ИСТОРИЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ

 

Владимир Гордин

Большая война на Ближнем Востоке
и два странных офицера

История трагического конфликта на Ближнем Востоке мало известна сегодняшнему российскому читателю, да и не только российскому. Идеологизированная ложь советского периода жизни России и европейская политкорректность мало способствовали трезвому знанию и пониманию механизмов трагедии.

Для того чтобы объективно оценивать нынешнюю ситуацию, необходимо иметь представление о событиях, предшествующих той стадии конфликта, которая началась в ноябре 1947 года с решения Генеральной Ассамблеи ООН о создании на территории Палестины еврейского и арабского государств, энергично поддержанного руководством СССР, массированной интервенции в Палестину армий окружающих арабских режимов и разгрома этих армий израильским ополчением.

Публикуя документальное повествование В. Гордина, редакция сознает возможность иных подходов к проблеме, иной интерпретации исторического материала и готова к обнародованию иных — обоснованных — точек зрения.

Вместо введения

Ибо у всякого дела — время и закон, ибо зло человека тяготеет над ним. Ибо не знает он, что еще будет, а когда это будет — кто ему скажет? Нет человека, властного над ветром, чтобы удержать ветер, и нет власти над днем смерти, и нет отпуска на войне, и не спасет нечестие нечестивца.

 

Экклезиаст VIII, 6-8

 

У документальной повести должна быть концепция. Например, мерзавца министра А надлежало повесить, а героя генерала Б — назначить главнокомандующим — все было бы хорошо. Подразумевается, что и автор, и читатель знают, что такое «хорошо», и понимают это «хорошо» одинаково. Также подразумевается, что необходимые для доказательства и объяснения событий причины и факты налицо: вот тайные письма А, секретная карта Б…

Не беру на себя такой смелости. Что «хорошо», каждый решает сам и часто потом перерешает. Речь о войнах, а войны на Земле продолжаются. «Туман войны» многое скрывает навсегда. Мои герои более многих определяли, будут ли участвовать в войнах и конфликтах и как именно.

Учесть все факторы даже задним числом затруднительно. Профессионал Голиаф в тщательно подогнанном снаряжении не был застигнут врасплох, хотел сражаться и имел еще массу других оснований победить пастуха Давида. Ан, вышло иначе. Для военного историка здесь есть проблемы.

Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» приводит все сведения, которые он сумел собрать о своих героях — не только о победах и поражениях, — завершая коротким моралитэ. Книгу Бытия можно рассматривать в том числе и как книгу о причинно-следственных связях: сделаешь так — получится эдак; а моралитэ напрямую там и вовсе отсутствует.

Общей схемы нет — для этого пришлось бы часть фактов, в схему не ложащихся, выбросить. Персонажей будет много, они относятся к разным культурам, различается и стиль документов. Создается ощущение лоскутного одеяла, — но такова специфика предмета.

Дальних последствий не знает никто. Т. Герцль писал «Der Judenstaat»1,  чтобы побудить евреев возродить спустя два тысячелетия галута2  свое государство и уговорить другие народы и государства помочь (или хотя бы не мешать) в этом. Но полвека спустя, когда А. Эйхман3  заступал на должность по истреблению евреев, ему для ознакомления с предметом была предложена именно книга Герцля.

История показывает, что люди чаще берут в расчет свои интересы (как они их в тот момент понимают) и под них подгоняют концепцию, придумывают своим поступкам красивые оправдания, но все же и правда при принятии решений имеет кое-какой вес. Расскажу о некоторых причинах современных конфликтов на Ближнем Востоке поподробнее, а там — будь что будет.

Ближневосточный  пейзаж
перед  Первой  мировой  войной

Уланы с пестрыми значками,

Драгуны с конскими хвостами,

Все промелькнули перед нами,

Все побывали тут.

 

М. Ю. Лермонтов. «Бородино»

 

Коротка память людей. События Первой мировой войны или Египетской экспедиции генерала Бонапарта многими относятся ко временам грехопадения Адама или сезонам охоты на пещерного медведя. История же государства Израиль для многих начинается с резолюции ООН 1947 г. о создании на территории Подмандатной Палестины еврейского и арабского государств. Между тем, на этой земле и до этой резолюции ООН (которая сама тогда имела от роду только два года) евреи и арабы существовали тысячелетия. Когда после Первой мировой войны принц Фейсал, претендовавший на сирийский трон, и министр иностранных дел Франции, желавший заполучить эту же Сирию, выясняли отношения, оба апеллировали к событиям крестовых походов. У евреев права на Эрец Исраэл4  намного древнее.

Всю свою жизнь читаю (слушаю, смотрю) о напряженности, конфликтах и войнах на Ближнем Востоке. В центре конфликтов — Израиль. В центре Израиля — построенный из белого камня Иерушалаим. В центре — Старый город. Эпицентр конфликта — Храмовая гора — место, где когда-то располагался Храм. Наверху — мечеть Аль-Акса. Сбоку — Котель Маарав (Западная Стена, Стена Плача). Подходы контролируются полицией с металлоискателями. Если те, кто сверху (мусульмане), недовольны теми, кто внизу (евреями), они кидают вниз
(с высоты восьмиэтажного дома) камни5 .Тогда полиция сбоку штурмует гору, применяя резиновые пули. Совсем внизу — тоннель, проложенный двадцать один век назад, в период правления династии Хашмонаим (Хасмонеев).

Вход в него около Стены Плача обнаружен в середине XIX века. В начале 1996 г. был наконец пробит замурованный выход на улицу via Dolorosa6 . Осенью 1998 г., в каденцию премьер-министра Израиля Б. Нетаньяху, в Йом Кипур7 , выход был открыт. В ответ на следующий день в Газе выступил Я. Арафат: «Аллах овладел душой и телом тех, кто верит в него, потому что они получат в наследство рай. Они будут сражаться за Аллаха, будут убивать и будут убиты, и это — священная клятва».

Палестинская молодежь была послана на улицы. Было убито 15 военных и 60 нападавших, сотни людей ранены. Обстрелы в этом месте продолжаются до сих пор.

Над всем этим потрясающей синевы небо и ослепительное солнце, однажды остановившее свое движение по молитве Иисуса Навина (Йешуа бен Нуна).

До Первой мировой войны большинство государств, расположенных на Ближнем Востоке и так или иначе участвующих в нынешнем конфликте, входили в Османскую империю в качестве провинций. «Блистательная Порта», как ее называли в XVI веке, в веке XIX получила в Европе название «Больной человек на Босфоре». Некогда победоносные янычары превратились в своевольную банду, диктовавшую свои капризы империи, но один из султанов исхитрился и сумел их перебить. Однако империю, раскинувшуюся на трех континентах, это не спасло. Турки-османы составляли треть ее населения, а недовольны были почти все.

О том, как использовать это недовольство, как откусить кусочек полакомее и отпихнуть других желающих, думали в самых разных государственных кабинетах Европы.

Еще Екатерина II мечтала о восстановлении Византии и велела второго своего внука назвать Константином — будущий претендент на будущий трон. На Константинополь и проливы посматривали и младший брат Константина — Николай I, и сын Николая — Александр II, и внук Александра II — Николай II. Ф. М. Достоевский тоже советовал — забрать! Англия препятствовала.

Во время Первой мировой войны командующий Черноморским флотом адмирал А. В. Колчак готовил десант на Константинополь, но ему помешала Февральская революция, развалившая армию и флот. А вот согласие английского правительства у России имелось. На заседании 10 марта 1915 г. (когда англо-французские армия и флот начали Дарданелльскую операцию, высадив десант южнее Дарданелл) кабинет Его Величества формально признал, что требование России получить проливы обоснованно. Ллойд-Джордж отметил: «…русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут щедры в отношении уступок повсюду».

Предварительная договоренность с Францией была достигнута еще раньше. Посол Франции М. Палеолог описывает свою беседу с Николаем II, которой он был удостоен 11 ноября 1914 г. Было условлено, что Турция будет лишена своих европейских территорий на Балканах в пользу славянских государств, район Проливов отойдет России, а Константинополю будет предоставлен нейтральный международный статус. В качестве возможности для ответной любезности французский посол указал на следующие обстоятельства: «Франция обладает в Сирии и Палестине драгоценным наследием исторических воспоминаний, духовных и материальных интересов. Полагаю, что Ваше Величество согласились бы на мероприятия, которые правительство Республики сочло бы необходимым для сохранения этого наследия». — «Да, конечно». Итак, Проливы в обмен на Сирию и Эрец Исраэл.

Последнюю попытку захватить проливы и Константинополь предпринимал Сталин уже после Второй мировой войны. По свидетельствам Молотова и Хрущева, Отца народов остановили английский флот, оказавшийся в Босфоре раньше советского, и угроза Третьей мировой войны.

Тремя веками ранее в победоносной войне 1516—1517 гг. Турция захватила Ирак, мамлюкские Сирию и Египет, Аравию. Вскоре в империю вошли Ливия, Тунис, Алжир — теперь большинство арабов на пятничной молитве славили имя нового халифа — турецкого султана. Угрозы султанов накормить коня овсом на папском престоле в Риме, захватить Вену и вообще «сорвать красное яблочко» — завоевать христианскую Европу — были весьма реальны8 . Размах турецких операций был глобальным: на картах турецких адмиралов была обозначена даже Антарктида, еще неизвестная европейцам; они обсуждали возможность десантов в Новый Свет.

Европа устояла: Мальтийский орден выдержал Великую Осаду — 10 генеральных штурмов острова, попытки взять Вену оказались неудачны, десант на Мадрид (74 тыс. войска с артиллерией) был в 1568 г. отменен — турецкие войска пошли на Астрахань и на Йемен. А в 1571 г. флот испанского короля, римского папы и итальянских городов в генеральном сражении при Лепанто разбил флот Блистательной Порты.

Мощная турецкая артиллерия9  разгромила кавалерию мамлюков, но на море нашлись противники посильнее. Васко да Гама достиг Индии в 1498 г. Морские экспедиции принесли Португалии большой доход, и стали экономической опорой страны. В 1509 г.10  португальский флот разбил при Диу флот мамлюков и Индийский океан перестал быть «исламским озером»11 .

В 1552 и 1554 гг. португальский флот разбил и турецкий в Персидском заливе, и турки были остановлены на южном фронте.

В XVII в. английский флот взял верх над португальским, и юг Аравии постепенно стал входить в сферу интересов английской короны: Йемен, Кувейт12 , Оман постепенно признавали силу английских пушек; там появлялись британские гавани, крепости, склады. Все эти сооружения и гарнизоны должны были обеспечивать морской путь в Индию — и до и после открытия Суэцкого канала.

Держать в узде арабские племена и их шейхов было делом важным, но утомительным. Территория, где ныне Объединенные Арабские Эмираты привлекают сонмы туристов из Европы, когда-то именовалась Пиратским берегом.

Англичане предприняли в начале XIX в. несколько военных походов против арабских пиратов и принудили местных шейхов подписать договор о прекращении работорговли и морского разбоя.

Племена центральной Аравии (Неджда) в XVIII в. приняли ваххабизм13 , что дало им дополнительный повод совершать набеги на те арабские племена, которые этот «особо правильный» ислам не приняли. Шииты14  запомнили налет ваххабитов на Кербелу (100 км южнее Багдада), где находится гробница имама Хусейна. Восемь часов истинно верующие грабили город и разрушали усыпальницу. Около двух тысяч стариков, женщин и детей, веровавших недостаточно истинно, были перебиты.

Была завоевана почти вся Аравия, но государственный аппарат ваххабиты не создавали — похоже, по идеологическим причинам. В 1803 г. в столичной мечети эмир Неджда Абд аль-Азиз I был убит (по слухам, мстителем за налет на Кербелу).

Империя ваххабитов развалилась. Следующий взлет состоялся в двадцатых годах ХХ в.

В Египте власть захватил Мухаммед-Али, неграмотный албанский офицер, переброшенный с Балкан турками для борьбы с французами. С мамлюками спустя несколько лет он разделался просто: пригласил офицеров на пир, а когда довольные гости стали расходиться, приказал на выходе в узком коридоре всех перерезать. Преследовал их остатки в Нубии, а заодно завоевал и Судан. Вместе с турками воевал против общих противников в Аравии — ваххабиты были разбиты, а эмир Неджда Абдаллах казнен15 .

Затем Мухаммед-Али решил избавиться от султана — послал своего сына, Ибрагим-пашу, на север. Тот захватил Эрец Исраэл и Сирию, а спустя несколько лет двинул армию на Малую Азию. Великие державы долго колебались, как и кого им поддержать. Главное было не дать другим урвать кусок у «Больного человека».

Египет остался за Мухаммедом-Али, который стал вице-королем, а Сирию и Эрец Исраэл пришлось вернуть Турции. Хотя номинально Египет и подчинялся повелителю правоверных, турецкому султану, в течение XIX в. он все более подпадал под влияние Англии. Когда началась Первая мировая война, линия фронта между английскими и турецкими войсками прошла по Суэцкому каналу.

Офицер из Оксфорда

И, взойдя на трепещущий мостик,

Вспоминает покинутый порт,

Отряхая ударами трости

Клочья пены с высоких ботфорт.

 

Н. С. Гумилев. «Капитаны»

 

Томас Лоуренс (1888—1935) родился в семье с достатком скромным 16 , и для него было везеньем учиться в Оксфорде. В шесть лет читал книги и газеты, а став чуть старше, полагал учебу в школе напрасной тратой времени. Мальчик интересовался средневековой архитектурой, арабами, крестовыми походами, вообще историей войн и восстаний17 . Он занимался фотографией, путешествовал на велосипеде по Англии и Франции. Отслужил в армии. В университете Лоуренс предпочитал заниматься самостоятельно, манкируя лекциями. Дипломная работа «Влияние крестовых походов на средневековую военную архитектуру Европы» как нельзя более отвечала его интересам. Затем — работа под руководством известного археолога Хоггарта и путешествия по Ближнему Востоку в одиночку. Подобно профессору Хиггинсу, Лоуренс определяет на слух область, откуда родом собеседник-араб. Одевается как араб, питается как араб, — его трудно отличить от туземца.

Турция тогда разворачивалась в своих симпатиях: от Франции и Англии к Германии и Австрии; в 1903 г. немцы получили концессию и строили для турок Багдадскую железную дорогу18 , которая дотянулась до самой Медины19 , Германия присылала в Турцию военные миссии, давала займы, продавала оружие. Назревала война — было достаточно международных конфликтов, амбиций и нерастраченных сил. Запах пороха веселил многих.

Молодой археолог не забывает тренироваться в стрельбе из револьвера по мелким мишеням. Германские строители обеспокоены напористым англичанином, производящим раскопки поблизости от железной дороги. Между «белыми людьми» возникают трения, дело чуть не доходит до стрельбы. А уже в следующем, предвоенном году археологическая работа Лоуренса заведомо служила «ширмой» для военной разведки.

Начало мировой войны, в которую Турция вступила спустя несколько месяцев после основных участников, означало для Лоуренса «важную работу». Он энергичен, амбициозен (раз уж он участвует в войне, то желал бы к тридцати годам стать генералом и баронетом) и знает очень много для этой войны полезного: языки, обычаи, конкретных людей в разных местах. Консультации, составление отчетов, тайная дипломатия, допросы пленных и т. п. Младший лейтенант военного времени, которого в первые дни войны не взяли волонтером в армию Его Величества по недостаточности роста, не тушуется перед старшими офицерами, дает компетентные советы, составляет критические записки, редактирует карты, издает справочники по турецкой армии.

После поездки в Месопотамию, где в Куте был осажден английский десант, Лоуренс представил доклад. «В тот вечер в Генеральном штабе царило смятение, так как мы были убеждены, что если Муррей прочтет доклад, то его постигнет удар, и мы лишимся нашего командующего20 . Поэтому в срочном порядке мы засели за переделку доклада, выкидывая из него самые рискованные места, и работали до тех пор, пока не привели его в такой вид, в каком он мог быть представлен начальству». Так вспоминает штабной офицер, добавляя, что основные положения доклада впоследствии получили подтверждение.

Мак-Магон, верховный комиссар Великобритании в Египте, договорился с шерифом Мекки Хусейном, назначенным в 1908 г. 21  И в июне 1916 г. Хусейн поднял восстание против своего сюзерена — Турции.

С одной стороны, «умма» — единство мусульманской общины. С другой — жажда власти22 . Основоположник ислама Мухаммед, конечно, следил за уммой среди своих сторонников, но ни о каком единении с христианами и иудеями и речи не было — только подчинение. И каждый эмир тоже заботился об умме среди своих подданных. А уж умма с центральной властью — это как политическая карта ляжет.

Шериф здраво рассудил, что если англичане уже отбили у Турции Египет, то могут продвинуться и дальше. Что хотя англичане и неверные, у них много хорошего (золото, оружие, техника и тактика). А у турок, хотя они и единоверцы, много плохого. И возможно, настал час взять себе «побольше суверенитета». Служивший в турецкой армии сын шерифа Фейсал удачно бежал со службы в Аравию.

Подробности арабской измены описаны с турецкой стороны в «Записках» Джемаль-паши 23 , члена правящего в Турции триумвирата младотурок, назначенного командовать 4-й турецкой армией на Южном фронте Османской империи. Опасаясь (и, как показало время, справедливо) сепаратизма нетурецкого населения, он приказал повесить в Бейруте нескольких арабских лидеров, а евреев классифицировал просто: «большинство палестинских евреев — сионисты, а сионисты являются врагами Турции, поэтому всякий, у кого будет обнаружено сионистское удостоверение, подлежит смертной казни».

Лоуренс описывает положение при младотурках, сторонниках прогресса и вместе с тем — унитарного государства: «Американские школы с их исследовательской методикой обучения способствовали развитию независимости суждений и свободному обмену взглядами. Без всякой специальной заданности они обучали революции.

Сепаратизм, как и борьба с ним, в Османской империи нарастали. Арабские депутаты парламента были разогнаны. «Арабские выступления и арабский язык подавлялись Энвер-пашой более жестоко, чем это делал до него Абдель-Хамид». В ответ стали создаваться тайные арабские общества: «Ахуа», «Ахад» (в Южном Ираке), «Фетах» (в Сирии).

«Режиму приходилось воздерживаться от преследований Фетаха до момента, когда можно было бы нанести меткий удар, не раздражая сверх меры английских и французских дипломатов, формировавших в Турции современное общественное мнение. С началом войны 1914 года эти агенты покинули Турцию, предоставив турецкому правительству полную свободу для репрессий».

Турки к таким репрессиям были готовы, а тут и момент подвернулся: «…они обнаружили весьма привлекательное и удобное оружие в виде секретных документов, оставшихся в здании французского консульства в Сирии. Это были копии переписки по вопросам свободы арабов между консульством и одним из арабских клубов, не связанных с Фетахом<…>, среди членов общества были известные и уважаемые люди, в том числе и университетские профессора; их арест и осуждение, ссылки и казни глубоко потрясли страну, и арабы Фетаха поняли, что, если они не воспользуются этим уроком, их судьба будет точно такой же. Армяне были хорошо вооружены и организованы, но руководители предали их. Они были разоружены и постепенно истреблены: мужчинам устроили резню, женщины и дети, которых грабил каждый прохожий, гибли на зимних дорогах при выселении в пустыню, лишенные одежды и пищи».

Потенциальным союзникам Англии были обещаны английское золото и английское оружие; подразумевался и грабеж побежденных. Английский флот уже господствовал на Красном море. Арабы неожиданно атаковали гарнизон Мекки. Турки пытались обороняться, и несколько их снарядов пролетело рядом с Каабой, доказав «святотатство» побежденных. В Медине и других городах дела национального освобождения шли неважно, регулярные турецкие войска при поддержке немцев отразили атаки плохо вооруженных и неорганизованных арабских племен, предпринятых шерифом, и перешли в контрнаступление24 . Встал вопрос о посылке английской бригады и каких-то французских войск — выручать нового союзника.

Помощь была нужна, но и послать, и принять ее было опасно — препятствовала религия. Согласно хадису (высказыванию Пророка, переданного через кого-нибудь из его соратников), в Хиджазе может быть только одна религия. Европейцев — теперь союзников — здесь раньше убивали. Союз с неверными компрометировал шерифа Хусейна в глазах его арабских подданных. И европейцы и Хусейн это понимали и норовили сложить с себя ответственность за принятие непопулярного решения.

Инспектировать новых союзников послали руководителя «Арабского бюро» молодого Лоуренса. Он встретился с принцем Абдаллой (Абдаллахом) ибн Хусейном — в будущем королем Иордании. Абдалла Лоуренсу не понравился: смешлив, хитер и недостаточно энергичен. А вот его старший брат Фейсал произвел хорошее впечатление на английского инспектора. Он увидел в нем задатки пророка: склонность к экзальтации, простоту в обращении, готовность публично разбирать судебные дела, умение красиво говорить.

Лоуренса интересовало все: тактика, оружие, продовольствие, вожди. Он обещал Фейсалу английскую поддержку и отправился с докладом в Египет, благо, английский флот контролировал Красное море, разделявшее английский Египет и восставший против турок Хиджаз. Он твердо заявил начальству, что английские войска посылать на помощь не нужно.

«Муррей и его штаб повернулись ко мне лицом и сказали, что я самый хороший мальчик; они протелеграфировали полностью мою докладную записку Робертсону, который прислал мне благодарственную телеграмму».

Лоуренсу предложили вернуться к арабам и самому реализовывать на практике свои рекомендации. Он исполнил их и спустя два года во главе большой арабской армии25  вошел в Дамаск.

Лоуренс постоянно подчеркивает, что неудачи турок — следствие их недостаточной инициативности, скорости перемещения, непродуманной тактики на поле боя. Ему же удавалось провести разведку и нападать там, где противник не успел изготовиться.

В Индии англичане давно использовали сипаев — местных солдат со своими офицерами. Немцы во время Первой мировой войны также сумели продемонстрировать возможность эффективно использовать туземцев для ведения партизанской войны. В Танганьике небольшие немецкие подразделения, полностью изолированные от метрополии, сумели таким образом не только продержаться против имевших подавляющее превосходство англичан, но и нанести им большие потери. Эти отряды сдались только осенью 1918 г., получив сведения о капитуляции Германии.

Воспоминания Лоуренса напоминают романы Ф. Купера: есть туземцы благородные (арабы) и плохие (турки). Чем, собственно, они хуже первых, понять из книги затруднительно. Отсутствие аргументов Лоуренс пытается компенсировать эпитетами 26 .

Арабы готовы, совершая атаки на противника, убивать и грабить — Лоуренс пишет о красоте старого воина. Правда, этот воин собирался предать его самого туркам, о чем Лоуренса предупредили, — но и этому великодушный автор находит какое-то невразумительное объяснение. Лоуренс вовремя вставляет в разговор с потенциальным предателем цитату из его письма противнику, и они обращают все в шутку. О том, как его нынешние союзники — арабы — предали турок, сообщается и вовсе весело.

Арабы разбегаются при поражении — англичанин должен учитывать это при выработке тактики, нести «бремя белого человека».

«Свойственная им беспечность делала их падкими на добычу, отнятую у неприятеля, и подстрекала разбирать железнодорожное полотно, грабить караваны и красть верблюдов. Но они были слишком свободолюбивы, чтобы повиноваться приказам и сражаться в рядах. Человек, который прекрасно сражается в одиночку, по большей части оказывается скверным солдатом, и эти бойцы показались мне неподходящим материалом для муштровки. Но если бы мы вооружили их легкими автоматическими ружьями типа «Льюис», они могли бы удержать свои горы».

«…Нам, равнодушным ко злу, которое мы навлекали на других или испытывали на себе, казалось зыбким даже ощущение физического бытия; да и само бытие стало эфемерным. Вспышки бессмысленной жестокости, извращения, вожделение — все было настолько поверхностным, что совершенно нас не волновало: законы нравственности, казалось бы, призванные ограждать человека от этих напастей, обернулись невнятными сентенциями. Мы усвоили, что боль может быть нестерпимо остра, печали слишком глубоки, а экстаз слишком возвышен для наших бренных тел, чтобы всерьез об этом думать<…>.

Руки у нас постоянно были в крови, и нам дано было право на это. Мы ранили и убивали людей, едва ли испытывая угрызения совести, — столь недолговечна, столь уязвима была наша собственная жизнь<…>.

Мы добровольно отреклись от морали, от личности, наконец, от ответственности, уподобившись сухим листьям, гонимым ветром».

Немецкие участники Первой мировой войны, которые вскоре возглавят Третий Рейх, писали и говорили вещи столь же романтически-истерические и логически невнятные.

В чьих же интересах действует Лоуренс: пославшей его Англии или своих новых друзей и их свободы? Эти интересы совпадают отнюдь не всегда. Быть может, Лоуренса, Наполеона, Ричарда Львиное Сердце — всех молодых честолюбцев, приплывших воевать в Палестину, увлекал лишь процесс вооруженной борьбы? Вряд ли кто-то, в том числе и они сами, мог дать ответ об окончательной цели — разве что высокопарный афоризм для свиты, войска, биографов и потомков.

В одном месте можно прочитать следующий пассаж: «Разумеется, мы сражаемся за общую победу союзников, и, поскольку англичане являются главными участниками союза, ради них можно было бы пожертвовать арабами как последним средством».

Но в конце книги, описывая вступление арабов в Дамаск осенью 1918 г., Лоуренс пишет, как посоветовал им немедленно, той же ночью, пока не подошла регулярная английская армия Алленби, сформировать временное правительство. «Нури спросил: «Разве англичане не придут?» Я возразил, что они придут наверняка, но плохо то, что они могут потом не уйти».

В качестве доказательства жизнеспособности временного правительства, созданного в Дамаске при его участии, Лоуренс сообщает, что оно просуществовало целых два года…

До 1921 г. англичане и их союзники соглашались с тем, что на всей территории, которую евреи занимали согласно Торе, должен быть создан «еврейский национальный очаг» (о том, какими усилиями было достигнуто это согласие, еще будет сказано). Таким образом, включались не только земли западнее Иордана, но и его восточный берег. Однако, когда 14 февраля 1921 г. У. Черчилль сменил свой портфель военного министра (война закончена и в военном ведомстве идут сокращения) на портфель министра колоний, новый министр решил организовать для союзника Англии — эмира Абдаллы, сына шерифа Хусейна, — независимый эмират к востоку от Иордана. В результате территория, называвшаяся Палестиной, стала уже.

Черчилль сразу же заявил, что рассматривает Египет (где как-никак имелся свой король из династии Мухаммеда-Али) как важную часть Британской империи. 12 марта 1921 г. в Каире открылась конференция, избравшая королей Ирака и Трансиордании. Реально же проблемы политической географии решались Черчиллем и Лоуренсом приватно, в одном из ресторанов. Черчилль говаривал: «Однажды в воскресный полдень я поместил эмира Абдаллу в Иорданию».27 

Мнение евреев об обещанном им Англией национальном очаге министра колоний не слишком волновало. Иногда, впрочем, он об этом упоминал. А вернувшись в Англию, говорил о страхе арабов: «…в следующие несколько лет они будут поглощены тысячами эмигрантов из Центральной Европы, которые лишат их земли».

Вывод Черчилля: национальный еврейский очаг — это хорошо, но вот алию28  нужно прекратить или резко ограничить.

Практическое следствие: в мае 1921 г., почувствовав моральную поддержку английских властей, арабы начали погромы по всему Эрец Исраэл. Через неделю насчитывалось 47 убитых.

Но это уже другая история… А книгу Лоуренса прочитать любопытно. Это увлекательный рассказ о том, как один востоковед с оксфордским образованием много лет пробыл на Ближнем Востоке, командовал в боях, покрывал огромные расстояния, постоянно меняя верблюдов, автомобили, броневики, корабли и самолеты, взорвал чуть ли не сотню мостов, замерзал один в заледенелой пустыне, взбунтовал арабские племена, занял Дамаск, но… нигде не обнаружил евреев. (Многие видят только то, что хотят увидеть. И к современным европейским политикам это тоже относится в полной мере.)

Гарт, биограф Лоуренса, отмечает, что тот не любил театр. Подмостки, где стреляют хлопушки, а мечи — картонные. После театра со сценой в тысячи километров, где актеров насчитывалось более ста тысяч, трупы убитых натуральные, а не бутафорские, и неверная интонация в беседе у костра может стоить жизни, — после всего этого театр с билетом за одну гинею казался профанацией. Хотя инструкция Лоуренса (см. ниже) написана именно как инструкция режиссера для актеров.

Весной 1918 г., когда немцы начали свое «Победное наступление» на Западном фронте29 , а Алленби только готовил свой сокрушительный удар в Эрец Исраэл и тем более еще не взял Дамаск, в Англии некто Томас Лоувелл уже читал лекции о подвигах Лоуренса Аравийского, показывая фотографии и диапозитивы.

Свой образ Лоуренс делает по Эдмону Ростану: невозмутимый герой без страха и упрека, блестяще владеющий всеми видами оружия и пером, свободно беседующий с бродягами и генералами. Крайне раздражен, если ему мешают этот образ выдерживать.

Лоуренс со вкусом рассказывает, как к нему явился незнакомый юноша — вор и убийца Абдулла — и попросился в телохранители: «Поскольку чувствовалось, что он был вполне подходящим, я тотчас же взял его к себе. Он проводил проверку остальных желающих поступить ко мне на службу, и благодаря ему и моему другому помощнику вокруг меня выросла замечательная банда знатоков своего дела. Англичане в Акабе называли их головорезами, но они резали головы только по моему приказанию. Мне нужны были хорошие наездники и люди, не дорожившие своей жизнью, гордые собой и без семейных уз».

Но вот взорван очередной турецкий состав. «Арабы метались полуголые, в бешеном исступлении, визжали, стреляли в воздух, дрались друг с другом, вскрывая сундуки и слоняясь с огромными тюками. Они распарывали их и разбрасывали, уничтожая все, что им было не нужно. Всюду валялись десятки ковров, кучи матрацев и цветных одеял, груды мужской и женской одежды, часов, кухонных горшков, пищи, украшений и оружия. Рядом стояли тридцать или сорок женщин без покрывал и истерически рвали на себе одежду и волосы, оглушая своими воплями самих себя. Арабы, не обращая на них внимания, продолжали крушить домашнюю утварь и грабить вовсю. Верблюды стали общим достоянием. Каждый с яростью нагружал их сверх всякой меры. Увидев, что я не принимаю в этом участия, женщины кинулись ко мне, хватаясь за мою одежду, взывая о пощаде. Я уверял их, что все кончится хорошо, но они не отставали, пока меня не избавили от них несколько человек из их мужей. Они пинками откинули своих жен, хватая меня за ноги в припадке отчаяния и ужаса перед близкой смертью. Они представляли собой гнусное зрелище. Я оттолкнул их ногой и, наконец, освободился».

Действительно, чего (кроме удара ногой) заслуживают эти бездарные актеры, перед смертью не восхищающиеся гениальной режиссурой Лоуренса Аравийского?

Зато если актеры готовы признать в нем вождя, то брезгливости нет места: разыгрывается еще одна комедия Шекспира или продолжение недавно вышедшего романа Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»30 . На происходящее стоит смотреть несколько отстраненно и посмеиваясь: «Особенность племени ховэйтат заключается в том, что каждый четвертый или пятый человек является шейхом. В результате главный шейх вообще не имеет никакого авторитета, и мне, как и в предыдущем набеге, пришлось командовать всей экспедицией. Последнее не должно быть делом иностранцев, поскольку мы не знаем семей арабов настолько близко, чтобы быть в состоянии справедливо поделить между ними общую добычу. Однако в этом набеге бедуины вели себя исключительно хорошо и все делалось в точности так, как я хотел. Тем не менее в течение одной поездки мне пришлось выносить судебное решение по двенадцати случаям нападений с оружием в руках, четырем делам о кражах верблюдов, одному брачному делу, четырнадцати ссорам, двум последствиям «дурного глаза» и одному случаю колдовства. Подобные дела отнимали все свободное время».

Английский офицер во славу короны помог своим «головорезам» победить на поле боя. Сам он не грабит и не убивает. Хотя, разумеется, в детстве он читал псалом «Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых».

После войны, в 1921—1922 гг., он, политический советник Министерства колоний, помогает бывшим союзникам получить плату — в этом театре расплачиваются тронами. А британской короне Лоуренс надеется предложить «Первый цветной доминион», в котором будут жить арабские друзья Англии. Впрочем, скоро выяснится, что дружеские чувства арабов были не столь сильны. Как гласит восточная поговорка, «оказанная услуга ничего не стоит».

Одновременно Лоуренс занимается подготовкой книги. Он называет ее «Семь столпов мудрости». Она выходит в 1926 г. Экземпляры пронумерованы, тираж мал, и книга становится библиографической редкостью. Книга «Восстание в пустыне» является выборкой из «Семи столпов» (на русский язык переведены обе). Когда издатель узнал, что Лоуренс привел в порядок свои военные дневники, он захотел их издать (согласно договору, имея на это преимущественное право). Лоуренс потребовал колоссальную сумму: миллион фунтов предоплаты, и дневники не были опубликованы.

Желание Лоуренса — не оказаться похожим на заурядного человека. Его устраивает лишь уровень Ричарда Львиное Сердце или Наполеона Бонапарта — монархов, решавших судьбы многих тронов и лично действовавших на поле боя, дошедших до Латруна31 , хотя и не до Иерушалаима. Итак: или их уровень, или полная безвестность.

Оставив Министерство колоний, он снова поступает в армию, в авиацию. Не желая передавать чужие приказы, он становится рядовым. Маршал авиации сэр Хью Тренчард, командующий военно-воздушными силами пишет: «Настоящим постановляю, что полковнику Т. Э. Лоуренсу разрешено поступить на военную службу в английские военно-воздушные силы в качестве рядового авиатехника под именем Джона Хьюма Росса до получения от него какой-либо информации или его просьбы об увольнении». Лоуренсу еще предстоит пройти военных врачей. Их не все устраивает. Требуются заметные усилия, прежде чем Джона Росса зачисляют в школу аэрофотосъемки.

Экстравагантные люди были в Англии и раньше. Но удивляться все равно приходится. 27 декабря 1922 г. «Дейли экспресс» сообщает: «Известный герой войны, полковник Лоуренс Аравийский стал рядовым!» В парламенте делают запросы. Начальству такие нестандартные ситуации не нравятся, и через три недели Росс покидает авиацию, а некто Шоу поступает в танковый корпус. Однако аристократические привычки мало подходят для казармы — служить на родине оказалось хуже, чем в аравийских песках. И рядовой Шоу просит о переводе обратно — в авиацию. Вскоре авиатехника Шоу посылают в Индию (которая в те времена также включала Пакистан и Бангладеш).

Дальнейшие версии сильно разнятся. Согласно английской, Шоу в 1925—1929 гг. безвылазно и однообразно служит в Карачи, а в свободное от службы время работает над книгой. Согласно советской, этот матерый разведчик, конспирируясь под именем Пир-Карам-шаха, работает в Афганистане, где в то время усиливается советское влияние. Там за голову Лоуренса назначена награда. Его заочно приговаривают к смертной казни.

Именно ставленник Лоуренса, таджик Багаи Сакао, бывший эмир Бухары, получает деньги и оружие и, несмотря на то, что его предшественника поддерживали с воздуха советские самолеты, в январе 1929 г. захватывает Кабул.

Лоуренс возвращается в Англию. Что делает? Трудно ответить. Например, одновременно занимается переводом «Одиссеи» и испытанием нового авиационного оборудования. Любит свой мощный мотоцикл, быструю езду.

19 мая 1935 г. Лоуренс погиб. На большой скорости объезжал двух мальчиков-велосипедистов. Упал, а шлем был не застегнут. Сильно ударился головой и через несколько дней скончался. Такова официальная версия смерти…

Двадцать семь статей

Секретная инструкция для английских офицеров, написанная Лоуренсом

«Умение обходиться с хиджазскими арабами представляет собой искусство, а не науку; оно имеет исключения, но не имеет каких-либо определенных правил<…>

1.    Загладить плохое начало трудно, а между тем арабы составляют мнение по наружному виду, на который мы не обращаем внимания. Когда вы достигли внутреннего круга племени, вы можете делать с собой и с ними все что угодно.

2.    Узнавайте все, что только можете, о ваших шерифах. Старайтесь узнать их семьи, кланы и племена, друзей и врагов, колодцы, холмы и дороги. Достигайте всего этого слушанием и косвенным наведением справок. Не задавайте вопросов. Заставляйте говорить на арабском языке их, а не себя. Пока вы не сможете понимать их намеков, избегайте пускаться в продолжительные разговоры, так как иначе это может кончиться плохо <…>.

3.    В деловых вопросах ведите переговоры только с командующим армией или той ее частью, в которой вы служите. Никогда никому не отдавайте приказаний; сохраняйте вашу прямоту и советы для командующего офицера, как бы ни был велик соблазн (хотя бы и для пользы дела) связаться непосредственно с его подчиненными.

4.    Добейтесь доверия вашего вождя и удерживайте это доверие. Укрепляйте, если можете, престиж вождя перед другими за свой счет. Никогда не отказывайтесь и не разбивайте тех планов, которые он может предложить; старайтесь достигнуть того, чтобы он ставил вас в известность о них частным порядком и в первую очередь. Всегда одобряйте их, а похвалив, изменяйте их мало-помалу, заставляя самого вождя вносить предложения до тех пор, пока они не будут совпадать с вашим собственным мнением. Когда вам удастся этого достигнуть, заставьте его держаться этого взгляда, овладейте полностью его мыслями и толкайте его вперед как можно сильнее, но скрытно, так, чтобы никто, кроме него самого (и то лишь смутно), не чувствовал вашего воздействия.

5.    Постоянно поддерживайте близость с вашим вождем, стараясь в то же время не быть навязчивым. Живите с ним, чтобы во время еды и приемов вы естественно могли находиться возле него в его палатке. Формальные визиты не столь хороши, как непрерывное внушение тех или иных идей при случайном разговоре. Когда впервые в палатку приходят незнакомые шейхи, чтобы поклясться в своей верности и предложить свои услуги, покиньте палатку. Если у них сразу возникнет впечатление, что иностранцы пользуются доверием шерифа, это сильно повредит делу.

6.    Избегайте слишком близких отношений с подчиненными. Постоянные разговоры с ними помешают скрыть тот факт, что офицер-араб, давший те или иные инструкции, сделал это по вашему совету; выдав тем самым слабость его положения, вы все испортите.

7.    Держите себя с помощниками вождя естественно и непринужденно. Этим вы поставите себя над ними. Оказывайте их вождю, если он шериф, уважение. Он будет возвращать его вам, и таким образом он и вы окажетесь равными, возвышаясь над остальными. Арабы очень считаются с превосходством, и вы должны его достигнуть.

8.    Для вас будет наиболее выгодным то положение, когда вы, присутствуя, остаетесь незамеченным. Не будьте слишком искренни и слишком настойчивы; старайтесь не бросаться в глаза. Желательно, чтобы вас не встречали слишком часто с каким-либо одним шейхом. Для того чтобы иметь возможность выполнять работу, вы должны быть выше всяких подозрений, так как вы подорвете свой престиж, если будут думать, что у вас имеется какая-то связь с одним племенем или кланом и его неизбежными врагами <…>.

9.    Восхваляйте и всячески поддерживайте создавшееся среди арабов представление о том, что шерифы являются природной аристократией. Существующая между племенами зависть делает невозможным для любого шейха достичь господствующего положения, а потому единственная надежда на образование союза в Аравии состоит в том, чтобы шерифы были повсеместно признаны в качестве правящего класса. Уважение арабов к родословной и их благоговение перед пророком позволяют надеяться на конечный успех шерифов.

10. Называйте вашего шерифа «сиди» при всех и наедине. Называйте других их обычными именами без титула.

11. Иностранец и христианин не пользуются популярностью в Аравии <…>. Действуйте повсюду именем шерифа, всячески скрывая собственное участие. Если вы добьетесь успеха, вы получите власть над территорией в несколько сотен километров с тысячами людей, а ради этого стоит поступиться самолюбием.

12. Никогда не теряйте чувства юмора: оно может пригодиться вам еже­дневно. Больше всего подойдет непосредственная ирония, умение же дать остроумный ответ без излишней веселости удвоит ваше влияние среди вождей <…>. Не допускайте шутки над шерифом, если остальные присутствующие не являются шерифами.

13. Никогда не бейте араба: этим вы унизите себя. Вы можете подумать, что явившееся результатом этого явное усиление внешнего проявления к вам признаков уважения улучшит ваше положение, однако на самом деле вы лишь воздвигнете стену между вами и их внутренними кругами. Конечно, трудно оставаться спокойным, когда все делается не так, как следует, но чем больше вы сохраните хладнокровия, тем больше вы выиграете, а кроме того, убережете себя от возможности сойти с ума.

14. Хотя бедуинов трудно заставить что-либо делать, ими легко руководить, если только у вас хватит терпения. Чем менее заметно ваше вмешательство, тем больше будет ваше влияние. Бедуины с охотой будут следовать вашему совету <…>, но они не предполагают, что вы или кто-либо другой об этом знает. Лишь после того, как окончатся все неприятности, вы откроете в них наличие доброй воли.

15. Не пытайтесь делать слишком много лично. Пусть арабы сделают что-либо сносно, но зато сами. Это их война, и вы должны им лишь помогать, а не выигрывать ее за них. Кроме того, в действительности, принимая во внимание совершенно особые условия Аравии, ваша практическая работа не будет столь хороша, как вы, может быть, воображаете.

16. Если можете, не впадая в расточительность, делайте подарки. Хорошо сделанный подарок весьма часто является наиболее верным средством привлечь на свою сторону самого подозрительного шейха. Никогда не принимайте подарка, чтобы щедро не вознаградить за это <…>, не допускайте, чтобы их жадность заставила их смотреть на вас только как на дойную корову.

17. Если вы находитесь с племенем, носите головное покрывало. Бедуины с предубеждением относятся к фуражке и считают, что наша настойчивость в ее ношении вызывается каким-то безнравственным и антирелигиозным принципом. Если вы будете носить фуражку, ваши новые друзья будут стыдиться вас при других.

18. Маскировка не рекомендуется <…>. В то же время, если вы, находясь среди племен, сумеете носить арабское одеяние, вы приобретете у них такое доверие и дружбу, какие в военной форме вам приобрести никогда не удастся. Однако это и трудно, и опасно. Поскольку вы одеваетесь, как они, арабы не будут делать для вас никаких исключений. Вы будете чувствовать себя, как актер в чужом театре, играя свою роль в течение ряда месяцев, не зная отдыха и с большим риском. Полный успех, в результате которого арабы забудут, что вы иностранец, и начнут в вашем присутствии говорить откровенно, считая вас за одного из своих, может быть достигнут лишь особой личностью. Частичного же успеха (того, к которому большинство из нас стремится, так как полный успех достается слишком дорогой ценой) добиться легче в английской форме. К тому же, поскольку вы не лишаетесь связанного с ней комфорта, вас хватит на более долгое время. Кроме того, если вы будете пойманы в форме, турки вас не повесят.

19. Если вы будете носить арабское одеяние, носите его получше. Одежда имеет большое значение у племен; вы должны носить соответствующее одеяние и чувствовать себя в нем совершенно свободно. Если арабы не возражают, одевайтесь, как шериф.

20. Решившись на маскировку, вы должны выполнять ее полностью. Забудьте ваших английских друзей и английские обычаи и целиком усвойте все привычки арабов. Не исключено, что европеец, начав игру, сможет ее выиграть, так как мы имеем более сильные побуждения для действий и более отдаемся им. Если вы превзойдете арабов, значит, вам удалось сделать большой шаг на пути к полному успеху. Однако напряженная жизнь в чужой среде и необходимость думать на чужом, наполовину понятном языке, дикая пища, странные одеяния, при полной потере частной жизни и покоя наряду с невозможностью ослабления внимания к окружающим требуют такого добавочного напряжения в дополнение к обычным трудностям — обхождению с бедуинами, климату и туркам, что решение выбрать этот путь может быть сделано лишь после серьезного размышления.

21. Нередко вам придется участвовать в дискуссиях о религии. Говорите о ваших убеждениях что угодно, но избегайте критиковать их взгляды, пока вы не убедитесь, что вопрос касается обрядности. Среди бедуинов ислам является настолько распространенным учением, что религиозности у них так же мало, как мало религиозного пыла, и нет никакого уважения к обрядам. Однако, основываясь на их поведении, не думайте, что они небрежно относятся к религии. Убеждение в праведности веры и ее роль в каждом их действии и поступках повседневной жизни настолько сокровенны и глубоки, что являются почти бессознательными, обнаруживая себя в случаях несогласия. Для них религия так же естественна, как сон и пища.

22. Не пытайтесь снискать себе уважение своими знаниями военного дела. Хиджаз спутал все понятия об обычной тактике. Постарайтесь изучить принципы ведения войны бедуинами как можно лучше и как можно скорее: пока вы с ними не ознакомитесь, ваши советы шерифу не принесут никакой пользы. Бесчисленное множество набегов научило их тому, что в некоторых вопросах тактики они знают больше нас. В знакомых для них условиях бедуины сражаются хорошо, но незнакомые явления могут вызвать панику. Сохраняйте ваш отряд небольшим <…>. Чем менее обыкновенны ваши действия, тем больше вероятности, что они поразят турок, так как инициатива у них отсутствует, и они считают, что у вас ее тоже нет. Не основывайте ваших действий только на обеспечении безопасности.

23. Те явные причины, которые бедуины приведут в оправдание своего действия или, наоборот, бездействия, возможно и окажутся соответствующими истине, но всегда останутся другие, тайные причины; поэтому, прежде чем принять то или иное решение, вам придется вскрыть эти внутренние мотивы. Намек производит больший эффект, чем логическое разъяснение. Арабам не нравится краткое изложение мысли. Их ум работает так же, как и у нас, но с другими предпосылками. У арабов нет ничего безрассудного, непонятного, таинственного. Опыт, приобретенный пребыванием среди них, и знание их предрассудков позволят вам почти в каждом случае угадывать их отношение и возможный метод воздействия.

24. Не смешивайте бедуинов с сирийцами или обученных людей с представителями племени <…>. Арабы города и арабы пустыни смотрят одни на других, как на бедных родственников, а последние еще более нежелательны, чем иностранцы.

25. Не следуйте примеру арабов и избегайте слишком свободных разговоров о женщинах. Это столь же трудный вопрос, как и религия. В этом отношении взгляды арабов настолько же непохожи на наши, и безобидное с английской точки зрения замечание может показаться для них несдержанным, так же как и некоторые из их заявлений, переведенные буквально, могут показаться несдержанными для нас.

26. Будьте так же внимательны к вашим слугам, как и к самим себе.

27. Весь секрет обхождения с арабами заключается в непрерывном их изучении. Будьте всегда настороже; никогда не говорите ненужных вещей, все время следите за собой и за вашими товарищами. Слушайте то, что происходит, доискивайтесь действительных причин. Изучайте характеры, вкусы и слабости и держите все, что вы обнаружите, при себе <…>. Ваш успех  будет пропорционален количеству затраченной вами умственной энергии».

Офицер из Одессы

И пытались постичь мы, не знавшие войн,

За воинственный клич принимавшие вой,

Тайну слова «приказ», назначенье границ,

Смысл атаки и лязг боевых колесниц.

 

В. С. Высоцкий. «Баллада о борьбе»

 

Владимир Евгеньевич (Зеев бен Иона) Жаботинский (1880—1940) родился в богатой еврейской семье. Когда мальчик был совсем мал, отец заболел раком. Деньги ушли на лечение, и спустя два года — после смерти главы семьи мать, Е. М. Зак, осталась с двумя детьми без средств к существованию. Но с самосознанием вдовствующей королевы — в этом ее поддерживали навещавшие друзья покойного. Дела несколько поправились, когда старшая сестра Владимира стала давать уроки — обычный приработок для образованных молодых евреев в то время.

Как можно стать сионистом? — Однажды шестилетний мальчик спросил у матери: «А будет ли у нас, евреев, свое царство?» — «Ну конечно, дурачок».

Молодой человек не слишком усердствовал за партой одесской гимназии, но сочинял — с 13 лет. Сначала творения отвергались редакциями, но спустя три года «пошли». Юноша весел, ироничен и напорист. Вокруг молодые и веселые друзья и подруги. Жизнь вкусна, бедность — поправима. Заботиться нужно лишь о чести.

Одесса фонтанировала талантами: ученые, музыканты, изобретатели, писатели уезжали в другие города и страны, иногда меняли имена. А в бесшабашном городе на берегу моря рождались и заявляли о себе новые вундеркинды, как будто их выплескивал прибой.

Пишущего гимназиста заметили. Он бросил гимназию, занятия в которой не особенно ценил, и уехал корреспондентом за границу. Гимназия, а потом университет давали тогда еврею вид на жительство в Петербурге и Москве, но перед молодым человеком был мир, а не одна Россия. Год прожил в Берне среди российской эмиграции. Некоторые из его бернских знакомых двадцать лет спустя окажутся победителями в революционных событиях в России. А потом почти все — жертвами.

Далее Жаботинский на несколько лет перебрался в Италию, набираться веселого гарибальдийского духа. Жизнь и там была хороша и не очень серьезна. Юноша выбрал псевдоним «Альталена», полагая, что перевод — «рычаг». Оказалось — «качели»32 .

Статьи и корреспонденции регулярно уходят в Россию, а Жаботинский посещает университеты, слушает лекции «обо всем». Наверное, их можно было бы объединить названием «общественное жизнеустройство». Пригодились — спустя порядочное число лет Жаботинский, уже будучи отцом семейства, сдал экзамены за гимназический курс, а затем, в 1912 г. — за школу правоведения (в Ярославле). После этого он уже мог проживать в Петербурге на законных основаниях.

После Италии Жаботинский в 1901 г. вернулся в свою Одессу. За прошедшие годы он-таки заработал себе имя, и ему предлагают место штатного автора с приличным окладом. Он становится популярен. Пишет фельетоны, статьи. Даже стихи и пьесы. Все это увлекательно, но себя и коллег журналистов Жаботинский величает клоунами — никаких реальных последствий писания не имеют. Однажды ночью его арестовали и отвели в крепость — власти усомнились в лояльности произведений. Суд его оправдал, а журналист приобрел первый тюремный опыт.

В 1903 г. в Одессе стали распространяться слухи о предстоящем погроме. Возможно, при попустительстве полиции. Реакция Жаботинского естественна — создать еврейскую самооборону. Он немедленно пишет соответствующие письма десятку еврейских деятелей. Деятели отмолчались, но зато группа самообороны сама нашла Жаботинского. Всего несколько молодых людей в комнате на Молдаванке.

Собрали 500 рублей. Владелец оружейного магазина Ройхвергер частью продал, частью подарил револьверы. В комнате также хранились ломы и ножи. В соседней — разместили гектограф. Печатали листовки, разъясняющие уголовный кодекс: убийство в целях самообороны допустимо.

Удивительна реакция полиции, которая это вооружение не могла не заметить. В этот момент один из высших полицейских чинов полковник Зубатов решил наладить отношения государства и рабочих; на места отправили эмиссаров. В Одессу — Генрика Шаевича, который и обеспечил одесской самообороне «прикрытие». Погром же разразился в Кишиневе и Житомире. Там самообороны не было.

Жаботинского посылают в Кишинев распределять собранную еврейской общиной помощь. Космополит стал сионистом. Ездит на конгрессы, пишет на еврейские темы.

«Он казался мне лучезарным, жизнерадостным, я гордился его дружбой и был уверен, что перед ним широкая литературная дорога. Но вот прогремел в Кишиневе погром. Володя Жаботинский изменился совершенно. Он стал изучать родной язык, порвал со своей прежней средой, вскоре перестал участвовать в общей прессе. Я и прежде смотрел на него снизу вверх: он был самый образованный, самый талантливый из моих знакомых, но теперь я привязался к нему еще сильнее...

Что человек может так измениться, я не знал до тех пор. Если за год до этого он писал: 

 

 Жди меня, гитана.
 Ловкие колена
 Об утесы склона
 Я изранил в кровь.
 Не страшна мне рана,
 Не страшна измена,
 Я умру без стона
 За твою любовь.

 

То теперь стал проповедовать:

Но боюсь до крика, до безумной боли
Жизни без надежды, без огня и доли», —

 

вспоминает на склоне лет, в 1965 г., К. И. Чуковский в письме Р. П. Марголиной. Отрывок приводят многие биографы — не нарушу традицию.

В 1905 г. погром уже в Белостоке. Жаботинский с товарищем из Варшавы бросаются туда. По дороге остальные евреи, которых было много в вагоне, сходят, и их остается двое. Дама, которая сидит рядом с ними, умоляет этих двоих сойти — не то чтобы ей их жалко, но она не желает, чтобы убийство происходило на ее глазах. Они все же едут, но выйти на перрон не могут, проезжают мимо: погром продолжается, и на вокзале толпа продолжает бесноваться.

Николай II издает манифест о даровании свобод и избрании Государственной Думы. Кандидатуру Жаботинского выставляют несколько раз, но в Думу он не проходит.

Оппоненты Жаботинского — ассимилянты — спрашивают, зачем же вам-то иметь отношения с властью в России, для чего национальная автономия в империи, если цель сионистов — государство в Эрец Исраэл? Ответ Жаботинского прям: «для организации еврейского народа с целью последующего отъезда в Эрец Исраэл».

Один из важных пунктов его сионистской программы: преподавание в еврейских школах в России должно вестись на иврите, а не на идиш. Иврит — язык Торы, вокруг которого можно объединить всех евреев, и он должен стать языком, на котором говорят в Эрец Исраэл, вытеснив идиш, ладино и другие локальные диалекты. Примерно в это же время ученики знаменитой гимназии
«Герцлия» в Тель-Авиве потребовали преподавания на иврите, а не на немецком. Каждый шаг сиониста должен был подчеркивать серьезность намерения евреев жить в земле отцов по законам и обычаям отцов. Даже членский взнос назывался шекелем, потому что в древности евреи диаспоры ежегодно вносили полшекеля на содержание и ремонт Храма, пока римляне в 70 г. не разрушили его. Сионист должен при всяком случае подтверждать права евреев на Эрец Исраэл, благо в желающих оспорить эти права недостатка никогда не было.

В 1906 г. Жаботинский в Санкт-Петербурге участвует в собрании, готовящем сионистскую программу для съезда. Приходит полиция и всех арестовывает. Всех отпускают, а Жаботинского нет: не имеет права проживания в городе. За него ручаются, что он не революционер, и дело ограничивается высылкой; вокзал предлагают выбрать самому. Он выбирает Финляндский и попадает в Гельсингфорс (Хельсинки), где как раз обсуждают и принимают программу «синтетического сионизма»: еврейские школы и национальная автономия в России параллельно с организацией алии.

Спустя два года младотурки устраивают революцию, — Жаботинский едет корреспондентом в Константинополь и надолго там задерживается. Редактирует сразу несколько еврейских изданий, ездит по стране, встречается с руководителями младотурок. «…В вопросе въезда евреев — одно и то же мнение у всех: «Почему нет? Будем очень рады, если они рассеются по всем углам государства, и в особенности, если поселятся в Македонии33 , а также, если возьмут на себя обязательство говорить по-оттомански».

Разумеется, Жаботинский приезжает и в наиболее для него важную турецкую провинцию — Палестину. Глядит на еврейских поселенцев — чем и как живут. Вывод: продолжать практику малых дел и еврейской колонизации Палестины следует, но окончательный успех — автономия внутри Турции, невозможен. «…Здесь отказ органический, обязательный, общая ассимиляция — условие условий для существования абсурда, величаемого их империей, и нет другой надежды для сионизма, кроме как разбить вдребезги сам абсурд»34 .

Конечно, эти строки были написаны позднее. В беседах сионистов с младотурками речь шла только о разрешении алии и о языке. Но нашелся еврей (Якобус Коген из Гааги), который написал книгу, где прямо заявил о требованиях государственной автономии и еврейского самоуправления. Младотурки не щепетильны в средствах, и в ответ на это могли и алию прекратить, и другие неприятности устроить.

В результате скандала в Сионистской организации (ведь договорились же: об автономии не говорить!) Жаботинский оттуда ушел, но кампанию по разоблачению истинных намерений сионистов в турецкой прессе удалось притушить.

Через полтора месяца после начала Первой мировой войны Жаботинский был командирован в Европу с заданием редакции: разобраться в настроениях и тенденциях в Швеции, Англии, Франции и других воюющих и нейтральных странах. Политическая ориентация журналиста была в этот момент оптимальной для объективной оценки происходящего: «мир вничью и как можно скорее». Но вступление Турции в войну на стороне Германии и Австрии поменяло все. Долгое время проживший в Турции Жаботинский был уверен, что эта отсталая страна, раздираемая внутренними противоречиями, регулярно доходящими до восстаний, — империя, в которой турки составляли лишь треть населения, будет неминуемо разбита и разделена. У евреев впервые за много веков появляется шанс на самостоятельное государство. «Турецкий жест в одно короткое утро сделал из меня фанатика войны до конца — сделал эту войну “моею”».

Разумеется, землю, да еще такую, как Эрец Исраэл, с такой историей, никто не вернет на основании древних прав. Но за помощь в смертельной борьбе… Как знать, как знать. Еврейские отряды, идущие в бой за Израиль — многие евреи и неевреи сочтут такие события знаком свыше. А тем, у кого воображение недостаточно развито, нужно помочь.

Турция вступила в войну, и Жаботинский с согласия редакции поехал из Франции в управляемый Англией Египет, налаживал помощь евреям, высланным турками из Палестины в Александрию, и пытался организовать в Египте еврейский полк. Англичане не согласились; разрешили создать «Zion Mule Corps» — отряд погонщиков мулов для Дарданелльской десантной операции против турок. Этот проект Жаботинскому не понравился, и он отправился «искать других генералов». Позднее Жаботинский признал, что был прав не он, а И. Трумпельдор35 , создававший этот отряд, а потом (когда командир отряда, подполковник Патерсон заболел) командовавший им до его расформирования после Дарданелльской операции — в мае 1916 г.

Весной 1915 г. Жаботинский получил от П. Рутенберга36  телеграмму с преложением встретиться в Италии. Результаты встречи позднее описал так:

«1. Создать контингент — дело вполне возможное; человеческий материал найдется — в Англии, во Франции, в нейтральных странах околачиваются сотни и тысячи еврейской молодежи, по большей части российского происхождения, в штатском платье; и хоть Америка далеко, но есть и Америка.

2. Лучший партнер для нас, конечно, Англия, в этом отношении александрийские волонтеры наши поступили правильно; но «лучший» не значит «единственный». Италия вся ходуном ходит, порываясь воевать, и скоро сорвется; а Италия и тогда, в то время, когда о Муссолини еще никто не думал, уже успела развить в себе здоровый и широкий аппетит ко всем побережьям Средиземного моря. Еще важнее Франция: для нее Палестина и Сирия — мечта пяти столетий, если не больше. Поэтому надо пробовать всюду: в Лондоне, в Париже, в Риме.

3. В Риме будем работать вдвоем; потом мне ехать в Париж и в Лондон, а Рутенбергу — в Америку».

Италия тогда еще не вступила в войну и интереса к Палестине не проявила. В Париже Жаботинскому удается попасть на прием к министру иностранных дел Делькассе. Результат беседы он телеграфирует в Лондон Х. Вейцману37 : «а) Франция уже знает, что аннексировать Палестину ей не дадут; б) Правительство сионизмом не интересуется». В Лондоне военный министр Китченер полагал, что все силы нужно бросить на европейский театр, а экзотические фронты и экзотические полки не нужны.

Представители Сионистской организации были настроены вовсе не столь решительно, и активность Жаботинского начала их беспокоить. В Лондоне
Н. Соколов и Е. Членов помешали Жаботинскому встретиться с министром Самюэлом, а в нейтральном Копенгагене на съезде летом 1915 г. была принята резолюция о противодействии организации еврейского легиона. Расколы такого рода у евреев продолжаются по сей день. Насколько активные действия полезны, и насколько вредны? Осторожность здесь легко переходит в трусость, а смелость — в безрассудство.

Оппоненты опасались победы Германии и ее союзников в мировой войне. В этом случае Турция расправится с евреями ишува38 , а об алие и сионизме придется надолго забыть. Жаботинский был уверен в обратном (т. е. в другом сценарии и победе Антанты) и предлагал Сионистской организации отмежеваться, а уж он сам будет организовывать еврейский легион — лишь бы не мешали. Но и этот компромисс «классических» сионистов не устроил.

Вейцман идее Жаботинского сочувствовал, но идти против решения Сионистской организации не рискнул.

Жаботинский вспоминает: «Однажды он сказал мне характерную для него фразу:

«— Я не могу, как вы, работать в атмосфере, где все на меня злятся и все меня терпеть не могут. Это ежедневное трение испортило бы мне жизнь, отняло бы у меня всю охоту трудиться. Вы уж лучше предоставьте мне действовать на свой лад; придет время, когда я найду пути, как вам помочь по-своему».

Такое время пришло, он свое слово сдержал, и я это помню. Но тогда, осенью 1915 года и еще долго после того, его сочувствие ни в чем не могло выразиться и не могло изменить общего тона обстановки, в которой я жил: раздраженная враждебность со всех сторон…»

Упомянем еще одного оппонента Жаботинского — большевика Г. Чичерина, в этот момент находившегося в Англии. Поскольку большевики выступали с лозунгом поражения собственного правительства, пример евреев-добровольцев, воюющих на стороне Антанты и России, и идея освобождения Эрец Исраэл были им враждебны. Евреи, если руководствоваться большевистской идеей (к которой склонялся Бунд)39 , должны заниматься революцией в России, а не фантазиями о возрождении еврейского государства40 . Туда, где Жаботинский организовывал агитационные собрания, являлись группы левых, эти собрания срывавшие.

После поражения и разрыва в Копенгагене Жаботинский вернулся в Россию. Страна шла к военному поражению и революции. О Распутине и царской семье говорили вслух, у солдат таяли последние остатки желания жертвовать собой в бою. Евреи организуют помощь беженцам, изгоняемым из западных губерний, покидаемых армией, и начинают поговаривать об организации самообороны.

В родной Одессе некогда популярного журналиста встречают бойкотом.

«Старая мать моя, вытирая слезы, призналась мне, что к ней подошел на улице один из виднейших воротил русского сионизма, человек хороший, но с прочной репутацией моветона, и сказал в упор:

— Повесить надо вашего сына.

Ее это глубоко огорчило. Я спросил:

— Посоветуй, что мне делать?

До сих пор, как гордятся люди пергаментом о столбовом дворянстве, я горжусь ее ответом:

— Если ты уверен, что прав, не сдавайся».

Искусство воевать чужими руками, чужими деньгами и чужой кровью составляет значительную часть задач внешней политики и дипломатии любой страны. Когда же общество или государство предполагает, что не оно использует кого-то, а, наоборот, кто-то прячется за его спиной, ярость и обиду используемых трудно преувеличить. Тут стандарт двойной. У нас — славные разведчики; у них — гнусные шпионы. Если вместо нас воюют наши союзники — это мудрая политика; если мы воюем, а где-то в это время сидят в ресторанах и ходят в кино — это очевидное предательство. Человеку трудно быть объективным даже тогда, когда логическое умозаключение противоречит его личным, частным интересам. А когда речь идет об интересах одной общности в ущерб другой — еще труднее. Формируется коллективное мнение, противостоять которому может отнюдь не каждый. Кстати, Жаботинский получил задание редакции: выяснить, правда ли, что «британский лев готов сражаться до последней капли русской крови?».

Тем временем прошел год войны, и добровольческая армия Англии понесла огромные потери41 . Отношение к евреям, среди которых добровольцев было не так много, как хотелось бы, делалось напряженным. Вернувшийся в Англию Жаботинский беседует с разными людьми. Он объясняет депутатам и журналистам: для англичан победа в войне есть спасение родины. А для евреев? Но если евреи будут воевать за освобождение Эрец Исраэл и как официальные союзники Англии — другой разговор, они почувствуют себя на равных.

Вода точила камень. Идеей Жаботинского заинтересовались в Министерстве пропаганды. У одесского журналиста имелись в запасе ответы на любые вопросы. Почему евреи, в том числе в нейтральной Америке, не слишком поддерживают Антанту в войне? — А зачем им поддерживать Россию, страну погромов и дискриминационных законов? Если евреям пообещать Палестину, у Англии появится новый союзник на Востоке.

С другой стороны, он пытается объяснить евреям: безопасно отсиживаться за спиной английской армии не получится. В Англии все громче осуждают принцип добровольности набора (сам Жаботинский тоже полагал, что пока существуют войны, риск должны делить все граждане, а не только лучшие). И евреям стоит добровольно идти в легион, а не дожидаться повестки на фронт во Францию или Фландрию.

Чичеринские агитаторы распространяли слухи, что Жаботинский только обещает службу в еврейском легионе, а потом волонтеров пошлют в самое пекло, под Верден, — будто бы и английское правительство желает именно этого. Среди английских генералов также бытовало мнение: «Пусть евреи будут как все, и воюют там, где прикажут». Так что приходилось бороться и на этом фронте, требуя гарантий от англичан.

Десяток друзей и единомышленников Жаботинского расклеивали в еврейских кварталах листовки под лозунгом «Home and Heim»42 . Евреям Лондона предлагалось подписать обязательство: «Я, нижеподписавшийся, настоящим заявляю: если будет учрежден еврейский полк, предназначенный исключительно для двух целей, а именно: 1) охрана самой Англии; 2) операции на Палестинском фронте, — я обязуюсь добровольно вступить в такой полк».

Через два дня после появления листовок Жаботинского пригласил министр внутренних дел Г. Самуэл, выразил признательность и спросил, чем ему может помочь министерство?

«— Только одним, — ответил я, — дайте нам официальное заявление, что если мы соберем тысячу подписей, правительство санкционирует учреждение полка для «Home and Heim». Если вы это сделаете, я ручаюсь за успех. Если не сделаете — не скрою своих опасений: недоброжелатели скажут, что вся наша затея — подвох, что мы просто хотим выловить для правительства имена еврейских волонтеров, а тут их схватят, разошлют по английским батальонам и отправят на бойню во Фландрию. Это, конечно, сильно помешает нашей работе.

— Такого заявления я вам дать не могу, — возразил Самуэл. — Это не от меня зависит».

Тем временем Дарданелльская операция англичан закончилась неудачей, уцелевшие солдаты, в том числе и отряд погонщиков мулов во главе с В.Трумпельдором, были эвакуированы в Египет. Трумпельдор приехал в Лондон — помогать формировать еврейский полк. Вслед за ним — 120 человек из отряда. Они снова записались в армию, и их не без приключений доставили в Лондон43  (около Крита корабль напоролся на мину, и пришлось спасаться вплавь). Жаботинский использовал свои знакомства — не зря он ходил по высоким кабинетам, — прибывших не раскассировали по частям, а отправили особой ротой в 20-й батальон, под Винчестер.

Удалось организовать публикации в самых влиятельных английских газетах — в поддержку создания еврейского легиона. Наконец лед тронулся — правительство Его Величества приняло проект.

Жаботинский съездил в госпиталь, где выздоравливал Патерсон, будущий командир еврейского батальона; сдал в печать рукопись книги «Турция и война»44  и отправился на призывной пункт. Там он получил «королевский шиллинг», точнее, два шиллинга и шесть пенсов, и был зачислен рядовым в армию Его Величества.

Первое задание состояло в мытье столов в столовой для сержантов, и рядовой Жаботинский постарался выполнить его как можно лучше.

Военные упражнения для новобранцев Жаботинский чередовал с поездками в Лондон к высокому начальству. Вместе с рядовым Жаботинским к начальству ходил капитан45  Трумпельдор. И то, и другое происходило с переменным успехом. Особую роту «просеяли», и от нее осталась половина — 16-й взвод, из которого стали готовить будущих инструкторов и сержантов для еврейского полка.

А дальше начала действовать «сила вещей». Стали приходить еврейские добровольцы из лондонских кварталов, поскольку была введена конскрипция (комплектование армии на основе воинской повинности), в том числе и для подданных России46 , а среди них в Англии было много евреев. Воевавших на германском фронте евреев стали отзывать из обычных частей в это новое подразделение. Начинание поддержало посольство России. Да и «классические» сионисты наконец согласились.

Левые снова пытались срывать собрания. Но теперь на собраниях сидят «галлипольцы» — хулиганить небезопасно.

Параллельно с набором устанавливают эмблему полка. Переводят слова военных команд на иврит. Учат новобранцев. Шьют знамя части. В виде особой милости Жаботинскому присваивают звание поручика47  и дают под команду взвод. Заодно назначают цензором батальона.

Англия не только формирует еврейский батальон и готовится довести его до полка. Предпринимаются и важные политические акции, которые должны привлечь симпатии евреев во всем мире. 2 ноября 1917 г. принимается знаменитая декларация Бальфура48 .

2 февраля 1918 г. 38-й батальон королевских стрелков привозят из Порт­смута в Лондон, и они проходят парадным маршем по Лондону с привинченными штыками. Как журналист Жаботинский не забывает отметить: когда-то обитатели Сити после долгой борьбы добились от правительства закона, за­прещающего вводить туда солдат с привинченными штыками, а теперь еврейский батальон промаршировал под восторженные крики жителей.

В США и Канаде в это время готовится еще один еврейский батальон. Этим занимаются Бен-Гурион и Шерток (Бен-Цви) — будущие политические противники Жаботинского в послевоенной Палестине. Вербовку евреев разрешили союзники: Греция и Аргентина. Как только батальон прибыл в Каир, появился посланец от жителей ишува — добровольцы желают присоединиться и освобождать Эрец Исраэл. Несколько человек даже перешли линию фронта из еще занятой турками Северной Палестины — вступать в еврейский легион.

Так вдобавок к английскому и американскому батальону стал формироваться третий — палестинский. Евреи ишува ясно понимали, за что им предстоит воевать, и потому от волонтеров не было отбоя.

В июне 1918 г. Х. Вейцман — председатель Сионистской комиссии49  встретился с эмиром Фейсалом (другом и союзником Т. Лоуренса) в Акабе и договорился: арабы поддерживают планы сионистов в Эрец Исраэл в обмен на поддержку создания арабских государств в Сирии и Ираке.

Тем временем 38-й еврейский батальон выступил на позиции. Воевать союзники планировали еще долго. В войну вступили США и начали, хотя и опасаясь немецких подлодок, перевозить войска через Атлантику. Россия из войны вышла, заключив сепаратный Брестский мир. Немцы наступали во Франции. В Москве немецкий и французский послы интригуют, предлагают Ленину деньги: будет Россия соблюдать мир или вновь вступит в войну — вот в чем вопрос. Французский резидент посодействовал выполнению решения ЦК левых эсеров: немецкий посол граф Мирбах 6 июня 1918 г. был убит. Немцы в ответ перебросили войска с французского фронта на восток. Окопная война шла по фронту от Атлантики до Иордана. Под огнем были миллионы бойцов. Еврейский батальон тем временем держал свой маленький участок и нес больше потерь от малярии, чем от пуль и снарядов. Впрочем, в соседних частях больных больше — у евреев нет пьяных. И еще деталь: на участке евреев чаще перебегали турки — в еврейское милосердие, видимо, верили больше, чем в английское или индусское.

Оказалось — победа англичан близка. Генерал Алленби смог скрытно сосредоточить основные силы на своем левом фланге вблизи Яффо и прорвать турецкую оборону50 . Когда турецкое командование обнаружило направление главного удара, было поздно — фронт рухнул, и началось бегство. Турки бросали оружие и амуницию, а бедуины это добро, несмотря на запрет англичан, подбирали51 .

После трудных маршей еврейский батальон вышел к броду через Иордан и обеспечил форсирование австралийской кавдивизии, прорывавшейся к Дамаску — на соединение к Лоуренсу и его арабам.

Потом конвоировали пленных. Те не пытались бежать, так как были изнурены, да и население относилось к ним враждебно. Возникли проблемы с питьем. Немцы подходили к воде по очереди, а турки устроили около питьевых баков огромную драку. Пришлось разнимать силой оружия и вести пить из реки. Нести своих раненых деморализованные турки тоже отказывались — каждый был только за себя.

Потом турки и немцы капитулировали. Перемирие. К 1919 г. в Эрец Исраэл оказалось 5 000 легионеров52  — заметная часть местных гарнизонов — многие свои части англичане отправили поддерживать греков в Анатолии и подавлять беспорядки в Египте53 .

Власть в Эрец Исраэл уже много веков принадлежала мусульманам, и они были бы не прочь спровадить и евреев и англичан. Но дальше слов и угроз дело не двинулось — еврейский легион был серьезным аргументом. Однако шли месяцы, и солдаты, сначала из «американского», а потом и из «английского» батальонов, захотели домой. Для них дело было сделано — война закончена. Жаботинский думал иначе.

На собрании летом 1919 г. в Петах-Тикве он заявляет: «Самый ответственный период в жизни легиона только начинается. По всей стране идет мутная волна призывов к погромам. Такой еще никогда не было. Ни британские, ни индийские солдаты не пошевелят пальцем, чтобы защитить евреев… Единственная сила, которой боятся погромщики, — это еврейские батальоны».

В конце года начинают собирать Хагану. Должна ли она быть легальной? За последующие 29 лет ответ менялся многократно — разная политическая ситуация в мире, разное отношение английских мандатных властей.

В 1920 г. арабы решили, что пробил их час, и 7 марта 1920 г. арабский конгресс в Дамаске объявил Фейсала королем Великой Сирии, а Абдаллу — королем Ирака.

В Иерушалаиме антисионистские демонстрации начались еще 27 февраля 1920 г. Около тысячи арабов во главе с мэром Мусой аль-Хусейни протестовали против декларации Бальфура. Среди лозунгов были и призывы убивать евреев. Арабские магазины закрылись «в знак протеста против планов превращения Палестины в еврейское национальное государство».

8 марта 1920 г. — еще одна демонстрация, более массовая; арабы нападают на прохожих евреев. Распространяются слухи о предстоящем погроме во время Неби Муса — мусульманского праздника, посвященного Моше (Моисею)54 .

Жаботинский, возглавивший самооборону в Иерушалаиме, этот погром предвидел. Из 5000 солдат еврейского легиона оставались мобилизованными лишь 400. Англичане мер не приняли, — напротив, вывели из города войска.

Перед собравшимися арабами выступил Хадж Эмин аль-Хусейни. Размахивая портретом Фейсала, он кричал: «О, арабы, это ваш король!». Возникли беспорядки. Они произошли в Старом городе (Хагана ошибочно ожидала их в новых еврейских кварталах) 4 и 5 апреля. Было убито 5 евреев и около 200 ранено. В конце концов, английская армия применила оружие, и в результате было убито 4 араба. Хагана пыталась прийти на помощь евреям Старого города, но у его ворот дружинников задержали англичане. Во главе одного из отрядов шел на прорыв Зеев-Жаботинский.

7 апреля его арестовали, точнее, он явился к властям сам. Его предали суду и приговорили к 15 годам каторги с последующей высылкой из Эрец Исраэл.

Что касается Хадж Эмина аль-Хусейни, то он бежал, и его приговорили заочно к 10 годам тюрьмы. 8 апреля английские солдаты запретили арабам, возвращающимся из Иерихо, войти в Иерушалаим. На этом беспорядки закончились.

Вот как описал произошедшее с ним Жаботинский в рукописи «Крепость в Акко»:

 

«...Тропы жизни подобны переулкам Иерусалима: то вверх, то вниз. От тюрьмы, что у русского подворья, до больницы Гадассы всего три минуты ходьбы и три минуты назад: путь недалекий, но какой подъем и какое падение! Так бывает и на тропах жизни...

Прошу прощения за этот философический отрывок; но, в самом деле, за двадцать четыре часа довелось мне пережить такую гамму изменений в «уровне» моего социального статуса, что и в книжках ничего подобного, кажется, не читал…

Восьмой вечер нашего пребывания в «Москобии» (так арабы называют русское подворье, а заодно уж и тюрьму). Чувствовалось, что настроение начинает падать, и поднять его больше нечем. В течение всей недели мы делали, что можно: превратили свою камеру в клуб, читали доклады и рассказывали истории. Тюремный цирюльник остриг нас, а мы смеялись: отобрали у нас городское платье и одели в одежды, соответствующие духу учреждения, — мы смеялись; от тюремной пищи мы отказались, потребовали кошерного супа и не получили, семь дней питались арабским хлебом, посыпанным какой-то мелко нарезанной зеленью, названия которой не помню, — смеялись.

Однажды вошел англичанин, начальник тюрьмы; звали его поручик Фру, но между собой мы называли его «Гуц», т. е. карапуз (вперемежку с названиями еще более выразительными): вошел и отобрал у нас всю «недвижимость» — свечи, гребешки и книги; мы опять смеялись и, когда зашло раннее апрельское солнце, пробовали дремать в темноте на тонких наших циновках, разложенных прямо на каменном полу. Каждую новую каплю яда за эти семь дней мы глотали со смехом, но капель этих накопилось так много, что стало не до смеха.

В тот восьмой вечер мы уже молчали; каждый из двадцати (двадцать первый, сефард Малька, герой самообороны в Старом городе, уведен был от нас еще на второй день) — каждый думал одну и ту же думу: что дальше? Вдруг послышались шаги в коридоре: шаги нескольких пар обуви, притом обуви явно начальственной. У каждой пары подметок, если прислушаться, есть и свой голос, и своя интонация. Одна из пар по коридору скрипела совсем по-высокопоставленному — сразу чувствовалась и работа хорошего, притом заморского сапожника, и носитель, привыкший повелевать.

Отворилась внешняя дверь, дубовая; сквозь решетку, служившую внутренней дверью, брызнули лучи фонаря, и послышался английский голос, называвший мое имя. Я приподнялся на циновке и спросил:

 — Генерал Сторрс?

 — Шалом, адони55 , — ответил он. Через решетку, все еще запертую, в свете фонаря продвинулась простертая рука в военном обшлаге. Я встал, подошел к двери и совершил обряд рукопожатия; не могу умолчать, что в это самое время один из товарищей пробормотал: «Не стоит пожимать».

 — Как поживаете? — спросил гость. — Будьте любезны собрать ваши вещи, и пожалуйте за мною. Впрочем, не трудитесь, — ваши вещи заберет сторож.

— Нечего забирать, — ответил я.

Решетка распахнулась. Я сказал товарищам, что постараюсь дать им знать, что случилось или еще случится; вышел в коридор, обе двери нашей камеры заперлись. Позади Сторрса стоял молодой поручик Н., начальник иерусалимской полиции. Он мне отдал честь по-военному; я тоже, по старой памяти и по рассеянности, поднес руку к бритому виску. Наш тюремный Гуц был тут же, но салютовать не решился, а глядел в сторону.

Мы двинулись процессией: впереди Гуц в качестве вожатого, за ним Сторрс, за ним я, за мной начальник полиции. Пришли мы в большую камеру, раза в два больше общего нашего чулана, откуда я только что вышел; в камере была железная кровать, на кровати был матрац, на столике была керосиновая лампочка. Сторрс указал мне на всю эту роскошь жестом, полным утонченного величия, словно владелец замка, приветствующий гостя на пороге самой исторической залы:

 — Это для вас лично. Но у вас нет вещей? Сейчас привезем. Сам привезу — не хочется посылать к вам на квартиру полицейского, чтобы дамы не перепугались. Но ведь тут, я вижу, нет мебели. Мистер Н.! — Он обратился к юному полицеймейстеру. — Будьте любезны продуцировать, скажем, два стула, и умывальный прибор, и, кстати, обеденный столик несколько презентабельнее этого. И, пожалуйста, сейчас же. А я еду к вам на квартиру; лехумпаом56 , адони!

И он удалился; за ним ушли все воеводы и сторожа, и даже дверь моей новой камеры осталась незапертой. Я выглянул в коридор и поманил к себе одного из сторожей: это был араб, обходительный и несколько меланхоличный, что приносил нам ежедневно хлеб и ту зелень. Он немного понимал по-английски. Я поручил ему передать «Юнесу» (так он называл сидевшего с нами Ионатана Б., нашего арабского толмача), что я возвысился в чине, но бедных братьев великодушно не забуду.

Через полчаса я услышал издали скрип главных ворот, голоса, потом шаги: шаги сторожа, который что-то тащил, шаги Сторрса, опять звучавшие как гимн во славу башмачников лондонской улицы Бонд-стрит, и еще шаги, совсем легкие — я даже не успел их узнать от удивления: женщина? На высоких каблуках? Здесь, ночью?

Стук в дверь; голос Сторрса: «Можно?». Я уже настолько вошел в комизм этого положения, что совершенно серьезно разрешил: «Войдите». Он открыл дверь, но не вошел, а остался на пороге, поднес руку к раззолоченному околышку своей штабной фуражки, сказал: «Пожалуйста, сударыня», — и вошла моя жена.

— Боюсь, что это против всех правил, — сказал генерал, — но в этой комнате необходима женская рука.

Ввалился сторож, нагруженный двумя чемоданами и зеркалом, которое не влезло в чемодан. За ним еще двое, в предшествии поручика Н., со стульями и кувшинами и умывальным тазом. За ними еще кто-то, с подносом; на подносе было несколько полных тарелок и бутылка с ярлыком Ришона.

— Все в порядке? — спросил Сторрс. — Отлично. Я вас оставляю, у меня масса дел; через час заеду сюда отвезти мадам обратно.

— Генерал, — спросил я, — а как будет с товарищами?

— Не беспокойтесь. Я и для них сделаю все, что можно.

И удалился, и сторожа за ним, и опять дверь осталась не запертой на замок; и за дверью он вполголоса, но очень внятно, сделал наставление Гуцу — не мешать нам, пока он сам не вернется. Жена рассмеялась:

— «Сделаю все, что возможно». Он-то здесь при чем? Из Лондона пришел приказ — перевести вас на положение политических заключенных. Но он все-таки очень мил: собственноручно помог затянуть ремни на одном из чемоданов; напомнил мне, что тебе нужно привезти книги и набрать свежих чернил в самопишущее перо; и сам предложил мне поехать к тебе в гости! А завтра утром вас всех отправляют в Каир: там приготовлены для вас апартаменты (так он подлинно выразился) в казармах Каср-эн-Нил.

Через час явился Сторрс, и визит кончился. После этого сейчас же постучался ко мне Н., наш юный полицеймейстер; вошел, отсалютовал и заявил:

— Простите, но — вынужден исполнить свою обязанность.

Он подошел к моим чемоданам, открыл их, произвел руками внутри те движения, какие полагаются при обыске; сказал «ол-райт, простите», отдал честь и ушел.

Я пожал плечами: странный это плод — английский чиновник. Неделю назад прибыли мы сюда, двадцать один человек, каждый со своим чемоданом или своей торбой; все, что угодно, могло быть спрятано в этой поклаже, вплоть до динамита; но тогда нас забыли обыскать. Даже в день конфискации гребешков — тоже не было обыска. А теперь военный губернатор Иерусалима самолично привез два чемодана, — и его подчиненный беспокоится, нет ли там револьвера.

Семь лет подряд, как я, надо прожить с англичанами бок о бок, чтобы привыкнуть к этой их путанице и неразберихе; к этой хаотичности, из которой, в конце концов, медленно, неправильно, нелепо, но все же как-то вырабатывается порядок — только иногда слишком поздно...

Утром я побрился; великое наслаждение после недели назорейства57 , но нелегкое. Надел собственное платье, казенное имущество бросил под кровать; только номерок свой украл — синюю бляху с белыми арабскими цифрами 127. В коридоре уже застал товарищей, тоже бритых и в собственном платье. Здесь же был и Малька. Но здесь же оказались и те два араба, которых приговорили к каторге за изнасилование девушек в Старом городе во время погрома. Их тоже к нам присоединили.

Вышли мы на улицу колонной, под команду И. И. Гинзбурга, по всем правилам шагистики, унаследованным самообороной от легиона, четверо в ряд; но за нами шли, правда, чуть поодаль, эти два араба.

Час был еще ранний, и в городе не знали, что нас отправляют в Египет. На вокзале, однако, было полным-полно; толпа кричала нам «Гейдад!»58 . Ко мне подошел майор Смоллей <…>.

Он негромко сказал мне:

— Для вас с женой отведено купе. Подождите немного, я велю очистить место, чтобы вы могли подойти попрощаться с матерью — надеюсь, ненадолго.

Редко выпадало мне в жизни на долю путешествовать так весело и удобно. Завтракали мы в вагоне-ресторане вчетвером: Смоллей представил своего адъютанта, поручика Б., из офицеров иерусалимского гарнизона. Б. оказался очень милым юношей; все происшедшее, очевидно, сбило его с толку, в том числе и это почетное эскортирование «каторжанина» в купе первого класса; он почтительно недоумевал.

Смоллей был много старше, и служба в еврейском легионе уже давно приучила его к странным сочетаниям, к тому, что официальное звание человека часто не совпадает с его удельным весом: он чувствовал себя как дома. Нам было очень весело. Жена несколько раз ходила проведать товарищей; им отвели целый вагон; она возвращалась и сообщала: «Едят, поют песни и кланяются». На станциях Артуф и Шорек нас ждали небольшие еврейские группы. Но в Луде уже была целая толпа: когда наш поезд подошел, раздались руко­плескания, сотни рук замахали платками и шапками. «Пол-Тель-Авива здесь», — сказал мне кто-то. Вполне возможно — Тель-Авив еще тогда состоял из полудюжины улиц.

Подъезжая к Луду, я гадал: позволит ли военная полиция прийти на станцию последним солдатам легиона? Около 400 палестинских добровольцев все еще донашивали форму еврейского полка в лагере под Сарафендом, в трех верстах от Луда. Оказалось, они все пришли, и сам полковник Марголин явился с ними и стоял навытяжку.

<…>

Незадолго до заката мы прибыли в Кантару на Суэцком канале. Отсюда моя жена поехала в Каир, Смоллей с нею; нас же, арестантов, велено было задержать в Кантаре. Мы снова выстроились колонной, и поручик Б. повел нас к месту нашего отдохновения; и опять плелись за нами те два араба. Я узнал дорогу: всего за полгода до того я сам по ней ходил, целую неделю по два раза в день, когда в тюремном бараке сидели мои подзащитные, солдаты 38-го батальона, преданные суду за «бунт»: по утрам их судили в большой палатке три офицера, а после обеда я ходил к ним в тюрьму совещаться. Я шел теперь по той же дороге и думал думы, полные горечи пополам с улыбкой, думы о путях жизни, подобных переулкам Иерусалима, но здесь эти думы рассказывать не стоит — опять вышла бы философия.

Так мы дошли до тюремного барака. Я узнал капрала, заведовавшего тюрьмой, и он меня. Поручик Б. шепнул ему что-то на ухо; тот кивнул и ответил: «Так точно, сэр». Б. после этого подошел ко мне и сказал негромко:

— Я его предупредил, что вы — на особом положении.

Я хотел было сказать ему, что в этом нет никакой надобности, но он быстро пожал мне руку и ушел.

Капрал, очевидно, не так его понял. Правда, говоря со мною, он стоял навытяжку и держал руки по швам, словно еще вспоминая мои прежние погоны; но «особое положение» он, очевидно, истолковал в смысле удвоенного надзора. С соблюдением всяких офицерских почестей он отвел меня в самую тесную и самую темную из клеток во всем бараке; там не было ни койки, ни стула, ни окна, только дырочка в двери; впустил меня, оглянулся во все стороны — нет ли подслушивающих — и сказал с глубокой грустью:

— Вот что полагается человеку, который борется за свою родину. Я из Ирландии, сэр.

Отдал честь и ушел, а ключ в дверях повернул дважды. Настала ночь; света не было; подо мной рогожа на цементном полу; рукой можно было достать обе стены справа и слева; ни кувшина с водой, ни одеяла; и еще суток не прошло с той минуты, когда я поднялся с такой же циновки в «Москобии». Я дотронулся рукою до подбородка: неужели я действительно выбрит? Неужели я действительно провел этот день на бархатной скамье спального вагона, ел какое-то турнедо с шампиньонами на тонком фаянсе, вилкой из (правда, накладного) серебра? О, сколь прекрасны переулки твои, стольный город Давидов, — переулки твои, подобные тропам нашей жизни...

Во дворе послышались голоса товарищей: их выпустили погулять на свежем вечернем воздухе — насчет их «особого положения» ирландский капрал, почитатель борцов за родину, не получил никаких распоряжений. Час и больше они там шумели и кричали мне «шалом», потом разошлись по своим ночлежкам.

Капрал подошел в моей двери и спросил через дырочку:

— Угодно погулять, сэр?

Я вышел; мы долго ходили взад и вперед под навесом между бараком и проволочной изгородью, и он рассказал мне, что и тех двух арабов, изнасиловавших девушку, он тоже почтил «особым положением», притом по собственному почину: взял их за уши, стукнул бритой головой о бритую голову, и запер — «отдельно, а где — не скажу».

* * *

Как и во времена Ричарда Львиное Сердце, активность арабов привела к консолидации Англии и Франции: новый английский министр иностранных дел лорд Керзон быстро (теперь, в ХХ в. не нужно посылать герольдов и гонцов — существуют телеграф и радио) согласовал позицию с французами. В совместной телеграмме решение арабского конгресса о провозглашении Фейсала королем Сирии осуждалось, предлагалось лишь его присутствие на предстоящих англо-французских переговорах.

Мандат на Сирию получила Франция (отказавшись за это от притязаний на нефтеносный Мосульский вилайет — Курдистан), а на Эрец Исраэл и Ирак — Англия. Арабы попробовали сопротивляться французским властям. Фейсал пытался (или делал вид, что пытается) успокоить арабов. Поскольку дело в Сирии дошло до оружия, 14 июля французы предъявили арабам ультиматум. Фейсал отправил телеграмму, в которой он соглашался с выдвинутыми условиями, но генерала Гуро это уже не остановило. 25 июля французский корпус вошел в Дамаск и Фейсал лишился трона. Он бежал в Палестину, оттуда — в Англию. Но Англия не захотела выступить в поддержку одного бывшего союзника против другого бывшего союзника — Франции59 .

В это же время в Эрец Исраэл вступил в должность первый гражданский Верховный комиссар, сэр Г. Самуэль. Он объявил всеобщую амнистию, но ко всеобщему замирению она не привела.

В Ираке продолжались антианглийские восстания. Имеются любопытные цифры: на подавление восстаний в 1920—1921 гг. было потрачено 60 млн. фунтов стерл. — в шесть раз больше, чем на два года поддержки арабского восстания против турок.

Дела региона были переданы Mинистерству колоний, которое, как уже упоминалось, возглавил Черчилль; в министерство был приглашен в качестве политического советника полковник Лоуренс.

В марте 1921 г. Фейсал получил новое (по мнению Лоуренса, более важное и перспективное, чем Сирия) королевство — Ирак. Его царствование должно было совмещаться с мандатом Англии на управление страной. 11 июня Совет министров Ирака признал Фейсала королем, после чего он прибыл в свою новую страну; 23 августа короновался. Английская администрация рекомендовала провести референдум — по официальным данным, 96% высказались за Фейсала. За несколько лет Англия (по совету Лоуренса) вывела оттуда большую часть войск, но усилила авиацию. В 1925 г. расходы Англии в Ираке сократились до 4 млн. фунтов стерл.

Что касается Абдаллы — брата Фейсала, то он решил отомстить французам. Со своим отрядом он вошел в Амман, намереваясь атаковать французов в Сирии. Его война против Франции с территории контролируемой Англией Трансиордании создала бы большие трудности для отношений между этими державами. Черчилль и Лоуренс решили совершить политическую комбинацию: Лоуренс вылетел в Амман и привез Абдаллу в Иерушалаим на встречу с Черчиллем. Сам министр прибыл туда для свидания с Верховным комиссаром Палестины, назначенным правительством Его Величества, сэром Гербертом Самуэлом, а заодно побеседовал с арабским принцем, и принц ему понравился. Черчилль решил назначить Абдаллу эмиром Трансиордании под английским протекторатом при условии, что никаких войн с Сирией и французами не будет.

Правда, часть Трансиордании (Восточный берег), как мы уже говорили, входила в Палестину, которая, согласно прежним обещаниям, получила статус еврейского национального очага. Но у Черчилля не было охоты помнить о прежних обещаниях, когда нужно срочно тушить опасный конфликт, и к тому же еврейских поселений к востоку от Иордана мало. Шестеро англичан, назначенных недавно (в 1920 г.) сэром Самуэлом для управления этой страной, передали власть эмиру, а в июле 1921 г. правительство Англии выделило Абдалле деньги для создания регулярной армии под командованием английских офицеров.

Не все кочевые племена эмирата захотели жить мирно, а оседлые жители, похоже, предпочли бы не платить налоги новому эмиру. Дополнительные аргументы, предоставленные английскими самолетами и броневиками, подданным эмира показались убедительными, но мир в королевстве все равно не наступил. В 1922 г. на Абдаллаха ибн Хусейна напали арабы из Неджда — отряд в 1500 человек едва не дошел до Аммана.

В начале 1923 г. волнения в Трансиордании повторились и снова были подавлены.

Эмиру Хиджаза Хусейну, отцу Фейсала, уже казалось недостаточным считаться королем арабов. В марте 1924 г. он объявил себя халифом, повелителем всех правоверных, что, естественно, не понравилось другим мусульманским правителям, в частности, имаму Йемена и ассирийскому эмиру Идрисси. Новый повелитель правоверных велел своему сыну, эмиру Абдалле, завоевать Неджд — королевство в центре Аравийского полуострова, исповедующее ваххабизм. Однако ночью отряд Абдаллы был разбит. Сам Абдалла с несколькими людьми успел бежать, а остальных ваххабиты перебили.

Летом 1924 г. на эмира Абдаллаха ибн Хусейна вновь напали арабы из Неджда — около 5000. Их снова удалось рассеять только в окрестностях столицы. Одновременно шла война и на Аравийском полуострове. Хиджаз был захвачен и поглощен Недждом, и король Ибн-Сауд основал династию.

Чтобы защитить от этой внешней угрозы союзника Абдаллу, англичане передали Трансиордании южный район Маана с портом Акаба на Красном море. Усилился официальный контроль англичан за армией и финансами Трансиордании. По совету англичан за племенными шейхами Трансиордании признали права на пастбища. Упорядочили налоги. В 1928 г. новому государству была дарована конституция. Законодательное собрание должно было состоять из 16 членов: 9 арабов-мусульман, 3 арабов-христиан и 2 черкесов60 .

Англия заключила с Ираком союзный договор, признав его независимость в конце 1927 г. В 1930 г. Ирак обязался предоставить Англии военно-воздушные базы. В 1932 г. Ирак приняли в Лигу Наций, а 9 сентября 1933 г. Фейсал умер, оставив трон своему сыну Гази.

В свое время, когда началась Первая мировая война, эмир Неджда Ибн-Сауд заключил с англичанами договор о протекторате, однако большой помощи против турок англичане не получили.

В этой войне саудиты мало что могли добыть непосредственно для себя, зато после ее окончания, когда турецкие войска были полностью выведены, привлекательные цели и очевидные враги появились — в частности, шериф Хусейн и его сыновья, реально претендовавшие на власть над всем Ближним Востоком.

Ибн-Сауд отбил нападение Хусейна и сам перешел в контрнаступление — присоединял оазис за оазисом, организовывал налеты на Йемен и Трансиорданию. Хусейн объявил себя халифом, но титул не заменяет армии. Армия Хиджаза терпела поражения. Осенью Хусейн бежал на Кипр, а победители ваххабиты в 1925 г. провозгласили новое королевство «Хиджаз-Неджд и присоединенные территории». Затем в него был включен и Асир, а в 1932 г. королевство получило свое нынешнее имя «Саудовская Аравия».

Разработка нефтяных месторождений сделала Саудовскую Аравию богатейшей страной, которая обеспечивает высокий жизненный уровень своим гражданам, закупает горы современного оружия, ежегодно организует прием нескольких миллионов паломников, участвующих в хадже в Мекку и Медину, и распространяет свою, ваххабистскую версию ислама…

Вернемся же к нашему герою. Суд Британской империи вынес Жаботинскому приговор: 15 лет каторги, а затем — высылка. Преступника помещают в крепость Акко. Но свой срок он не отсидел. Протесты (с которыми Англия тогда еще считалась) привели к освобождению отставного поручика.

Пейзаж между войнами

…Достойно ль

Души терпеть удары и щелчки

Обидчицы судьбы иль лучше встретить

С оружьем море бед и положить

Конец волненьям?

 

У. Шекспир. «Гамлет»

 

После Первой мировой войны прошло несколько лет. Оптимисты полагали, что мир становится все стабильнее. Обескровленная Советская Россия на некоторое время отложила мировую революцию, хотя и продолжала посылать по всей планете агентов Коминтерна для помощи местному пролетариату.

У Германской империи по Версальскому договору отняли все ее заморские колонии, а заодно и западные области: Эльзас, Лотарингию, Саар, Рур. Германия должна была выплатить тяжелейшую контрибуцию; были введены жесткие ограничения на вооружение и численность ее армии, флота и авиации. Победители надеялись таким образом исключить в будущем германскую опасность для себя и использовать ослабленную страну (в которой были подавлены и красные и коричневые бунты) в качестве барьера против распространения большевизма. Ни одна из целей не была достигнута: страны-изгои, Германия и Россия заключили между собой тайные договоры, и на советской территории (разумеется, недаром) рейхсвер начал тайно восстанавливать свою мощь, и кадровую, и техническую.

Австро-Венгерская монархия распалась, и многие из новых государств стали союзниками победителей.

Распалась и Османская империя. Греки, движимые идеей реванша за многовековое угнетение, постарались довершить поражение врага и стали продвигаться в глубь Анатолии. Однако турки, которым уже не надо было воевать ни с англичанами, французами и арабами, ни с русскими и армянами, оправились и под руководством нового лидера Мустафы Кемаля перешли в контрнаступление. Греческая армия была разбита, и спустя несколько лет после Версальского мира были зафиксированы нынешние границы между Турцией и Грецией.

Итак, казалось, что равновесие восстановлено, а для устранения будущих конфликтов была учреждена Лига Наций.

Однако долгий мир, ожидавшийся победителями, на деле оказался лишь кратким перемирием. Никакого основополагающего международного принципа победители сформулировать не смогли. Много говорилось о справедливости, но проигравшие слышали лишь «Горе побежденным» и готовились к реваншу.

Какое же место в этой новой жизни было уготовано Эрец Исраэл и евреям? Британия, получив в 1922 г. от Лиги Наций мандат на управление Палестиной, Трансиорданией и Ираком, отнюдь не спешила выполнять свои обязательства и организовывать в Палестине «еврейский национальный очаг».

Использовать евреев в качестве политических, экономических и культурных агентов (как это сделала на Украине польская шляхта в XVI—XVII вв.) и противопоставить их арабам было приятно, удобно и соответствовало теории «баланса». Но допустить приезд в Палестину миллионов евреев со всего мира, помочь им организовать собственное государство, а самим удалиться, было бы слишком по-джентльменски. Политики руководствуются более меркантильными соображениями. Евреи быстро поняли, что англичане их обманывают и выполнения декларации Бальфура и обязательств мандата придется ждать до греческих календ.

Взаимное неудовольствие нарастало постепенно. Поначалу ограничения на алию, установленные британской администрацией, были не слишком жесткими, — в иные годы квота даже не выбиралась полностью. Менять веками налаженный быт евреям было страшно, антисемитизм в просвещенной Европе, казалось, доживал последние дни, а Холокост трудно было предвидеть.

Сионисты делали все возможное для пропаганды алии, а противники сионизма их за это проклинали. Как рассудить, кто прав, кто виноват, когда даже сейчас, почти век спустя, каждая из спорящих сторон трактует происшедшее (и в первую очередь, Холокост) в пользу своей доктрины?

В политической игре между мировыми войнами каждый из участников стремился к своему идеалу и использовал доступные ему средства. Англия имела мощную армию, флот, полицию, опытные административные кадры, английский образ жизни как пример для подражания, экономику, престиж победительницы и освободительницы и т. д. Идеал же состоял в сохранении (а если будет шанс, то и в расширении) империи, где англичане несут «бремя белого человека», осчастливливая своих подданных на всех континентах. В этой конструкции неграм, индусам, арабам, а особенно их вождям раджам и эмирам было отведено свое место, а у их детей даже появлялась возможность учиться в лучших школах, военных училищах и университетах метрополии. И сколь бы ни были убедительны факты «империалистического колониального грабежа», следует признать и несомненные успехи западной цивилизации: здравоохранение, образование, связь, промышленность и т.п. Самостоятельно колонии не смогли бы развиться до того же уровня.

Однако у каждого из участников конфликта всегда свой собственный счет. Киплинг считал власть Англии милостью и благодеянием для Индии, а Ганди был уверен, что англичане должны убраться из его страны.

Черчилль и Лоуренс полагали, что освободили или, во всяком случае, помогли арабам освободиться от османского ига. Возможно, так считал и их былой союзник, эмир Фейсал, ненадолго король Великой Сирии, а потом — Ирака. Но «оказанная услуга ничего не стоит», и разговоры о восстановлении халифата и халифа, владыки всех мусульман или хотя бы всех арабов — не прекращались. Кандидатов на верховную власть было много, а неудачливых претендентов по мусульманской традиции ждала казнь, но о таких неприятных вещах думать не хотелось — каждый рассчитывал на благожелательность Аллаха. При этом ближайшие препятствия были очевидны: противодействие англичан и их союзников евреев.

Идея Лоуренса заменить карательные полицейские рейды в Ираке на бомбежки оказалась эффективной, в том смысле, что позволила сэкономить миллионы фунтов британской казны, но самой проблемы она не решила.

Политика — в поиске союзников. Арабы нашли поддержку у потерпевших поражение в войне Германии и России, а также у Италии, недовольной своим победным призом.

В этой пока скорее политической, чем военной борьбе Англия нуждалась еще и в разменной монете, прянике для арабов. И такой монетой мог стать еврейский национальный очаг. Одно дело — стать противником арабского народа (тут и до джихада недалеко), и совсем другое — играть роль верховного цивилизованного арбитра между дикими конфликтующими туземцами. Конфликты можно урегулировать долго: иногда по справедливости, а иногда — по целесообразности. И беспорядки 1920 г., и погромы 1929 г., когда была уничтожена еврейская община Хеврона, произошли либо при подстрекательстве британской администрации, либо при ее очевидном попустительстве.

Практически никаких союзников у евреев не было, и им оставалось рассчитывать только на себя. Евреи ишува делали главное — осваивали землю61 . Оставались евреи галута — помощь могла прийти от них. Жаботинский старался сплотить их. Издавал газеты и журналы. Создавал еврейские организации в разных странах. Наиболее знаменитым стал созданный в 1923 г. Бейтар62 .

Отношения сионистов с Англией мало-помалу превратились в конфликт, политический торг, борьбу. Как было сказано задолго до Лоуренса и Жаботинского, «у Англии нет постоянных союзников, а есть постоянные интересы». Англия желала создать очередной баланс между евреями и арабами, чтобы управлять ими так же, как она управляла Индией или другими колониями.

В этой ситуации Жаботинский полемизировал с «классическими сионистами»: «Покупать земли, строить дома, но никогда не забывать о политике: сионизм может включать девяносто процентов конкретной поселенческой работы и лишь десять процентов политики, но эти десять процентов — непременное условие успеха».

Было ясно, что, поскольку конфликт с арабами не исчерпан, погромы будут повторяться. Значит, нужна еврейская самооборона. Какая? Жаботинский полагал, что легальная — логическое продолжение еврейского полка английской армии. Левые (Бен-Гурион, Кацнельсон, Бен-Цви) полагали, что она должна быть полулегальной. Спустя некоторое время позиции поменяются: левые будут стремиться к соглашению с англичанами, а правые (сторонники Жаботинского, называющие себя сионистами-ревизионистами, с.-р.) — будут склоняться к более жесткой линии. Прошел почти век, английский мандат не действует 55 лет, несколько раз менялись названия партий и блоков, а разделение левых и правых, в том числе и в оценке деятельности Жаботинского, сохраняется.

Почему большинство ишува отдало на выборах 1933 г. предпочтение левым? Ведь насколько можно судить по печатным материалам и воспоминаниям, Жаботинский был намного более ярким оратором, чем Бен-Гурион, и лучше предвидел развитие политической ситуации. Зачастую левые и Бен-Гурион лишь с запозданием делали то, что предлагали Жаботинский и правые.

Видимо, умение договариваться в кулуарах, работать с партийным аппаратом, находить временных союзников и т. п. оказалось важнее. Возможно, в том же была причина победы Сталина над Троцким. Существенный фактор — левые предпочтения сионистов, приехавших из России. Временную экономическую эффективность социалистических моделей организации в условиях действительного (а не мнимого, как в СССР) энтузиазма признавал и Жаботинский. Левые контролировали Хистадрут63  — профсоюзы. Организация эта чрезвычайно влиятельна в стране и сейчас, а тем более она была важна, когда верховная власть принадлежала английской администрации. К счастью, борьба за власть не дошла до тех крайних форм, которые использовались в СССР. Думаю, что в этом была немалая заслуга Жаботинского — умение признать поражение на выборах и уйти в тень. Но и Бен-Гурион никого с ледорубом к Жаботинскому не посылал.64 

Помимо Хаганы были и другие военные организации. Весной 1931 г. из Хаганы, где руководящие позиции занимали социалисты, выделился «Иргун Бет», объединившийся с представителями с.-р. Идеи: меньше сдержанности в ответах на бандитские нападения, активные акции против арабов, готовность к конфронтации с английской администрацией, отказ от подчинения Хистадруту.

В апреле 1937 г. Иргун Бет раскололся: часть его членов вернулась в Хагану; оставшиеся образовали ЭЦЕЛ («Иргун Цваи Леуми» — военная народная организация). В 1938 г. по предложению Жаботинского командиром ЭЦЕЛа был избран двадцативосьмилетний Давид Разиэль. В 1939 г. после публикации антиеврейской «Белой книги» правительством Макдональда ЭЦЕЛ повернул оружие против англичан. В мае 1939 г. англичанам удалось арестовать Разиэля. Через несколько месяцев началась мировая война, и ЭЦЕЛ объявил перемирие с англичанами для борьбы с общим врагом — фашизмом. В октябре Разиэля освободили.

Когда весной 1941 г. в Ираке началось фашистское восстание, организованное генералом аль-Гайлани и бывшим иерусалимским муфтием Хадж-Эмином Хуссейни, о еврейских бойцах вспомнили: Разиэль 17 мая был с группой направлен британской разведкой — подорвать нефтехранилища в районе Багдада и обезвредить муфтия. 20 мая автоколонну, двигавшуюся на британскую базу Хаббания, бомбили немецкие бомбардировщики, и Разиэль погиб, не успев выполнить задание.

Командиром ЭЦЕЛ стал Яков Меридор, а в декабре 1943 г. его сменил успевший хлебнуть советских концлагерей Менахем Бегин.

Англичане то разрешали алию, то запрещали. В предвоенные годы, желая угодить арабам — потенциальным союзникам Гитлера в будущей войне, евреям запрещали эмигрировать из Европы, в первую очередь из Германии. Корабли, на которых евреи пытались спастись, англичане с берега встречали ружейно-пулеметным огнем; те, кому не удалось прорваться, возвращались туда, где их ждали печи65 . Англичане, французы и американцы были не против того, чтобы евреи оставались в живых, но все же их больше интересовали отношения с Гитлером (как бы его не обидеть, пока не началась война) и арабами (как бы те не вступили в союз с Гитлером и Муссолини).

Жаботинский предложил наладить Алию-бет — нелегальную алию наряду с легальной — Алией-алеф. Спустя некоторое время это стало основным пунктом противостояния евреев и англичан: сколько людей будет спасено от Гитлера?

За первые шесть месяцев Второй мировой войны под предлогом борьбы с нелегальной эмиграцией евреям не было выдано ни одного иммигрантского сертификата. Стоит приобщить к делу показания важного свидетеля — А. Эйхмана. На суде в Израиле он, в частности, заявил: «Первоначально мы хотели выслать всех евреев из Германии. Но ни одно государство не согласилось принять их. Кто же виноват в их гибели: Германия или Запад?» О нежелании Запада принять евреев — беженцев из Германии, описанном и в романах Э.-М. Ремарка, свидетельствуют многие. Укажем и на мемуары Г. Меир, которая от имени еврейских организаций безуспешно умоляла западных дипломатов о предоставлении убежища евреям — до самого начала войны66 .

Позиция президента США Ф. Рузвельта и до войны, и во время войны была принципиально иной: «Он думает, что Палестина должна быть только для евреев и там не должно быть никаких арабов<…>, у него есть вполне определенные идеи по этому вопросу. Это должна быть исключительно еврейская территория».67  «…Следует выделить примерно $ 200 млн., чтобы купить ферму всякому арабу, который пожелает покинуть Палестину; деньги должны быть в основном использованы на рытье колодцев, что вполне осуществимо в Хиджазе»68 .

Вместо заключения

Окончательные итоги деятельности двух необычных офицеров трудно подвести даже почти век спустя. Мир, как и в начале ХХ в., замер в ожидании грозных событий, и признать чью-то историческую правоту или неправоту нельзя — завтра сам результат может измениться. Сегодня существуют и арабские государства, которым при рождении помогал Лоуренс, и уже более полувека постоянно ожидающий очередного нападения своих арабских соседей Израиль, для которого жил Жаботинский. Можно лишь сравнить цели, причины, аргументы, средства, стиль.

Оба героя нашей повести писали стихи. О деле, которому служил Жаботинский, он говорил ясно, не пытаясь его приукрасить. Дело, которое защищал Лоуренс, было странным — он и сам признавал, что в призыве к арабам объединиться для борьбы с турками есть некоторая двусмысленность. Из одной странности рождались другие — по различным свидетельствам, после войны он говорил о своих симпатиях к Ленину, а незадолго до смерти — к Гитлеру.

Предоставлю судить обо всем этом читателю. А для полноты картины — два стихотворения: Лоуренс свое посвятил С. А.69,  Жаботинский — памяти Теодора Герцля.

Т. Лоуренс

* * *

Я любил тебя и поэтому взял в руки людские волны

И волю свою написал во все небо средь звезд,

Чтобы стать достойным тебя, Свобода,

Гордый дом о семи столбах, чтоб глаза могли воссиять,

                                                                когда мы придем к тебе.

 

Смерть, казалось, была служанкой в пути, пока еще не дошли;

Ты ожидала с улыбкою на устах,

Но тогда в черной зависти смерть обогнала меня,

Забрав тебя прочь в тишину.

 

Любовь, утомившись идти, нашла твое тело на миг,

Безысходное это касанье во тьме нам было наградой,

Пока нежная длань земли твои черты не узнала;

И вот, ты стала поживой безглазым червям.

 

<...>

                                                     (Перевод Г. Г. Карпинского)

В. Жаботинский

* * *

Он не угас, как древле Моисей,

На берегу земли обетованной:

Он не довел до родины желанной70 

Ее вдали тоскующих детей:

Он сжег себя и отдал жизнь святыне

И «не забыл тебя Иерусалим»71 . —

Но не дошел и пал еще в пустыне,

И в лучший день родимой Палестине

Мы только прах трибуна предадим.

 

И понял я загадку странных слов,

Поведанных в Агаде72  Бен-Барханой, —

Что погребен пустынею песчаной

Не только род трусливых беглецов,

Ничтожный род, рабы, в чей дух и спины

Вожгла клеймо египетская плеть, —

Но кроме них, среди немой равнины

В сухом песке зарыты исполины,

Их сердце — сталь, и тело их — как медь.

 

Да, понял я сказанье мудреца:

Весь мир костями нашими усеяв,

Не сорок лет, а сорок юбилеев

Блуждаем мы в пустыне без конца.

И не раба, вскормленного бичами,

Зарыли мы в сухой чужой земле:

То был титан с гранитными плечами,

То был орел с орлиными очами,

С орлиною печатью на челе.

 

<...>

2 Изгнание (ивр.).

3 Карл Адольф Эйхман (1906—1962), член нацистской партии с 1932 г. В 1933 г. прошел подготовку в учебном лагере СС, в 1934 г. в должности унтершарфюрера служил в концлагере Дахау, в сентябре перешел в СД в чине шарфюрера. Работал в еврейском отделе СД, в основном в области разведки на Ближнем Востоке. После аншлюса Австрии в 1938 г. занимался ограблением и принудительной эмиграцией австрийских евреев. После объединения в сентябре 1939 г. государственной Полиции безопасности и партийной разведывательной службы СД назначен зав. Центральным бюро еврейской эмиграции. В конце того же года руководил депортацией в лагеря евреев из оккупированной Германией Западной Польши. В марте 1941 г. возглавил секцию IVБ4 гестапо. Руководил мероприятиями по депортации евреев во всех оккупированных рейхом странах. Наделен чрезвычайными полномочиями и мог непосредственно общаться с Гиммлером, министрами рейха, главами правительств оккупированных стран и высшим командным составом вермахта. Оберштурмбанфюрер с октября 1941 г. Подготовил конференцию в Ванзее, на которой было принято решение об «окончательном решении еврейского вопроса». Награжден знаками отличия СС. С декабря 1944 г. шеф секции IVА4, которая помимо евреев занималась политическими отношениями с христианскими церквями. После поражения рейха бежал в Аргентину, где в мае 1960 г. был захвачен агентами Моссада (разведслужбы Израиля), вывезен в Израиль, судим и казнен.

4 Земля Израиля (ивр.).

5 15.10.1986 г. во время присяги новобранцев агенты «Джихад ислами» бросали сверху ручные гранаты. Один человек был убит и около 70 ранены. Организатор этого теракта, подполковник неофициальной армии ООП, М. Б. С. Тамими по кличке Хамди был взорван на Кипре агентами Моссада 14.2.1988 г.

6 Улица Страданий (итал.); название заимствовано у католических паломников. По преданию, по этой улице проходил путь Христа на Голгофу.

7 Судный день (ивр.).

8 В 1453 г. султан Мехмет, взяв Константинополь, въехал в Св. Софию на коне по горе трупов и сделал на стене зарубку.

9 Артиллерией туркам помогли обзавестись евреи. Француз Николя де Николаи, путешествовавший по Турции в 1551 г., в своих путевых записках отмечал: «Что особенно бросается в глаза, так это большое число евреев, которые проживают в Турции и Греции, но особенно — в Константинополе. Их количество продолжает расти благодаря тому, что они занимаются торговлей по всей стране и привозят по морю и посуху самые разные товары со всех концов Земли. Им принадлежат самые большие торговые компании Константинополя, а также лавки, которые полны богатыми товарами. Кроме того, они искусны в ремесле, хорошие преподаватели и цеховые мастера<…>, в особенности мараны, высланные из Испании и Португалии. Евреи демонстрируют также незаурядные способности к иностранным языкам<…>, к ним постоянно обращаются как к переводчикам<...>. Во зло христианам эти люди обучают турок последним открытиям в области орудий войны, изготовлению пушек, аркебуз, боеприпасов и тому подобных вещей».

Многие сефарды (Испания на иврите Сфарад) в это время переселяются во владения султана, и он  высказался в адрес испанского коллеги: «Говорят, что король Фердинанд умен. Но, изгнав евреев из своей страны, он обогатил меня и разорил себя».

В январе 1992 г. король Испании Хуан-Карлос принес евреям официальные извинения.

10 То есть несколькими годами ранее окончательной победы турецкого султана над мамлюками.

11 Упомянем, что китайские суда заходили в его восточную часть, а военный флот из Индонезии когда-то сумел завоевать Мадагаскар. Иными словами, не следует представлять европейцев всемогущими. Постепенно увеличивавшееся военно-техническое превосходство — более адекватная формулировка.

12 Расположенный на северо-западном берегу Персидского залива Кувейт привлек особое внимание в 1990 г., когда его оккупировал большой северный сосед — Ирак. В XVIII и в XIX вв. шейхи Кувейта постоянно оборонялись от экспансии Турции (которая тогда включала Ирак), Персии и ваххабитов. В середине XIX в. Кувейтом активно интересуются англичане: тщательно исследуют его географию, помогают оружием и деньгами. В 1896 г. шейх Мубарак сам предлагает Англии установить протекторат над Кувейтом (для защиты от Турции), но другие великие державы Англии воспрепятствовали. Спустя два года Россия попыталась организовать там гавань и станцию для снабжения своих кораблей углем — теперь последовала отрицательная реакция Англии. В 1899 г. шейх Мубарак получает большую субсидию от Англии и за это предоставляет ей исключительные права. В следующем году уже Германия намечает довести свою Багдадскую железную дорогу до Кувейта — англичане блокируют этот план. В итоге во время войн ХХ в. Англия получила в Кувейте важный опорный пункт для своего военно-морского флота.

13 Учение Муххамеда ибн Абд аль-Ваххаба (1703—1792), ратующее за очищение ислама, за возврат к его изначальным установлениям — религиозно-политическое движение в сунитском исламе; в его основе — тщательное выполнение указаний пророка и не менее тщательное истребление инакомыслящих и нарушающих. В 1744 г. к этому течению примкнул Муххамед ибн Сауд, эмир эмирата Дерийа в центре Аравийского полуострова. Веро­учитель взамен благословил войны эмира, и войны шли почти непрерывно. Их успешно продолжили Абд аль-Азиз I (1756—1803) и его сын Сауд. Постепенно были завоеваны эмираты и племена Неджда. К концу XVIII в. ваххабиты вышли к побережью Персидского залива. Бахрейн был захвачен в 1803 г. Основной противник — Хиджаз (горная часть Аравийского полуострова, граничащая с Красным морем) терпел поражения. Османская империя была бессильна. В 1803 г. ваххабиты заняли Мекку, в 1805 г. — Медину. Шериф (или ишан, т. е. потомок Мухаммеда; таковых потомков насчитывалось около двух тысяч, они были записаны в свитке, хранившемся в Мекке), представитель династии Хашимитов, правившей Меккой с Х в., бежал в Джидду — под защиту турецких войск.

14 Шииты — движение в исламе, признавшее единственным преемником пророка Мухаммада его двоюродного брата и зятя Али б. Аби Талиба. В противоположность суннитам, шииты исходят из представления о божественной природе верховной власти. В настоящее время к шиитам относится почти все население Ирана, более половины Ирака и др.

15 Впрочем, турецкий ставленник вскоре был вынужден бежать из Неджда. За власть там боролись две династии: Саудитов и Рашидидов. В 1885 г. победили Рашидиды, а в 1904 г. Саудиты взяли реванш.

16 Отец влюбился в воспитательницу своих детей и бросил семью; состояние он оставил жене и детям.

17 В это время Англия воюет постоянно: в Южной Африке — с бурами, в Судане — со сторонниками махди (верующие в исламского мессию). Конфликтует с Италией за контроль над истоками Нила.

18 Во время Первой мировой войны маршрут железной дороги Багдад—Гамбург использовался в качестве лозунга военного союза Германии, Австро-Венгрии и Турции.

19 Немцы хотели дотянуть дорогу до Кувейта — англичане помешали.

20 Английскими войсками в Египте.

21 До этого Хусейн провел 18 лет в почетном плену в Константинополе. Воспользовался этим, чтобы дать современное образование детям: Али, Абдалле, Фейсалу и Зейду. Абдалла одно время даже был вице-председателем турецкого парламента.

22 «Власть принадлежит тому, кто взял верх» — так говорил один из суфиев, аш-Шафия. (Суфизм — мистико-аскетическое направление ислама, возникшее в VIII в.)

23 Джемаль-паша (1872—1922) — один из лидеров партии «Иттихат ве Теракки» («Единение и прогресс»), захватившей власть еще перед Первой мировой войной. Лоуренс однажды подорвал поезд, в котором ехал Джемаль-паша, и пытался его захватить. Но турки в эшелоне оправились, и Лоуренсу с его людьми пришлось быстро отступать. После того, как 21.10.1918 г. Турция капитулировала, Джемаль-паша бежал в Германию, а потом в Швейцарию. Опубликовал «Записки», в которых основную вину за поражение возложил на сепаратизм и предательство арабов во главе с Хусейном, шерифом Мекки.

24 Атака английских войск на юге Ирака также закончилась неудачей — турки их
контратаковали, и гарнизон Кута капитулировал. Неудачей закончилась и организованная У.Черчиллем Галлиполийская десантная операция — попытка захватить Константинополь.

25 Успех операций арабских отрядов вознаграждался военной добычей. Когда стало ясно, что турки проиграли войну, численность желающих примкнуть к победителям неимоверно возросла.

26 Например, автор упоминает о чрезмерной жестокости турок. Что касается жестокости арабов, то ее он характеризует как прискорбный обычай недостаточно цивилизованных людей, с которым ему, цивилизованному, приходится мириться. Содомию в турецкой армии Лоуренс осуждает, а у своих — нет: «Мужчина открыто жил с мужчиной во всех смыслах этого слова».

27 В книге В. Е. Примакова «Афганистан в огне» приводится любопытный диалог между английским принцем и Лоуренсом:

«— Нынче плохие времена для королей, Лоуренс, в Европе за последние годы учреждено пять новых республик.

— Мужайтесь, сэр, — мы учредили четыре новых королевских дома на Востоке».

Потомок хашимитского королевского дома Али прибыл в Ирак осенью 2003 г. после свержения  Саддама Хусейна.

28 В Эрец Исраэл, по сионистской терминологии, не приезжают, а поднимаются. Этот процесс подъема и называется алия. В контексте международной политики того времени под этим термином подразумевалась иммиграция евреев в Палестину.

29 Немцы потеснили 5-ю британскую армию, но прорвать фронт не смогли. В наступление Германия направила свои лучшие части и возместить потери уже не смогла.

30 Лоуренс описывает случай, когда он, зная о предстоящем затмении Луны, предупредил свой арабский отряд и приурочил к этому моменту атаку на турок, якобы занятых битьем в котлы с целью спасения попавшего в беду светила. Литературный герой Твена тоже использует затмение.

31 Латурн, изначально «Ла торон де шевалье» (башня рыцарей — фр.) — местечко посредине между Иерушалаимом и Тель-Авивом. Во времена Ричарда I (конец XII в.) — крепость.

32 В 1948 г., в разгар Войны за независимость Израиля руководители ЭЦЕЛ’а, ученики и сторонники Зеева-Жаботинского назовут этим именем корабль, который вез из Европы оружие для защиты нового государства. Корабль будет расстрелян с берега и потоплен по приказу Давида Бен-Гуриона. (И полувеком раньше, и полувеком позже евреи с трудом договаривались между собой.)

33 Пройдет немногим более десятка лет, и Сталин будет приглашать евреев из-за границы осваивать Биробиджан — как и в турецком случае, нужно укреплять границу с потенциальным противником. Евреев приехало немного, и большинство быстро уехало обратно. Но некоторые еврейские организации выделили под эту идею деньги — они пригодились СССР.

34 Отметим полное совпадение с мнением Лоуренса.

35 Иосеф Трумпельдор (1880—1920) родился в семье военфельдшера из николаевских кантонистов. Участник русско-японской войны, потерял левую руку, вернулся в строй. Награжден четырьмя Георгиевскими крестами. Был в плену. После возвращения из плена произведен в прапорщики. Закончил юрфак, после чего уехал в Эрец Исраэл и стал рабочим в Галилее. Выслан турками из Палестины в начале Первой мировой войны.

36 Пинхас Рутенберг (1879—1942) — начальник инструментальных мастерских Путиловского завода и один из руководителей боевой организации эсеров в России. Известен, в частности, тем, что организовал убийство священника Гапона, после того как тот предложил Рутенбергу вместе работать на охранку. В будущем — один из организаторов Хаганы («оборона» — ивр.) и, параллельно, Электрической компании Подмандатной Палестины, которая до настоящего времени производит большую часть электричества в Израиле.

37 Хаим Вейцман (1874—1952) — выходец из России, химик. В Первую мировую войну изобрел промышленный способ получения ацетона, нужного для производства боеприпасов. Изобретение открыло доступ к правительству воюющей Англии. Президент Всемирной Сионистской организации в 1920—1931, 1935—1946 гг. Первый президент Израиля. Брат, С. Вейцман, расстрелян в СССР в 1939 г. как английский шпион. Сестра, М. Вейцман, врач Госстраха, арестована в ходе «разоблачения врачей-вредителей»; освобождена по амнистии 12.8.1953. Среди прочего ей вменяли в вину получение указаний от брата через «шпиона» С. Михоэлса.

38 Живущими в Эрец Исраэл (ивр.).

39 Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России; организован в Вильно в 1897 г. В следующем году Бунд помог проведению первого съезда РСДРП в Минске, публикации манифеста партии и газеты; вошел в состав РСДРП как «автономная организация, самостоятельная лишь в вопросах, касающихся специально еврейского пролетариата».

40 Так полагали не только большевики, но и вообще левые. Летом 1917 г. один из лидеров Бунда, Г. Эрлих, был командирован исполкомом Петроградского совета в Западную Европу. В Англии выступил на международной социалистической конференции против сионистских планов в Палестине.

41 Всего за время войны Англия потеряла около 1 млн. человек (Россия — 3 млн.). Ллойд-Джордж в своих мемуарах отмечает, что в начале войны, когда объявили набор, рассчитывали на 100 000 волонтеров. Война потребовала в десятки раз больше.

42 «Дом (англ.) и Родина (идиш)».

43 В Лондоне с ними встречался К. И. Чуковский, написавший восторженную книгу «Англия накануне победы», быстро вышедшую в Петрограде. После прихода к власти большевиков упоминать об этой книге было для автора небезопасно, и он молчал о ней до самой смерти.

44 Позднее, в «Повести о полку» он сделал автореферат книги: «В ней развивались три основные мысли: первая — Турция должна быть разделена, в этом весь смысл войны и главное средство против будущих войн; вторая — Палестина должна войти в сферу британского влияния; третья — главный фронт войны есть фронт восточный».

45 Чин капитана он получил в «Zion Mule Corps». Но когда был организован еврейский полк, англичане отказались признать за ним офицерское звание, поскольку он — иностранец. Таков английский закон. Без руки он не мог пойти служить унтер-офицером. Трумпельдор отправился в Россию (дело было уже после Февральской революции) и предложил организовать еврейскую армию для прорыва через Кавказ и Турецкий фронт в Палестину. Потом снова алия. Организовывал еврейские отряды самообороны. Вместе с семью соратниками погиб в бою с арабами при обороне поселения Тель-Хай в 1920 г.

 46 Предварительно запросили согласие России о призыве ее подданных — евреев. Посол Временного правительства К. Д. Набоков в частном порядке спросил мнение Жаботинского. Тот ответил: «Да». Так же полагал и сам Набоков.

47 Патерсон острил, что Жаботинский — второй офицер-иностранец. Первым был кайзер Вильгельм, но после того как Германия оказалась в состоянии войны с Англией, Вильгельма офицерского чина лишили.

48 Декларация была оформлена как письмо министра иностранных дел Бальфура лорду Лайонелу Уолтеру Ротшильду:

«Уважаемый лорд Ротшильд,

С чувством глубокого удовлетворения я передаю Вам от имени правительства Его Величества следующую декларацию о доброжелательном отношении Великобритании к сионистским устремлениям евреев, которая представлена военному кабинету министров и одобрена им.

«Правительство Его Величества благосклонно относится к восстановлению национального очага для еврейского народа в Палестине и приложит все усилия к облегчению достижения этой цели. Вполне понятно, что не должно быть предпринято ничего, что может повредить интересам, как гражданским, так и религиозным, нееврейских общин в Палестине или правам и политическому статусу евреев в какой-нибудь другой стране».

Я буду признателен Вам, если Вы доведете содержание этой декларации до сведения Сионистской организации.

Ваш Артур Бальфур».

49 Вейцман предложил создать ее 6.12.1917 г. — через четыре дня после опубликования декларации Бальфура. Английское правительство образовало ее как «консультативный орган при британской администрации в Палестине по всем делам, касающимся евреев или могущим повлиять на создание национального очага для еврейского народа». Комиссия действовала в 1918—1921 гг. В нее вошли назначенные Великобританией, Францией и Италией представители, в основном евреи. Представителей ишува не включили.

50 Преимущество англичан над турками и поддерживавшими их немцами и так было трехкратным — плюс восставшие арабы Лоуренса на восточном берегу Иордана.

51 Жаботинский писал: «Одного из бедуинов я поймал за делом. Кража патронов была строго запрещена; в сущности, я имел право поступить с ним совсем жестоко — но недаром трунили надо мною товарищи в офицерской столовой: «Какой вы солдат? Просто переодетый фельетонист». Я… велел отнять у него добычу и дать ему по шее и отобрал у него осла… Потом на ближайшем привале осла формально усыновили, дав ему батальонное имя. Дело в том, что у нас числилось шестьдесят четыре солдата по фамилии Коган, и имена их начинались со всех букв английского алфавита, от «а» до «зет». Не было только на букву «икс». Осла назвали Коган Икс…».

52 Еще столько же было собрано в Плимуте, но война кончилась раньше, чем эту еврейскую часть отправили на фронт; спустя некоторое время их распустили по домам.

53 В конце лета 1919 г. «палестинский» батальон получил приказ выделить 80 человек в Египет. Это было «против уговора», достигнутого при формировании легиона — воевать только за освобождение Палестины.  «Батальон устроил сходку и заявил, что не допустит отправки в Египет. Следуя букве устава, полковнику  следовало вызвать военную полицию, арестовать и тех 80 солдат и их «укрывателей», а в случае отпора (что произошло бы неизбежно) — открыть пальбу. Если бы он это сделал, в Палестине разыгралась бы очень серьезная трагедия. Скотт поступил иначе, с изумительным тактом и еще более изумительной смелостью, сам рискуя военным судом. Он написал в ставку, что его солдаты считают приказ об отправке в Египет не только незаконным, но видят в нем и попытку поссорить евреев с арабами; что 80 солдат, намеченных к отправке, ни в чем не виноваты, так как остальные (а их более тысячи) грозят удержать их силой; значит, остается арестовать весь батальон, то есть отдать под суд всю лучшую молодежь еврейской Палестины. Он даже не побоялся прибавить к этому рапорту совет: «Снеситесь с Лондоном, прежде чем принимать крутые меры, и доложите Лондону и мое мнение, а также следующий отчет: во всем остальном — дисциплина в батальоне образцовая, чистота, порядок, служба безупречны». И каждый день, чуть ли не две недели подряд, он продолжал докладывать: полный порядок во всем, а отпустить товарищей в Египет не хотят. Штаб вынужден был все эти доклады препроводить в военное министерство, откуда пришел приказ — оставить еврейские батальоны в покое и, вообще, всю нелепую историю замазать».

54 Праздник был учрежден мамлюками в пику празднованию христианской Пасхи, когда в Иерушалаим приезжало много паломников. Мусульмане полагают, что традиция праздника несколько старше — со времен Салах ад-Дина (ХII в.). Праздник проводится довольно шумно, иногда с танцами, барабанами и размахиванием саблями. Потом часть празднующих отправляется в сторону Йерихо (Иерихон), где, по мусульманской традиции, находится могила Моше (Моисея).

55 Здравствуйте, господин мой (ивр.).

56 До свидания (ивр.).

58 Ура, браво (ивр.).

59 Позднее, в мае 1945 года, в Дамаске возникла аналогичная ситуация: арабы требовали ухода французов. Французы ответили силой, но англичане (У. Черчилль) решили показать де Голлю, кто главнее, и поддержали арабов. Французам пришлось уйти.

60 После завершения Кавказской войны во второй половине ХIХ в. часть горцев не пожелала жить в Российской империи и ушла в Турцию. Многие из них были расселены в южных провинциях, в частности, в Трансиордании. Называли их «черкесами», не вдаваясь в дальнейшие национальные подробности.

61 Тель-Авив был построен на топком участке морского берега, который сначала нужно было засыпать грунтом; многие из цветущих еврейских поселений созданы на месте осушенных малярийных болот и оплачены жизнями и здоровьем первых строителей.

62 Так называлась еврейская крепость, которая во время восстания Бар-Кохбы (II в.) против римлян пала последней; также это слово на иврите совпадает с аббревиатурой слов: Союз Имени Иосефа Трумпельдора.

63 Полное название «Хистадрут ха-клалит шел-овдим бе Эрец Исраэл» (основана в 1920 г.). Инициатор создания — Иосеф Трумпельдор.

64 Тем не менее, в 1933 г. Бен-Гурион назвал Жаботинского «Владимир Гитлер», а его партия МАПАЙ в своих плакатах к 1 Мая 1933 г. назвала с.-р. «учениками Гитлера с еврейской улицы». Пропаганда Сталина того времени утверждала, что Троцкий и троцкисты заключили тайный союз с Гитлером — риторика очень похожа.

65 В книге М. Бегина «Восстание» сообщается: «Рандольф Черчилль как-то рассказывал, что его отец избегал встреч с доктором Вейцманом во время войны. «Когда я вижу его, — будто бы сказал Уинстон, — я не могу спать по ночам». Он легко мог встречаться с доктором Вейцманом и спокойно спать по ночам, надо было только открыть двери Израиля для тех, кого вели в крематории Освенцима и за кого приходил просить Вейцман».

66 «Я надеюсь, что потрясение, испытанное при известии о тяжелом положении, в котором находятся эти люди, не повлияет на наше хладнокровие и беспристрастность при решении сложной палестинской проблемы» — Р. Макдональд, ноябрь 1938 г. Это хладнокровие следует беспристрастно запомнить.

67 Дневник зам. госсекретаря США Э. Стеттиниуса; ноябрь 1944 г.

68 Беседа с английским послом Р. Линдсеем; запись зам. госсекретаря А. Берли; октябрь 1938 г.

69 Кто или что скрывается за этими инициалами, однозначно не выяснено; стихотворение является эпиграфом к его главной книге «Семь столпов мудрости».

70 По слову Всевышнего, сам Моше не мог войти в Эрец Исраэл. После того как Моше был похоронен, его преемник Иешуа бен Нун (Иисус Навин) приказал форсировать Йорден (Иордан) и атаковать Йерихо.

71 «Если я забуду тебя, Иерушалаим, пусть забудет меня десница моя. Да прилипнет язык мой к нёбу моему, если не превознесу Иерушалаим на вершину веселья моего...» (Псалмы, 136).

72 Часть Талмуда, состоящая, в основном, из притч, легенд и т. п.