ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Санджар Янышев

И другие стихи

 

ЖЕНЯ ЛЫСЕНКО

Вы все придумываете что-то, а мне печатать.

Ага, в этом столько же правды, как в истории про некую Шаю, укравшую парня у Жени Лысенко.

Какой Лысенко? — правильно будет «какая», это девушка.

Да работала тут вот, на нашей кафедре, лаборанткой.

Ой, много не наливайте, я быстро пьянею.

Когда работала? Лет пятнадцать назад, я тогда была девчонка совсем, только устроилась.

В общем, молоденькая была…

И сейчас еще «О-го-го»? Ха-ха, скажете тоже…

Это был мой первый рабочий день.

Накануне старшая лаборантка все время говорила про какую-то Женю: «Женечка то, Женечка се»; я представляла себе эдакую всеобщую любимицу-красавицу…

Вообще все Жени — это нечто теплое, полное жизни, да? — так мне всегда казалось.

Она вошла — я даже не поняла, кто это: меньше всего ожидала увидеть инвалида.

Шаткая походка, заплетающийся язык; ощущение, будто не совсем трезвая.

Голос резкий, на одной ноте, как бы навзрыд.

При разговоре лицо немножко «гуляло».

На крыску похожа: крупные зубы, несмыкающиеся губы…

Хотя позже, когда привыкаешь, лицо уже не кажется уродливым: девица как девица, обыкновенная.

Когда подружились, в столовку вместе ходили; я помогала ей с подносом.

Она еду брала двумя руками, будто варежки на ней.

А на машинке — бодренько печатала, знаков шесть в минуту.

Еще черная коса у нее была, толстая-претолстая…

Расплела однажды — «я дождь Шиона!» (я дочь Сиона) — а волосы длиннющие, с характерной такой кучерявостью.

Родители жизнь на нее положили (ДЦП — никому не дай Бог!); лучшие специалисты, массажисты травами лечили, лошадьми; учителей нанимали…

Не знаю, как, но институт она кончила, к аспирантуре готовилась, про диссертацию говорила, хотела потом преподавать.

Мозги у девчонки были.

Ага, за мозги!

Все-все, мне хватит…

 

Потом появился этот Жора по фамилии Минц, студент.

Он диплом писал с элементами программирования; ну, она помогала ему…

За деньги, конечно, не даром.

На кафедру к нам заглядывал, или она к нему ходила — по-разному.

С маман его общалась.

Та все — «мой Жорик, мой Жорик», пылинки с него сдувала, о внуках мечтала.

Фотографии показывала, детские вещички Жорины откуда-то вытащила…

Мол, «детям, все его детям достанется».

Тут-то с Женей и случился этот сдвиг.

Видимо, решила дурочка, что маман на нее намекает: внуков от нее ждут.

Потому и вещички эти, и альбомы…

Что ее в семью принимают, да?

Хотя на самом деле даже близко!..

Просто ни о чем другом его маман говорить не могла — только о Жорике.

Талантливый мальчик, гениальный мальчик…

Да и Жорик этот к Женьке ничего не испытывал — это ж надо было такое представить!

Он ей прямо сказал: у меня есть девушка.

Прихожу как-то, Женя сидит, в монитор уставилась, а монитор выключен…

Раскачивается, под нос что-то себе бормочет: «А менц мит а менц… А менц мит а менц».

«Женька, — говорю, — сдался тебе этот Минц!»

А она как заорет: «Шая!» (Кто такая Шая? может, Шана?)

И снова туда, в монитор…

Так и сидела, пока родители не забрали.

Уволилась Женя.

Я потом навещала ее пару раз в больнице.

Она светилась счастьем.

Вот честно!

Ничего, кроме счастья, ее лицо не выражало.

Ага, спасибо…

Чокаться не будем.

А может, правильно, что все так…

Любовь эта.

Она любила, понимаешь?

Ну, защитилась бы, ну, пошла бы в школу или институт, информатику преподавать… дебилам.

Они бы издевались над ней — так лучше, что ли?..

Не для нее такая жизнь, она достойна большего.

Но ведь и семейной жизни у Жени Лысенко быть не могло.

Зато любовь — осталась…

А Жора мой Шаю полюбил.

Не знаю такую.

Идите к черту.

 

ЦЗАЦЗУАНЬ О ВОЙНЕ

Ю. Гуголеву

Это когда женщины украшают свои торты надписью «домашняя выпечка».

Это, как пел Генсбур, «я люблю тебя — я тебя тоже нет».

Это когда впервые не утешает то обстоятельство, что ты в меньшинстве.

Это когда весь мир, включая твоих родителей и твоих детей, умнее тебя.

Это: «они не виноваты — они действительно ТАК думают…»

Это: «они ж бесы, разве вы не видите?!» (это легион экзорцистов — с обеих сторон).

Это когда вдруг видишь белую плесень под потолком.

Это когда уже не слышишь деревьев и даже камни перестают говорить.

Это когда все многообразие форм уступает одному-единственному (много — двум) слову на предательски родном языке.

Это торжество функциональности и первичных половых признаков.

Это когда правда — не следствие факта, но предмет веры.

Это перемирие, вечное, как стук плодов по крыше безвоздушной августовской ночью.

Это когда ничегошеньки не произошло.

Это средняя температура по палате.

Это «идите в ж..., любители искусства».

Это когда ходишь под себя и ешь, снова ходишь и снова ешь: цикл, замкнутый на собственную окружность.

Дополни список, избегни рефрена, дай последнее определение.

 

 

ИОСИФ ЭСХАТОВИЧ СУЭТА. «ТАРРАКАТ-МАРРАКАТ»

Они были настолько похожи, что я с трепетом ждал, когда мать повернется ко мне левым профилем: такой же ли там резаный шрам, какой я видел у ее дочери?

Из купе проводника пахну´ло белыми лилиями: с детства ни одни похороны не обходились без этих лопнувших колоколов, без душащей этой красоты…

Прошлую ночь я провел в палате сына; не выпуская моей руки, он говорил про необходимость стричь ногти, ибо в них скапливается энергия разрушения.

Я привез ему иконку святителя Иосифа Песнописца, а также записочки от Каролины Карловны и Серафимы Августовны.

Накануне к нему приходил какой-то чернобородый: Иосиф принял ислам, сказал, что зовут его теперь Юсуф.

Иногда мне казалось, что это я его сын, неразумный и слабый.

Он утешал меня: мол, не такое бывало, не такое еще будет.

А я пытался представить шипящий реактор, запах смерти, но чувствовал только лилии, лилии, лилии.

Радиация не имеет запаха.

Может быть, время так пахнет.

И теперь оно сжалось, съежилось: вчера было Первое сентября и костюмчик Маленького Мука, а сегодня сын, чтобы не обидеть меня, кладет мою иконку под подушку и учит меня не бояться темноты.

…И я представил себе такой мир, в котором дети наследуют от отцов не только черты, походку, голосовой тембр…

Нет ничего в них того, чего не было бы в нас.

Мы находим — они закрепляют и развивают; так мы сами утвердили и умножили дары наших отцов.

Как по прямому проводу потомки получают музыку, услышанную предками.

В нас нет НИЧЕГО, что не проявится однажды в них.

И возможно, теперь, когда его нет, мой черед наследовать от сына память о терракотовых изразцах на круглых, как вертикальные тоннели, башнях.

О звуках, перекрученных в жгут и, словно ключ, отверзающих ворота Покорности.

 

 

ИСКУШЕНИЕ ЯЗЫДЖИ

Мы знали его под именем — Языджи Создающий События.

Как Бог — говорили о нем, потому что на Бога нельзя обижаться — и не было у него врагов от начала жизни.

Как Дух — говорили о нем, потому что не вызывал он в сердцах ни зависти, ни смерти: попробуй позавидуй природе, попробуй смерть переживи.

Он молчал — мы слышали речь, он стоял — мы видели движенье.

Не успевал Языджи постучать, — а уже открывалась дверь и его просили войти.

И всегда, на странице любой, куда пальцем показывал Языджи, находилось нужное ему слово.

Не каждому в жизни встречался Языджи, но встреча с ним почти всегда становилась главным событием чьей-то жизни.

Наверное, была на нем благодать, ибо посылаемые через него события оправдывали нашу никчемность, нашу недостаточность.

Мы искали полноты вовне, достраивая себя при помощи отражений — Языджи сам был наполнен, как горное озеро, к которому стекаются мелкие ручьи.

И лишь один человек в целом мире познал на себе обиду самого Языджи — Зиёд Жующий Камышинку.

Однажды, когда Языджи был еще ребенком, уронил Зиёд по дурости своей на ногу Создающему События фолиант с великим множеством не то букв, не то иероглифов.

И сломал ему важную кость, и стал Языджи хромым — не так чтобы это сильно ему мешало впоследствии…

Однако почувствовал Зиёд справедливый гнев калеки, и тяжела ему стала его камышинка.

Прошло много лет, и встретились на мосту Языджи Создающий События и Зиёд Жующий Камышинку.

И заглянул Языджи внутрь себя: никуда не делся за многие годы его праведный гнев — не растворился всепоглощающим временем, не смылся кипучими водами в мировой океан, не вознесся лучистым зноем к облакам истинного смирения.

И подумал Языджи, что это неправильно, и решил он раз и навсегда простить своего обидчика — хоть и странно ему было прощать, непривычно.

Ведь ни на кого больше Языджи никогда не обижался — попробуй пролить лишнюю каплю из пустого кувшина.

И обнял Языджи Зиёда, и прижал его к своему сердцу, и сказал: прощаю тебя, будь счастлив.

И подхватил Зиёд свою камышинку — и была она легче легкого, и висела она в терпком воздухе без помощи рта.

Разошлись они в разные стороны, и пришел домой Языджи, и почувствовал в ту же ночь внутри себя тяжесть.

Что-то сломалось в нем, что-то нарушилось, словно кончилась в бездонном колодце вода, словно не осталось в этом мире интересных событий: ни дать ни взять.

Утратил Языджи благодать, стал обычным человеком и познал в своем сердце и зависть, и смерть, и неисчислимую горечь…

И злость на себе испытал, и вражду, и никто не хотел с ним делиться своей любовью.

Видно, шатким было задуманное кем-то однажды равновесие, и нельзя его было трогать.

Видно, держалось оно — то ли на детской обиде Языджи, то ли на неестественной тяжести Зиёдовой камышинки.

А вернее всего — на одном неразменном прощении, что должно оставаться внутри сердца, будто ненайденное, повисшее на границе яви и речи — слово.

Владимир Гарриевич Бауэр

Цикл стихотворений (№ 12)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Михаил Олегович Серебринский

Цикл стихотворений (№ 6)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Сергей Георгиевич Стратановский

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Михаил Толстой - Протяжная песня
Михаил Никитич Толстой – доктор физико-математических наук, организатор Конгрессов соотечественников 1991-1993 годов и международных научных конференций по истории русской эмиграции 2003-2022 годов, исследователь культурного наследия русской эмиграции ХХ века.
Книга «Протяжная песня» - это документальное детективное расследование подлинной биографии выдающегося хормейстера Василия Кибальчича, который стал знаменит в США созданием уникального Симфонического хора, но считался загадочной фигурой русского зарубежья.
Цена: 1500 руб.
Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России