ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Татьяна Вольтская
* * *
Льет сиреневое вино
Клейкий запах свой вдоль обочин.
Гром грохочет, как сердце, но
Норов свой до поры не очень
Обнаруживает. Сильней
Скачет град по мосту, по камню.
Преисподние кроны корней
Содрогаются под ногами.
В тучах рушатся этажи,
Дождь — как обморок, вязкий, долгий,
Вдруг кончается. И дрожит
Позвоночник елки.
* * *
Двое спят на кровати. Над ними цветут небеса,
Облака распустили свои паруса,
Плыть бы дальше без цели — да забыли они адреса.
Двое спят, словно в лодке бесшумной ночной,
По-сиамски прижавшись друг к другу спиной,
Еле слышно качаясь под холодной стеной.
Двое спят, и над ними клубится ночное тепло,
Одеяло сползло и колышется, точно крыло,
Кто-то лодку толкнул, и теченьем ее унесло.
Мимо спящего города, мимо черных ворот,
Мимо голых деревьев — торчащих бород,
В незнакомую реку, текущую наоборот.
Двое спят, друг о друге не помня, — почти не верны,
До утра не расправив затекшей спины,
Не заметив, какие же разные снятся им сны!
* * *
С одной стороны — да,
С другой стороны — нет.
Где ты, моя звезда,
В хоре чужих планет?
Тропка, слеза, стезя —
Тучкой заволокло.
С одной стороны — нельзя,
С другой стороны — стекло
Тряпочкою протру.
Камешек попадет —
Вот и звезда. К утру,
Слышь, голова пройдет.
* * *
Заря-то какая желтая
Над острым лесом висит,
Какая луна тяжелая
Над полем, какая сныть
Разгульная, что за приторный,
Густой, вездесущий дух,
И носятся, как над пристанью,
Две чайки — довольно двух,
Да ветер какой-то жалобный,
Да скрипнувший коростель, —
И хлопает ночь — заржавленная,
Сорвавшаяся с петель.
* * *
Что есть имя Твое, Господи? — Все вокруг,
Но особенно — этот цветущий луг
Под крылатыми облаками, и острый лес,
Напряженный, как время (его в обрез),
Винный запах болиголова, и лед росы,
Вдруг приникшей к ногам, и небо — Твои весы,
На которых положены: спереди — тишина,
И луна — за спиной, огромная, как вина.
* * *
Мышка, живущая в доме, приходит с утра
В темные сени — сие означает: пора
Чайник поставить, ребенка будить, и вообще —
Жизнь начинается заново, хоть и вотще.
Надо компьютер затеплить, как будто очаг,
Выйти во двор и заметить в бессонных очах
Маков — упрек: может, их не пололи, не то
Не поливали — не помню. Сегодня никто,
Звякнув калиткой, сюда не войдет. Голоса
Бодрых соседей да радио. Бьется оса
В мелкие стекла веранды — пожалуй, и все.
Катится по` небу огненное колесо,
Клонится к лесу, по шелковым елкам скользя.
Ах, побежать бы за ним во весь дух, да нельзя!
* * *
Я не хочу с тобой прощаться,
Как с белым светом.
Подумай на минуту — счастье —
Сознанье: где-то
Ты есть — неважно, что не рядом.
Очнешься утром —
И мир не кажется парадом
Теней, абсурдом.
Так не лишай его хоть капли,
Хоть крошки смысла.
Не то — из бревен лезет пакля,
Варенье скисло,
Сияющие идиоты
Идут на приступ.
Будь — вот и вся твоя работа,
Сейчас и присно.
* * *
Возлюбленные не стареют,
Их Бог от старости хранит.
Их молодость над ними реет,
Как нимб, и в голосе звенит.
Влюбленные не умирают —
Они идут, рука в руке,
Для них калина у сарая
Горит, и мир, на волоске
От гибели висящий, с ними,
Глядишь, дотянет до утра.
Над ними небо сине-сине,
Как небо августа. Пора.
* * *
В желтой стерне, где чернильная капля грача
К краю стекает, за насыпью, в буйных вихрах
Серой полыни, на рельсах, где, смертно крича,
Вдруг электричка проносится, ветер и прах
Взвив за собой, на дороге, пятнистой от ям,
Крупной щебенкой засыпанных, на лугу,
Где в розоватых коронах мерцает бурьян,
Пляшут сороки на одиноком стогу;
На прошлогоднем пожарище — лапой скребя
Черную землю, тревожа цветущую сныть,
Речь, как собака хозяина, ищет тебя,
А не найдет — по-собачьи научится выть.
* * *
Что за жизнь: любишь, кого нельзя,
А на тех, кого можно, — вроде бы нету силы.
Боязливо оглянешься — на волоске вися,
Колыбель качается на краю могилы.
Чем-то белым голову замело.
Непонятно, что покупаешь — и платишь, платишь
Без конца… Привыкаешь к молодости, как к платью,
Примеряешь, вертишься, глядь, — а оно мало.
И грядет зима — бесснежна, черна на вид,
Гнилозуба, гугнива, безноса, в зеленых пятнах
Травяных. Больными сгустками лес скрипит,
И кого зовет — печалится — непонятно.
* * *
Какие ночи ледяные!
Какие тучи расписные —
Как чайники — не привозные,
А местные — в кустарных розах.
Как тихо на полях белесых,
И дерево — как Божий посох,
Стоит, забыто у дороги.
Как ясен этот путь пологий,
Извилистый, и сами ноги
Несут за поворот, где комом
Навалены кусты, где словом
Воздвигнуты леса, где гомон
Воды: шагнешь, — да мостик сломан.
* * *
Поле зеленое — цвета души.
Воздух слоеный — только дыши
Сдобным, медовым, овсяным, ржаным.
Лес, будто муж в ожиданье жены, —
Красные сосны стоят, зажжены,
Преображенским полком окружив
Поле. И тут понимаешь, что жив.
* * *
Ветер послал Господь — и канавы, залитые цветами,
Всколыхнулись, и лес зашумел, будто бы на свиданье
Бросился, полоща еловыми рукавами,
Тяжело дыша, набухая неска`занными словами.
Ветер послал Господь — и внутри зеленого шара
Листвы зародился звук — предвестие дара
Речи — дрогнуло дерево — словно жало
В сердце ему вонзилось: если б могло — побежало
Куда глаза глядят, через шоссе, через поле,
Только б не чувствовать этой молнии, этой боли,
Заставляющей трепетать непослушными языками,
То ли в Познани подслушанными, то ли в Тоскане,
В страхе гадая — побили его или приласкали.
Убежать бы, да земля на корнях — тисками.
Видно, придется стоять всю ночь, ворочая пуд за пудом
Глыбы воздуха, полного словом, а утром
Вдруг понять, что нету больше ни сил, ни тепла, ни крова,
Только ветер — и самому превратиться в слово.
* * *
О, ледяные ночи родины, ледяные
Очи небес, глядящие не мигая:
Мрачные мчатся тени в них, и теснятся сны и
Призраки, и земля в страхе бежит, нагая.
Ясные реки ее гаснут, покрыты ряской,
Мягкие травы спутались, одичали.
Баба вместо ребенка тащит в пустой коляске
Узел тряпья и бутылку. С узенькими плечами
Хищными стайками пробегают подростки.
В ужасе отвернешься, кинешься в даль сырую.
А у дороги стоит шиповник — курчавый, жесткий,
С лепестками, ждущими поцелуя.
