ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

ВЛАДИМИР ХАНАН

* * *

Я не поеду в Царское Село.

Семен Гринберг

Ему же и посвящается

Я помню воздух Царского Села,

Как там росла, взрослела и взросла

Поэтов русских славная семья:

Давыдов, Пушкин, Кюхельбекер, я…

И пусть туда не ездит Сеня Гринберг,

Зато бывали Блок, Андреев, Грин, Берг.

Там в школе у Гостиного Двора

Задолго до меня училась Аня

Горенко. Светлой юности пора,

Их с Гумилевым первые свиданья,

Парк, свет дневной в июне по ночам —

Понятно, что завидно москвичам.

У них еще пасли коров и коз

В Кремле и на Тверской — в ту пору в Царском

Блистал Чедаев в ментике гусарском,

Давал концерты Гектор Берлиоз

И Калиостро обаяньем барским

Немало пробуждал девичьих грез.

С ДК, скромна, соседствовала школа,

Где был директором поэт Ник. Т—о.

Зимою в парках мрачно, пусто, голо,

Цвет неба, как брезент на шапито,

Из развлечений — разве что коньки,

Портвейн, игра в снежки.

Там дева на скале грустит всегда.

Стекает из кувшина, как из крана,

Вода… Уже немало утекло.

Меж нами лет туманная гряда.

Я здесь, недалеко от Иордана,

Смотрю, грустя, на Царское Село.

* * *

Кавказ подо мною.

А. С. Пушкин

Я видел картину не хуже — однажды, когда

Кавказец, сосед по купе, пригласил меня в гости.

Плыл сказочный август, в то время на юг поезда

Слетались, как пчелы на запах раздавленной грозди.

Так я оказался в просторной радушной семье.

Муж был краснодарским грузином, жена — украинка,

Невестка — абхазка. На длинной семейной скамье

Я выглядел явно чужим, как в мацони чаинка.

Ел острый шашлык, виноградным вином запивал.

Хозяин о глупых мингрелах рассказывал байки

Одну за другой. Над террасою хохот стоял

Такой, что хохлатки сбивались в пугливые стайки.

Потом на охоте, куда меня взяли с собой

(сначала не очень хотели, но все-таки взяли),

Мне дали двустволку, и я, как заправский ковбой,

Навскидку палил, но мишени мои улетали.

Кавказ подо мною пылал в предзакатном огне,

В безоблачном небе парили могучие птицы.

Я был там впервые — и все это нравилось мне,

Туристу из Северной, плоской, как поле, столицы.

Дела и заботы на завтрашний день отложив,

Я тратил мгновенья, как то и пристало поэтам,

На каждом шагу упираясь то в греческий миф,

То в русскую классику, не удивляясь при этом.

Смеркалось. На хóлмы ложилась, как водится, мгла.

В Колхиде вовсю шуровали ребята Язона.

Курортный Кавказ предвкушал окончанье сезона.

Я ехал на север — и осень навстречу плыла.

* * *

День. Улица. Хамсин. Жара

Под сорок. Градус — как в «Столичной»,

Но все нормально, все привычно,

И странно вспомнить, что вчера

Мороз царапался, как зверь,

Подруги надевали шубы

И нежно подставляли губы,

Прикрывши осторожно дверь.

И кто тогда представить мог

В те бесшабашные минуты

Нам предстоящие маршруты

С прыжком с пролога в эпилог.

Разруху «на брегах Невы»,

Разборки, стрелки, заморочки,

Когда пришлось припомнить строчки

«О, если б знали, дети, вы...»

Чтоб нас совсем не запугать,

Они не называли срока —

Слова поэта и пророка,

Что воедино смог связать

Ночь, улицу, фонарь, аптеку...

Привет «серебряному веку»,

Что я могу еще сказать?

* * *

Ну что сюжет? — Простой и старый,

Как дважды два и суп с котом.

Мы в третий класс вступили парой,

Что и припомнилось потом.

Лет через двадцать, не иначе,

С запасом маленьких невзгод,

У одноклассника на даче

Мы повстречались в Новый год.

Геологиня и историк,

Под новогоднюю метель

Мы вспомнили тот школьный дворик,

Улегшись запросто в постель.

Наивных прежних лет свободней,

Без объяснений и затей.

Плод нашей встречи новогодней

Уже и сам плодит детей.

Теперь я знаю: дочка, школа,

И парта общая не зря,

И боль от ревности укола

Тогда, Седьмого ноября

В предвыпускном... Увы — химера,

Что оправдания спасут

Нас от небесного курьера

С повесткой на последний суд.

Тебя — с Москвы, меня — с Синая.

Об эту жизнь разбивши лоб,

Еще мы встретимся, родная,

Сдав крылья в школьный гардероб.