НАШИ ПУБЛИКАЦИИ
Василий
Русаков
Поэзию
Василия Евгеньевича Русакова (19 января 1958 — 4
августа 2010), лауреата премии имени Анны Ахматовой (2007), конвенционально
принято относить к явлениям «петербургской школы», укорененной в акмеистической
(или постакмеистической) традиции. В сущности, это вполне справедливо: в пяти изданных им книгах — «Не
рифмы» (СПб., 1995), «Разное» (СПб., 1998), «Городские элегии» (СПб., 2002),
«Уверение Фомы, или Строгий рай» (СПб., 2004), «Утешение (о людях и ангелах)»
(СПб., 2007) — настойчиво манифестируется художественная идеология,
предполагающая обращение к самому широкому кругу общекультурных и нравственных
тем, пресловутую «тоску по мировой культуре», отточенное версификационное
мастерство, честные и мужественные взаимоотношения с провиденциальным
собеседником. При этом поэзия Русакова принципиально
серьезна: он не унаследовал от литературы второй половины XX столетия ни ее
тяготения к гипертрофированным формам, ни увлечения мистификациями, ни
склонности шантажировать Бога отказом от его милостей и любви. Герой лирики Русакова (автобиографичной и
«личностной») живет в многомерном пространстве мировой культуры, воспринимаемой
им не в качестве интеллектуального, рассудочного расширения инструментария и
угла художественного зрения, а как единственно возможный способ существования,
вызывающий к жизни страшные, неотвязные, неудобные вопросы — конечные вопросы
бытия. Слух Русакова однажды их различил. Его
стихи — попытка дать ответы на эти вопросы, попытка стать с ними лицом к лицу,
открыто посмотреть им в глаза, какой бы пугающей истиной не отталкивало их
выражение. Заметим, что при всем том Русакову удается
избежать неприятной исповедальности: его лирика — это
не угрюмо-однообразное самоуглубление, но внимательный взгляд на мир, фиксация
разных его состояний и обстоятельств, актуализирующих
экзистенциально-эмпирические интуиции читателя.
Русаков
активно использует культурно-литературные аллюзии и скрытые цитаты. То и другое
является закономерным выражением его поэтического мирочувствования:
рефлективной ревизией ценностей, чужого опыта и чужих художественных форм,
воспринимаемых поэтом с позиций поэта-наследника, поэта-хранителя.
В
своем понимании того тонкого равновесия, которое должно быть достигнуто в
стихотворении между содержанием и формой для извлечения эстетического эффекта,
Русаков классичен, почти академичен,
но это не сухая точность академического рисунка, а живая и подвижная картина
самого бытия, разнообразная, яркая, завораживающая своей витальной свежестью и
трагической красотой.
Стихи,
предлагаемые читателю, извлечены из неопубликованной книги поэта («Берег
(стихотворения 2007—2010 гг.)»), работу над которой он
заканчивал в последние дни жизни.
Василий Ковалев
* * *
Пустыри заснеженные, тихие,
Холодок, скользящий по ногам,
Вот — Парнас, вот — ямбы и пиррихии,
Аполлон и музы по бокам…
Проезжаем местность эту хмурую
Возле новой станции метро,
За спиной слепой архитектурою,
Где градирни черное ведро,
Нам глядит вослед пустая улица —
Третий Верхний, кажется, проезд,
И труба с трубою соревнуется…
Ничего похожего окрест
На Элизий. Каждое мгновение —
Серый снег, бетонная стена…
Вот он, твой источник вдохновения,
Вот твоя счастливая страна! —
Званка твоя, Болдино, Мураново…
Бензовоза медленный разбег —
Привыкай, вживайся, чувствуй заново
Рыхлый день, непреходящий снег…
* * *
Дорожные мысли пусты и ленивы,
Здесь каждый — неважный софист,
Шипит минералка, помытые сливы
Легли на подстеленный лист.
Попутчики, словно друзья по несчастью,
Готовы делиться, но чем?
И мысль, проходя по плечу, по запястью,
Становится жестом — я нем.
Но чтоб не молчать, по чукотской привычке —
Что вижу, о том и пою,
Вагонная жизнь расставляет кавычки
На каждую фразу мою.
Так проще — отделался легкой цитатой,
И пусть разбираются там…
А то, что внутри, в захоронке заклятой,
Того никому не отдам…
ОДИССЕЙ
Между Сциллой и Харибдой,
Между горем и бедой,
Между правдою и кривдой,
Между сушей и водой,
Между «дольше» и «короче»,
Между «завтра» и «вчера»,
Между строк и, между прочим,
Между взмахами пера,
Между выкриком и охом,
Между дел и между слов,
Между выдохом и вдохом
Жил-пожил и был таков…
* * *
Твои слова унесены,
Их время вымолвить не смеет…
И виноват, и нет вины,
Но память медленно болеет,
Стирая очертанья гор,
Скользя по облачным перинам…
Моих стихов незвучный хор —
Вот, что осталось от любви нам.
И эта мраморная ночь
Уже прощается не с нами,
Чтоб небо белое толочь
И красить серыми тонами,
Чтоб оспины тяжелых дней
Еще болели и могли мы
Коснуться дорогих теней,
А не крестов и комьев глины.
* * *
Полюби не стихи, не дела мои,
Не вот эту мгновенную плоть,
А меня самого, мои самые,
Как, должно быть, их любит Господь,
Потаенные чувства, сомнения,
Мою трудную честную ложь,
То, что знаю, о чем, тем не менее,
Рассказать невозможно — соврешь…
* * *
Обомлел от жары золотой инжир,
И струится мягкий, как масло, мед.
Никуда не денешься от жары,
И жара, как женщина, силы пьет,
И снимаем комнату на три дня,
И хозяйки голос певуч, высок…
Подступает море, берет меня,
И выносит пьяного на песок.
Этих дней свободу — сплошной запой —
Не купить за деньги, не даром взять,
Если жизнь оплачена, то собой…
А над нами небу гореть, сиять…
И стишок стечет с твоего пера,
Продолжая мысль… отвлекись чуть-чуть,
И хозяйка скажет тебе: «Пора», —
И себя, счастливого, не вернуть.
* * *
Тает март, как свеча. Между прочим,
Замечаю напор и азарт —
До чего же хорошим, рабочим
Нынче выдался март.
До чего же он скор на расправу! —
До безумья, до спора стихий,
И лучей золотую облаву
Допускает в стихи,
Чтобы хоть ненадолго остались
Этой тверди лазурь и капель,
Этой фразы спектральный анализ,
Ледяная купель…
Чтобы знать и напрасно не охать,
Что природа — не главное тут…
А в стихах даже прихоть и похоть —
Дисциплина и труд.
* * *
За рекой — река,
За горой — гора.
Говори пока,
Но — пора, пора.
Холодок в груди:
Скоро снова в путь…
Ты не уходи,
Ты побудь, побудь…
Я к тебе привык
Сам не знаю как.
Погаси ночник,
Этот мрак — не мрак,
Этот миг — не прах,
После всех мытарств…
На твоих губах
Запах злых лекарств.
* * *
Для чего этот вечер наотмашь?
Для чего этот ливень так хлещет?
Для чего этой зелени роскошь?
Я люблю бесполезные вещи,
Например: этих строк нервотрепку
Или заумь известных поэтик…
Но летит в ненасытную топку
Бесполезный счастливый билетик.
Ни за чем я живу и свободно
Трачу жизнь на капризы и страхи,
Если Господу будет угодно,
Проживусь до последней рубахи,
Лишь бы видеть, как трудно и грозно
Ливень бьется о стекла согласно,
Утверждая, что счастье несносно
И минувшее горе прекрасно!
* * *
Он умер, и душе наперерез
Вспорхнула птица, дождь зашевелился,
И потемнела падуга небес,
И незаметно мир переменился,
Но — незаметно… так неотделим
Наш прежний опыт от души и тела,
Что ночью спал твой Иерусалим,
Как праведник. Ах, если бы умела
Душа понять, что совершилось и
Какие смыслы встроены в природу…
Мычат волы, погашены огни,
Бессонный взгляд скользит по небосводу.
Публикация
Полины Русаковой
