ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Владимир Болохов

Из цикла «Что такое любовь?»

  Пусть я умру, но пусть умру любя.

                                    А. Пушкин

1

Наитий ирреальных паутина

порой прочней арканно-бытных пут.

Вновь сердца неуемная скотина

взломать готова реберный хомут.

Вновь памяти незагнанная кляча

копытом сбитым будит старый след,

что был да сплыл — в чаду запальных скачек —

за миражами дуроломных лет.

Не разорвать былого паутину,

как не вернуть на ветку палый лист.

В румянце девственном горбатая рябина,

не охнув, дарит мне тугую кисть.

И — как когда-то в обмеревшем доме —

пунцово-целомудренный овал

покорной грозди — в бережной ладони —

я, не стыдясь прохожих, целовал...

2

Чайник твой. Ранний чай зябко пью.

Я тебя ни за что не виню.

Свитер твой. По ненастью гоню.

Я тебя ни за что не виню.

Избегаю дорожку твою.

Я тебя ни за что не виню.

Сор обиды спалю на корню.

Я тебя ни за что не виню.

Пасть заткну одичалому дню.

Я тебя ни за что не виню.

Вновь на грабли на те ж наступлю.

Я тебя ни за что не виню.

И забудусь в твою простыню.

Я тебя ни за что не виню.

3

Урод иль выродок, но я — приговорен.

Стряхни меня, стряхни, как жуткий сон,

и душу — что там голову! — сломя,

любимая, спасайся от меня.

И — не прощай. Тому прощенья нет,

кто явлен в мир — как проклятый поэт —

и обречен (не мучайся понять) —

хотя бы как юродивый — не лгать.

Кому тюрьма была — что дом родной,

я сирота при матери — живой,

что не простил Иудин грех отца, —

со мной ли ждать веселого конца?!.

Любили — как умели и могли.

И, как умели, рушили и жгли.

Любили ли? Но как там ни итожь,

любовь без лжи для женщины есть ложь.

Кому-то дарят в эти дни цветы,

а я тебе — сожженные мосты.

Грядет апрель, рождающий — губя.

Любимая, я не люблю тебя...

4

И остается: молча докурить

и все, что будет без тебя, приемля,

забыть науку — с небом путать землю.

Довольно лгать — точнее, говорить.

Мятежную провидческую прыть

забью я в глотке кляпною затяжкой.

И космос спальни станет каталажкой,

где только — о побеге — говорить.

И я не спячу: кровью слов — сорить,

надежд дурацких вспарывая вены.

Устал кадить я слепоте надменной.

Устал с глухонемыми говорить.

И остается: горько докурить

и, захлебнувшись тютчевскою строчкой,

туда — неизреченной кануть точкой,

где ничего не надо говорить.