СЕРГЕЮ СТРАТАНОВСКОМУ — 60
СЕРГЕЙ СТРАТАНОВСКИЙ
ТЕКСТЫ 2004
* * *
Не нашел ту пивную,
в которой с друзьями, вчера
еще…
Ямища вместо нее,
хоть забор примыкающий тот
же
И не знает прохожий,
что с этой пивной
приключилось
Точно вдруг провалилась
Не нашел и контору,
в которой вчера еще, справку…
За ночь, что ль, провалилась!
Сел на лавку в холодном поту
Матрица, видно, всевластная
так поработала
тут
Страху разума радуясь
* * *
Люблю грозу в начале мая…
Ф.
И. Тютчев
Палкой черемуховой по башке
Вешний гром ударит,
хмурость
привычную выбьет
Влагу громкую выльет,
убеждая, что нет
никакого ужаса
В ускорении времени,
в нашем старенье
стремительном
* * *
Памятник ставим
крепостному тому,
что ушел от
взбесившейся барыни
Взбунтовался безмолвно,
но прежде Муму любимую
Утопил, как велели
Кто же он, в самом деле?
Жалкий раб или все-таки скиф непокорный
Этот дворник, которому памятник ставим?
Крик души «нового русского»
«Воскреси, воскреси, лепила!
Озолочу — сделай это!
Воскреси жену милую,
ту, к чьим
ногам я бросал
Эти грязные деньги,
ради которой я
стал
Боссом сильным…
Так воскреси, воскреси!
Ты ж умеешь… я знаю…»
* * *
Но воскресшему Лазарю
тяжко ходить
средь людей
Не было, мол, ничего,
смерти не было
Тела, кожи коснитесь,
крови коснитесь
моей
Счастье вроде бы, чудо,
но ведь
придется когда-нибудь
Умереть окончательно
Леда и лебедь
Леда, взятая
силой,
Зевсом-лебедем,
мерзко красивым самцом
Богом грубым поруганная
Леда печальная,
в ней, в ее чреве начало
Всех насилий дальнейших,
злой красоты
порождающей
Кровь, пожарище, пепел
Что, однако, нелепей
той длинной войны
из-за бабы царственной
Из-за дочери Леды,
чья лунная прелесть — лишь
месть
За насилье над матерью
Оживление бубна
(сибирский шаманский обряд)
Русской водки плесни
на свой
бубен, шаман сибирский
Оживет кожа бубна,
обод его оживет
Запоет его обод,
вспоминая, как деревом жертвенным
Рос в тайге, ожидая,
когда по
веленью богов
Его люди срубят
Русской водки плесни,
напои кожу
бубна, шаман
Запоет захмелевшая,
вспоминая, как гневной оленихой
В дуло смерти глядела,
не зная,
что будет жива
В звуках бубна безудержных,
в песне
своей послесмертной
Нисхождение шамана
Это я, шаман сильный,
В воды мрака вошел, в море смерти нырнул и сошел
В нижний мир, мир ущербный,
за
душою жены любимой
За душою похищенной
злой
богиней, владычицей мира без солнца
И сказала богиня: «Дай свою душу в обмен, шаман,
На ее, сокрушенную,
русской водкой — отравой всесильной
Станет здоровой она, станет смеяться как прежде
И на шкуре лосиной
тебе отдавать свое тело голое
Но шаманом великим
ты
больше не будешь как прежде
И по Дереву Жизни
не
будешь под землю спускаться
И на небо не влезешь,
а будешь болеть и спиваться
Презираем богами и всеми людьми презираем»
Я сказал, что согласен
* * *
Дряхлый мордвин, дед без отчества,
говорящий о Боге, о том,
Как, томясь в одиночестве,
Бог сотворил из слюны своей
Сатану, князя тьмы,
своего соработника в Творчестве
А Христос уж потом
на
земле появился с крестом
Нищий, скорбный,
но это уже не исконная
Не эрзянская вера
Татарская былина
Встань, не спи, богатырь, Илья киевский!
По закону степи — убить спящего
Преступленье немалое.
Так
пробудись, богатырь!
Верный меч наточи,
и на
голову шлем свой надень
Я — татарин степной
и я
буду сражаться с тобой
До заката биться…
Но если
из нас ни один
Верх не одержит,
будем как братья тогда
Сильный с сильным… как братья
Роберт Оппенгеймер на испытании атомной бомбы1
В Аламогордо, на поле дхармы
Ночь черна в час предутренний
«Что за гнусная музыка! Вырубите ее!
Танцы какие-то… Тру-ля-ля…
Мерзость… дрянь… прекратите»
«Выруби, Джонни». — «Слушаюсь, сэр». — Тишина
Ночь черна в час предутренний
В Аламогордо, на поле дхармы
Что за слабость ничтожная в битве
овладела тобой, сын Притхи?
Она в рай не ведет — к позору! —
тебе, арию, не подобает.
«В Геттингене, я помню, студентик тщедушный
какой-то
Об арийской науке,
с безуминкой адской в глазах…
Вот такие и были
недавно у власти в Берлине»
«Сэр, уже утро… Пора начинать. Мы готовы»
«Он прекрасный ученый, но он был способен, я думаю
Сделать бомбу для Гитлера.
Недаром же он уважительно
Говорил о нем с Нильсом»
«Сэр, мы готовы…»
Арджуна сказал:
Если Ты учишь, что созерцанье
все деяния превосходит,
то зачем же меня побуждаешь
к столь ужасному делу, Кешава?
«Сэр, начинаем…»
Если тысячи солнц свет ужасный
в небесах запылает разом —
это будет всего лишь подобье
светозарного лика Махатмы.
«Гровс, это ужас!» — «Это — победа, профессор»
Пасти оскалив, глазами пылая,
Ты головой упираешься в небо;
вижу Тебя, и дрожит во мне сердце,
стойкость, спокойствие прочь отлетают.
Словно костры ненасытного времени,
пасти Твои, Твои челюсти страшные;
жутко мне, стороны света смешались;
сжалься, о мира Владыка! Помилуй!
«Сэр, я жму вашу руку. Мы победили сегодня
Страх врага образумит,
ужас
спасет мир воюющий
Тысячи наших парней
к
своим семьям, избегнув побоища
Скоро вернутся…
Это
мы их сегодня спасли
Разбудив силы атома»
Смерть я, Арджуна
