г.
Днем был в интендантстве, где познакомился с полковником, командиром 158-го обозного батальона. Жаловался на воровство и говорил, как он отдает под суд. У него 4 сына саперы. Мы с ним обедали, он поведал мне историю своей жизни. Жена его — начальница института, а ему 61 год. Он производит впечатление настоящего деда черномора, с длинной седой бородой, выглядит молодцом, полным энергии и свежести.
6 июня 1915 г.
Все утро ушло на погрузку и отправление транспорта. В 12 час<ов> делал поверку сумм у Левицкого, комиссия была под моим председательством, члены: мой делопроизводитель, взводный и чиновник. Он кричал, говорил про революционеров и как надо с ними расправляться, потом угощал поросенком и варениками. Хотел бы съездить к Сушкевичу, да очень далеко он, в Бучаче, может быть, переедет сюда?
Вижусь и вращаюсь исключительно среди кавалеристов, все гусары, уланы и драгуны — дивизия стоит на отдыхе.
7 июня 1915 г.
Получил от Кати два письма. Наталочка, слава Богу, полнеет и прекрасно себя чувствует. Катя пишет, чтобы я пошел к Игнатьеву, и удивляется, что до сих пор этого не сделал. Пойду завтра же. Вечером играл в клубе в карты. Много офицеров и несколько человек местных.
8 июня 1915 г.
Днем был у Игнатьева в его губернаторском доме. Очень мил и очень мне понравился, мы с ним болтали часа полтора. Он рассказал мне про уход Маклакова, и мы оба радовались этой «победе».
9 июня 1915 г.
Думаю на днях послать Александра домой.
Беспорядки творятся ужасные. Корпусный интендант явно ни с чем не может справиться. Говорит, что 6—7 тысяч пудов можно погрузить в 2—3 часа. Когда я ему доказал, что на это надо минимум 5—6 часов, он предложил мне взять 50 крестьянских подвод по наряду. Я категорически отказался, во-первых, потому, что не могу взять на себя ответсвенность за груз, который окажется в чужих частных руках, а во-вторых, потому, что крестьян просто сгоняют на эту повинность, ни им, ни лошадям не дают корма, и в результате, хотя им и полагается платить, им никто не отдает денег, а ограничиваются или расписками, или же попросту гонят. И вот эти несчастные люди отрываются от своих работ, а кто-то крадет! Я пытался было поднять этот вопрос и добиться ответа, где же они должны получать деньги за наряд, но ничего у меня не вышло: везде получаю один ответ: «это меня не касается».
10 июня 1915 г.
Купил для дома трех лис и белый козий мех, за все заплатил 42 руб., необыкновенно дешево. Завтра Александр едет.
Офицеры положительно делаются революционерами, и ведь это кавалеристы! Возмущаются порядками, хищениями. Познакомился с очень милым прапорщиком Довгели.
12 июня 1915 г.
Отправил Александра. Написал всем письма. Довгели пошел под Львов. Все очень грустим о Львове и последних событиях; выходит так, что надо всю кампанию начинать сначала. Спорил с гусаром-поручиком, он кавказец, говорит, что войну мы не выиграем при таких порядках. Общее желание, чтобы Дума взяла все в свои руки.
14 июня 1915 г.
Познакомился с Кравченко. Увидел автомобиль на дворе гостиницы (где и ресторан), спросил чей. Оказывается, корреспондента «Нового Времени» и «Вечернего Времени» Кравченко. Я прямо направился к нему. Вместе обедали. Он рассказывал про Львов и гомерическое воровство и грабеж, которые там творились. Грабили не войска, конечно, а тыл и администрация. Скалон, тот самый, что менял деньги, вывозил целые поезда обстановки, ковров, ценных вещей. Даже часть картин вывезли. То же делали интенданты и другие начальствующие лица.
После обеда провел вечер в обществе Кравченко в его номере за стаканом вина и сигарой. Много говорили о положении, он тоже смотрит безнадежно и говорит, что, если так будет продолжаться, нам войны не выиграть.
Одним словом, куда ни посмотришь, все гадко и мерзко, надо, чтобы все в корне переменилось.
15 июня 1915 г. Каменец
Получил сразу два письма от Кати. Наталочка растет и уже по карточке моей говорит «папа».
Все только и говорят о том, что нет снарядов, и о тяжелых жертвах и потерях, настроение самое пессимистическое. Вечер провел с Кравченко, он ездил в штаб Келлера. Говорит, что все плохо, но это еще не самое худшее. Хорошо утешение!
16 июня 1915 г.
Сегодня за обедом Кравченко взял из альбома листок и нарисовал меня. Вышло очень хорошо, я похож. Вспомнил и сказал ему про выставку его картин и рисунков, которую я видел в Петербурге в 1907 году молодым офицером. Рисунки были все из времен китайского похода и японской войны. Только и говорят, что о войне, правительстве и о Думе.
17 июня 1915 г.
Получил от Сушкевича сообщение, что Высочайшим приказом за выслугу лет произведен в чин штабс-капитана 9 июня, со старшинством 3 ноября 1913 г.
Верховное командование принимает Государь. Великий Князь Николай Николаевич едет принимать Кавказскую армию. Относятся к этой перемене неодобрительно, говорят, что Государь приносит несчастье. Что стоило ему, например, приехать в Галицию и посетить Самбор, как Галицию оставляем и отступаем по всему фронту! Принесет, мол, несчастье и теперь!.. И ведь на самом деле есть какая-то доля истины в этом поверье, что ли? Но какой ужас, когда Император окружен таким ореолом!..
18 июня 1915 г.
Рослан-Бек занял у меня сто рублей и еще сто проиграл, другой офицер, Протопопов, взял 120 рублей.
Протопопов отдаст, что касается Рослан-Бека начинаю сомневаться, что-то этот горячий кавказец уж очень много играет и все проигрывает.
Кравченко уехал к Келлеру вместе со своим компаньоном, тоже журналистом Ярошко, который поедет дальше в Киев. Кравченко богатырского роста и атлетического сложения, грузный и сильный; он мне рассказывал, что в былое время выступал в чемпионате борьбы, и довольно успешно.
18 июня 1915 г.
Познакомился с полковником, который назначен начальником этапного участка, предложил мне к нему в помощники, говорит, что это лучше, нет такой ответственности и меньше возни с канцелярией. Не знаю, что ему ответить.
С заводом кончилось все тем, что вещи, которые украли, вернули, а пристав настоял, чтобы управляющий умерил свой пыл.
19 июня 1915 г.
Кажется, штаб корпуса перешел в Проскуров2, неужели придется и дальше отступать. Скоро жду назад Александра.
22 июня 1915 г.
Полковник уехал в Тарнополь в штаб армии, я дал согласие, посмотрим, что выйдет. Завтра тут годичная ярмарка, славящаяся, главным образом, вышивками: полотенцами и бессарабскими кофтами и коврами.
23 июня 1915 г.
На ярмарке купил ковер, несколько полотенец. Работа красивая и очень оригинальная. Все очень дешево.
24 июня 1915 г.
Сегодня на ярмарке купил целую кучу блузок. Есть замечательно красивые вышивки бисером и мишурой, есть кофты с рукавами и грудью, вышитыми розами. Решил подарить Кате, сестре Кати и Ариадне Владимировне.
25 июня 1915 г.
Сидел с Кравченко, он приехал. Упал с лошади, получил растяжение сухожилия и теперь лежит у себя в номере. Настроен он невесело и ничего хорошего не видит в дальнейшем.
В 6 часов приехал Александр, привез массу писем. С наслаждением читал их. Дома все благополучно. Мама гостила в Самайкине, а теперь в Москве на 2-й Мещанской, дом Солодовникова, 8 подъезд, комната 756.
26 июня 1915 г.
Перемен никаких. Вечер провел с Кравченко, пили красное вино и вместе ужинали. Был еще доктор.
27 июня 1915 г.
Сегодня пришел вьючный транспорт Сережи Ушакова, очень обрадовались друг другу. Он славный парень и честный хороший офицер. Пороху не выдумает, но зато твердый и настоящий. Рука его почти сухая и совсем не действует, хорошо, что хоть левая. Сидел сначала у него, а потом он у меня пил чай с кексом, который привез Александр. Занял у него 300 рублей: карты меня совсем погубили, все проклятый клуб. Играют казаки, кавалеристы и здешние помещики, и все ведут крупную игру. Я соблазнился, сначала выиграл 250 руб., а потом и пошло. Дал себе слово не играть больше.
Жена Сережи с сыном Димой гостит у Мертваго, и Сережа просил, чтобы я написал, чтобы Катя свезла триста рублей его жене в Репьевку. Я так и сделаю, это меня устраивает и Сережу тоже.
1915 год. Июль
4 июля 1915 г.
У пластунов огромные потери. Их все время посылали в атаку. Их трупы висят на проволочных заграждениях. Нет человека, который бы не бранился: укладывают лучшие войска.
Ушаков все жалуется на трудность командования вьючным транспортом. Лошади у него от беспрерывных походов все сбиты, и надо их лечить, я дал ему несколько советов. С ним часто видимся, он стоит недалеко.
19 июля 1915 г.
Ходил с доктором Ломницким на охоту. Этот доктор — преоригинальный тип: он старшина клуба, очень милый человек, сам не играет, страшнейший скупердяй, но большой охотник. Старый холостяк живет вдвоем с сестрой в славной чистенькой квартирке, где уютно и хорошо. У него тут кабинет, гостиная, столовая и спальни — его и сестры.
Перепелов тут очень много. Я наслаждался предутренней прохладой, видом наполовину сжатых полей. Мы ходили по полям, а потом, когда стало жарко, прилегли на траву и долго беседовали. Он очень интересный человек. Говорил про свою жизнь, попенял мне, что я напрасно играю в карты, и так мило и тепло меня уговаривал, что я дал ему слово больше не играть.
22 июля 1915 г.
Граф Келлер лечится — у него был удар. Новостей с позиций никаких. Жизнь в Каменце течет так, как в любом провинциальном городе. Все-таки нужно отдать справедливость: поразительно некультурна наша провинция и удивительно некультурны и мало развиты люди: ничего не знают, ничем не интересуются — или играют в карты, или сидят в городском саду на скамеечках. Тамбов, Симбирск, Ставрополь, Сызрань и т. д. Везде то же самое, только Каменец хуже, потому что грязнее и больше евреев. Хотя много состоятельных помещиков — поляков, фамилии все такие: Градовский, Маковский, Беднаровский, Гумовский.
Все они очень милые люди, воспитанные и вежливые.
24 июля 1915 г.
Градовский пригласил меня к себе в имение на охоту. Имение его в 25 верстах, я, разумеется, с радостью согласился, но полил такой дождь, что поехать не удалось.
Мое назначение помощником начальника этапного пункта, кажется, не пройдет, т. к. в транспортах не хватает офицеров — ну что делать!
26 июля 1915 г.
Штаб дивизии, кажется, скоро переходит, поэтому передвинут и меня верст на 60 вперед к Днестру. Мой транспорт хотели куда-то переводить, но корпусный интендант, ничего мне не говоря, ездил хлопотать, чтобы был оставлен именно я. Меня тронуло такое отношение.
Из дому получил письмо, в котором между прочим Катя пишет, что урожай у нас превосходный, зато здесь последнее время все время льют дожди и у крестьян погибли все хлеба, осталась вся надежда на кукурузу.
После прихода на новое место, вероятно, поеду в отпуск. Сушкевич приезжал, делал поверку, нашел все в порядке и обещал отпустить.
Мне немного жалко моей милой уютной комнатки и заботливой хозяйки мадам Эйсымонт, дочь которой, 15-летняя девочка, постоянно ставит мне на стол цветы. Вот и сегодня прихожу, а у меня две чудесные розы. Не знаю, чем и отплатить им. Хочу купить конфет, да здесь нет порядочных кондитерских.
29 июля 1915 г. Каменец
Познакомился с милым прапорщиком Сулима, он крупный помещик Полтавской губ., очень богатый человек, сосед Бискупского. Мы с ним сразу сошлись.
Скоро выступаю. Перемен и новостей никаких.
Полный текст читайте в бумажной версии журнала
[1] В России с XIX в. до 1917 г. — казак пешей команды.
[2] Ныне Хмельницкий (Украина).
[3] Дореволюционный московский камерный театр под руководством Никиты Балиева.
[4] Генрих Афанасьевич Брокар (1836—1900) — российский парфюмер и меценат.
[5] Жители Полесья.
[6] Комическая опера, поставленная в Троицком театре миниатюр Петербурга в начале XIX в.
Публикация и примечания Вероники Жобер