ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Алексей Машевский

* * *

Жизнь о себе ничего не знает,

Просто, отчаянная, течет.

Нечет и чет мне напоминает

Все, что случается: нечет-чет.

Вот и сейчас из соседских окон

Вопли убогой попсы смурной.

Я в этих строчек окуклюсь кокон:

Все, что там бесится, — не со мной!

Так и в Египте теперь, где страсти

В страсти-мордасти вошли стык в стык,

Жмурится, не открывая пасти,

Сфинкс, всех видавший земных владык.

Ждать бесполезно, пока осядет

Муть бытовых и «великих» дел.

Девочка свинку морскую гладит —

Целую вечность бы так сидел!

* * *

Она, без помощи оттуда,

Не выживет: любовь слепа.

Но нужно ли прозренья чудо? —

Вокруг кишащая толпа,

Пыль города, пустые лица,

Хоть и довольные вполне,

И невозможность поделиться

Тем, что ты видел там — во сне,

Во сне души, смежившей веки,

Себя не помнящей мечты,

Совсем увязшей в ипотеке,

В которой первым взносом — ты,

Ты сам! А дальше-то откуда

Брать средства для погодных плат?

И ожидает нас не чудо,

А психотропный препарат.

* * *

Ах, когда на душе, на душе покой,

Словно птица парит над ней,

Словно Он прикоснулся своей рукой,

Все точнее видишь, верней,

Ибо морок дел, празднословья чад

От нее отслоился весь.

Только музыки звуки в тебе звучат,

А не гнев, раздраженье, спесь.

Опыт счастья все-таки нужен нам.

Мир, объятья свои раскрыв,

Как бы напоминает по временам:

Ты же жив еще, еще жив!

И любовь, что где-то ждала в тени,

Свой зеленый не сводит взгляд,

И горящие в небе ночном огни

Этот миг невозможный длят.

* * *

Гречишные поля, а дальше, в Барнауле —

Ни облачка, но дождь с лазоревых небес...

Здесь все мои дела, все мысли потонули

В скольжении минут, свой потерявших вес.

Когда ты далеко, так далеко от дома,

За тысячи км, пролистанных, спеша,

Жизнь, кажется, опять едва тебе знакома,

Как женщина в окне второго этажа.

И золушка-душа в дороге отдохнула,

И новых тайных слов ты ждешь, и новых лиц,

Пусть не иных миров, а только Барнаула,

Нежданно и легко раздвинутых границ.

БИЙСК

                                     Ивану Образцову

Не голуби, а коршуны парят

Над городом, и, устремляя взгляд

В безоблачное, блекло-голубое,

Пустое небо, небо-тишину,

Ты словно сам в себе идешь ко дну,

Как бы сдаешься сам себе без боя.

От рюмки водки чуть заиндевев,

Идешь по пыльным улицам. Дерев

Проглянут кроны в неопрятном сквере.

Нетороплив провинциальный быт:

Здесь все еще предаться норовит

Наш человек любви-надежде-вере.

Окраина размашистой страны...

Кому, скажи на милость, мы нужны

С мечтой своей, замызганной судьбою,

Да пьяной болтовнею на троих?

Едва сюда добравшийся затих

Двадцатый век. И где же мы с тобою?..

* * *

Утренней листвы невнятный шорох,

Осени дыханье из окна.

Я с самим собою в разговорах

С четырех часов лежу без сна.

Лето слишком быстро отыграло,

Как и жизнь, но что теперь жалеть!

Скучно, нерешительно и вяло

По кустам дождя гуляет плеть.

И стоят, нахохлившись, как птицы,

Ветки подобрав свои, они.

Мне теперь как будто только снится

Все, что происходит в эти дни.

В эти дни, смежающего веки

Августа, скользящего за край.

А у нас работают узбеки,

Строят так же нехотя сарай.

* * *

Все-таки через тринадцать лет

Свидеться удалось...

С тем, чего, кажется, больше нет,

Ах, как давно мы врозь!

Просто тогда (отмотай назад

Узкую ленту дней)

Я не успел изумленный взгляд

В мир погрузить теней,

Мир, что, на фресках сияя, спит

В дивной капелле там:

Ева, рыдающая навзрыд,

Скорчившийся Адам,

И исцеляющий горемык

Тенью своей святой,

И устрашающий чуда миг

С рыбой и платой той.

Как я тогда бы на них смотрел?

Как я смотрю теперь?

Ангел, снопы рассыпая стрел,

В прошлое запер дверь.

Что это было со мной тогда? —

Поздней надежды страсть? —

Нет! Безответной любви беда? —

Нет!.. И нельзя совпасть...

* * *

Я еще машинки печатной помню

Стук, перемещение черной ленты.

Так с годами память в каменоломню

Превращается, отколов моменты

Прежних целых лет, что скалой торчали,

Свежевырубленные тасует блоки,

Часто путая радости и печали,

И порывы бурные, и пороки.

Я дитя докомпьютерной книжной эры,

Пожелтевшей бумаги прогорклый запах

У меня в ноздрях, но зато «фанеры»

Нет в ушах, и ум у Петра в арапах

Не бывал. Нам выпал на переломе

Жребий оказаться эпохи шаткой.

И хотя не ангелы мы в Плероме,

Но с душою, кажется, все в порядке.

Время снова контуры обретает,

На глазах твердея в унылых формах.

Виртуальный разум вовсю витает

В Интернете на CMS-платформах.

Я на гаджетами заросший густо

Быт с досадой детской порой взираю.

До сих пор — в огороде у нас капуста,

Кабачки и флоксы на клумбе с краю.

* * *

Спящая красавица проснется,

Потому что ей настанет срок.

Принц почти случайно подвернется,

Заплутав в сплетении дорог.

А его обступит замок спящий,

Тишина, проникший в ставни луч,

Нежно паутину золотящий,

Запах пыли, горек и летуч.

И когда, подняв тяжелый полог,

Весь в прошивках серебристых струй,

Он увидит ту, чей сон так долог,

Лик так ясен... Лучше не целуй!

Не тобой, припавшим к изголовью,

Будет к жизни призвана она,

Это ты войдешь, пронзен любовью,

Навсегда в глухую грезу сна.

* * *

Может быть, просто должен тянуться звук?

Ни для чего... Затем, что еще есть голос...

Даже честнее, когда пустота вокруг.

Веретеном красавица укололась.

Что ж, убедись на практике: жизнь есть сон,

Не расколдует нас Голубая фея,

Ибо стихи — тот же шелест осенних крон

Над окровавленной головой Орфея,

Ибо душа впадает в анабиоз —

Не поцелует принц ее, и не надо,

Ибо надолго в ледовую корку врос

Голос живой, своего не меняя лада.