ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Анна Матвеева. Девять девяностых: Рассказы.

М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2014

Чем ближе тебе книга, тем сложнее о ней говорить. Чем больше тебя переполняет во время чтения, тем меньше остается для высказывания постфактум. Ругать намного легче, чем рассказать, почему после чтения ты стал лучше. Хвалить намного проще, чем объяснить, почему это нужно прочесть.

Хочется сжульничать и сказать просто: девять рассказов Анны Матвеевой совершенно прекрасные. Но если попытаться рассказать что-то из впечатлений, то…

Например, о Свердловске.

Город тут начинается еще в аннотации, исподволь — с фразы советчика: «Почитай вот, она из Екатеринбурга». Екатеринбург — главный герой, мертвый Свердловск. Он занимается, как заря, в первой строке первого рассказа и дальше рассеивается, как дневной свет, заполняет собой все, его перестаешь замечать. Не замечаешь его за неожиданным, новым тебе языком — свидетельства эпохи, — не замечаешь за странными поворотами сюжета, за новыми лицами, заполняющими первый план. Но забегу вперед (по привычке автора): сейчас его не замечаешь, а в этом-то городе и тонет все, иногда захлебываясь. Этот город соткан из всего (новые лица, серый дневной свет, стремные сюжеты).

Екатеринбург — и тут я впервые почувствовала к нему уважение; не симпатию, не злобу, не умиление, не восторг, не беспокойство, а уважение. Именно поэтому матвеевский городской миф не назову уверенно и со знанием дела Ебургом, как не назовешь его никогда вскользь «Екб». Он только Е-ка-те-рин-бург — четко и совершенно не нарочито проговариваю все звуки. Или, ничего не глотая, — впрочем, и не проглотишь, горлом пойдет, — Свердловск.

Или, например, о времени.

Благодатная тема, тысяча девятьсот девяностые годы. Но незадача: время здесь совсем не давит, эпоха не заколачивает в свои рамки, и никто не заложник. Герой, хочешь — вещай на своем жаргонном, а хочешь — разговаривай тихо, называй собаку Львом, отвечай вежливо. Повествователь, хочешь — рассказывай про юность, вспоминай былички, а хочешь — расскажи про взрослость, сделай передышку. Без культа эпохи, без консервации десятка лет. Просто было такое время, в нем жили люди. Ни лишней жалости, ни лишней жадности.

Или вот о персонажах.

Кажется, вся Матвеева — в своих героях. Почти в каждом, и она знает их изнутри; не как всеведущий Творец, создающий людей по образу и подобию, но как транслятор, созерцающий проходящие мимо образы и подобия. А иногда кажется, что просто все эти рассказы — про нее, что это кусочки одной нечеловеческой биографии. Ну, как будто все эти люди — ее возможные судьбы (возможности ее судьбы); или это люди в ее голове (такая особенная магия миротворцев); или родители рассказали, кем ты не стал. Но явственно, что вселенная этих девяти рассказов едина и поверх пространства-времени закреплена еще и лицами, поступками, тропами. Герои будто ходят мимо друг друга (и потом не найдут никогда); повторяются мелочи жизней, перекликаются крупные сюжеты.

Каждый рассказ — как воспоминание о будущем или дежавю, случайное прозрение о том, что произошло с кем-то, почти с тобой. Матвеева каждого чувствует, она в каждом чает душу. А ты читаешь.

Но не знаю, важно ли все это — или сюжеты, которые сложно придумать и в которые, может быть, еще сложнее поверить; или волшебство языка с непрерывностью метафор; или обескураживающая и не улавливаемая (не скажешь «неуловимая», потому что это просто излучение, которого мы не можем видеть) красота чужой жизни.

А может быть, неконтролируемое ощущение искренности, то есть отсутствия фальши; триста сорок шесть страниц доброго ощущения человечности.

Маргарита Пимченко