НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Василий Русаков

Поэзию Василия Евгеньевича Русакова (19 января 1958 — 4 августа 2010), лауреата премии имени Анны Ахматовой (2007), конвенционально принято относить к явлениям «петербургской школы», укорененной в акмеистической (или пост­акмеистической) традиции. В сущности, это вполне справедливо: в пяти изданных им книгах — «Не рифмы» (СПб., 1995), «Разное» (СПб., 1998), «Городские элегии» (СПб., 2002), «Уверение Фомы, или Строгий рай» (СПб., 2004), «Утешение (о людях и ангелах)» (СПб., 2007) — настойчиво манифестируется художественная идеология, предполагающая обращение к самому широкому кругу общекультурных и нравственных тем, пресловутую «тоску по мировой культуре», отточенное версификационное мастерство, честные и мужественные взаимоотношения с провиденциальным собеседником. При этом поэзия Русакова принципиально серьезна: он не унаследовал от литературы второй половины XX столетия ни ее тяготения к гипертрофированным формам, ни увлечения мистификациями, ни склонности шантажировать Бога отказом от его милостей и любви. Герой лирики Русакова (автобиографичной и «личностной») живет в многомерном пространстве мировой культуры, воспринимаемой им не в качестве интеллектуального, рассудочного расширения инструментария и угла художественного зрения, а как единственно возможный способ существования, вызывающий к жизни страшные, неотвязные, неудобные вопросы — конечные вопросы бытия. Слух Русакова однажды их различил. Его стихи — попытка дать ответы на эти вопросы, попытка стать с ними лицом к лицу, открыто посмотреть им в глаза, какой бы пугающей истиной не отталкивало их выражение. Заметим, что при всем том Русакову удается избежать неприятной исповедальности: его лирика — это не угрюмо-однообразное самоуглубление, но внимательный взгляд на мир, фиксация разных его состояний и обстоятельств, актуализирующих экзистенциально-эмпирические интуиции читателя.

Русаков активно использует культурно-литературные аллюзии и скрытые цитаты. То и другое является закономерным выражением его поэтического мирочувствования: рефлективной ревизией ценностей, чужого опыта и чужих художественных форм, воспринимаемых поэтом с позиций поэта-наследника, поэта-хранителя.

В своем понимании того тонкого равновесия, которое должно быть достигнуто в стихотворении между содержанием и формой для извлечения эстетического эффекта, Русаков классичен, почти академичен, но это не сухая точность академиче­ского рисунка, а живая и подвижная картина самого бытия, разнообразная, яркая, завораживающая своей витальной свежестью и трагической красотой.

Стихи, предлагаемые читателю, извлечены из неопубликованной книги поэта («Берег (стихотворения 2007—2010 гг.)»), работу над которой он заканчивал в послед­ние дни жизни.

Василий Ковалев

* * *

Пустыри заснеженные, тихие,

Холодок, скользящий по ногам,

Вот — Парнас, вот — ямбы и пиррихии,

Аполлон и музы по бокам…

Проезжаем местность эту хмурую

Возле новой станции метро,

За спиной слепой архитектурою,

Где градирни черное ведро,

Нам глядит вослед пустая улица —

Третий Верхний, кажется, проезд,

И труба с трубою соревнуется…

Ничего похожего окрест

На Элизий. Каждое мгновение —

Серый снег, бетонная стена…

Вот он, твой источник вдохновения,

Вот твоя счастливая страна! —

Званка твоя, Болдино, Мураново…

Бензовоза медленный разбег —

Привыкай, вживайся, чувствуй заново

Рыхлый день, непреходящий снег…

* * *

Дорожные мысли пусты и ленивы,

Здесь каждый — неважный софист,

Шипит минералка, помытые сливы

Легли на подстеленный лист.

Попутчики, словно друзья по несчастью,

Готовы делиться, но чем?

И мысль, проходя по плечу, по запястью,

Становится жестом — я нем.

Но чтоб не молчать, по чукотской привычке —

Что вижу, о том и пою,

Вагонная жизнь расставляет кавычки

На каждую фразу мою.

Так проще — отделался легкой цитатой,

И пусть разбираются там…

А то, что внутри, в захоронке заклятой,

Того никому не отдам…

ОДИССЕЙ

Между Сциллой и Харибдой,

Между горем и бедой,

Между правдою и кривдой,

Между сушей и водой,

Между «дольше» и «короче»,

Между «завтра» и «вчера»,
Между строк и, между прочим,

Между взмахами пера,

Между выкриком и охом,

Между дел и между слов,

Между выдохом и вдохом

Жил-пожил и был таков…

* * *

Твои слова унесены,
Их время вымолвить не смеет…
И виноват, и нет вины,
Но память медленно болеет,
Стирая очертанья гор,
Скользя по облачным перинам…
Моих стихов незвучный хор —
Вот, что осталось от любви нам.

И эта мраморная ночь
Уже прощается не с нами,
Чтоб небо белое толочь
И красить серыми тонами,
Чтоб оспины тяжелых дней
Еще болели и могли мы
Коснуться дорогих теней,
А не крестов и комьев глины.

* * *

Полюби не стихи, не дела мои,
Не вот эту мгновенную плоть,
А меня самого, мои самые,
Как, должно быть, их любит Господь,
Потаенные чувства, сомнения,
Мою трудную честную ложь,
То, что знаю, о чем, тем не менее,
Рассказать невозможно — соврешь…

* * *

Обомлел от жары золотой инжир,
И струится мягкий, как масло, мед.
Никуда не денешься от жары,
И жара, как женщина, силы пьет,
И снимаем комнату на три дня,
И хозяйки голос певуч, высок…
Подступает море, берет меня,
И выносит пьяного на песок.

Этих дней свободу — сплошной запой —
Не купить за деньги, не даром взять,
Если жизнь оплачена, то собой…
А над нами небу гореть, сиять…
И стишок стечет с твоего пера,
Продолжая мысль… отвлекись чуть-чуть,
И хозяйка скажет тебе: «Пора», —
И себя, счастливого, не вернуть.

* * *

Тает март, как свеча. Между прочим,
Замечаю напор и азарт —
До чего же хорошим, рабочим
Нынче выдался март.

До чего же он скор на расправу! —
До безумья, до спора стихий,
И лучей золотую облаву
Допускает в стихи,

Чтобы хоть ненадолго остались
Этой тверди лазурь и капель,
Этой фразы спектральный анализ,
Ледяная купель…

Чтобы знать и напрасно не охать,
Что природа — не главное тут…
А в стихах даже прихоть и похоть —
Дисциплина и труд.

* * *

За рекой — река,
За горой — гора.
Говори пока,
Но — пора, пора.
Холодок в груди:
Скоро снова в путь…
Ты не уходи,
Ты побудь, побудь…

Я к тебе привык
Сам не знаю как.
Погаси ночник,
Этот мрак — не мрак,
Этот миг — не прах,
После всех мытарств…
На твоих губах
Запах злых лекарств.

* * *

Для чего этот вечер наотмашь?
Для чего этот ливень так хлещет?
Для чего этой зелени роскошь?
Я люблю бесполезные вещи,
Например: этих строк нервотрепку
Или заумь известных поэтик…
Но летит в ненасытную топку
Бесполезный счастливый билетик.

Ни за чем я живу и свободно
Трачу жизнь на капризы и страхи,
Если Господу будет угодно,
Проживусь до последней рубахи,
Лишь бы видеть, как трудно и грозно
Ливень бьется о стекла согласно,
Утверждая, что счастье несносно
И минувшее горе прекрасно!

* * *

Он умер, и душе наперерез
Вспорхнула птица, дождь зашевелился,
И потемнела падуга небес,
И незаметно мир переменился,
Но — незаметно… так неотделим
Наш прежний опыт от души и тела,
Что ночью спал твой Иерусалим,
Как праведник. Ах, если бы умела
Душа понять, что совершилось и
Какие смыслы встроены в природу…
Мычат волы, погашены огни,
Бессонный взгляд скользит по небосводу.

Публикация Полины Русаковой