ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Сергей Слепухин

* * *

Прожектор, белый глаз, завис на центре зала.

Тсс! Занавес пополз, зеленый бархат — и…

Оркестр вздохнул, и — вверх, тревожно и устало —

Под купол перья искр, багровые огни.

Звонок! Прочь из фойе, буфетов в предвкушенье

Просачиваться в зал на теплые места.

Там палантин с плеча скользит — и возбужденье

Гранатов диадем и нотного листа.

Галерка и партер, гирлянды лож барочных,

Гул улья не затих, но гаснет с медью люстр,

Несмелый кашель, хруст секундных стрелок точных.

Взмах! Кресел паралич — злой дирижер Прокруст.

ТЕМНИЦЫ  ПИРАНЕЗИ

I

Для видения очи телесные слепы.

Темной стаей ночной мошкары

Набивается свод, и трещат его скрепы

В предвкушении тайной игры.

И летят в чернозем и стеклянную пену

Зерна звезд, обжигая ладонь,

И виденье из плоти выходит на сцену,

Черепной задувая огонь…

II

Как много воздуха, порохового дыма,

Каррарский мрамор, швеллер и бетон,

Все алогично и непостижимо —

Сплетенье арок, лестниц и колонн.

Мощь каменных конструкций нависает

Бесформенным чудовищем руин.

Тюремщики ли, узники? —
                                                        Кто знает…

Ты в пыточном каприччо не один.

В пугающих лесах, залитых светом,

Карнизы, русты, цепи, рычаги.

Куда ты шел? Наверно, за ответом.

Кричал на дыбе: «Боже, помоги!»

Но он творит: струит потоки линий,

Штрихов и петель медленный ручей,

Чтоб ты терялся в небосводе пиний,

В трагическом величии вещей.

Треножник, саркофаг и канделябры,

Античный фриз, Плутон,

                                           раскрывший рот…

Во глубину — мосты абракадабры!

На сваях удержавшийся полет.

* * *

Анархия и бунт — все в прошлом, жара нету…

Неровный тусклый свет, слепая мошкара,

И скоро постучат и призовут к ответу,

Но разве объяснишь, что замышлял вчера?!

Никак не догорит сухого спирта пламень,

Наивный мотылек стучится в стеклецо,

Он смотрит на тебя, а ты — могильный камень,

Как станция в степи, пустынное лицо…

* * *

Бескровные рассудочные мысли,

Плевочки краски: море, кипарисы,

Киклоп скучает одиноко в тучах,

И зависает в воздухе свирель. 

Любви и смерти достается тело,

Душа лишь гость, подмена невозможна,

Безветрие и ласковое море

Иною кистью в путь  ее зовут.

О, подлинное, видимое кем-то!

Не мною, нет! Овидием, быть может.

Прибежище смирившейся и теплой,

Которую, увы, легко вспугнуть…

* * *

Выталкивая звук в стальной кулак мороза,

протянется гудок, чтоб вычертить пунктир,

останется лишь дым и запах паровоза,

лишь облачко тоски собой накроет мир.

Как бабочки в аду, взметнутся хлопья сажи

и лягут без стыда на голые леса,

И ничего в ответ ее глаза не скажут —

лишь влажный взвизг колес и по щеке слеза.

Сольется с темнотой прощального привета

застенчивая тень. Знать, вечность без пяти.  

Не стоит горевать о стройности сюжета.

Что ж, выбыл адресат... Счастливого пути!