ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Денис Датешидзе
* * *
Пробуждается город во мраке,
Звуковой расползается зуд;
Вдалеке маяки, словно маки,
На антеннах и трубах цветут.
Вновь занявшимся жжением быта
Наполняется двор, подогрет...
А безумное небо раскрыто,
И не скоро осенний рассвет.
Как топорщится жестко и грубо
Та, с которою мы скреплены,
Черно-желто-тяжелая груда! —
Но в мерцанье большой тишины,
Кристаллически ненарушимом,
Есть как будто защита душе...
Диссонируя с общим режимом,
На участие в жизни уже
Не особенно я претендую.
— Так же, как, вероятно, вон тот,
Кто, сжимая бутылку пивную,
Ногу за ногу тянет вперед,
День запоя встречая как первый
(Может быть, на поверку — седьмой),
Вдоль тропинки, присыпанной прелой,
Безмятежно опавшей листвой.
* * *
С волками жить, по-волчьи выть —
Не хочется. А вдруг
Еще завоешь, может быть,
Когда к стене припрут? —
Когда заставят: ну-ка, вой,
Не то сожрем живьем!
Остаться сможешь ли, герой,
При мнении своем?
Или кого-нибудь убить
Прикажут. Что тогда?..
А всё твердят, что жизнь любить —
Хорошая черта,
Что, дескать, жизнь, сама она,
Важней любых идей...
Но будто бы осквернена
Такой любовью к ней.
И странно ли, что наш уют
Столь скуден, груб и сер?
Кого-то в это время бьют
В ментуре, например;
Кому-то кипятильник в зад
Засунули в тюрьме.
А ты «живешь». И вроде рад.
(И рад, что не тебе.)
* * *
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю...
А. Пушкин
— Дай мне знать, что моя судьба,
Сколь бы ломаной ни была,
Не куда-то, а вот сюда,
К этой точке меня вела.
Даже если тотальный крах
(А не новый отнюдь виток),
Я хотел бы, чтоб Ты был прав,
Подводя ей такой итог.
Чтоб ответить: «Бери, владей!» —
Если чувствую, что погиб.
И в прошедшем простить людей
И на них не держать обид,
С отвращеньем не проклинать
Ни себя, ни любых других...
Дай мне силы не вспоминать —
Отпечалившись, отрубив.
По моей ли, чужой вине,
Если все получилось — так,
То каких остается мне
Удовольствий просить и благ?
Дай — хоть в свет уходя, хоть в склеп —
Не роптать, а принять приказ.
Или жить... Сколько скажешь лет.
Но иначе. Не как сейчас.
* * *
И пойдут сии в муку вечную...
Мф., 25:46
Довольно ясно все возвещено.
И почему мы верить не хотим?! —
Что тело не исчезнет, но должно
Пройти сквозь тлен, чтоб сделаться другим.
О новом небе сказано, земле,
Для тех, кто узкою ступал тропой...
А остальным, изобличенным в зле, —
В расплату «мука вечная».
Такой
Всегда вопрос в сознании встает:
«Тебе их нужно наказать? Ну что ж,
Каким бы ни был этот или тот,
Уж если нет прощенья — уничтожь!
В чем смысл непрекращающихся кар,
Когда итог непоправим?.. Зачем?!»
Или бессмертие и в муках — дар
И милость, уготованная всем?
* * *
Помнишь, когда-то, в июне,
Треск облаков грозовых,
Зной, тополиные вьюги,
В озеро первый заплыв,
Мелких лягушек на тропке
К озеру, мусор в песке;
Выезд из города, пробки,
Банку пивную в руке.
Счастье казалось неполным,
Не разделенным ни с кем...
В пыльном просторе бетонном
Меж тротуаров и стен
Грузные гроздья сирени,
С каждым рассветом бледней,
Слабо качались, в смиренье
С летней судьбою своей.
...Словно в большом кинозале,
Плыло, звучало, цвело,
Двигалось перед глазами,
Но никуда не вело.
То есть вело, отвлекало...
Кануло в белую тишь.
Где-то хранится лекало.
Хочешь ли снова? — Молчишь.
* * *
Что-то было. К примеру, купанье
Летней ночью: нагие тела,
Лунно-звездной реки трепыханье,
Глубина, что пугала-влекла...
«Дикий» лагерь. Костер да гитара,
Шуры-муры... Но я был несмел
И вкусить полной мерой нектара
Не сумел — хоть и жадно смотрел
На нее. А она была с мужем,
Да и старше меня раза в два;
Если я оказался и нужен,
То для легкого лишь баловства,
То есть щечку, смеясь, подставляла,
Обнимать позволяла подчас, —
Что как будто не так уж и мало
В свете возраста. Есть про запас
Вариант, что сама не решилась
(Вряд ли кто бы донес — но статья).
— Померещится вдруг, что сложилась
Жизнь совсем бы иначе моя
И удачней... А в общем, подвохи
Возникают на всяком пути.
И к чему безнадежные вздохи?
Кое-как засыпая к пяти,
Вспоминаю размытые лица,
Словно в давнем пред кем-то долгу,
И хочу наконец расплатиться!
И никак до конца не могу.
Что-то было. — И было ведь живо!
«Где оно?» — Кто ж не знает? — «Нигде».
По зигзагу, тропинкой с обрыва,
К вожделенной бежали воде,
Что имела названье Нарова...
Там — ни песен теперь, ни наяд.
Только, вместо хмельного народа,
Погранцы на дежурстве стоят.