ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Борис
Лихтенфельд
* * *
На прощание всем надо всем
всё прощать и не семь раз, а семью
семь, чтоб легкой душой надо всем
на прощание взмыть, насовсем
покидая печальную землю.
Да простит нас! Жестоки, грубы
по природе, а все же терпела!
Пожелаем ей лучшей судьбы,
чтобы дети и впредь, как грибы,
вылезали и ось не скрипела.
* * *
В темной ли комнате, в книге ли,
полной длиннот и темнот,
в сердца ли внутреннем флигеле —
мир сей так суетен! — от
времени прячась убогого,
от дуновений извне,
как я любил это логово!
Господи! Всё — как во сне…
Лестница грязная, битые
стекла, кошачья моча…
Молодость… Каждый кульбит ее
в памяти… жаль, без ключа
для расшифровки… Школярская
тайнопись, ребусы на
стенах… Большая Пушкарская…
Снова приснилась она.
Гонят ли ветры простудные
к месту терзаний былых,
сами ли души преступные
в тот же колодец — бултых! —
с фабрикой «Светоч» соседствуя,
сколько бумаги извел,
трюки пристрастного следствия
протоколируя в стол!
Как все аукалось!.. В кабеле
после пожара — обрыв…
Было одно только алиби:
логово как логогриф
хищного рыска… Бесхлопотно
бродит стареющий зверь…
Темная книга захлопнута,
как заповедная дверь.
КОНСЕРВАТОР
Александру Степанову
Ну да, я, конечно, из бывших,
из внуков их и сыновей,
исторгнутых, но не избывших
тоски по России своей —
по той, что едва ли не с детства
в обманчивых грезах жила,
чтоб участь лишенных наследства
казалась не столь тяжела.
То вспомнится Черное море
и тающий Крым за кормой
в слезой затуманенном взоре
с прощальной молитвой немой,
то чудятся вышки ГУЛАГа,
какой-то колымский рассказ:
соленая терпкая влага
все так же сочится из глаз…
Грядущему миру навстречу
я сердце вовек не стремил.
Напрасно зовет он — отвечу,
что старый по-прежнему мил.
Не хочется что-то пока мне
сознанье смещать на восток.
Еще европейские камни
его направляют поток.
Еще за окном не стемнело
и западный ветер не стих.
Звучит еще вольно и смело
в нем русский классический стих.
* * *
Две России — как две Кореи,
но давно ушла в небеса —
в сокровенные эмпиреи —
пограничная полоса.
АЛДАН
Несом теченьем незаметным,
в какую коловерть впаду?
Каким видениям предсмертным
отдамся в старческом бреду?
Через коробку черепную
какой убийственный состав
транзитом пропущу вслепую?
Чем, по крупицам воссоздав,
скреплю разрозненные главы,
когда развязка уж близка,
чтоб не рассыпался трухлявый
сюжет, как домик из песка?
Смогу ль в рассеянье недужном
транссибом вытянутый путь
в конце усилием натужным
в спираль упругую свернуть?
Упрусь ли в пласт шестидесятых,
на склоне охладивших пыл?
Что выпало тогда в осадок,
узнаю ли?.. Уже забыл,
на станции какой тогда я
на новый заходил виток,
по расписанию гадая:
на запад или на восток?
Нет, не по рельсам — по орбитам
в сознанье движутся узлы
вопросов о давно забытом,
вдруг просочившемся из мглы.
Верчусь, едва глаза прикрою
под пыткой призраков своих…
Чем ближе к вечному покою,
тем изощренней средства их.
Вся жизнь моя мерцает тускло,
как не моя. Не знаю чья…
Один песок. Сухое русло
золотоносного ручья.
