ПИСЬМА ИЗ ПРОШЛОГО

Из писем великого князя
Константина Николаевича А. В. Головнину

Январь 1882 — март 1883 г.

Перелистывая однажды каталог-перечень русских личных архивов в Гуверовском институте войны, революции и мира, я увидел заголовок: «Konstantin Nikolaevich, Grand Duke of Russia, 1827—1892. Extracts from letters, 1881—1883, to State Secretary Aleksandr Golovnin». Я заказал эти материалы, и мне принесли большой конверт с почти сотней страниц текста, напечатанного на пишущей машинке со старой орфографией. Это были 38 писeм великого князя Константина Николаевича многолетнему сотруднику, помощнику и другу Александру Васильевичу Головнину и документы об отставке великого князя в 1881 году. На последнем листе написано oт руки: «С подлинным верно. Великий князь Гавриилъ К. Ген.-лейт. Головинъ». Имя Николая Николаевича Головина мне было известно: военачальник, военный историк, профессор Николаевской академии Генерального штаба. Среди его трудов — известная книга «Российская контрреволюция в 1917—1918 годах». Он прожил в Париже почти 25 лет и умер в 1944 году. Сопоставив даты, можно было понять, что Гавриил К. — это Гавриил Константинович, внук Константина Николаевича.

Что это за копии, как они попали в Гуверовский институт, где подлинники? Сотрудники архива мне ничего сказать не могли — они не знали. Это не удивительно. В 20—30-х годах XX века, когда Герберт Гувер организовал массовый вывоз документов из Европы в созданный им институт, туда прибывали тонны листов — подчас без сопроводительной документации. Гувер говорил: «Нам дается тысяча лет на каталогизирование этой библиотеки, но только десять лет, чтобы приобрести наиболее ценные материалы».¹ 

Можно предположить следующee.

В августе 1918 года Гавриилa Константиновичa арестовала Чека. Eго жена, неотступно преследуя Урицкого, председателя петроградской Чека, с отчаянной настойчивостью добивалась освобождения мужа. Через месяц «любовь прeвозмогла» — он был вызволен из застенков. Столь же пламенно она атакует Горького и с его помощью получает разрешение на выезд. (Из арестованных Романовых Г. К. единственный, кому удалось спастись.) Он взял с собой часть семейного архива — иного объяснения появлению писем деда за пределами России нет.

Всю дальнейшую жизнь Г. К. провел в Париже, где жил и Головин. Они не могли не встречаться — они были людьми одного круга. Головин с 1926 года до конца жизни являлся официальным представителем Гуверовского института в Европе, благодаря его деятельности «Гувер» обзавелся гигантским объемом документов. Но в Европе существовала «конкурирующая организация» — Русский заграничный исторический архив (РЗИА) в Праге. Американцы платили деньги, что привлекало, нo архивы становились их собственностью. Чехи же принимали материалы на хранение и обязывались вернуть их владельцам, когда Россия станет свободной. И в Праге собралось заметное число коллекций. Однако многие владельцы архивов опасались близости Праги к России — они как в воду глядели.

Узнав, что в руках Г. К. находятся письма его деда к Головнину, Головин предложил продать их «Гуверy». Г. К. отказался. Полагая, что большевики недолговечны, он собирался отдать собрание в РЗИА. Тогда Головин попросил разрешения сделать копии. На это Г. К. согласился. Они сделали выборку из писем К. Н., скопировав, по их мнению, самое интереснoe; Г. К. оставил себе второй экземпляр. Можно указать временной интервал, в пределах которого шла эта операция: между 15 мая 1939 года и 15 июня 1940 года. Только 15 мая 1939 года Г. К. стал великим князем, до этого он был князем императорской крови (перипетии этой перемены я опускаю), а так как Г. К. употребил новый титул в своей заверяющей подписи, следовательно, она поставлена после 15 мая 1939 года. С другой стороны, письма К. Н. могли быть отправлены в США лишь до 15 июня 1940 года, дня падения Франции, — вслед за тем регулярное сообщение с Америкой было прервано.

Подлинные письма деда Г. К. отправил в Прагу. В 1945 году РЗИА был конфискован советскими властями. Письма К. Н. попали в Центральный государственный исторический архив в Москве (ЦГИАМ), ныне Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Недавно мой молодой друг Федор Птицын посетил ГАРФ, все подлинные письма находятся там — фонд 722, опись 1, — и «гуверовскиe» копии точно им соответствуют (в части взятого материала). Обнаруживаются лишь мелкие стилистические поправки копиистов.

В 1955 году, в год смерти Г. К., нью-йоркское издательство «Слово» выпустило его книгу «В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи». В приложении «Мой дед великий князь Константин Николаевич» Г. К. представил документы, связанные с отставкой К. Н., и «несколько кратких выдержек» из писем Головнину. Это точный экстракт «гуверовскиx» копий, дубликатом которых Г. К. пользовался. Ни в одном приведенном Г. К. письмe нет ни одного дополнительного слова или фразы из подлинников, более обширного текста — лишнее подтверждение того, что подлинников у него уже не было.

Как было сказано, типоскрипт «Гувера»— это выдержки из писем К. Н., на титульном листе напечатано: «Выписки из писем…» В них нет ни обращения, ни подписи. Некоторые письма указанного периода не вошли в типоскрипт совсем: Головин отпечатал для архива Гувера только то, что посчитал общеинтересным. Я пошел по его стопам — исключил части писем сугубо личного характера или с деталями событий и отношений, утерявших актуальность. Опустил документы об увольнении великого князя — переписку К. Н. и Головнина, царские рескрипты, — они публиковались по крайней мере дважды.

Великий князь Константин Николаевич (1827—1892), второй сын Николая I, брат Александра II,  заметно выделялся в роде Романовых умом, образованием и горячим нравом. Родился бы он царем — выдержал бы сравнение с Петром I. Преобразователь по призванию, oн видел отсталость государственных порядков, социальных отношений, понимал необходимость реформ и тридцать лет страстно служил делу реформирования. Он умел собрать вокруг себя людей, разделявших его идеи и труды; не менее плотным кольцом окружали его ретрограды. Нетерпеливая жажда перемен создала ему множество врагов, вплоть до наследника престола, ставшего после трагической гибели его отца императором Александром III. Подливали масла в огонь несдержанность К. Н., его резкий характер. В убеждении своей правоты он подчас задевал людей, что пользы не приносило.

Царь-отец определил: быть Константину моряком. «Брак по родительской воле» стал «браком по любви» — великий князь полюбил морскую службу всей пылкой душой и не раз, испытав разочарование на другом поприще, возвращался «домой», на флот. Возглавив Морское министерство, он облегчил матросскую службу, заботился о моральном уровне и образованности офицерского корпуса, сократил бюрократические структуры, преобразовал управление флотом, повысил его боеспособность.

К. Н. явился одним из главных деятелей Великих реформ в России 60—70 годов XIX века, первым и единственным августейшим сподвижником своего брата, императора Александра II. Где нужно было решительно и быстро переломить ситу­ацию, сломить сопротивление крепостников, туда направлял государь своего брата. К. Н. добивался успеха, но платил за это высокую цену — становился мишенью нападок, злобных сплетен и обвинений в предательстве интересов дворянства. В период его управления Польшей в 1864 году ему чинили измену родине.

Ненависть к К. Н. достигла апогея в 1880—1881 годах. Трагическая гибель Александра II обрушилась не только горем потери: новый император немедленно отстранил великого князя К. Н. от всех дел и должностей. Александр III так боялся влияния своего дяди на Государственный совет, председателем которого К. Н. был шестнадцать лет, что постарался выставить его из Петербурга. К. Н. уехал в Крым, в свое имение Ореанду, а затем отправился в долгое путешествие за границу. Он возвращался в Крым и уезжал снова. Предлагаемые читателю письма написаны им из Ореанды и мест, где он побывал в этих поездкax.

Александр Васильевич Головнин, его адресат, родился слабым и болезненным ребенком, был некрасив и горбат, но наделен замечательными способностями. У него не было семьи, он заменил ее горячим интересом ко всему происходящему в мире. Великий князь и скромный дворянин сошлись, Головнин стал секретарем генерал-адмирала. Их связали отношения, которые определяются словом «дружба», коли не принимать во внимание почтительного обхождения Головнина с сыном императора и обращения на «ты» со стороны К. Н. Если они не работали вместе, то писали друг другу, накопив за сорок шесть лет переписки огромное эпистолярное наследие, правда, неравномерное: писем Головнина чуть ли ни в десять раз больше. До самых последних дней жизни Головнин оставался самым преданным великому князю человеком.

¹ Hoover digest. 2000. № 2. С. 182. Тут же фотография: 2 сотрудника Гувера — «добытчик» Ralph H. Lutz и хранитель Ephraim D. Adams около огромной кипы прибывших документов.

1

Париж. 15/27 января 1882 года

Вчера я весь день от 2-х до 8 ¹/₄ часа просидел в Палате депутатов, в заседании, в котором пало министерство Гамбетты.¹ С одной стороны, это было страшно утомительно <…>, но, с другой стороны, это было несказанно интересно и выкупало все утомление. В заседании декорума дисциплины нет никакой. Когда говорили депутаты неинтересные, то происходил шум и гам более чем неприличные. Депутаты вели себя как школьники, вставали, гуляли, разговаривали, шумели, ножиками стукали по столам. Председатель, несмотря на все свое старание, никак этого неприличия остановить не мог. Из подобных речей мы не слышали ни слова и узнали про них только сегодня из стенографических отчетов. Когда же говорил Гамбетта, внимание было большое и его хорошо было слышно. Он произнес речь великолепную, одну из самых красноречивых из всей его жизни. Несколько раз были единодушные взрывы аплодисментов. И все-таки он пал. У него огромное большинство в Палате, и это большинство, несмотря на всю симпатию к нему, от него отказалось, за ним не пошло, и он пал. Речь шла о полной ревизии конституции и о способе избрания депутатов (выделено автором письма — Ю. З.) (Scrutin d’arrondissement ou de liste²). Принять scrutin de liste было бы самоубийством теперешних депутатов. На это у них не хватило гражданского мужества, эгоизм превозмог. Большинство захотело самих себя спасти, и Гамбетта пал <…>, но пал благородно, великолепно, достойно.³

¹ Леон Мишель Гамбетта (1838—1882) — видный политический деятель Франции, горячий оратор и политик. С августа 1881 г. до 26 января 1882 г. — глава правительства.

² Голосование за кандидата округа или по списку.

³ Республиканское большинство палаты депутатов разделялось на несколько партий и групп, и лишь Республиканский союз безоговорочно поддерживал Гамбетту. Но голосов Союза было недостаточно. В противоположность индивидуальному выдвижению избрание депутатов по списку дало бы возможность Гамбетте внести в него своих сторонников.

2

Париж. 4/16 февраля 1882 года

Вечером состоялся мой обед, который вышел гораздо более парадный, чем я воображал. (Кроме ежедневных гостей — адъютанта, доктора и Голенко, друга и поверенного, — К. Н. пригласил к обеду Тургенева, художника Боголюбова, вице-адмирала Лихачева.¹ — Ю. З.). Я тебе уже писал, как скромно устроена здесь моя жизнь и как домашняя стряпня обходится дешево (обед в 5 блюд по 5 фр<анков> с персоны²). Я уже давно замечал, что это не нравится моему фактотому лакею Жаку, который прежде служил у дипломатов и привык к train de grande maison³ и поэтому на мою вполне буржуазную и экономическую жизнь смотрел свысока, даже с некоторым презрением. Вот я ему и поручил soigner de cliner et la table⁴ на этот раз. В его руках моя простая обстановка вдруг преобразилась, как бы у некоего колдуна в волшебной сказке. Войдя в столовую, я чуть не ахнул; она вдруг преобразилась, приняв самый аристо­кратический и комильфотный вид. Стол был сервирован просто роскошно, и цветы, и масса хрусталя, серебра, и кругом лакеи во фраках и белых галстухах, с вытянутыми шеями от крепко накрахмаленных воротников, с серьезными физиономиями истых дипломатов. Невольно я улыбнулся и чуть не расхохотался, так это мне показалось смешно по сравнению с обыденной жизнью, к которой я привык. И обед он закатил, что называется, un diner fin⁵, которого и покойный Vatel⁶ не постыдился бы. Чего уж не было: и filets de soles á la joinville, и aspic á je ne sais quoi, и dinde truffée.⁷ И какие-то вина тонкие, и фрукты, и мороженое и пр. и пр. Жак всем этим заведывал с важным видом, будто исполнял важное государственное дело. Оно было в его глазах так важно и каждая подробность исполнения для него была так важна, что он серьезно обиделся тем, что я приказал подавать ликеры в кувшинах, в которых они были куплены, а не переливать их в графины, как он полагал. Вследствие этого я, вероятно, потерял 50 % в его глазах и он смотрел на меня с соболезнованием…

Тургеневу, кажется, у меня понравилось, потому что он уехал в 12-м часу. Все время разговор был такой оживленный, что о каком-либо чтении не приходилось даже и заикаться. И разговор был в высшей степени натуральный, не то чтобы один только Тургенев перорировал⁸ и был как на сцене, как бы эксплуатированный нами. Нет, разговор был совершенно общий, все в нем принимали участие, но Тургенев <…> играл в нем преобладающую и главную роль… Особенно интересны были его рассказы, как в 1852 году его засадили на месяц в Казанскую часть за письмо о смерти Гоголя⁹ и как ему здесь, в Париже, на днях пришлось таскаться по разным мытарствам, канцеляриям чиновничьим и полицейским, чтоб добиться разрешения для выставки наших художников.¹⁰ Все это он рассказывал так умно, так живо, как будто в лицах, так что видишь все в живой картине перед собой. Время прошло незаметно и оставило всем неизгладимое впечатление.

¹ К. П. Голенко (1823—1884) — морской офицер, участник Севастопольской обороны, 6 раз контужен, кавалер орденов Св. Владимира и Св. Георгия 4-х степеней, с 1861 г. мировой посредник, затем мировой судья, с 1872 г. yправлял Павловском (владением К. Н. с 1849 г.), позднее — всеми его имениями. Умер в поезде, сопрoвождая К. Н. в Крым.

А. П. Боголюбов (1824—1896) — морской oфицер, окончил Академию худoжеств (1853), художник Главного морского штаба, в 1854—1860 гг. путешествовал по разным странам. Поклонник Айвазовского, во Франции очаровался барбизонцами, и из его марин ушла чрезмерная романтика. С 1873 г. зиму проводил в Париже. Картины во многих музеях.

И. Ф. Лихачев (1826—1907) — флаг-офицер адмирала Корнилова при оборонe Севастополя, адъютант К. Н. (1858—1861), начальник кораблей и эскадр в Охотском, Китайском и Японском морях, броненосной эскадры Балтийского флота (1861—1869). В 1872—1882 гг. — военно-морской атташе во Франции и Англии.

² Примерно 2 рубля. Вряд ли дешево даже для высших слоев общества. Например, годовое жалованье гвардейских обер-офицеров составляло 500—800 рублей в год.

³ Образ жизни знатного дома (фр.).

⁴ Позаботиться о столе (фр.).

⁵ Изысканный обед (фр.).

⁶ Франсуа Ватель, метрдотель Николя Фуке, суперинтенданта Людовика XIV, затем принца Конде; непревзойденный организатор огромных приемов на сотни гостей. В апреле 1671 г. принц в своем замке Шантийи устроил праздник для короля и многочисленной знати. На третий день должны были подавать рыбу по специально придуманному Вателем рецепту. Но рыбу не привезли вовремя, и, считая этот провал позором для себя, Ватель закололся. История, по-видимому, правдива, ибо описана в одном из писем маркизы Севинье, чья репутация мемуаристки безупречна.

⁷ Филе морской рыбы по-жуанвильски, и желе, не знаю из чего, и индюшка с трюфелями (фр.).

⁸ От pérorer (фр.) — разглагольствовать, болтать.

⁹ В феврале 1852 г. умер Гоголь. Тургенев написал некролог и послал его в газету «Петербургские ведомости». «Гоголь умер! Какую русскую душу не потрясут эти два слова? Он умер… да, он умер, этот человек, которого мы теперь имеем право, горькое право, назвать великим. Человек, который одним именем своим означил эпоху в истории нашей литературы…»

Председатель петербургского цензурного комитета граф Мусин-Пушкин был возмущен. По неизвестным причинам он ненавидел Гоголя. Последовал немедленный запрет. Недоумевающий Тургенев послал статью в «Московские ведомости». Московская цензура ничего крамольного не нашла и, не осведомленная о петербургской грозе, оттиснула резолюцию: «Печатать дозволяется». 13 марта некролог прочли москвичи, дошел он и до столицы. Каким-то образом граф Мусин-Пушкин добился ареста Тургенева. И. С. был помещен на съезжую 2-й Адмиралтейской части.

¹⁰ В 1878 г. Тургенев и Боголюбов создали «Общество взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже», которое в 1882 г. организовало выставку.

3

Париж. 2/14 марта 1882 года

Как мне странно писать тебе не на траурной бумаге. Я с этими черными полосками так свыкся в течение года, что мне кажется, что писать на обыкновенной бумаге несовместимо с благоговением к памяти Брата. Вчера был ровно год страшному дню и я убедился, что время нисколько не уменьшает ни тяжести потери, ни боли в сердце. Я точно во второй раз пережил этот ужасный день. Весь он, час за часом, протекал в моем воспоминании, вызывая ту же боль, то же страдание. Мы, разумеется, слушали в здешней прелестной церкви¹ заупокойную обедню и панихиду. Собралось масса народа, и своих, и ино­странцев (бывший посол Флери, M-me Lagrine, рожденная Дубинская, артисты нашего французского театра²), и можно наверно сказать, что не было ни одного сухого глаза.

¹ Церковь Александра Невского на улице Дарю, вблизи площади Звезды. Построена в 1859—1861 гг. по образу церкви Вознесения XVI века в селе Коломенском под Москвой.

² Эмиль Феликс Флери был послом Франции в России чуть больше года в 1869—1870 гг. M-me Lagrine — лицо неустановленное. Французская драматическая труппа выступала в Михайловском театре в 1858—1918 гг.

4

Орианда. 17 июня 1882 года

Голенко вчера утром воротился из своей поездки на кавказский берег в мое имение Уч-Дере (Три долины) подле Сочи в местности Варданэ. Рассказы его чрезвычайно интересны. Все эти места по Черноморскому побережью суть чудный, благодарный материал, но имеют только будущность перед собой, насто­ящего не имеют за совершенным отсутствием рабочих рук и способов сообщения. Эти места были густо заселены горцами и весьма тщательно возделаны, так что они питали весьма крупное население. После же окончания войны и полного покорения Кавказа они обратились в непроходимую глушь, заселенную кабанами и медведями. Я никогда не мог понять Кавказского начальства, которое с самого 1864 года постоянно поощряло выселение туземцев в Турцию, стремилось к совершенному обезлюдению этих богатых местностей. Что не эми­грировало в Турцию (и там, кажется, сгибло), то было принуждено выселиться в самые высокие, неприступные горы. Когда этому оставшемуся скудному населению стало невмоготу жить в горах, то стали их селить на равнинах, по северную сторону хребта и в Кубанской области; на Черноморское побережье никого не пускали, наложив на него какое-то странное и непонятное табу. Прибрежье было предоставлено самому себе, а так как в нем природа богатейшая, то там все заросло молодой порослью, всякие следы бывшей культуры пропали, и вся страна обратилась в непроходимую глушь, в которой без топора в руках продраться нельзя. Все одичало, но не пропало. Фруктовые деревья одичали, но и теперь приносят плоды громадной величины, размеров, которые наши садовники и во сне не видали, но которые жестки, вяжут рот и не едомы… В течение почти 20 лет старались это прибрежье вновь заселить, селили русских и малороссов, и чехов, и немцев, и армян, и славян, но ничего не приживалось. Народ был непригодный, незнакомый с местными обстоятельствами, с этой все пожирающей растительностью. В большинстве случаев эти новые населения влачили самую неприглядную жизнь и чахли за весьма малыми исключениями. Стали производить раздачу участков разным лицам. И Государь получил участок, и брат Михаил тоже, да такой большой, что часть его мне и выделил в 1873 году.¹ На этих участках пробовали разные способы эксплуатации: и скотоводство, и плодоводство, виноделие, шелководство, но ничего не шло, не удавалось, все по тем же причинам — неимения ни рук, ни дорог. То же было и у меня, хотя дело было поручено фанатику этого дела, русскому немцу Штарку, который с семьей живет там уже четвертый год. Он начал с проложения дорог по глухим непроходимым лесам, по ним возил лес, из этого леса построил дом, усадьбу, завел коров и пчел, но все это шло clopin-clopant², и он сам еле существовал. Мне это много стоит и ничего не приносит, и все по той же причине... Вот неприглядная картина того положения, в котором этот чудный край находится до сих пор. Но теперь, кажется, будто показывается для него новая заря. В прошлом году обратилась к нам с просьбой часть старого населения этого края, оставшаяся на Кавказе за общей эмиграцией в Турцию. Тут жило прежде воинственное племя убыхов. Не выселившаяся
в Турцию часть этих убыхов ушла в горы неприступные и проживала там охотой за куницами. Когда им стало там невмоготу, они стали проситься на свои старые места. Кавказское начальство не соглашалось и поселило их около Майкопа, на северном склоне хребта к стороне Кубани. Получили они, правда, хорошие земли, но все их тянуло назад, на любезное им Черноморское прибрежье. Хотя кубанские земли были и плодородны, и хлебопашество доставляло им безбедное существование, но эта жизнь была им не по нутру, или они не могли с ней свыкнуться, и еще менее с нашими чиновными и административными порядками. Они как-то узнали, что их старые земли на Черноморском берегу принадлежат теперь мне, и в прошлом году обратились ко мне с просьбой о позволении воротиться на их старые пепелища. Эта просьба пришлась мне по сердцу, и в прошлом же году, когда я на «Ливадии» ходил за братом Михаилом в Батум, это дело было обделано, и мы добыли у кавказского начальства согласие на их переселение ко мне. Это разрешение было как бы лебединой песнью брата на Кавказе. Разрешено было сорока семьям переселиться из окрестностей Майкопа на Варданэ в мой Уч-Дере. Переселение это совершилось прошлой осенью, и действительно переселилось 40 семейств, но эти семейства оказались искусственно составленными, потому число душ оказалось около 400. Земли было отведено по 10 десятин на семейство, так что вышло по десятине на душу. Эти убыхи во время своего житья у Майкопа настолько разжились, что они с собой пригнали несколько сот лошадей и несколько тысяч скота, коров и овец. Первая зима их оказалась очень тяжела. Они не успели выстроить себе жилищ, помещались в каких-то шалашах, и много скота у них погибло. Но весной они его пополнили покупками и теперь серьезно принялись за свое устройство. Голенко рассказывает о них преинтересные вещи. У них в высшей степени развито общинное начало, мир, самоуправление, и все это устройство имеет много схожего с нашим. Админи­стративное начало строго отделено от судебного. Староста, выбранный сам по себе, и судья, выбранный сам по себе. При суде состоит мулла в качестве знатока шариата, духовного закона — для консультации… За 400 десятин, отведенных в их собственность, они соглашаются мне заплатить по 10 рублей за десятину деньгами или работой в течение 5 лет.³ Остальные угодья они арендуют по обоюдному соглашению. Эти убыхи уже действительно принялись за дело. Отведенные им 400 десятин составят для них, говоря нашим обычным языком, усадебную оседлость и выгон. Они уже приступили к отделке этих десятин для этой цели и расчищению 80 других десятин — корчеванию леса на них и приготовлении их под пашню. Им эти десятины уступаются бесплатно с тем, что они посеют на них в первый год кукурузу, во второй — ячмень, а в третий — люцерну. Тогда эти десятины возвращаются мне, а они получают другие на тех же условиях. Люцерна с этих полей составит мой сенокос, который им же будет сбываться. План Голенко состоит в том, чтобы именно этой системой эксплуатировать это имение, не заводя своего хозяйства, а широко применяя арендное начало на сравнительно короткие сроки. Таким образом, благосостояние этого смышленого и трудолюбивого населения будет увеличиваться и распространяться, а мы будем получать доход без особых затрат капитала. При этом мы будем им помогать, до­ставляя им хороших производителей для улучшения лошадиной породы и скота, хорошие семена для засева и для фруктового производства и шелководства; последним займется их женское население. Мы же будем посредниками для продажи коконов московским фабрикантам. Мне кажется, что этот план Голенки есть единственно рациональный и обещающий хорошие результаты в будущем. Убыхи очень теперь довольны. Они принимали его с необыкновенным гостеприимством и рыцарским благородством и вежливостью и произвели на него самое выгодное впечатление своим трудолюбием и смышленостью. Хотелось бы и мне посетить это благодатное местечко. Штарк там выстроил очень порядочный двухэтажный дом, который меблировал мебелью из сгоревшего Ориандского дворца, так что уж теперь можно там жить.⁴ Местность прелестно живописная. Я ее видел в 1879 году, когда прогулялся по Черному морю.

¹ Великий князь Михаил Николаевич (1832—1909) — брат Александра II, наместник на Кавказе (1862—1881), председатель Госсовета (1881—1905). В 1872 г. на опустевших землях было основано имение Варданэ площадью 6 тыс. десятин, которое М. Н. получил во владение.

² Кое-как (фр.).

³ Средняя цена земли в 1882 г. была примерно в 2,5 раза выше.

⁴ Ореанду Николай I подарил жене Александре Федоровне. Проект дворца разработал известный немецкий архитектор Шинкель. Дворец (архитектор Штакеншнейдер) строился 10 лет (1842—1852), в основном из местных мраморов, частью — из каррарского мраморa. Вокруг дворцa — великолепный парк с фонтанами и бассейнами, виноградниками лучших европейских сортов (творение графа Воронцова). В 1860 г., после смерти императрицы, Ореанда перешла к К. Н.

5

Венеция. 29 октября/10 ноября 1882 года

Вот я, наконец, в прелестной Венеции, Venezia la Bella, которая сегодня вполне соответствует своему названию, потому что погода восхитительна, и все облитo ярким солнцем, и так тепло, что я хожу в легком летнем платье. Когда я утром встал и увидел вид из окна на Canale Grande, на San Giorgio Maggiore и на море, на которое из-за солнца просто больно смотреть и приходилось щуриться, я не выдержал и отправился гулять с Костей¹ вдвоем по Riva dei Schiavoni, котoрую прошли всю, туда и назад.

У него пробиваются усики и бородка, и он очень красив.

¹ Константин Константинович Романов (1858—1915) — второй сын К. Н.; отeц предназначал его для морской службы. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877—1878 гг. С сентября 1880 г. до января 1882 г. находился в плавании по Средиземному морю. Почувствовал нездоровье, благодаря просьбам матери освобожден от морской службы. Отец Гавриила Константиновича, владельца публикуемых писем. Поэт, печатался под псевдонимом К. Р., деятель культуры. С 1900 г. — начальник военно-учебных заведений.

6

Венеция. 2/4 ноября 1882 года

Я люблю Венецию, люблю ее тишину и спокойствие, люблю и народное движение в лабиринте ее улиц. Большинство путешественников считают ее городом мертвым, скучным, тоску и меланхолию наводящим. Я этого не находил в 1852 г., не нахожу и теперь. Все вообще говорят, что со времени возвращения под итальянское владычество она еще помертвела и упала, что торговли в ней почти нет, что развитие военного адмиралтейства не отразилось на ее поднятии. Я здесь слишком еще короткое время, чтоб иметь об этом собственное суждение, и так как я здесь просто туристом, то этими вопросами не занимаюсь. Меня интересуют другие — артистические предметы. Cудя по наружности, по тому, что бросается в глаза, есть вещи, которые этому мнению противоречат, другие, которые оное как бы подтверждают. Первое общее впечатление есть то, что город в своих улицах и закоулках стал гораздо чище, чем был за 30 лет. Нищих встречаешь гораздо меньше и реже слышишь: «una piccola moneta, signore». Некоторые улицы посредством ломки домов расширены и выпрямлены, некоторые зловонные каналы засыпаны и обращены в улицы. Вдоль Riva dei Schiavoni стоит y набережной менеe судов, и потому на самой набережной менее движения и суеты, но зато в лагунах постоянно стоит несколько больших грузовых пароходов, английских, австрийских, итальян­ских, которые ради углубления фарватеров теперь могут входить в самый город. Этот факт повторяется почти повсеместно, с развитием пароходства число судов (и потому видимая гаванная жизнь) уменьшается, но зато их емкость, capacite, yвеличивается. Это видно и в Одессе, и в Кронштадте: число судов и суетливость гаванная уменьшаются, тогда как сумма привоза и отвоза увеличиваются. На Canale Grande большая часть знакомых нам дворцов, которые мы тогда часто посещали, и Palazzo Berry, и Chambord и Modena, и Parma¹ перешли в частные руки банкиров, иногда и жидов, но этот факт тоже вeзде повторя­ющийся, что наслоение современного общества как бы меняется. И у нас дом Лаваля (Борха) перешел в руки жида Полякова², дом Канкрина — Громову³
и т. п. С другой стороны, по Canale Grande завелось пароходство вроде того, что у нас на Неве, и берега обставлены плавучими пристанями. Это, пожалуй, уменьшает и отнимает поэзии у этого канала, но отнюдь не доказывает, чтоб на нем жизнь вымирала, если является необходимость в паровом сообщении. Когда на площади Св. Марка играет музыка, там столько же народа и тЛлпы, как и в наше время. Только вместо австрийских офицеров гуляют офицеры итальянские, весьма красиво и щегольски одетые. Музыка военная итальянская нисколько не хуже, коли не лучше австрийской. Я нахожу даже, что площадь люднее, чем была тогда, но она как-то менее элегантна, чем была при нас. И Павловский вокзал⁴ в 40—50-х гг. был аристократичнее, элегантнее, чем теперь, но зато он стал теперь люднее, так что его садик и залы пришлось расширить. Вследствие этих противоречивых явлений я никак не могу уяснить себе вопроса: падает ли и вымирает Венеция или, напротив, подымается и оживляется. Магазины и лавки, как на площади Св. Марка, так и на прилегающих улицах положительно увеличились числом и улучшились качеством, и перед ними всегда много народа. Общественных же удовольствий стало меньше. Балы, говорят, стали редкостью и театр Fenice⁵ уже несколько лет не открывался и теперь заперт. По всему поэтому я мог думать, что Венеция падает, но что характер ее населения и потому — ее жизни совершенно меняется и что она положительно стала менее аристократична, что она, так сказать, демократизируется, что есть, кажется, общее явление XIX века. Главное же удовольствие здесь — это огромные прогулки пешком с Костей по оригинальному лабиринту здешних улиц и закоулков, причем мы руководствуемся старым моим планом 1852 года, который удалось отыскать в моей библиотеке. При этом мы располагаем прогулками так, чтобы непременно из этого лабиринта выбраться на какую-нибудь приморскую набережною и по ним прогуляться на отличном воздухе с чудными видами на взморье. Кроме собора Св. Марка мы были в церкви Santa Maria dei Frari⁶, где огромные гробницы Тициана и Кановы, и подробно осмотрели l’Academia delli belli arti. Вчера мы ездили в Мурано на лучший хрустальный завод Salviati⁷, который действительно производит чудеса. Сегодня пойдем, вероятно, во дворец Дожей. Погода порядочная, в солнечные дни доходит до 12°, в серые — держится около 9°.

¹ Дворец Берри — современное название Ca Vendramin-Calergi. Построен в 1481—1509 гг. для знатной семьи Лоредан в стиле венецианской готики. Под центральным окном фасада выгравировано: Non Nobis Domine (Не нам, Господи). В XVI в. дворец принадлежал роду Калерджи, в 1739 г. перешел к родy Вендрамин. В 1844 г. он был продан Луизе-Марии Берри, последней герцогине Пармской. До 1937 г. дворцом владели ее потомки разных линий, они распродали множество ценнейших произведений искусства, накопленных за сотни лет. С 1946 г. дворец принадлежит мэрии, в нем устроено казино. Так что К. Н. ошибся — никакому банкиру в 1882 г. палаццо Вендрамин не принадлежало; но он предвидел его буржуазное будущее.

Дворец Шамбора — Palazzo Cavalli-Franchetti — находится рядом с мостом Академии. Построен в 1565 г. и долго принадлежал роду Кавалли. В 40-x гг. XIX в. дворцом владел эрцгерцог австрийский Фредерик-Фердинанд, затем граф Анри Шамбор-Бурбон, племянник герцогини Берри; в 1878 г. дворец перешел к баронy Раймондо Франкетти, женатому на Саре-Луизе де Ротшильд. В 1922 г. она продала дворец Итальянскому банкy. В 1999 г. дворец приобретен Венецианским институтом науки, литературы и искусства.

Дворец Mодена — Palazzo Savorgnan — на канале Каннареджо (между Большим каналом и лагуной); построен в XVII веке для семьи Саворньян. В 1788 г. сгорел, в 1826 г. куплен Франческо Кальванья и восстановлeн. C 1850 г. — владение герцога моденского Франциско IV; стал именоваться палаццо Модена.

Cведений о дворце Парма не обнаружено. Возможно, аберрация памяти К. Н.

² Дом Лавалей имеет долгую и славную историю. Двухэтажный дом, построенный в 1730-х,  в 1800 г. стал собственностью А. Г Лаваль, в девичестве Козицкой. Замужество А. Г. романтично. Богатейшая девица влюбилась в эмигранта-француза без роду-племени, но на виду у императора Павла. Мать запретила дочери и думать о браке, и решительная девушка написала письмо царю. Царь велел спросить, в чем дело. Мать отвечала: «Во-первых, не нашей веры, во-вторых, никто его не знает, в-третьих, малый чин». Император распорядился передать: «Во-первых, он христианин, во-вторых, его знаю я, в-третьих, для г-жи Козицкой чин достаточен; обвенчать». Архитектор Тома де Томон развил дом вширь и вверх и украсил его мраморaми из виллы Тиберия. Салон графини Лаваль стал одним из центров светского и литературного Петербургa. Здесь Пушкин читал «Бориса Годунова», здесь произошла ссора Лермонтова с сыном французского посла де Барантом, которая привела к дуэли и ссылке поэта на Кавказ. Oтсюда дочь Лавалей, кн. Екатерина Трубецкая, первая из жен декабристов отправилась к мужy в Сибирь. В 1860-х директор Императорских театров А. И. Борх купил особняк у наследников Лавалей. В 1872 г. дом приобрел железнодорожный подрядчик, банкир и филантроп С. С. Поляков и устроил в нем свою главную контору. После его смерти и разорения фирмы дом перешел в казну, в 1911 г. в нем разместились департаменты Сената, в 1945—2000 гг. — Исторический архив, ныне — Конституционный суд Российской Федерации.

³ Дом № 6 по Кутузовской (б. Французской) набережной; построен в 1770 г. Первый владелец — майор П. Я. Толстой, затем — придворный парикмахер Яковлев, с 1801 г. — адмирал Кушелев. В 1830 г. в доме поселяется министр финансов граф Канкрин. После смерти Канкрина дом перешел в руки сменявших друг друга владельцев, в 1870 г. был перестроен под сдаваемые внаем квартиры. Сведений о том, что дом принадлежал купцу Громову, нет. Известный лесопромышленник и благотворитель В. Ф. Громов владел трех­этажным особняком по Фонтанке, № 22.

⁴ Павловский вокзал — конечная станция первой российской железной дороги, Царскосельской, открытой 22 мая 1838 г. Здание вокзала с концертным залом и рестoраном, выстроенное по проекту Штaкеншнейдера, было первым в России постоянным (летним) музыкальным учреждением. В сезоны 1856—1866 гг. здесь выступал Иоганн Штраус. Концерты продолжались до 1941 г. Во время войны вокзал был разрушен.

⁵ Построен в 1790—1792 гг. на месте сгоревшего театра Сан-Бенедетто, в его память и назван Fenice (Феникс). Пользовался всеевропейской славой, в нем давались премьеры опер Россини, Беллини, Доницетти, Верди. В 1836 г. и этот театр сгорел, восстал из пепла в следующем году; его очаровательный 5-ярусный зал был выдержан в палевых тонах. Сгорел в 1906 г., восстановлен в 2001—2003 гг. с залом в ярко-красных тонах.

⁶ Basilica di Santa Maria Gloriosa dei Frari, трехнефная церковь в стиле итальянской готики, построена в XIII—XIV вв. по проекту Никколо Пизано. Сокровищница искусств. В центральной абсиде находится шедевр мировой живописи — «Ассунта» Тициана, в алтаре левого нефа его же «Мадонна дома Пезаро»; в церкви и похоронен великий художник. Там же могилы других знаменитых венецианцев: дожей Дандоло и Фоскари, композитора Монтеверди, скульптора Канова. Их надгробия исполнены известными мастерами: Донателло, Сансовино, Канова. Надгробие выполнено по его собственным рисункам его учениками.

⁷ Искусство художественного стекла возникло на о. Мурано в 1291 г. Изделия Мурано долгое время оставались предметом роскоши. В 1859 г. адвокат из Виченцы Антонио Сальвиати открыл небольшую мастерскую, в 1866 г. — фирму, которая разрастаясь, стала главенствующей. В 1876 г. фабрика Сальвиати исполнила мозаичную завесу для cобора Вестминстерского аббатства, затем — орнамент собора в Аахене. Мозаичный портрет Авраама Линкольна украшает зал заседаний Сената США. Но основная заслуга Сальвиати — организация массового производства, доступность муранского стекла.

7

Венеция. 8/20 ноября 1882 года

Пребывание наше в Венеции весьма приятно, и я им очень доволен, но являются разные drow-backs¹ моей собственной персоны, которая на каждом шагу мне напоминает, что мне далеко уже не 20, не 30 и не 40 лет, а уже далеко перевалило через полсотни и что в туристы более не гожусь. Все утро до полуденного завтрака я принужден сидеть дома, но нисколько на это не жалуюсь, потому что посвящаю это время занятиям, пишу, читаю. Эти утренние часы для меня самое приятное время дня, в течение которого я все менее ощущаю мое грустное одиночество, потому что всю жизнь привык эти часы употреблять на серьезные занятия. Коли помнишь, тоже самое было и в 1852 г. в Венеции. Мы именно в это время занимались с тобой морским Уставом, занимались, между прочим, и крестьянским вопросом. То было еще далеко не время реформ, но было как бы приготовительное к ним время, когда мало-помалу готовились те forces latentes², которые потом разыгрались и развились с таким блеском в 1856 г. То было хорошее время свежих сил, свежих надежд, свежей веры. Как про это вспомнишь, так становится невыразимо грустно. Мы тогда были генерацией молодежи, и над нами была генерация стариков. Теперь мы стали генерацией стариков, а под нами молодежь. Вот тут-то я вижу громадную перемену в эти 30 лет. Ведь 30 лет — это ein Menschenalter.³ Отношения между стариками и молодежью в это время совершенно изменились. Мы, будучи молодежью, стремились неудержимо вперед и в стариках, за немногими исключениями, встречали не отпор, а напротив того, поддержку, поощрение. Это очень легко проверить, вспомнив нашу венецианскую переписку с Воронцовым, Муравьевым-Амурским, Киселевым⁴ и пр. Теперь видим другое. Наша генерация и теперь готова продолжать стремление вперед, а молодая — тормозит, отстает, говорит другим языком, для нас совершенно непонятным…

Настоящие draw-backs моего здоровья состоят в том, что я вовсе не могу рано выходить из дому, много ходить, стоять. Какой же я турист, посетитель галерей и музеев. Несколько раз в день должен отдыхать. Мне необходимо после двухчасового осмотра час полежать. Бывают дни весьма порядочные без всякой видимой к тому причины, и я тотчас воображу себя молодцом как был в 40 лет. Так было здесь в первые дни в Венеции.

¹ Недостаток, препятствие, помеха (англ.).

² Скрытые силы (фр.).

³ Генерация, поколение (букв.: человеческий возраст) (нем.).

⁴ М. С. Воронцов (1782—1856), раненный под Бородино, взял с собой в поместье на излечение 50 офицеров и 300 солдат. Командир русского кoрпусa в Париже (1815—1818), оплатил долги офицеров фр. кредиторам. Новороссийский ген.-губ. (1823—1854) и наместник Кавказа (1844—1854), развивал хозяйство Причерноморья, строил дороги, открыл пароходные линии, расширил торговлю Одессы, зaвел в Крыму тонкорунное овцеводство и высококачественное виноградарство; собственные виноградники приносили ему 120 тыс. руб. в год.

Н. Н. Муравьев-Амурский (1809—1881) — боевой офицер, тульский губернатор (1846—1847); подготовил обращение к царю об отмене крепостничества, которое подписали 9 тульских помещиков. Ген.-губ. Восточной Сибири (1848—1861). Добился возвращения России левого берега Амура, отданного Китаю в 1689 г., начал колонизацию Приамурья, основал Владивосток. Заселение проводил военно-феодальными методами, штрафных солдат женил на крестьянках, отбирая пары по росту. Безудержу деятельный, принимал участие в сплавах по Амуру, помогал ссыльным декабристам, способствовал просвещению коренных народов, яростно боролся с лихоимством, изгонял нерадивых, но был страшен в гневе и подчас чинил несправедливости.

П. Д. Киселев (1788—1872) — офицер Кавалергардского полка, в 29 лет ген.-майор, в 31 год нач. штаба Южной армии; отличался гуманными взглядами. Управляя Молдавией и Валахией (1829—1834), создавал органы власти на либеральных основах. По возвращении в Петербург — член Госсовета, неоднократно убеждaл Николая I в необходимости освобождения крепостных. Поставлен во главе V отд. Собств. ЕИВ канцелярии, созданной в этих целях (1838). Но царь не решился на реформу и преобразовал V отд. в Министерство госимуществ. К. внес порядок в хаотичное управление собственностью казны и улучшил положение казенных крестьян. Посол во Франции (1856—1862) в трудное время после поражения России в Крымской войне. Последние годы после отставки прожил в Париже.

8

Рим. 3—4/15—16 декабря 1882 года

Вот я снова в Риме после промежутка в 37 лет. Тогда, в феврале 1846 г., мне было 18 лет, теперь мне 55 лет. Этот промежуток составляет более того, что немцы называют Ein Mittelalter.¹ В этом промежутке уложилась, я могу сказать, вся моя жизнь. Детство мое кончилось в 1844 г., когда после экзамена я начал серьезную и ответственную службу вахтенного начальника, и я вправе сказать, что только в 1846 году началось мое существование молодого человека, полное неопытности, незнания, надежд и иллюзий, теперь же я отживаю мой земной срок и все ближе и ближе к концу.

Я имел на днях, так сказать, осязательное доказательство длины протекшего с тех пор срока. Во Флоренции я познакомился с удивительной русской красавицей, 19-летней Ольгой Елагиной. Мать — тоже еще очень хороша собой, — дочь Ольги Устиновой, одной из главных красавиц тогдашнего, довольно многочисленного русского общества в Риме, и я с ней не раз танцевал. Ее дочери, теперешней m-me Елагиной, было тогда 3 года. Итак, с тех пор успела появиться на свет уже не вторая, а третья генерация. Вот как время течет, и каким я успел стать стариком. Пришлось сидеть за обедом подле красавицы 19-летней Елагиной, с бабушкой которой я танцевал.

Рим, как и все прочие города Италии, сделал огромные успехи, он тоже стал замечательно чище, чем в старые времена, и встречаешь гораздо меньше нищих. Надобно отдать справедливость, что в полицейском отношении города Италии сделали огромные успехи. В восточной стороне, около станции железницы и развалин терм Диоклетиана, город разрастается, и там создались новые кварталы и великолепные улицы, которые были бы на месте и в Париже. Но все это ново, космополитно, не имеет никакого отдельного собственного характера и потому несимпатично. Старый Рим, который стал чище и почти не воняет, сохранил свой старый характер, свою старую физиономию, которая была и есть так симпатична и привлекательна всем артистам.

2 декабря мы посвятили воспоминаниям древнего Рима, были на Капитолии, на Форуме, в Колизее. Форум и соседний с ним Палатин для меня совершенно неузнаваемы. Я его знал пустырем, достойным своего итальянского имени Campo Vaccino, и действительно на нем можно было встретить пасущуюся скотину. Только кое-где торчали из земли колонны, арки и бесформенные остатки. Теперь же весь форум разрыт на глубину 3 и 4 сажен, и дорылись до древней римской мостовой. Оттого форум снова принял вид долины между соседними холмами, каковoю он действительно и был. На дне его найдена масса остатков и фундаментов разных зданий и сооружений, значения которых я еще не знаю. Какое странное, непередаваемое чувство топтать ту римскую мостовую, ту классическую почву, на которой собиралось римское вече, где происходили исторические сцены, с которыми мы все с детства знакомы. Разумeется, мы вернемся опять на форум, чтобы эти раскопки поближе изучить под руководством археолога Rosa, который ими заведует. Это будет огромное умственное наслаждение. Обширны также раскопки Палатина, где, говорят, открыты не только развалины des Palais des Cesars, но остатки и республикан­ского и царского Рима. В Колизее раскопки открыли сооружения du sous-sol², которые во многом объясняют театральные подробности de la mise-en-scéne.

3 декабря, вчера, мы представлялись королю и королеве, просто, по-домашнему, в статских сюртуках. Потом ездили за город, в собор Св. Павла, San Paolo fuore la mure. Он существовал с ХII столетия и сгорел совершенно в 1823 году. С тех пор он все еще строится. Внутренность окончена — в форме базилики с 4 рядами колонн по 20 в каждом — и великолепна по богатству материалов (два малахитовых алтаря пожалованы Батюшкой), но снаружи еще работы на много лет.³ Вот на этот раз и все.

¹ Средний возраст (нем.).

² Под землей (почвой) (фр.).

³ San Paolo fuore la mure (ит.) — Базилика Св. Павла за стенами — одна из древнейших церквей Рима. Первоначальная церковь была построена в первой трети IV в., на месте захоронения апостола, через 250 лет после его смерти. Сотни лет достраивалась, приходила
в ветхость, перестраивалась, расширялась и украшалась. В 1823 г. сгорела дотла, чудом уцелела византинирующая фреска в апсиде, исполненная в конце V в. по заказу Галлы Плацидии. В 2006 г. на глубине 1,5 м под алтарем обнаружен саркофаг. Извлеченные c помощью зонда и исследованные радиоуглеродным методом фрагменты костей и тканей датируются I—II вв. н. э.

9

Ницца. 28 декабря1882 г./9 января 1883 года

(В ответ на вопрос Головнина о парадах в день 14 декабря. — Примечание копииста.)

Каждую зиму при Батюшке были постоянно два зимних парада, и иногда, а вовсе не постоянно, один из них совпадал с 14 декабря. Они никогда не происходили на Сенатской площади, а всегда на Александровской, т. е. между дворцом и колонной. На Сенатской площади во время расстановки войск всегда стояла кавалерия, потому что пехота занимала всю длину Адмиралтейской площади. Церемониальный же марш всегда происходил перед подъездом императрицы Марии Федоровны.¹ Это я хорошо помню, потому что начиная с 1844 г. постоянно в этих парадах участвовал. 14 декабря постоянно бывал особый молебен с молитвами, нарочито сочиненными митрополитом Филаретом.² К этому молебну собирались всегда все участвовавшие в этом дне в 1825 году. Помню, что в детстве моем собиралась огромная масса, которая с каждым годом все таяла и уменьшалась, так что в последние годы царствования Батюшки их было уже немного, гораздо меньше половины. Помню, что бывали некоторые лица, которых я тут только и видал, в том числе и маленький старичок, известный Оленин³ (кажется, Алексей Николаевич), который всегда являлся в каком-то старинном милиционном мундире с обер-офицерскими эполетами. Все эти лица подходили ко кресту, а затем к Батюшке, который всех их обнимал и целовал. При Брате, после того, что в коронацию все оставшиеся декабристы были помилованы, эти молебны 14 декабря более уже не повторялись. Был только один молебен в день пятидесятилетия в 1875 году в малой церкви Зимнего Дворца (в старое время они почти постоянно служились
в Аничковом), и тут ветеранов 14 числа собралось, кажется, всего человек шесть или восемь, в том числе Владимир Федорович Адлерберг.⁴ Помню хорошо, какое тяжелое было впечатление. Целая генерация совершенно вымерла.

Вот тебе совершенно достоверные сведения о воспоминании этого дня.

¹ В XVIII в. территория перед Адмиралтейством — Адмиралтейский луг — предназначалась для гуляний и праздников, в 1822 г. замощена, названа Александровской площадью, в 1872—1874 гг. превращена в сад. Александр I с 1801 г. занимал северо-западный ризалит и половину помещений западного фасада Зимнего дворца. Матери, вдовствующей императрице Марие Федоровне, была предоставлена остальная часть западного фасадa и юго-западный ризалит, обращенный к Дворцовой площади. Вход с площади в ее покои именовался подъездом императрицы Марии Федоровны.

² Филарет (В. М. Дроздов) (1783—1867) окончил провинциальную cеминарию, в 29 лет — ректор Духовной академии, митрополит Московский (1826). Великолепный oратор и проповедник; склонен к поэзии — обменялся стихотвoрными посланиями с Пушкиным. Обладал характером властным и твердым. Пользовался большим aвторитетом в семьях Александра I, Николая I, Александра II. Автор манифеста 19 февраля 1861 г. об освобождении крепостных.

³ А. Н. Оленин (1763—1843) закончил Пажеский корпус, затем артиллерийскую школу в Дрездене и Страсбургский ун-т. Управляя Монетным двором (1797), научился медальерному делy. Вошел в круг молодого Александра I, в 1801 г. его статс-секретарь. Дежурный генерал (нач. штаба) ополчения Петербургской губ. (1806—1808), c правом ношения в отставке мундира. Госсекретарь (1814—1827), член Госсовета. 14 дек. 1825 г. явился во дворец в ополченском мундире, в письме к дочери Варваре опиcал «злодейства бунтовщиков». Директор Публичной библиотеки (с 1811 г.), президент Академии художеств (1817). Один из зачинателей русской aрхеологии, автор ряда фундаментальных трудов, знаток древних вооружений и доспехов.

⁴ В. Ф. Адлерберг (1791—1884). Мать А. была главной воспитательницей великих князей Николая и Михаила, и это определило детскую дружбу Николая и А. Участник войн с Наполеоном, адъютант Николая (1817), в 1830-х гг. директор канцелярии Военного министерства, главноуправляющий почт и телеграфов (1841—1852) (ввел в обращение почтовые марки), министр Императорского двора и уделов (1852—1872), кавалер многих oрденов.     

10

Париж. 14/26 января 1883 года

Когда мы вчера проснулись — увидели Париж под глубоким слоем снега, почти что в пол-аршина. Но надобно сказать, что снег Парижу не к лицу. То ли дело у нас, у матушки на Святой Руси. Мы радуемся первому снегу, первопуток — вот своего рода праздник. Здесь же снег, скорее, как бы саван. Скоро вышло солнце и доходило до +6°. Снег пропал и обратился в какую-то гадкую грязь. Французы и не умеют со снегом обращаться. У них нет против него ни лопат, ни скрябок, а только метлы да род половых щеток. По улицам они пускают воду из труб, чтобы смывать снег. Оттого выходит грязь невообразимая.

11

Париж. 21 января/2 февраля 1883 года

Накануне было позорное заседание Палаты Депутатов, продолжавшееся до полуночи, в котором огромным большинством прошел закон, ставящий Орлеанских принцев вне закона. Даже честные республиканцы оплакивают этот результат, потому что они осознают, что республиканское правительство себя позорит. Коммунары и поджигатели Парижа амнистированы, живут во Франции и занимают общественные должности, а Орлеанцы, которые честно служили своему отечеству с 1870 года, поставлены вне закона. Закон этот называют le loi des suspects¹ и чувствуют, что ставши раз на этот фальшивый и скользкий путь, не могут предвидеть, куда и к чему он приведет. Может, пожалуй, привести логически к самым грустным временам террора. Уже слово «эшафот» было выговорено с трибуны Палаты. Единственная надежда на то, что Сенат не пропустит, но надежда слабая. Многие полагают, что Сенат не осмелится отвергнуть этот закон, предвидя, что тогда должно последовать распущение Палаты Депутатов и новые выборы par le suffrage universel² и, опасаясь, что эти выборы будут в смысле уничтожения Сената и оставления одной правительственной Палаты, и будет последняя лесть горше первой. К чести флота надо сказать, что до сих пор не нашлось ни одного адмирала, который согласился бы в качестве министра этот закон приводить в исполнение. Интересно будет наблюдать, что из этого всего выйдет. Между тем, на наружную жизнь Парижа это никакого видимого влияния не имеет, и он веселится по-прежнему.

¹ Закон о подозрительных (фр.), издан якобинцами в 1793 г. Подозрительными объявлялись лица, «приверженные старому режиму». Они подлежали немедленному и бессрочному аресту.

² По всеобщему избирательному праву (фр.).

Надежда, что Сенат не пропустит этот закон, оправдалась: закон был отвергнут большинством голосов. Роспуска палаты не последовало, потому что инициировать ее роспуск мог только президент. Опасение за судьбу Сенатa не имело серьезных оснований. Закон об изгнании был принят обеими палатами в 1886 г. в еще более широкой формулировке: изгнанию подверглись члены всех династий, правивших во Франции.

12

Париж. 8/20 февраля 1883 года

За завтраком была у нас наша знаменитая пианистка Есипова, которая здесь гостит и приводит своей игрой французов в совершенный восторг.¹ В 2 часа собрались у меня мои прошлогодние артисты, постоянно со мной по пятницам игравшие, и мы музицировали до ¹/₂ пятого и с Есиповой. Сыграли мы три вещи: квартет Моцарта, секстет Мендельсона и квинтет Бетховена. Все это, к нашему удивлению, было Есиповой совершенно неизвестно, и ей приходилось играть, что называется, с листа, что она делала, разумеется, мастерски. Несказанно мне было приятно музицировать снова, в первый раз после апреля прошлого года. С тех пор я ни разу виолончели в руки не брал и, к удовольствию, увидел, что нисколько не разучился, и артисты даже меня похвалили…

Посетил я бедного Ив. Серг. Тургенева. Операция удалась превосходно, но он опять, бедный, невыразимо страшно страдает своим старым недугом — грудной жабой, болезнью неизлечимой, от которой он может когда-нибудь, совершенно неожиданно вдруг умереть. Ужасно его жаль.²

¹ А. Н. Есипова (1851—1914) — русская пианистка. Концертировала в России, Европе и Америке (1874—1893). Профессор Петербургской консерватории по классу рояля (1893—1914).

² Тургенев перенес операцию по поводу саркомы лобковой области. Однако болезнь не была локализована. Метастазы распространились нa позвоночник и затем на легкое. Смерть наступила 22 августа / 3 сентября 1883 г.

13

Париж. 12/24 февраля 1883 года

Здесь теперь, как и в прошлом году в эту пору, стоит прелестная, солнечная, теплая, совершенно весенняя погода, какая у нас и в апреле, и в мае — редкость. На Champs ElysБes на некоторых каштановых деревьях, на плакучих ивах, на кустах бузины уже пошел лист. Ты, вероятно, знаешь, что в Тюильрийском саду есть один каштан, который известен тем, что первый дает листы. Но его старую репутацию теперь затмили два молодых каштана на Champs Elysées, шестой и седьмой от Rond point¹, которые еще ранее его распускаются. Я вчера нарочно ходил их смотреть. И действительно, их почки уже раскрылись и дали листья, тогда как на всех других деревьях только толстые почки. Что за благодатный климат и почва, и какая досада и зависть разбирают, когда сравнишь с нашей северной Пальмирой. Вы рискуете иметь еще 20-градусные морозы, а здесь весна уже вступила в свои права. Очень хорошо помню, как в 1849 г. мы отправились в Москву на освящение нового Кремлевского дворца 25 марта в санях. Батюшка с покойным братом ехали в первых санях, а я с Алекс. Фед. Орловым² — во вторых, и у меня с собой были взяты, привязанные снаружи саней в рогоже, мороженные щи, которые Батюшка кушал с величайшим удовольствием, находя их особенно вкусными. Мы выехали из Зимнего дворца в 10 ч. утра 25-го и прибыли в Кремль 26-го в ¹/₂ 9-го вечера. Помню, что в эту ночь в дороге было 18° мороза…

Ты уже знаешь, что здесь образовалось новое министерство Jules Ferry³, коего первое дело будет исключение Орлеанских принцев из армии. Отвратительное зрелище, и теперь ясно видно, к чему приводит парламентское правление, в котором уже не министры, а сами парламенты начинают управлять страной и администрацией. Хорошо было прислать сюда наших конституци­алистов, желающих для России конституции и парламента, чтобы они полюбовались тем, что здесь происходит. Это возмутительное зрелище скоро вылечило бы их от их бредней.

¹ Круглая площадь (фр.); делит Елисейскиe Поля на две части: парковую и городскую.

² А. Ф. Орлов (1787—1862) — сын младшего из 4 братьев Орловых, главных участников возведения на престол Екатерины II. Командир гвардии Конного полка, 14 дек. 1825 г. привел на площадь полк в поддержку Николая I и 15 дек. проснулся графом. Добивался дипломатических успехов: выгодных договоров с Турцией (1829 и 1833) и минимального ущерба для России при заключении мира после Крымской войны, за что возведен в княже­ское достоинство (1856). Председатель Негласного комитета по крестьянскому делу (1861), всячески это дело тормозил.

³ Жюль Ферри (1832—1893) — юрист и публицист, член правительства национальной oбороны и мэр Парижа (1871). Член парламента на протяжении многих лет. Наряду с Гамбеттой один из самых значительных политических деятелей Третьей республики. Провел ряд демократических реформ в сфере политики и образования.

14

Афины. 3/12 марта 1883 года

<25 февраля вышли из Бриндизи на пароходе «Азия».> Он принадлежит к числу трех крейсеров — «Европа», «Азия» «Африка», купленных в Америке в 1878 году, когда опасались разрыва с Англией. Когда были новы и свежи, они обладали весьма хорошей скоростью, но с тех пор они постарели, машины пообтерлись, котлы пригорели, а подводные части обросли ракушками. На тихой воде и без ветра они, пожалуй, и теперь пойдут узлов по 11, но при малейшем противном ветре и при зыби они сильно теряют ход. Наш переход до Коринфа совершился со средней скоростью 8 ¹/₂ узлов. Поэтому, вместо того, чтобы быть в Коринфе 27 числа утром, мы туда прибыли только в 6 часов вечера. Мы имели все время противный ветер силою в один риф¹, иногда в два, и в открытом море порядочное волнение, от которого пароход плавно покачивало. <Утром> в ¹/₂ 6-го начало понемногу светать, и я остался наверху до восхода солнца, чтобы видеть остров Итаку, который лепится вдоль Кефалонии² с восточной его стороны. Кто из нас, читая Одиссею, которая не может не восхищать человека во всех его возрастах, не переносился мысленно с Одиссеeм на этот остров. Всякий из нас с детства, можно сказать, с ним сроднился. Можешь вообразить, каково чувство при виде перед собой Итаки наяву. Сожалею, что не было возможности съехать на берег. Говорят, народное предание указывает и место дворца Одиссеева, и другие места, которые упоминаются в поэме.

Есть ученые, которые со своим пресловутым аналитическим и критиче­ским умом, доставляют себе в таких случаях особое удовольствие разобрать по ниточке подобные поверья, раскритиковать, уничтожить, доказать, что ничего подобного никогда не существовало. Ведь для этих господ ученых Гомер никогда не существовал, Илиада и Одиссея — побасенки. Троя никогда не существовала, это миф, герои, под ней сражавшиеся, также никогда не существовали. Ведь Шлимана, который действительно открыл развалины Трои
и Скейские ворота, и остатки палат Приама, они, гг. некоторые ученые, на смех поднимали.³ Им как бы особенное удовольствие доставляет все то уничтожать, что мы привыкли с детства любить и уважать. По-моему, это есть чистый нигилизм, ибо на место преданий они оставляют чистый nihil, т. е. ничего, и тогда только они довольны. И у нас ведь есть такие же отрицатели, и у нас унижают и Дмитрия Донского, и князя Пожарского, и стараются возвысить Дмитрия-самозванца.⁴ Критика, разумеется, дело полезное и необходимое, но
и она может впасть в преувеличения. Критика трезвая приводит — на примере Тишендорфа⁵ — к разбору рукописи Евангелия. Критика пересоленная, ошибочная приводит к совершенному уничтожению Евангелия, причисляет и Евангелие к мифам, как и Гомера, и ведет прямым путем к рационализму, к безбожию. Но за это как раз наука же горько над этим посмеивается. Не считают ли Нибура⁶ великим ученым за то, что он втоптал в грязь первоначальную рим­скую историю времен царей? А раскопки на Палатине и Форуме⁷ доказывают теперь, как он ошибался, и восстанавливают правду древних сказаний. Прочитай L’Histoire romaine ї Rome Ампера⁸ и ты увидишь ошибки пресловутого Нибура.

Виноват, что разболтался, потому что видел Итаку, но на нее не попал. Весь день мы шли длинным заливом, который не знаю как и назвать, потому что его называют то Патрасским, то Левантским, то Коринфским.⁹ Последнее название мне, разумеется, симпатичнeе. Преинтересно и живописно было плавание между горами Гелласа¹⁰ и Пелопоннеса. Стало тепло, до 16°, барометр быстро падал, и в воздухе стояла какая-то мгла. Ясно было, что готовится сирокко, которого высокие горы Пелопоннеса до нас не допускали.

¹ Моряки парусных кораблей для простоты измеряли силу ветра числом рифов, которые надо «взять», чтобы уменьшить парусность. Рифы — от двух до четырех — полоски парусины, пришитые к парусу.

² Один из Ионических островов.

³ Генрих Шлиман (1822—1890) в кругах специалистов-археологов считался любителем и подвергался нападкам главным образом за варварский способ раскопок, уничтожавший слои, которые его не интересовали. За гомеровскую Трою он принял слой, расположенный на триста лет глубже. Но место расположения Трои — холм Гиссарлык — определил точно. Скейские ворота — ворота Трои, выходившие к греческому лагерю.

⁴ Филиппика, видимо, относится к третьестепенным «нигилистам». Никто из влиятельных радикалов — Писарев, Добролюбов, Чернышевский, Лавров — не занимался историей Смутного времени.

⁵ Константин фон Тишендорф (1815—1874) — теолог и исследователь Библии. Обнаружил в монастыре Св. Екатерины на Синае фрагменты, затем часть Ветхого Завета и полный Новый Завет, названный позднее Синайским кодексом. Это древнейший из списков Библии; пергамент относится к IV в. В благодарность за покровительство Т. преподнес ману­скрипт Александру II. Реликвия хранилась в Публичной библиотеке СПб—Л. В 1933 г. продана Британскому музею за 100 тыс. фунтов стерлингов.

⁶ Бартольд Георг Нибур (1776—1831) — основоположник критического подхода к эпосу античности, основанного на сравнительном анализe источников; он мог это делать, зная два десятка языков. Главный труд — «Римская история» в 4 т. (1811—1831). Нибур ввел историю в разряд наук, его метод лежит в основе классической «Истории Рима» Теодора Моммзена.

⁷ Раскопки обнаружили несколько культурных слоев, уходящих в «седую древность»; они подтвердили, что многие легенды восходят к фактическим событиям, что не противоречило принципам Нибура.

⁸ Жан-Жак Ампер (1800—1869) — сын Андре Мари Ампера, одного из создателей основ электротехники. Профессор истории французской литературы в Коллеж де Франс. Член Академии (1848). Над «L’Histoire romaine ї Rome» (букв. «Римская история в Риме») работал
с 1851 г. до смерти. Придерживался античной традиции.

⁹ Западная часть залива, до его самого узкого места, носит название Патрасского, восточная — Коринфского. Левантским иногда называют восточную часть Средиземного моря южнее Крита и Кипра

^{10 О}дно из древних названий Эллады, в данном случае — материковой Греции.

15

Афины. 9/21 марта 1883 года

Это письмо пишу тебе из маленькой библиотеки Оли.¹ Это небольшая, совершенно квадратная комната в одно окно, с книжными шкафами по стенам и письменным столом посередине. Костя пишет у стола на левой стороне, Оля читает у правой, а я сижу прямо против окна и пишу тебе. Это выходит очень уютно и мило. Когда жизнь течет регулярно, тихо, мирно, то и писать про нее ничего не приходится. Один день проходит как другой, и это именно то, что мне любо. Единственное, что стоит писать — это интересные прогулки.
В воскресенье, после обедни мы отправились на мыс Фемистокла² и вернулись оттуда к 6 часам. Мыс этот есть продолжение левого берега Пирея (если смотреть с материка), выдающегося в море и загибающегося далее еще налево
к Мунихии и Фалеру, двум древним гаваням Афин. Назван он именем Феми­стокла потому, что по преданию и по описанию Павсания³ он был на этом мысу похоронен, что вполне вероятно. Действительно, место для этого выбрано превосходно, потому что оно находится как раз против Саламина, места его знаменитой победы над персидским флотом Ксеркса, в расстоянии не более трех или четырех миль. С этого мыса обширный, красивый вид: с одной стороны на Саламин и горы Аттики, а с другой — на горы Пелопоннеса и Арголиды. Предание говорит, что Фемистокл был похоронен на самом берегу моря , так что волны морские постоянно омывали его могилу. И на этом мысу я своими глазами видел продолговатую, четырехугольную, высеченную в скале у самого моря могилу, которую буруны от крепкого ветра постоянно обливали. Говорят, что в тихую погоду, когда море совершенно спокойно, эта могила суха, и в ней видны еще три стороны мраморного саркофага. Это и называется могилой Фемистокла, и я не вижу причин не верить этому преданию. Действительно, и сама мысль весьма поэтична — что герой погребен как раз в виду места его победы и что герой-моряк похоронен так, что его элемент — морская вода, если можно так выразиться, ласкает его могилу. Поэтому я вполне верю, что это и есть действительная могила Фемистокла. Местность эта (версты в две длины по берегу и с четверть версты в ширину) подарена несколько лет тому назад королю городом Пиреем. Начинается она от той древней моллы, на оконечно­сти которой стоял тот знаменитый Пирейский мраморный лев, который теперь в Венеции у ворот Арсенала и покрыт руническими надписями.⁴ Здесь он заменен теперь портовым цветным огнем. На этом мысу король старается развести теперь сад, что, однако, плохо удается по причине скалистой почвы, отсутствия пресной воды и близости морской воды. Пока еще выстроен тут один каменный павильон, в котором могут поместиться за обеденным столом человек c 20. Мы тут завтракали. На этом мысу похоронен Миаулис⁵, знаменитый герой морской войны за независимость. Чрезвычайно поэтическое место, соединяющее древнюю историю с новейшей — Фемистокл и Миаулис.

Вторая прогулка была в понедельник 7 числа. В этот день мы осматривали театр, открытый под Акрополисом лет 20 тому назад, но уже после нашего пребывания здесь в 1859 году. Он находится по южную сторону Акрополиса у самого его подножия, так что сидения расположены полукругом в виде амфитеатра, высечены в самом косогоре южного склона Акрополиса. На этот раз и самая неверущая нигилистическая критика германцев, все уничтожающая и ничего не созидающая, принуждена была спустить флаг и признать, что это есть тот знаменитый театр цветущего времени Афин пятого века, современный блестящей эпохе Перикла⁶, на котором происходили представления трагедий Эврипида и Софокла и комедий Аристофана. Много я видел остатков древних театров и амфитеатров. И ты тоже видел, не говоря о Колизее, театры в Вероне, в Поле, Помпее, Таормине, Сиракузах. Ни один из них не может своим интересом и даже степенью сохранности равняться с этим классическим Афинским театром. Собственно сценy понять трудно, потому что она была впоследстви превращена в общественные бани и потому подверглась совершенной перестройке и разрушению. Но и в ней сохранилась лицевая вертикальная стена (la rampe), обращенная к зрителям и покрытая весьма хорошо отчасти сохранившимися барельефами. Самое же интересное — это часть театра, где сидела публика и которая правильным полукругом поднимается амфитеатром вверх по косогору, из которого и высечены и сиденья, и лестницы для входа публики. Это все сохранилось вполне, так что можно отлично и теперь по этим лестницам ходить наверх и сидеть на сиденьях. Поразительнее же всего это то, что мы теперь бы назвали первым рядом кресел. Это действительно суть мраморные кресла со спинками и с некоторым выемом для более ловкого сидения. Так как сидеть на голом мраморе было бы холодно и, вероятно, нездорово, то на эти кресла накладывались подушечки или тюфячки, и теперь еще прекрасно сохранились в передней части сиденья сквозные небольшие дырья, через которые снурками эти подушечки привязывались к мрамору, дабы они не съезжали и не двигались. И теперь можно бы с собой принести подушку, и прявязать ее к креслу сквозь эту дыру, и спокойно на ней усесться и прислониться к спокойной закругленной спинке. Но что еще интереснее, это то, что на каждом кресле под сиденьем находятся высеченные в мраморе надписи о том, кому кресло предназначалось. По этим надписям видно, что весь первый ряд кресел был занят, если можно так выразиться, почетным высшим духовенством. Мы были одни, Костя, Оля и я, зашли в театр случайно, во время прогулки, и потому не имели с собой ни археолога, ни чичероне. Но мы сами легко прочитали многие надписи, так они хорошо высечены и отлично сохранились. Надписи эти означают должности, которым места принадлежат, как у нас кресла генерал-губернатора, обер-полицеймейстера и т. д. Все эти сиденья и поныне остаются на своих старых местах, не сдвинуты, не тронуты и весьма немногие из них попорчены и поломаны. Можешь ли себе представить, какое единственное в своем роде это производит впечатление.

Вчера, в среду, мы ходили на Акрополис. В нем, разумеется, ничего нового нет и не будет, потому что везде уже на нем дорылись до голой скалы, и негде более и рыть. Единственная перемена против 1859 года есть та, что средневековая башня, которая торчала на правой стороне Пропилей и портила весь вид Акрополиса, совершенно разобрана, и под ней, в кремле Пропилеев, обнаружен храм, который был посвящен грациям.⁷

Хотя нового на этом Афинском кремле для меня ничего не было, но я его снова осматривал с величайшим удовольствием и интересом. Зрелищем этим никогда вдоволь насытиться нельзя. И что за восхитительный вид оттуда на город и на равнину (она теперь совершенно зелена), и на далекое море с его островами.

¹ Ольга Константиновна (1851—1926) — старшая дочь К. Н. C 1867 г. — жена короля Греции Георга I, что укрепило влияние России на Балканах. Родила 8 детей, в т. ч. Андрея, отца герцога Филиппа Эдинбургского, мужа английской королевы Елизаветы II. В 1914 г. приехала в Россию для работы в госпиталях.

² Фемистокл (ок. 524—459 гг. до н. э.) — бастард и бедняк, благодаря уму, способностям и честолюбию достиг высших должностей в Афинax. В 480 г. до н. э. 200-тысячнoe войско персидского царя Ксерксa вторглось в Европу. Тысячный флот царя шел вдоль берегов Эгейского моря. Ф. возглавил афинский флот. Он заманил персов в пролив между материком и островом Саламин. Неуклюжие персидские корабли натыкались друг на друга в узком проливе, cталкивались, становились добычей легких, увертливых греческих трирем. Это была великая победа, одержаннная благодаря храбрости и рвению всех греков. Полторы тысячи лет после Саламина азиатские племена не смели покушаться на Европу.

Встреченный как герой и спаситель, Ф. два года спустя был объявлен «человеком, опасным для свободы Афин» и изгнан из родного города. Он скитался по городам Пелопоннеса, пытался осесть в Аргосе, но враги и завистники не унимались. Его обвинили в измене; не дожидаясь суда и казни, Ф. отдался в руки персов. Царь Артаксеркс, сын Ксеркса, отнесся к недавнему врагу рыцарски: предоставил Ф. в управление несколько городов. Ф. поселился в городе Магнесия, недалеко от знаменитого Эфеса, где и умер 65 лет. Спустя почти 6 веков (!) Плутарх писал, что Ф. похоронен в Магнесии. Диодор (ок. 90—30 гг. до н. э.), видел некую гробницу на мысе у Пирейской гавани, но лишь предполагал, что это гробница Ф.

³ Павсаний (II в. н. э.) — греческий писатель. Его сочинение «Описание Эллады» в 10 кни­гax по областям Эллады — важнейший источник знаний о религиозной жизни, об искусствe, особенно зодчествe, исторических сведений (процеженных из сказаний и легенд). Пользовался трудами предшественников, в том числе Диодора.

⁴ Пирейский лев — трехметровая скульптура белого мрамора, стояла в гавани Пирея с незапамятных времен. Наиболее вероятная датировка — II—III вв. н. э. В 1687 г. увезена в Венецию адмиралом Морозини, разрушителем Парфенона. Время нанесения и язык надписей не установлены. Руническими их считают только скандинавские ученые.

⁵ Андреас-Вокос Миаулис (1769—1835) матрос, негоциант, построил на свои средства фрегат, участвовал в борьбе за независимость Греции, командовал флотом. Нанес поражения туркам. Выступил против президента Каподистрия, ставленника Николая I. Запертый в Поросской гавани русской эскадрой, взорвал свои корабли — ликвидировал греческий флот.

⁶ Эпоха Перикла, или золотой век Афин — 480—429 гг. до н. э., от победы над персами до смерти Перикла. Более 30 лет, до своей смерти, Перикл прямо или косвенно руководил политикой и общественной жизнью Афин. Огромное строительство развернулось на Акрополе. Возникли Парфенон, Эрехтейон, Пропилеи. К концу V в. Афины потеряли гегемонию, истощилась казна, замерло зодчество, но скульптoры IV в. словно этого не заметили. Поэтому ряд исследователей относит конец эры к 338 г., к захвату Афин и всей Греции Македонией. «Полтора века Перикла» образовали фундамент европейской культуры.

Театр — театр Диониса, построен в последней трети IV в. до н. э., украшен рельефами в I в. н. э., в правление Нерона. По склону поднималось 78 рядов скамей, вытесанных из известняка, первый ряд состоял из 67 мраморных кресел для почетных лиц. Театр вмещал 17 тыс. зрителей, половину граждан Афин.

⁷ К. Н. ошибается. В 1876 г. было открыто святилище Асклепия (420 г. до н. э.), в 1882—1891 гг. найдены обломки храмов и статуй VII—VI вв. до н. э., разрушенных персами, остатки дворца микенской эпохи и храма, предшественника Парфенона. В 1920—1930 гг. на склонах Акрополя обнаружены следы поселений II тысячелетия до н. э. и т. д.

В период 1204—1456 гг. Грецией управляли крестоносцы, испанцы, венецианцы. Пропилеи перестроили во дворец Афинского герцога, была воздвигнута крепостная башня. Кремлем К. Н., видимо, называет целлу Пропилеев. Сведения о храмe граций отсутствуют.

16

Афины. 21 марта/2 апреля 1883 года

Познакомился я с известным Шлиманом, открывшим развалины Трои и могилы в Микенах, подле Аргоса, которые наделали так много шума и возбудили столько споров в ученом мире. Он очень оригинальная личность. Был он сперва купцом и долго проживал, лет 30 тому назад, в Петербурге, занимаясь торговлей индиго. В 1848 году он даже был в Зимнем дворце, в фельдмаршальской зале, на моей свадьбе, в числе приглашаемого почетного купечества. И теперь он еще не забыл по-русски. Нажив весьма порядочное состояние, он вздумал сделаться ученым, археологом, научился древнегреческому языку и отправился на Восток делать археологические раскопки. Он, должно быть, действительно обладает удивительным археологическим чутьем и имел неимоверное счастье. Его раскопки и в Троаде, и в Арголиде увенчались неожиданным успехом, и его имя сделалось известным всему ученому миру и возбудило общее внимание и интерес. Но сам он ученым не сделался и остался только дилетантом, ловким и счастливым разыскателем и раскапывателем. Он не обладает ни малейшей археологической критикой. Открытия он сделал действительно огромные, но толку из них вывести не может — это не его дело. Разобрано и разъяснено это должно быть настоящими знатоками дела, учеными археологами, а он в этом ничего не понимает и только путает. В Троаде он работал в 70-х годах. Я ее посетил в 1845 году. Мы тогда ездили вверх по Симошу и Скамандру верст за 20 от моря и осматривали ту местность, на которой, по рассказам, стояла Троя. Шлиман на этой местности начал свои раскопки, скоро дорылся до матерой скалы и убедился, что тут никогда не было и не могло быть никакого города. Это было около турецкой деревни Бунар-Баши, в которой мы тогда ночевали.¹ Стал он осматривать местность, и странное его чутье навело его на другое место, около деревни Гиссарлык, на какую-то гору, которая показалась ему не естественной, а искусственной, вроде громадного кургана, всего в верстах в восьми от моря. Начал он тут раскопки, разрытия и скоро наткнулся на остатки разрушенных городов. На глубине 16 метров, стало быть, около 8 сажен, он нашел, как говорит, 6 или 7 городов, так сказать, наслоенных один над другим. Один город разрушался, на нем строился другой, над остатками которого созидался третий и т. д. В каждом из этих городов, или из этих слоев, он находил массу остатков глиняных сосудов, de la poterie², которые друг от друга отличались различными признаками и указывали на различные эпохи, на различные национальности, различные степени просвещения. Он этим эпохам, этим городам прибрал отдельные названия, назвал одну — эпохой эллинской, другую — лидийской и т. д. Факт открытий неоспорим, но оценка их, сделанная Шлиманом, находится под большим вопросительным знаком и возбуждает большие споры ученых, в которых я, разумеется, не судья. Oднако верно, что более глубоко лежащий город, есть более старинный, и грубость изделий это, в свою очередь, подтверждает. Второй город, считая снизу вверх, Шлиман считает за Трою, воспетую Илиадой, потому что в ней остались явственные следы разрушения города через страшный пожар. Там все обуглено и обожжено. Но тут он дал полный простор своему воображению, он уверен, что открыл Палладиум³ и дворец Приама и Скейские ворота, и пр. и пр. При дворце Приама он нашел его сокровищницу, полную золотых предметов, сильно поврежденных огнем, отчасти даже оплавленных. Все это он повествовал c удивительной самоуверенностью. Но весь ученый мир и в Германни, и в Англии поднял его на смех и начал над ним и над его открытием глумиться. Не далее, как сегодня я читал в Times сильную статью против него. Это его бесит, он хладнокровно говорить не может про эту полемику, но она, однако, поуменьшила его самоуверенность, и он перестал уверять, что второй снизу город есть действительно гомеровский Иллион, а говорит об этом в виде предположения. Но вопрос об этих раскопках далеко не разрешен учеными, которые все про это рассуждают и ссорятся. Если это не Троя, не Иллион, что же это такое? Древности, там найденные, совершенно новы по своим формам, по своему характеру. До сих пор нигде ничего подобного не находили, и потому ученые в своих объяснениях становятся в тупик перед совершенно новыми для них фактами. К сожалению, золотых предметов мы не видели. Шлиман подарил их Берлину (получил за это почетное гражданство), и они там в каком-то музее.⁴ Но здесь у Шлимана в доме находится масса горшков, ваз, разных сосудов de poterie, между которыми есть вещи оригинальные. Многие вазы и кубки имеют вид не то женский, не то совиный — с глазами, носом, грудями, иногда с руками. Это еще никогда не встречалось, совершенно ново и оригинально. Между тем это так старо, что большая часть предметов даже не обожжена огнем, как обжигаются, однако, всякие горшки. Украшения на них просто выцарапаны и тоже <в виде> самыx первоначальных, грубых, наивных фигур. Но, однако, не редкость встречать в них род архаиче­ского креста, известного в археологии под названием «свастика» и который встречается во всем мире на всяческих древностях, будь то скандинавских или даже кавказских, и всякий археолог их знает. Множество этих свастиков
я видел в Москве на антропологической выставке в 1879 году. Все это странно, оригинально и возбуждает массу вопросов, которые, несмотря на бойкую полемику, далеко не разъяснены. К сожалению, сам Шлиман играет в этом совершенно второстепенную роль и помочь в разъяснении этих вопросов не в состоянии. Он даже ничего толком рассказать, объяснить нам не мог, все теряется в подробностях, общих взглядов никаких не имеет.

¹ Деревня Бунар-Баши стояла на холме, который считался наносным. Среди археологов господствовало мнение, что деревня скрывает Трою.

² Гончарные изделия (фр.).

³ Палладиум — статуя Афины Паллады; ей придавалось сакральное значение хранительницы города. К. Н. называет Палладиумом cвятилище, в котором хранилась статуя. Но ее там уже не было. Легенда рассказывает, что ее похитители Диомед и Одиссей предопределили тем самым падение Трои. После Афин, Спарты и Аргоса П. oказался в руках Энея. Тысячу лет, от основания Рима до перенесения столицы нa восток, П. находился в храме Весты. Император Константин увез П. в Константинополь и поместил его в основание своей колонны. (Что здесь миф, что истина, определить трудно.)

⁴ «Сокровищa Приама» находились в берлинском Античном собрании, которое позднее вошло в Боде-музеум. В мае 1945 г. вывезены в Москву, секретно хранились в Пушкинском музее. Выставлены для обозрения в мае 1996 г. Вопрос о передаче Германии не решен.

17

Афины. 23 марта/4 апреля 1883 года

Вторая серия открытий Шлимана еще страннее. Он задался целью отыскать могилу Агамемнона, который, как ты помнишь, по возвращении из-под Трои в Аргос нашел жену свою Клитемнестру в любовной связи с каким-то молодцом¹, имени которого не помню, и был им убит, за что, в свою очередь, убийца был убит Орестом, которого преследовали фурии.² Задача, как видим, не очень легкая. Для сего Шлиман решился следовать указаниям Павсания. Павсаний путешествовал по Греции и оставил записки, род impressions de voyage, как выразились бы теперь, которые отличаются замечательной подробностью и топографической точностью. Это было доказано раскопками, произведенными берлинскими учеными в Олимпии, где они, следуя буквально указаниям Павсания, сделали известные теперь всему свету замечательные открытия и храмов, и статуй, и разных других древностей.³ Поэтому Шлиман и в своих розысках гробницы Агамемнона решился следовать буквально указаниям этого добросовестного путешественника. Этот рассказывает, что Агамемнон со всем своим благородным семейством был похоронен не в Аргосе, а в верстах в 7 от него, в акрополе Микен. Вот Шлиман и стал раскапывать по этим указаниям и скоро на глубине не более 4 метров действительно наткнулся на могилы, в которых оказалось 6 или 7 тел. Находка была драгоценная и богатейшая. Лица все были прикрыты золотыми масками, тела были покрыты богатыми золотыми украшениями, могилы были переполнены золотой и серебряной утварью, массой оружия, ваз, горшков и разных разностей из глины, дерева, янтаря, хрусталя. Все это выставлено здесь в музее и в высшей степени любопытно. Если б Шлиман этим ограничился и предоставил оценку своей находки ученому миру, то это было бы гораздо лучше для его репутации, для его славы, которую никто не мог бы от него отнять. Но этого ему было мало, он протрубил на весь свет, что открыл могилы Агамемнона и его семейства, одним словом, пересолил и возбудил против себя всю современную науку, которая ничего на веру не принимает и ко всему относится скептически и критически и, считая Иллиаду мифом, не может помириться с мыслью, чтобы личность Агамемнона могла когда-либо существовать, могла быть похоронена и затем найдена. Это мне напоминает случай, бывший со мной в Эльсиноре в 1842 году. Там, в парке Мариенлуст есть каменный столб, называемый гробницей Гамлета. Сторож, который нам его показывал, как видно, был тоже скептик. Показывая этот монумент, он тотчас прибавил, что нет возможности, чтоб это была могила Гамлета: во-первых, потому что Гамлет жил не в Эльсиноре (Кронборге), а на острове Бронхольм, во-вторых, что он там умер и похоронен, а в-третьих, потому что он никогда в действительности не существовал. А это только плод фантазии Шекспира.⁴ Шлиман пересолил до того, что рассказывал всякому, что одно из тел было, под золотой маской, так хорошо сохранено с кожей и глазами, что он по бюстам узнал черты лица Агамемнона. Король сам от него это слышал. Шлиман этим только себе навредил и его страшно подняли на смех и стали над ним глумиться. Даже Гладстон, замечательный знаток грече­ской старины, публично протестовал против мысли, что Шлиманом открыты могилы Агамемнона с семейством. Пошли нескончаемые насмешки и споры, а сам вопрос, что же такое открыто, — остался до сих пор из-за этого неразрешенным. Между тем, находка действительно замечательная и богатая. Одного чистого золота в этих могилах собрано более 50 фунтов. Кто же в этих могилах был погребен? Чьи они? That is the question.⁵ Все богатые предметы, найденные в могилах, хотя богаты, но очень грубой, не тонкой отделки, имеют какой-то варварский оттенок. Они не выдерживают ни малейшего сравнения с нашими керченскими драгоценностями, которые так неимоверно хороши и изящны, что ни один ювелир не в состоянии их воспроизвести. И у нас в Эрмитаже можно видеть золотые маски, которыми были покрыты лица покойников. Они совершенно как бы живые, а здешние ужасно грубы, и в них едва можно разобрать человеческое лицо, хотя есть что-то, исполняющее должность и носа, и рта, и глаз, и даже бороды, но они ужасно грубы, топорны. То же можно сказать и о других золотых украшениях, ожерельях, серьгах, кубках, ковшах и пр. Все это богато, но грубо, топорно. Действительно изящно только оружие, медные мечи с прелестнейшею на них золотой чеканкой, которая сделала бы честь любому дагестанскому или тифлисcкому оружейнику, и отчасти перстни золотые с вырезезанными на них en creux печатями. Замечательно также, что оружия (мечей и копий) найдена такая масса, какую никогда не находили в керченских могилах. Известно, что грубость изделий может быть объяснена дво­яко, или их действительной древностью, архаизмом, или их сравнительностью молодости, т. е. временем упадка классической эпохи. Так, византийские произведения, чем новее, тем грубее и хуже. Скептицизм науки ударился в крайно­сти, и наш Стефани⁶, например, относит эти могилы к III веку по Р. Х. и приписывает их герулам, выходцам из южной России во время переселения народов, так по крайней мере говорил мне Шлиман, который не может этого простить Стефани.

¹ Эгистом (примечание копииста). Современное написание имени — Эгисф.

² К. Н. опирается на раннюю версию мифа — по эпическим поэмам VII в. до н. э. Агамемнона убивает Эгисф. Три трагедии Эсхилa об Агамемнонe закрепили в исторической памяти иной вариант: Агамемнона убивает его жена Клитемнестра, и их сын Орест, мстя за отца, убивает Эгисфа, а затем мать. Именно за кровное убийство — убийство матери — его преследуют эринии, богини мести (фурии — в римской мифологии).

³ Олимпия — город и святилище Зевса и Геры на северо-западе Пелопоннеса, невдалеке от Ионического моря; место проведения олимпиад. Средоточие храмов и бесчисленных скуль­птур с середины II тысячелетия до н. э. Разрушали О. люди и природа. К XIX в. О. была покрыта наносным песком толщиной более 6 метров. Раскопки начали французы в 1828 г. В развалинах храма Зевса классической эпохи они нашли метопы фриза и увезли их в Лувр, после чего греки не допускали археологов к О. 40 лет. Немецкая экспедиция, возглавляемая Курциусом (главным хулителем Шлимана), вела раскопки в 1875—1881 гг. Было найдено 14 тыс. мелких и крупных артефактов, среди них: работы из мастерской Фидия и единственная дошедшая статуя Праксителя — Гермес с младенцем Дионисом. Немцы согласились оставлять найденное в Афинах, позднее в О. построили музейное здание.

⁴ Сюжетными источниками «Гамлета», вероятнее всего, являются «История датчан», написанная ок. 1200 г. Саксоном Грамматиком, и пьeса Томаса Кида «Испанская трагедия» (1585 г.). В «Истории датчан» Амлет, сын феодала, владевшего Ютландией, после событий, сходных, но не совпадающих с трагедией Шекспира, погибает в битве c датским королем — где-то в Ютландии, далеко от о. Бронхольм. Для сюжета трагедии нужен был королевский замок, и Шекспир переносит место действия в Эльсинор — как раз незадолго до появления «Гамлета», в 1575—1585 гг., в Эльсиноре (Хельсингeр, дат.), возводится королевский замoк Кронборг. У Кида Шекспир мог заимствовать появление призрака, притворное сумасшествие героя, мотив любви и пьесу в пьесе.

⁵ Слова Гамлета: «Вот в чем вопрос».

⁶ Лудольф-Эдуард Стефани (1816—1887) — филолог и археолог, приглашен Уваровым в Россию, хранитель отдела древностей Эрмитажа. 20 лет систематизировал и описывал с исчерпывающей полнотой находки из скифских курганов, принимая только абсолютно доказанные детерминиции. Нетерпимость к дилетантизму застила ему шлимановские открытия, а влюбленность в «свои» причерноморские находки повлекла его к нелепости — к те­о­рии скифского происхождения микенских сокровищ.

18

Афины. 25 марта/6 апреля 1883 года

Возвращаюсь опять к Шлиману. Я слышал на днях, что он при всем своем невежестве еще ужасный варвар и в своих раскопках отыскивает исключительно золото и серебро и разные мелкие остатки ваз, утвари, но для сего копает вкривь и вкось и уничтожает тем драгоценнейшие строительные остатки древности, которые для него никакой ценности, никакого смысла не имеют. Это мне рассказывал тот молодой ученый, профессор Dörpfeld¹, который в послед­нее время производил раскопки в Олимпии, кои можно считать и по способу их производства, и по добытым результатам вполне образцовыми. Он был сам в Троаде и видел раскопки Шлимана. Он вполне подтверждает существование шести городов, наслоенных, так сказать, друг над другом, и вполне убежден, что второй снизу город, сожженный, действительно Троя Илиады. Но он прибавляет, что все это приведено теперь бестолковыми раскопками Шлимана в самый жалкий вид, более этим разорено, чем временем. В самой Трое, доискиваясь сокровищницы Приама, он совершенно разрушил стену Акрополя, или, как Гомер ее называет, Пергамо Трои², которая была замечательно хорошо сохранена. Ведь не досадно ли это слышать! Dörpfeld выражается так: «Es ûnterliegt keinem Zweifel dass die zweite Stadt in der Thut Homers Troja ûf».³ Очень рад я был слышать это от такого опытного и ученого профессора, тем более, что, как ты знаешь, я всегда считал Иллиаду и Одиссею за вполне исторические документы. Нет сомнения, что в них много прибавлено вымысла, поэзии, но факт Троянской войны, странствований Одиссея, существования Агамемнона, Ахилла, Одиссея, Аякса и пр. несомненны. Немецкая критика, ради басни во многих рассказах, ради появления богов и богинь, отвергает историчность самих фактов и личности героев, что, по-моему, пересол. Для меня Агамемнон, без всякого сомнения, был живым человеком, воевал под Троей, вернулся в Аргос и был там убит и похоронен. Поэтому я лично не вижу никакой причины отвергать, что Шлиману выпала счастливая участь, следуя подробным топографическим указаниям Павсания, отрыть могилу именно этого Агамемнона. Разумеется, для тех, кто считает всю Иллиаду мифом и не признает возможности существования ее героев, для тех, для которых Агамемнон никогда не существовал, не может существовать и его могила.⁴

Благодаря Dörpfeld’y, я еще раз осматривал здешний Акрополис с еще большим интересoм, чем в первый раз. Он сам по профессии архитектор, и ради его объяснений я в первый раз понял постройку и устройство Эрехтейона. Своими объяснениями он его для нас просто, можно сказать, реставрировал. Теперь в Акрополисе производится несказанно интересные раскопки в хламе и мусоре, который образовался кругом Парфенона во время его постройки. Тут находят, например, забракованные и брошенные потому части колонн. Начинали обделку куска мрамора для колонны, но находили в нем или трещину, или пятно и потому браковали его. Затем, при планировке местности кругом храма, при его окончании все это было не увезено, а засыпано и выравнено. Теперь это разрывают, и тут являются сюрпризы. Тут натыкаются на осколки, на остатки тех первоначальных построек, которые были на Акрополе до Парфенона и были разрушены персами, когда они временно заняли и разрушили Афины, до второй Персидской войны. Все это выходит теперь в первый раз на свет Божий после двух с половиной лет покоя под землей. Ни турки, ни венецианцы этих предметов трогать и портить не могли. Они остались в том виде, в каком были разорены и разрушены войсками Ксеркса. Цельного ничего не находят, и быть не может после такого разорения, но куски и осколки остались в нетронутом виде. Многие остатки барельефов сохранили поэтому краски, которыми были выкрашены, и этим разрешается вопрос, что все произведения древнегреческой архитектуры и скульптуры были крашеные. Краски эти на свежем воздухе скоро пропадают, но я видел несколько осколков барельефов, статуй, открытых за несколько только дней, и на них сохранилась краска не только на одежде, но даже видно, что голые части тела были выкрашены под цвет тела. Трудно теперь себе представить, какой имели вид статуи в неповрежденном состоянии, выкрашенные с ног до головы, с глазами из эмали. Oстатков много, и они драгоценны.

Это, вероятно, мое последнее письмо из Афин, и сегодня я получил и твое последнее письмо. Очень милое время были эти четыре недели, которые я провел в Афинах в тихом семейном кругу, и потому прощание с Олей и внучатами будет весьма тяжелое и грустное. Я, однако, имею надежду увидеться опять с Олей во время коронации.

Ну, теперь прощай и до свиданья.

¹ Вильгельм Дерпфельд (1853—1940) — профессиональный археолог. Его первые полевые работы — Олимпия (1877—1881). Разработал метод послойных раскопок. В 1881 г. работал вместе со Шлиманом в Орхомене (Беотия), стал его другом и сторонником. В 1882 и 1890 гг. — совмест­ные работы в Трое, в 1884 г. — в Тиринфе. Совместно они открыли контур дотоле неизвестной культуры — крито-микенской, позднее названной эгейской. Книги-отчеты, написанные Шлиманом и Д. вместе, отличаются научной строгостью.

² Город Пергам, столица Пергамского царства, получил свое название в честь Троянской цитадели.

³ «Не подлежит никакому сомнению, что второй город есть Троя Гомера» (нем.).

⁴ Раскопки в Микенах — блестящее достижение Шлимана: он открыл догомеровскую греческую цивилизацию — крито-микенскую. К этой эпохе относятся раскопанные им могилы; современная археология датирует их XVII в. до н. э., на 400 лет раньше Троянской войны.

Иоганн Людвиг Генрих Шлиман совершил в археологии Греции, быть может, больше, чем все другие археологи вместе взятые. Сын бедного немецкого священника, энергичный, оборотистый купец, гражданин США, подданный России, почетный гражданин Берлина, доктор Оксфорда, владел европейскими языками, включая русский. Когда понадобилось, он за три-четыре недели выучил новогреческий, древнегреческий и арабский языки. В 42 года он закрывает все дела и отправляется в Париж, в Сорбонну, — слушает курсы истории и археологии. В 1868 г. он совершает первый набег на Трою. «Сокровища Приама» принесли Ш. мировую известность и поток ругани «профессионалов», возмущенных дилетантом. Ш. предался гомеровской поэзии безоглядно, считал ее полной реальностью, писал, например, что «циклопы, несомненно, обитали на южном побережье Сицилии <…> там можно видеть огромный грот <…> это, конечно, грот, где жил Полифем». Наивная вера в абсолютность мифa заслуживала улыбки, но зависть изрыгалa грубые насмешки. Более 20 лет, до самой смерти, Ш. вел раскопки и все эти годы его преследовали ненависть «эрудитов» и возбужденное ими недоверие чиновников от культуры. Гениальная интуиция, несгибаемая воля и бесконечный труд приносили ему успех за успехом — Троя, Микены, Орхомен (Беотия), Тиринф явили миру дотоле неведомую цивилизацию. Но преодолеть людскую злобу он не смог. Инспирированный Курциусом, директор Афинского музея писал: «Весьма возможно, что все эти вещи он нашел не в раскопках, а у ростовщиков. Да и что он нашел? Горшки! Кто нам докажет, что эти горшки не подделка!» Все же нашлось несколько крупных личностей, способных оценить значение шлимановских находок. Кроме Дерпфельда к Ш. присоединился великий медик и естествоиспытатель Рудольф Вирхов, его поддержал профессор Оксфорда Макс Мюллер, одобрительно отoзвался о работах Ш. премьер-министр Гладстон, восторженный поклонник и знаток Гомера. Англичане вообще проявили заметную беспристрастность и понимание. В 1877 г. Ш. было предложено выставить троянские древности в Кенсингтонском музее, ученые общества нарасхват приглашали его прочесть доклады о Трое. Ш. умер в 1890 г., не дожив до полного признания. Но скоро его заслуги были оценены в полной мере, что значительно способствовало изучению древних культур. Толчок, данный великим искателем, ощущается по сей день.