К 75-летию со дня гибели П.Н. МЕДВЕДЕВА

Павел Медведев О ФедорЕ СологубЕ

В писателе важен мыслитель.

Федор Сологуб

 

Сологуб-человек больше Сологуба-писателя.

Павел Медведев

 

В этом году исполняется семьдесят пять лет со дня расстрела теоретика и историка отечественной литературы и культуры Павла Николаевича Медведева за участие в мифической антисоветской организации, якобы готовившей в 1930-е годы покушение на руководителей партии и правительства. Место его смерти не установлено. Предположительно, его останки, как и останки других участников «эсеровской группы», лежат в овраге на территории нынешнего Левашовского кладбища. В состав организации ленинградских эсеров Павла Николаевича, по заданию НКВД, включил его бывший сокурсник по университету.¹ 

Сто лет назад Медведев писал: «Что есть Толстой как художник, как мыслитель, как религиозный проповедник, как натура? — вот огромный вопрос наших дней, властно требующий ответа. И ответ должен быть, потому что „вопросы не ждут, надо сейчас ответить; если не ответишь, нельзя жить“».² И в другом месте: «Перечел сейчас свою статью <…>. Не лучше ли было бы просто выписать и указать вот на эту основную мысль „Дневника“: „Как хорошо бы было, если бы мы могли с этим же вниманием жить, делать дело жизни — главное: общение между людьми — с тем же вниманием, с которым мы играем в шахматы, читаем ноты и т. п.“. И не весь ли Толстой в этой одной мысли?»³ Не менее толстовской Медведева волновала судьба «мысли» Достоевского: «Приближается столетие со дня рождения Ф. М. Достоев­ского, а мы все еще остаемся без полного собрания его сочинений. <…> Конечно, нам, не имеющим до сих пор серьезной биографии Пушкина, особенно удивляться этому не приходится. Но такой недочет слишком сильно сказывается как на точном выяснении некоторых моментов личной жизни Достоев­ского, так и на правильной оценке его творчества в целом».⁴ Размышления о Толстом и Достоевском не оставляли Медведева, а онтологию «общения» он воспринял как эстетический и этический императив.

Нам, «детям Толстого и Достоевского»⁵, нужно сохранить преемственность в развитии отечественной культуры — этой сверхзадаче Медведев старался следовать всю свою жизнь, хотя в новые времена это стало в высшей степени сложно и не обходилось без компромисса, всякий раз им осознаваемого. Это нашло отражение не только в текстах, но и в документах, даже в надписях на своих книгах, подаренных друзьям или жене.⁶

В альбоме писателя и искусствоведа Эриха Голлербаха⁷,  царскосельского коллеги Медведева, он грустно иронизировал:

«Летопись жизни мелкобуржуазного интеллигента:

1917—18 — !!!

1920 — !.

1923 — !?

1925 — ??

1926 — ??..

1927 —

Блажен, кому удастся соединить конец жизни с ее началом.

Павел Медведев

5. IX. <1>927  Ц<арское> С<ело>».

Но ему многое удалось. Философия «общения» породила его главную теоретическую работу — «Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику», уже более восьмидесяти лет не выпадающую из научно-­­­философского обихода (в 2012 г. она переведена на португальский⁸). В секции социологической поэтики Института литератур и языков Запада и Востока (ИЛЯЗВ), о­рганизованной в 1928 г. Медведевым совместно с В. Ф. Шишмаревым («школой может быть только школа исторического существования»⁹), приняли участие крупнейшие филологи того времени. В Госиздате («Прибое») в 1928—1930 гг. Медведев издал главные труды участников собранного им в Витебске научно-философского «Круга», сохранив их для «большого времени».¹⁰

Творческие интересы Медведева иллюстрируют не только его известные и не дошедшие до печати тексты, но и общественно-культурная деятельность. В студенческие годы и во время участия в боях Первой мировой войны кроме цикла ярких историко-литературных и философских эссе он публикует статью «Грех мира» — словно в предчувствии угрозы германского национализма. В Витебске он стремится создать научный центр — Институт гуманитарных наук и искусства, подготовив его программу, обсудив ее с наркомом Луначарским, собрав перспективные научные и преподавательские кадры. Программы его лекций в витебских вузах, курсы «Теории творчества» (1919—1920), десятки существеннейших докладов: «Тургенев — человек и писатель» (1918), «Личность Герцена» (1919)… Ряд театрально-режиссерских работ. Словом, «определяющую роль в формировании профессиональной гуманитарно-интеллектуальной среды в Витебске сыграл Павел Николаевич Медведев (1891—1938) — литератор, критик, литературовед».¹¹ 

По возвращении в Петроград начались публикации Медведева в «Жизни искусства», «Русском современнике»¹², «Записках Передвижного театра»; редактура этого журнала, закрытого цензурой в 1924 г. (На протест деятелей театра последовал окрик зачинателя политической цензуры, тогдашнего директора «Госиздата» И. И. Ионова, с язвительным упоминанием Медведева. Позднее Медведев сам внештатно сотрудничал в «Госиздате», когда Ионов там уже не служил: готовил к печати роман в стихах Пастернака и мемуарную эпопею Андрея Белого¹³, а также труды своей научной плеяды.

Историю можно подменить, но не изменить: даже при конфискованном и уничтоженном НКВД научном архиве ученого — в силу его разносторонней одаренно­сти и самобытной индивидуальности — сохраняется документально-аргументированная возможность противостоять слухам, породившим многолетнюю дискредитацию Медведева и его трудов. С. С. Аверинцев вспоминал: «В разговорах со мной <…> один человек <…>, маститый и академический, почти дрожал от ярости, вспоминая насмешки по своему адресу, увы, давным-давно расстрелянного в сталинских застенках насмешника».¹⁴

И сейчас еще можно услышать, что М. М. Бахтин «публично» свидетельствовал о том, что книги Волошинова и Медведева написал он сам.¹⁵ Бахтин иногда надевал маски друзей: Кагана — при поступлении на преподавательскую работу, Волошинова и Медведева — перед сотрудницей издательства, всего своего «круга» — перед следователем в 1929 г. Возможно, он пользовался именами и трудами друзей, чтобы поддержать свое псевдомарксистское реноме, что бывало весьма уместно, когда на волоске висела книга или судьба. «Погибнуть»¹⁶, что ли? Но когда речь об авторстве заходила всерьез или «публично» — в письме¹⁷, юридическом документе¹⁸ или согласованной с ним книге¹⁹, да и в беседах с Дувакиным — Бахтин был однозначен: ему «приписывают».²⁰

Угодливые «воспоминания» некоторых филологов порой просто комичны: слова Бахтина о Медведеве «он был человеком в достаточной мере смелым и инициативным»²¹ они «вспоминают» как «делец».

В академической печати, в результате обстоятельного и квалифицированного литературоведческого анализа, проведенного профессором В. Н. Захаровым, в свое время также доверившегося слухам, появился заново обоснованный вывод: «У „Формального метода в литературоведении“ есть автор — Павел Николаевич Медведев».²²

Большая потеря литературоведения — следующая, после «Формального метода», теоретическая работа Медведева «Социологическая поэтика. Т. 1. — Тематика», конфискованная НКВД в числе «последних научных работ», как значится в протоколе. В ней Медведев анализировал «тематическую проблему» творчества. О широте и направлении этого анализа свидетельствуют строки его предыдущей книги: «Любую познавательную проблему вне искусства можно толковать с установкой на возможное завершение ее в плоскости художественного произведения. В философии это очень обычное явление. Такие философские построения, как у Ницше, Шопенгауэра и др., носят полухудожественный характер».²³ Философия Ницше, как и Шопенгауэра,  волновала Медведева со студенческих лет.²⁴ «Я не знал, что Вы скрываете в себе такого философа», — писал ему 20 августа 1929 г. Борис Пастернак.²⁵

Как явствует из непубликовавшейся переписки с академиком П. Н. Сакулиным, авторитетным теоретиком литературы того времени, Медведев пытался вернуться к проблемам теории творчества и после погрома своей книги и своей секции в ИЛЯЗВе.²⁶ Но преодолеть идеологию вульгарного марксизма, как это удалось в первом издании «Формального метода», (что особо отметил в цитированном письме к Медведеву Пастернак), было уже невозможно.

Пропали и подготовительные материалы к его книге о Пушкине, которую Медведев мыслил как последнюю, самую главную свою книгу. «Идя традиционным путем русской критики, мы в совершенстве можем изучить „труды и дни“ Пушкина, но самого-то Пушкина, его духа, его творческого дела мы и крылом не заденем».²⁷ «Но ведь таинственный корень духа, глубоко уходящий в недра, — писал Медведев, — на поверхности дает ростки, облекается в духовную плоть, осязаемую и видимую, которую мы зовем личностью, душою, натурою. Все это поддается отображению в слове, фиксации в формуле, все это может быть изучено, раскрыто, выяснено. Не только „может“, но и должно быть изучено...»²⁸ Характерны издания, которые он подбирал для своей работы: «Медведев собирал русские книги XVIII века, прижизненные издания сочинений А. С. Пушкина и авторов его окружения», — пишет би­блиофил П. Н. Мартынов.²⁹

Когда в конце 1920 г. в Витебск перебрался Бахтин, погруженный в стихию своей «первой философии», он встретил там убежденного сторонника «не-алиби в бытии», не сомневавшегося в единственности и неповторимости каждой личности: «Каждая душа есть то, что она есть, потому что другой она быть не может. Правда об этой глубинной стороне душевной природы недоступна никакой самой разнаучной психологии. Но ее умеют и могут прозревать художники».^{30  П}осле знакомства с Медведевым Бахтин начинает заниматься «эстетикой и психологией»³¹: «В последнее время я работаю почти исключительно по эстетике словесного творчества» (20 февраля 1921 г.); «много работаю, особенно по эстетике и по психологии» (март 1921 г.). Так как речь шла о работе в Институте гуманитарных наук и искусства, философ Бахтин начал «с азов» — возник трактат «Автор и герой» (первоначальное название, в соответствии с информацией Медведева, — «Эстетика словесного творчества»³²). Понятие «диалога» у Бахтина было заложено в отношении автора к своему герою, в медведевских «контрагентах творчества»³³, в статьях «Диалог»³⁴, «Хоровод намеков». «У Бальмонта, — писал Медведев, — никогда нет законченности, завершенности, и от каждого его стихотворения протягиваются незримые нити к душе читателя, которая должна досказать, дополнить слова и образы поэта. <…> Так он, приученный неметь перед жрецами Поэзии, приобщается к творческому делу автора… Здесь — целая философия, пожалуй, даже религия».³⁵ Интенции на «философию диалога» характеризовали творческую мысль каждого из авторов будущей «общей концепции».

Бахтина, философа по призванию, занятия теорией литературы, которые для него были все же вторичны, порой просто раздражали. И как только стало известно, что новый Институт в Витебске открыт не будет, он свой эстетический трактат оставил недописанным. При подготовке доклада о Достоевском, который Медведев, руководитель подотдела искусств и семинара по Достоевскому, предложил Бахтину сделать в дни предстоящего столетнего юбилея писателя, началась работа Бахтина над его главной книгой (по срокам это вытекает из информации 1922 г.³⁶). Достоевский как мыслитель, считал Медведев, может быть адекватно понят только при полноценном знакомстве с его творческим наследием и его «ответственным изучением». Понимание Бахтина как философа также приходит в результате «ответственного изучения» полного собрания текстов — его самого и его co-thinkers. В глубоком и разнообразном «общении» вырастала бахтинская философия диалога и полифонии, социологическая (диалогическая) поэтика Медведева, социолингвистика Волошинова.³⁷

«Если налицо диалог, — считал Г. С. Померанц, — то этим уже задан уровень культуры, внутренне запрещено нежелание прислушиваться к духу диалога. За нежеланием стоит неумение, неразвитость интуиции духовной цельности, чувства единства сквозь все различия, чувства чужой раны как своей собственной».³⁸

Когда в систему дискредитаций Медведева вплелись еще и деньги за зарубежные издания его книги под именем Бахтина³⁹, то «перво­от­кры­ватель» Бахтина, член редколлегии журнала «Наш современник», возвестивший (1995, № 12) о «тайне» смерти Сергея Есенина, не постеснялся, вместе с автором «версии» В. Кузнецовым, снабдить ближайшего друга философа безотказной наклейкой: «сексот ГПУ», не пощадив и других литераторов, подписавших акт о кончине поэта. Лично знавшие Есенина, они подтверждали факт, что погибший постоялец ленинградской гостиницы «Англетер» был не кто иной, как известный московский поэт Есенин, о кончине которого следовало оповестить не только начальство, но и печать (слово «понятые» в акте вообще не фигурировало, оно вставляется публикаторами в квадратных скобках). Писатели, подписавшие протокол, пришли в гостиницу после того, как милиция выполнила свои действия, и быть «понятыми» — даже чисто юридически — не могли. Но они могли удостоверить личность трагически погибшего поэта, для чего и понадобились подписи не работников гостиницы, а литераторов, лично его знавших).⁴⁰

Публикацию своей «гипотезы» в крупном журнале, за которой последовали книжные издания, автор «версии» отработал сполна, воспользовавшись теми же стандарт­ными приемами, какими орудовали разоблачители мифических «антисоветских организаций», обнаружив немалые способности литературного гепеушника.

Отчего же месть была столь коварной? Секрет прост: при восстановлении действительной роли Медведева в жизни, творчестве и судьбе Бахтина из рук его «первооткрывателя» невольно ускользало первооткрывательство — «главное дело» его жизни. Любое возможное «соперничество» в этом плане им категорически пресекалось. Главная книга Бахтина, открывшая не только поэтику Достоевского, но и философию диалога, увидела свет в 1929 г. — в период ареста ее автора — рискованными усилиями его единомышленника Медведева, а не «в силу инерции»⁴¹, как поспешил заверить доверчивых филологов «первооткрыватель». Не по инерции, а теми же непростыми усилиями появились спешный журнальный отклик Луначарского и ходатайства Горького и А. Толстого в защиту почти незнакомого им Бахтина. А призыв Медведева, наперекор правительственной критике⁴², перестать чернить Есенина, напечатанный вместе с клюевским «Плачем»⁴³, представлен в «Тайне гибели Есенина» как раскаяние «комсомольского комиссара»⁴⁴, «партийного активиста», «троцкиста» и «лжесвидетеля», «ходившего в писателях»⁴⁵, книга которого «была написана М. М. Бахтиным». Хотя беспартийному Медведеву, порой потешавшемуся над троцкизмом⁴⁶, подобное амплуа не могло бы даже присниться, несмотря на его всем извест­ную («вольнонаемную», отнюдь не секретную) преподавательскую работу⁴⁷ в военных школах, Военно-политической академии и просто в армейских частях. Для Медведева этот род деятельности всегда сохранял живой, творческий характер: в нем не угасала искра просветителя, участное и уважительное отношение к аудитории — сказывалось единение, пережитое на войне, и «жизнетворческий» настрой «пере­движника». Понятие «народ» тогда еще было живо, и свою ответственность перед этим народом интеллигент ощущал всегда.

Порочащие достойных людей слухи продолжают распространяться. Издательство г-на Пешкова «Лабиринт», построившее свою книготорговую империю на многочисленных контрафактных переизданиях трудов друзей и единомышленников Бахтина⁴⁸, продолжает насаждать свою ущербную «Тетралогию» как «продолжение» или «дополнение» собрания сочинений Бахтина. Хотя собрание сочинений в 2012 г. научно и «публично»⁴⁹ завершено шестью томами (вместо предполагавшихся семи⁵⁰), уже не посягая на труды единомышленников. Попутно со своими «масками» и «полумасками» «Лабиринт» всячески рекламирует полюбившуюся ему версию убийства Есенина: она «украшает» интернет-сайты его книжных магазинов.

Дискредитация — не столь уж редкое явление в советской и постсоветской жизни: клевета как улика.⁵¹ Но ее размах — философский, научный, историко-литературный, этический, коммерческий — свидетельствует как о масштабе личности и фигуры профессора П. Н. Медведева, так и о времени, в котором это смогло произойти.⁵²

Точное по смыслу определение описанному явлению дискредитации дали швейцарские ученые, назвав его «интерпретативным бредом».

Труды Бахтина, Медведева и Волошинова изданы и переиздаются по всему миру, «общая концепция» («фабрика мысли»⁵³) этой научной плеяды в ряде стран становится нормами науки, литературной критики, государственного образования⁵⁴, даже психотерапии.⁵⁵

 С Медведевым Бахтин продолжал «общаться» и после его гибели. В беседах с Дувакиным о карнавале он вспоминал горьковскую пьесу «На дне».⁵⁶ А в спектакле по этой пьесе, разыгранном петербургской интеллигенцией в честь 35-летия литературной деятельности М. Горького в декабре 1927 года⁵⁷, Медведев сыграл роль Актера. В спектакле приняли участие: Е. И. Замятин (Барон), К. А. Федин (Васька Пепел), А. Д. Радлова (Василиса), А. П. Чапыгин (Костылев), А. Н. Толстой (Лука), Н. С. Тихонов (Татарин), М. Э. Козаков (Сатин), С. Я. Маршак (Бубнов), В. А. Каверин (Клещ).

Круг общения Медведева был широк и разнообразен: «ансамбль индивидуальностей» Передвижного театра П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской⁵⁸, группа  писателей «Содружество»⁵⁹, секция критики Союза писателей, председателем которой его избрали в конце 1920-х…

В царскосельском доме поэта Валентина Кривича собирались поклонники таланта его отца — Иннокентия Федоровича Анненского: «приходили и сидели до глубокой ночи, а иногда и до утра Мандельштам, начинающий прозаик Борис Лавренев, критик и литературовед П. Н. Медведев, живший неподалеку от Кривича В. Я. Шишков, из Павловска приезжал серьезный, подающий надежды прозаик Н. В. Баршев. Не редкость было видеть в этой компании А. Л. Волынского, Н. Клюева. На старинный манер — с самоваром и домашними пирогами — сооружалось чаепитие…»⁶⁰

  Вероятно, за подобным чаепитием прозвучали и «Царскосельские голоса» Эриха Голлербаха (под этим названием сохранившиеся в записи П. Н. Медведева):

 

Борис  Лавренев:

Я жду плодов супружества.

И горд своей судьбой.

Вокруг меня «Содружество»⁶¹, 

У ног моих «Прибой».

 

Осип Мандельштам:

Сижу в китайском домике.

Гулять не выхожу.

За томиками томики,

Как вол, перевожу.

 

Павел Медведев:

Ах, темы есть глубокие,

И собственною кровью

Пишу статьи о Блоке я,

Обласканный Любовью.⁶² 

 

Федор Сологуб:

Все Блок да Блок.

Ваш Блок был глуп.

Не видел он ни зги.

Не любит Федор Сологуб

Подобной мелюзги. 

 

Ольга Форш:

Власть Гога ли, Магога ли…

Есть много разных тем.

Пишу статьи о Гоголе

И гоголь-моголь ем! 

 

 

Голос «бронзового поэта»:

Мельчает человечья раса.

И вымирает Царскосел.

Сменил крылатого Пегаса

Коммунистический осел.

Лущат подсолнух. Топчут травы.

Горланят «Интернационал».

И как никто из сей оравы

Меня доселе не украл?   

 

Медведев с семьей (матерью, супругой и дочерью) в летние месяцы нередко жил в Царском Селе, общаясь с его постоянными обитателями. Одним из них был Федор Сологуб, особенно тепло относившийся к его дочери Наташе⁶³, записавший
в ее альбом свои стихи:

 

Наташе Медведевой

 

Весна пленительная ваша —

Вернее, тепленький Апрель —

Напоминает мне, Наташа,

Стихи поэта про Адель:

«Играй, Адель,

Не знай печали!

Хариты, Лель

Тебя венчали

И колыбель

Твою качали!»

Венка Адели не стряхнете

Вы с головы — в нем много сил:

Подумайте, ведь вы живете

В том доме, где сам Пушкин жил!

 

 

 

Эти стихи, посвященные юной прелестнице, Сологуб публично прочел на блоковском вечере в Капелле⁶⁴, тем самым выразив отношение не только к ней, но и к ее отцу.

Вышедший в 2012 г. том докладов XIII Международной Бахтинской конференции⁶⁵, посвящен авторам данной публикации⁶⁶, но это — дань памяти Павлу Николаевичу Медведеву, собравшему выдающийся «мыслительный коллектив» и сумевшему во времена «сталинского социализма» опубликовать труды его участников, как никогда востребованные сегодня.

Публикуемые записи Медведева о Федоре Сологубе отражают важнейшее направление его творческой мысли — «художник и человек».

Записи о встречах с Федором Сологубом⁶⁷ сохранились случайно. Когда на следующий день после ареста сотрудники ГПУ пришли за опечатанным в шкафу архивом, то один из них — среди разбросанных и обысканных вещей — заметил кожаный,
с блестящей пряжкой, военный ремень. Этот офицерский ремень Медведева пленил солдата. В благодарность за ремень он оставил жене тетрадь с записями ее мужа.

 

 

---

¹ См.: Медведев Ю. П., Медведева Д. А. Павел Медведев, Михаил Бахтин, Людвик Флек и другие. (К теории «мыслительного коллектива») // М. М. Бахтин в контексте мировой культуры. М., 2003. С. 213—215.

² 7-е ноября — день скорби [О Льве Тол­стом] // Новая студия, 1912, № 10. С. 9—10;  Звезда. 2010. № 11. С. 107—109.

³ О «Дневнике» Льва Толстого // Бессарабская жизнь. 1916. № 87. С. 2; Звезда. 2010. № 11. С. 109—111.

⁴ Искусство (Витебск). 1921. № 4—6.

⁵ Медведев П. Точки над i // Записки Передвижного театра. 1922. № 44. С. 2.

⁶ Книга о Демьяне Бедном с автографом Павла Медведева — театральному критику Л. В. Колпакчи: «Колпакчам от колпачка. Павел Медведев. IX. 925». («Колпачок» ассоциировался с «винтиком» и «болтиками» «общего дела»). Другая надпись — на книге: Ленин о Горьком. (Извлечения из статей и писем 1901—1921 гг.). Составили П. Н. Медведев и Б. Д. Век-кер. Л.—М., 1932: «Родной Олюшке — первое преодоленное препятствие — в залог того, что и три остальных будут преодолены… Павел. 31. X. 32. Ленинград». И хотя за обе эти книги стесняться не приходилось, они воспринимались им самим как «преодоление» очередных идеологических препятствий.

⁷ РНБ. Ф. 207 (Э. Ф. Голлербах). Альбом для посетителей. За указание на эту запись благодарим А. Ю. Арьева.

⁸  Medviedev Pavel Nikolaievitch. O metodo formal nos estudos literarios. Editoracontexto. 2012.

⁹ Осмелился быть… (Беседа с М. К. Мамардашвили) // Наше наследие. 1998. № 3. С. 24.

¹⁰ Медведев П. Н. Формальный метод в литературоведении. Л., 1928; Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. Л., 1929 (2-е издание: Л., 1930); Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского. Л., 1929.

¹¹ Шатских А. Витебск: жизнь искусства. 1917—1922. М., 2001. С. 204—207. Сведения о П. Н. Медведеве см. также в сборнике «Эта пристань есть…» (Портреты. Размышления. Воспоминания о людях и Писательском доме)». СПб. 2012. С. 580-582; в словаре-справочнике  «Русские писатели в мордовском крае (XVIII – начало XX в.). Саранск: Мордовское кн. изд-во, 2013.

¹² Совместно с К. И. Чуковским Медведев осуществил в этом журнале весьма рискованную публикацию из архива А. Блока, позволившую считать финал поэмы «Двенадцать» ироническим: Блок А. Пьесы и театральные замыслы // Русский современник. 1924. № 3. С.153—157.

^{13 С}м.: Лавров Л. В. Андрей Белый: Разыскания и этюды. М. 2007.

¹⁴ Аверинцев Сергей. В стихии «большого времени» // Литературная газета. № 46 (5577). 15 ноября 1995.

¹⁵ См.: Зенкин С. Некомпетентные разоблачители. (рец. на книгу: Bronckart J.-P., Bota C. Bakhtine demasque: Histoire d.un menteur, d.un escroquerie et d.undelire collectif. — Geneve: Droz, 2011) // Новое литературное обозрение (далее — НЛО). № 119.  2013.

Среди «приемов аргументации», используемых автором в его частично справедливой, но лукавой рецензии, по-прежнему «господствуют» слухи. Между тем опекаемые им ученые скорее всего в опеке не нуждаются: озабоченные научной истиной и ответственностью перед «большим временем», они самостоятельно уточняют былые, действительно «господствовавшие» представления. Так, собрание сочинений Бахтина завершено, вероятно, в соответствии со свидетельством С. Г. Бочарова: «Я должен оговориться, что М. М., конечно, не излагал ситуацию подобным образом и не рассказывал о своем авторстве в полумаске; это моя версия» (НЛО. № 2. 1993. С. 79). Вяч. Вс. Иванов в интервью 2010 г. (Sing Systems Studies. 2010) уточнил, что в его присутствии «однозначно» как работа Бахтина называлась только книга «Фрейдизм», причем «в особенности» женой М. М. Логично предположить, что Бахтин не пожелал полемизировать с женой при посторонних… Статьи Медведева никогда не считались бахтинскими (см. примеч. 19), что подтверждено и в личной беседе с С. Г. Бочаровым (Диалог. Карнавал. Хронотоп (далее — ДКХ). 2003. № 1—2. С. 227), они понадобились позд­нее за неимением фактов. Слухи, от кого бы они ни шли, не могут считаться основанием для тех действий, которые себе позволили и позволяют псевдобахтинологи, насаждая «науку» «по понятиям» или «по слухам». Это касается и некоторых комментариев, причем особенно в том самом томе (т. 1. 2003), который так усердно рекомендуется рецензентом. Роль Медведева в этом собрании сочинений вообще искажена, что также препятствует постижению истины и «непременной основы исторических знаний об этом авторе» (С. Зенкин). Противоречит это и непринужденному воспоминанию Вяч. Вс. Иванова: Бахтин «в разговорах» «был по-сократовски „повивальной бабкой“ чужих мнений» (ДКХ. 1996. № 3. С. 66). Слова С. Зенкина о «вкладе Бахтина и его друзей» (еще недавно считавшихся в лучшем случае его «учениками», но чаще — «масками», «псевдонимами», «незаслуженными собеседниками», «плагиаторами») в «работы 20-х гг., ставшие результатом интеллектуального обмена между ними и опираю­щиеся на их общий идейный фонд» — можно считать немалым научным достижением. Так что речь идет совсем не о «маятнике», а о постижении существа ценнейшего интеллектуального наследия, которое — вслед С. С. Аверинцеву, британскому Международному Бахтинскому центру и трудам целого ряда других известных ученых — постепенно происходит.

¹⁶ См.: НЛО. 1993. № 2. С. 83.

¹⁷ Письма М. М. Бахтина // Литературная учеба. 1992. Кн. 5—6. С. 145.

¹⁸ НЛО. 1993. № 2. С. 79.

¹⁹ Кожинов В. В., Конкин С. С. Михаил Михайлович Бахтин: Краткий очерк жизни и деятельности // Проблемы поэтики и истории литературы: к 75-летию со дня рождения и к 50-летию со дня начала научно-педагогической деятельности М. М. Бахтина. Саранск. 1973. «На основе бесед с Михаилом Михайловичем, посвященных проблемам философии и психологии, филологии и эстетики, впоследствии сложился ряд статей и книг». В сноске к этому краткому, но точному определению названы книги В. Н. Волошинова «Фрейдизм»
и «Марксизм и философия языка», «Формальный метод» П. Н. Медведева, а также «статьи В. Н. Волошинова в журналах и сборниках» (с. 6, сноска 1). В этом же  сборнике напечатаны работы Ю. М. Лотмана, Вяч. Вс. Иванова, В. Н. Топорова, Д. С. Лихачева, Г. Д. Гачева, С. Г. Бочарова, В. Н. Турбина, С. С. Аверинцева и др. авторов, вероятно, знакомых с этим свидетельством Бахтина, переданного его биографами. Бахтин ждал выхода этой книги, что отражено в воспоминании очевидца.

²⁰ Бахтин М. М. Беседы с В. Д. Дувакиным. М., 2002. С. 88.

²¹ Там же. С. 215.

²² Захаров В. Н. Проблемы исторической поэтики. Этнологические аспекты. М., 2012. С. 80.

²³ Медведев П. Н. Формальный метод в литературоведении... Л., 1928. С. 189.

²⁴ Медведев П. Рецензии 1911—1912 годов // Вопросы литературы. 2009. № 6. С. 195—196.

²⁵ Пастернак Б. Собр. соч. В 5 т. Т. 5. М., 1992. С. 279.

²⁶ Литературные объединения 1917—1932 гг. в России (проблемы изучения) // Из истории литературных объединений Петрограда—Ленинграда 1910—1930-х годов. Исследования и материалы. Книги 1 и 2. СПб., 2002. С. 42; 2006. С. 103—115.

²⁷ Медведев П. Н. Об изучении Пушкина // Бессарабская жизнь. 1917. № 27. С. 2.

²⁸ Там же.

²⁹ Мартынов П. Н. Полвека в мире книг. Л., 1969.

³⁰ Медведев П. Н. Вечное в Шекспире // Бессарабская жизнь, 1916. № 94. С. 2.

³¹ Письма М. Кагану // ДКХ. 1992. № 1. С. 68 и др.

³² Жизнь искусства. Л., 1922. 22—28 августа. № 33. С. 4.

³³ Программы курсов истории русской литературы XX века; теории поэзии и прозы; теории и психологии художественного творчества (1919—1920) на русском и английском языках // Proceedings of the XII International Bakhtin Conference. Jyvaskyla. Finland. 18—22 July. 2005. P. 19—22; P. 31—33;

³⁴ Медведев Павел. О Надсоне. Диалог // Против течения. 1912. № 20. С. 2. См. также: Медведев Павел. <О Толстом> // Звезда. 2010. № 11. С. 106—111.

³⁵ Медведев Павел. Хоровод намеков. К. Д. Бальмонт. «Зарево зорь» // Против течения. 1912. № 25. С. 3.

³⁶ См. примеч. 32.

³⁷ См.: Алпатов В. М. Волошинов, Бахтин и лингвистика. М., 2005. См. также обстоятельную работу Патрика Серио и Инны Тылковской-Агеевой: Valentin Nikolaevich Volosinov. Lambert-Lukas. 2010.

³⁸ Интервью с Г. С. Померанцем // НГ—Ex libris. № 28. 30 июля 2009 г.

³⁹ См.: Медведев Ю. П. Письмо в редакцию  ДКХ. 1995. № 4. С. 90.

^{40 Н}о и голоса писателей не смогли преодолеть безответственность и безграмотность: «28 декабря 1925 года дежурный по Ленинградской губернской милиции (ЛГМ), старший делопроизводитель П. В. Купец записал в «Сводке о происшествиях»: «На территории 2-ого Отделения милиции, в гостинице „Интернационал“ покончил жизнь самоубийством через повешение гражданин ДЕСЕНИН Сергей, 30 лет» («Наш современник». 1995. № 12. С. 182).

⁴¹ Кожинов В. В. Великий творец русской культуры XX века // Из книги «Судьба России: вчера, сегодня, завтра». М., 1997.

⁴² Бухарин Н. И. Злые заметки // Правда. 12 января 1927 г.

⁴³ Клюев Николай, Медведев П. Н. Пути и перепутья Сергея Есенина. Л., 1927.

⁴⁴ Комсомольский поэт отнесся к выступлению Клюева и Медведева по-комсомольски, заклеймив обоих как злостных антисоветчиков: «Нет уж, дорогой! — язвил он Медведева. — Если вы за буржуазную общественность, за нэповскую историчность, за кулацкую оценку, то говорите прямо. Никакой симфонией образов, эмоций и ритмов не замажешь того, что это кулацкий плач, что это кулацкие эмоции, что это контрреволюционная симфония… Да! Так написать о Есенине мог только Клюев. Да! Так написать о Клюеве мог только П. Медведев» (Безыменский А. О чем они плачут? // Комсомольская правда. 1927. № 76. 5 апреля).

⁴⁵ Профессор университета, член правления Союза писателей П. Н. Медведев — автор четырех известных монографий, ряда книг и брошюр, более двухсот публикаций.

⁴⁶ См., в частности: Лисов А. Г. П. Н. Медведев в Витебске // ДКХ. 2000. № 2.

⁴⁷ См. сноску 1. С. 231—232.

⁴⁸ Объявленные в печати сочинения Медведева, как и второй том сочинений Волошинова в издательстве «Аста-Пресс», приступившего в 1995 г. к изданию трудов участников «Круга М. М. Бахтина», были сорваны издательской авантюрой «Лабиринта».

⁴⁹ От редакторов собрания сочинений // Бахтин М. М. Собрание сочинений. Т. 3 (послед­-ний по времени из шести вышедших томов). М., 2012. С. 5.

⁵⁰ Бахтин М. М. Собрание сочинений. Т. 5. М., 1996. С. 6 и др.

⁵¹ См.: Громова Н. Клевета как улика // Вопросы литературы. 2007. № 1. «Да и о ком у нас говорили хорошо?» — вспоминала Н. Я. Мандельштам в «Книге третьей».

⁵² См.: Огрызко В. Нас, может, двое // Литературная Россия. № 30. 27 июля 2012.

⁵³ Тульчинский Г. Л. Бахтиноведение за рубежом // Философские науки. 2013. № 2. С. 79. См. также: Богатырева Е. А. Разноречие и разногласия: дискуссии о М. М. Бахтине в Бертиноро // Культурологический журнал. 2012. 3 (9); Васильев Л. Н. Михаил Михайлович Бахтин и феномен «Круга Бахтина». М., 2013.

⁵⁴ Де Камарго Грилло Ш. В., Волкова Америко Е. Идеи «Бахтинского Круга» в Бразилии // Философские науки. 2013. № 2.

⁵⁵ Thomson Clive. Psychoanalysis, Countertransference, and the Dialogical Principle // Хронотоп и окрестности. Уфа, 2011. С. 351—361.

⁵⁶ Бахтин М. М. Беседы с В. Д. Дувакиным. М., 2002. С. 129—131.

⁵⁷ Ежеквартальник русской филологии и культуры. Т. II. СПб., 1996. № 2. С. 383.

⁵⁸ См.: Тюпа В. И. В поисках бахтинского контекста («Записки Передвижного театра») // Дискурс. 1997. № 3—4. С. 189—208.

⁵⁹ Медведев П. О «Содружестве» (К 4-летию группы) // Содружество: Литературный альманах. Л., 1927. С. 290; Медведев Ю. П. На пути к созданию социологической поэтики // ДКХ. 1998. № 2. С. 18—19.

⁶⁰ Борисов Леонид. Родители, наставники, поэты. М., 1967. С. 85.

⁶¹ «Содружество» — группа писателей-«попутчиков», в которую входили Б. Лавренев, В. Рождественский, И. Оксенов, М. Козаков, Н. Браун, М. Комиссарова, А. Чапыгин, М. Борисоглебский, М. Фроман, Н. Баршев, Б. Четвериков, П. Медведев и др.

⁶² Отношения П. Н. Медведева с Л. Д. Блок (Бахтин М. М. Беседы с В. Д. Дувакиным. С. 193) «подарили» современникам не столько ставший широко известным роман, порой осуждавшийся недоброжелателями, но «Дневник» и «Записные книжки» Александра Блока и не устаревающую книгу Л. Д. Блок об искусстве балета, которым собеседник автора был увлечен со студенческих лет, организовав балетную студию еще в Витебске.

⁶³ Наталия Павловна Медведева (1915—2007) — актриса театра и кино, дочь П. Н. Медведева от первого брака.

⁶⁴ НЛО. 1993. № 2. С. 67.

⁶⁵ Dialogues with Bakhtinian Theory. Proceedings of the Thirteenth International Mikhail Bakhtin Conference. № 1. Mykola Polyuha, Clive Thomson, Anthony Wall — Editors. Western University. London. Ontario. Canada. 2012.

⁶⁶ См.: Медведев Ю. П., Медведева Д. А. при участии D. Shepherd. Полифония Круга // Хронотоп и окрестности. Юбилейный сборник в честь Николая Панькова. Уфа. 2011; Медведев Ю. П., Медведева Д. А. Круг М. М. Бахтина. К обоснованию феномена // Звезда. 2012. № 3 и мн. др.

⁶⁷ Беседы с Федором Сологубом публикуются по собственноручной записи П. Н. Медведева из семейного архива. Выдержки впервые были опубликованы М. И. Дикман в: Сологуб Федор. Стихотворения (Библиотека поэта. Большая серия). Л., 1975.

Ю. П. Медведев, Д. А. Медведева

 

ФЕДОР СОЛОГУБ

29 октября 1923 г. По приглашению Ф. С<ологуба>, с которым встретился в «Полярной Звезде»¹, сегодня провел вечер у него. Присмотрелся к нему и во многом переменил свое устоявшееся мнение о нем. Старик весь как-то просветлел (как и его стихи). В нем есть что-то мудро-благостное — прежде этого в нем я никогда не видел. Тих. Приветлив. Ласков. Просветлело и лицо — такое древнее. Глаза у С<ологуба> — всегда серьезные, умные, молодые. Он очень одряхлел — трудно подыматься по лестнице, одышка, сердце, трудно даже долго без отдыха говорить — говорит и вдруг задохнется; нужно остановиться. И в то же время: какая легкая у него походка и как гибко он наклоняется. В передней уронил он мою палку и так живо поднял ее, что я не успел даже опомниться. Это, вероятно, от прежнего исключительного здоровья. Сол<огуб> рассказывал, как поздней осенью босиком версты отмеривал и как зимой из бани на снег выходил.² Теперь не то…

Прояснился, просветлел, просиял каким-то благим светом весь Ф<едор> К<узьмич>, но не ум его. Говорит много злых и острых вещей. Спорить безнадежно.

Припоминаю:

— Правду жизни можно познать только через любовь к единственной женщине. Все равно — Дульцинея она или Альдонса: для любящего — всегда Дульцинея. Вне такой любви правда и смысл жизни заказаны. Вот Лермонтов, вот Верлэн. — Эти знали правду. (Об этом напоминает и надпись Сологуба на подаренных мне в этот вечер его переводах Верлэна).³

Я просил у Ф. К. стихи для «Записок».⁴ Он вынул мне большую тетрадь, где в алфавитном порядке были подобраны его напечатанные стихи последних лет: «Выбирайте!» — «Легко сказать!» — «А вы так, на глаз, что метнется». — «Я выбрал 6». — «Хорошие?» — «Мне трудно судить». Но, просмотревши, улыбнулся: «Да, хорошие». — Тут же дал название циклу.

Мы подсчитали: у С<ологуба> около 1500 ненапечатанных стихотворений.⁵ А еще есть и проза.

* * *

У С<ологуба> удивительный порядок. Все стихи по конвертам, пересчитаны; есть алфавит и все даты. Такой порядок только у Блока.⁶

* * *

Пришел Алекс<ей>. Н. Толстой.⁷ Я его видел впервые. Он мне очень понравился. Лицо особенно хорошее, когда снимает пенснэ и начинают играть глаза. Умный, простой. Хорошо подает слова; как смачно он говорит — «бабища жирная» (о какой-то немке). Много говорил о Германии.

* * *

С<ологуб> — сластена, очень любит конфетки. Они всегда подаются к чаю.

Передал через меня «Верлэна» В. М. Жирмунскому, «Композицию» которого очень хвалил.⁸

* * *

Ровно через две недели я снова был у Ф. С<ологуба> — отдарил его книгой⁹, принес «Записки» и гонорар. Он очень благодарил. У него был проф<ессор> Шишмарев.¹⁰ Шел общий разговор. С<ологуба>, очевидно, волнуют вопросы общие, мировые. Не думаю, чтобы это была только «игра ума» — недаром же он так часто к ним возвращается. Он, очевидно, много читает, знает Шпенглера.¹¹

Вот мои три пророчества:¹²

 

ПИСЬМО Ф. СОЛОГУБА

15/III—1924 г. на собрании Союза Писателей Ф. К. передал мне след<ующее> письмо Передв<ижному> Театру, являющееся откликом на приветствие ему в день юбилея и на мою статью в «Записках» (Оригинал передан в Театр):¹³

<«> Сотрудникам Гос<ударственного> Передв<ижного> Театра.

Очень благодарю Вас за Ваш любезный привет и за столь лестную для меня оценку моей деятельности. Я очень рад, что кажусь людям еще не совсем литературным инвалидом, хотя убывание моих сил делает для меня отрадной мысль о той картине, которую Вы вспомнили, цитируя мои два стиха:

 

В лодке с лебедем недремлющим

Лоэнгрин умчится вдаль.¹⁴

 

Для утомленной старости приятно думать, что все на свете кончается, что подходит к концу и эта жизнь на милой земле, вовсе не легкая и вовсе не праздничная. Лоэнгринова даль с ее таинственным Граалем¹⁵ откроется и для каждого из нас, кто к ней захочет устремиться: тот мир, в котором мы живем, четырехмерный пространственно-временной континуум, есть только оболочка более реального мира, где нам предстоят чудеса и труды, к которым здесь мы только приготовляемся. А так как один из самых верных путей к святому Граалю есть путь служения искусству, то я шлю Передвижному Театру мое искреннее пожелание, чтобы он крепко держался того пути, который, впрочем, для него уже ведом.

Федор Сологуб <»>.

Замечательное письмо! Весь теперешний Ф. К. в нем…

 

Сологуб и А. Тиняков¹⁶

Моя ссора с Сол<огубом> в «Пол<ярной> Звезде» в 1922 г. Я: На Т<инякова> обычно поплевывают. Ф. С<ологуб>: Не поплевывают, а плюют — и правильно: аморальность, нечистоплотность, Т<иняков> — гадина.

1924 г. Октябрь. Правление Союза писателей. Со стороны А. Т<инякова> предложение прочесть свои воспоминания о Брюсове на вечере его памяти. Ф. С<ологуб> категорически отказывается выступать с А. Т<иняковым>.

А. В. Ганзен¹⁷ рассказывает о перерождении А. Т<инякова> — женился, бросил пить, деятельно посещает собрания секции беллетристов и поэтов, работает. Отказ был бы для него огромным моральным ударом.

Ф. С<ологуб> внимательно вслушивается.

— А есть гарантия, что он не будет пьян?

— Конечно.

— Хорошо, мы будем читать оба.

ИЗ ВСТРЕЧ с Ф. К. СОЛОГУБОМ
ЛЕТОМ 1925 г. в Ц<АРСКОМ> СЕЛЕ

Встречались очень часто. Ф. С<ологуб> как-то тянулся ко мне. «Отчего не приходите?» Он ищет людей, и ласки, и общения. Ему это нужно, — хоть он готов и отрицать это. Вот что запомнилось из этих встреч (часто было записано непосредственно за ними):

* * *

Из «потустороннего»: В 1924 г. 36 часов у меня была темпер<атура> 39°. И с нею — мучившее меня видение. Епископ — аскет, артист, князь церкви. Не умолкали проповеди на древнееврейск<ом> языке (кот<орого> я не знаю), молитвы, светский разговор. Я знаю, что это — я сам, — стоит только подойти к зеркалу. Но высокий, тонкий, весь в черном и весь черный, борода — клином, глаза — угли. Истомил, наиздевался. Говорю с другими, а он ведет и во мне и передо мной свою роль. Пропал вместе с жаром.

 Ф. С<ологуб> в кругу домашних демонов. Подпольные, запечные. «Недотыкомка»¹⁸ из того же опыта. Но она — внешняя, злая, а эти — добрые, ласковые, свои.

* * *

Революция не уничтожила, не разворотила грунта.

Грунт остался. Человек — прежний.

* * *

Не нужно помогать молодым. Что такое «начинающие писатели»? Или — одно, или другое. Писатель помощи не требует; начинающим — вредно ее оказывать.

* * *

12 басен — острых, злых.¹⁹ Превосходные переводы из В. Гюго.²⁰ С<ологуб> любит смех и веселье, и отнюдь не «сологубовское»: предложение Наташе²¹, придумывание фамилий критиков, адрес прохвосту, написанный после адреса Акад<емии> Наук²², анекдоты, шутки.

* * *

Иногда — несносный ворчун. Но сам и извиняется: «Нужно же на старости поворчать!» Мягкая, обаятельная улыбка.

* * *

Злой ум. «Дурачок Толстой», «дурачок Блок».

Русской литературы нет. Интеллигентские фетиши.

Всегда — только «служила». Никогда не была свободной. Только Достоев­ский.

* * *

История предполагавшейся поездки за границу.

Красин. «Прочие жулики».

* * *

Любит детей трогательно. Талочка.²³ Лалочка Кривич.²⁴ Удивительно говорит с ними.

* * *

«Блок — немецкий чиновник, пробивавшийся некоторыми мислишками Достоевского».

* * *

«Я никогда не был символистом. Я был декадентом. А это — совсем другое. Мы освобождали „слово“».²⁵

* * *

«Символисты были бездарны, но они отстояли свободу искусства».

* * *

Стихи пишутся только для себя. Я с удовольствием читаю только свои стихи. Очень люблю их. Искусство бесполезно.

 Пролетариат имеет право нюхать розы, а не только хамкать черный хлеб.

* * *

С<ологуб> благороден, прост, ласков. В существе своем. Маска же не такая. Может быть, приучили играть роль.

* * *

О своих произведениях:

— Люблю больше те, кот<орые> другим меньше нравятся.

— А «Мелк<ий> бес»?

— Нет, конечно. Это — слабая вещь. Сумасшествие Передонова превращает весь роман в анекдот. «Творимая легенда» писалась по частям и тут же печаталась. Вмешивались всякие критики и контролеры.²⁶

Многое вообще писалось так: ну, слова расставлены <—> и ладно.

Передонов вырос из Ив<ана> Ив<ановича> Страхова.²⁷

* * *

Начал писать роман «Опостен» (Параллель). Вообще многое начато: «Богдыхан», переводы, романы «Ариадна», «Про последний класс», про Пугачева  и др.²⁸

* * *

Умные люди меньше всего думают. Логика — ну что она может дать?! «Все люди смертны и т. д.» — школьный силлогизм. Всерьез ведь об этом нельзя говорить. Интуиция как волевое хулиганство. Только она выводит на новые дороги. Риск ошибки, конечно, есть, но он минимален. Мы ведь знаем самую ничтожную долю комбинаций.

* * *

— Каждый человек живет двойной жизнью — вне себя и опускаясь в себя. Когда человек «не опускается», ему скучно, он одинок, нужно смотреть за окно. «Опустившись» же, всегда найдешь что-либо интересное.

Если атом — целая система, то что же говорить о нашей душе? Мальчик из романа Кущевского «Николай Негорев»²⁹ мечтает: м<ожет> б<ыть>, весь мир — только слезинка, которая скатилась из глаза какого-то большого ребенка, где-то там, в пространстве.

* * *

Из бесед по психологии худож<ественного> творчества:

— Наблюдательность творческого значения не имеет. Любая деревенская баба очень наблюдательна по отношению к приехавшему горожанину. Другое дело, внимание, умение сосредоточиться на чем-нибудь одном, его объем и содержание.

— Чистые типы памяти вряд ли встречаются. Какой преобладает у меня — сказать трудно. Многое забыл, пришлось бы выдумывать.

— Худож<ественному> творчеству свойственна не логика, а опричиненность, сознание несомненности.

* * *

— Мы не знаем русского языка. Даль думал, что все провинциализмы — подлинная русская речь. Он не сделал отбора. Нужно изучать старорусские книги, как это делал в начале своей деятельности Ал<ексей> Н. Толстой.

* * *

«Чем старее, тем болтливее. Я ведь теперь не писатель, а только старый болтун».

* * *

Особенно памятно воскресенье 2 авг<уста>, когда я провел с С<ологубом> время с 1 ¹/₂ часа до 12 ночи. Обед у него. Обычный чай у Иванова-Разумника в 6 ч.³⁰ Потом — снова у С<ологуба>. Ужин, вино (Как мало! 5 лет за бутылку.)

В С<ологубе> поразительная интеллектуальная и физическая сила. Все время вел разговор. Сыпал шутками, остротами, математ<ическими> выкладками, парадоксами. Русский Ан<атоль> Франс. А ночью — в темень и дождь — пошел провожать меня.

* * *

— Если бы я начинал жизнь снова, я стал бы математиком. Математика и теоретич<еская> физика были бы моей специальностью. Литература же — приватное, как досуг. Бородин.³¹ И для литературы было бы лучше: не написал бы всего того мелкого и случайного, что приходилось писать, потому что литературой кормился. По-настоящему написал бы «Твор<имую> легенду».

Это — любимое его произведение.

* * *

Наше декадентство не было литературой упадка, как римская поэзия по отношению к греческой. Оно было выражением того идеологического кризиса, в котором выковывается новый человек. Новая классика — впереди. Мы классиками быть не могли и не можем. Вообще, Сологубу свойственна очень скромная оценка и своего творчества и роли всего своего поколения.

* * *

Читал «Богдыхана» — «отрывки из романа, кот<орый> может быть написан». Утопическая пародия. Мир — един. «Меня привлекает будущее время». Начал писать в 1918 г. Бросил писать, п<отому> ч<то> не мог прочувствовать богдыхана — авантюриста, поэта, актера. Не хочется итти по линии наименьшего сопротивления. Легко высмеять затею уплотнения, пайка и т. д. «Мы» Замятина.³² Но — в историческом плане — рабочий, голодающий и живущий в подвале, не материал для сатиры.

* * *

— Крупный писатель, гений — всегда вор. Софокл, Шекспир, Мольер, Гете и все другие. Мечтаю, взявши материал из Достоевского, из этой русской мифологии, написать пьесу.

* * *

Метапсихика. Вот своеобразное явление, кот<орое> отнюдь не есть галлюцинация: перед тобой на стуле сидит человек, но глазами ты его не видишь. А он не только сидит, но и повелительно тебе приказывает. Переселение душ. Р. Штейнер.³³ Индусы.

* * *

У С<ологуба> чрезвычайный интерес к астрономии. Его страшно занимают четвертое измерение, принцип относительности, проблема строения мира. «Подъем искусства кончился Гете — XVIII век, XIX в<ек> — век музыки, XX — век математики».

* * *

«Теплота — процесс гниения. Искусство — сухо, четко».

* * *

«В писателе важен мыслитель. Так всегда и было».

«Художнику нужно не наблюдать жизнь, а мыслить».

* * *

С<ологуб> любит дождик и северную осень. Болеет зимой — декабрь, январь — одышка.

* * *

«Чего же скрывать? — Ведь, конечно, люблю литературу. Когда и говоришь и слушаешь о писательских неудачах — больно и обидно. Теперь нет зависти: Леонова хвалят³⁴ — и мои романы читать будут. Всем — лучше». А все-таки Сейфулина — «клопа женского рода».³⁵

* * *

Незыблемое, вечное — классическое мироощущение — вселенская космическая связь. После этого 2.000-летний плен жидовского христианства. Понемногу возвращаемся.

* * *

Рифма:

Я принес ему рукопись,

А он мне в руку пись.

* * *

Замысел — «Лошадиат» / в параллель к — пролетариат.

— Когда пролетариат овладеет всем миром, то откуда он будет выжимать прибавочную стоимость? — Из лошадей и машин. — Отсюда два романа: «Лошадиат» и «Бунт машин».

Первый: актер Коржевский. Ч<тобы> позвучнее, решил именоваться Гром-Коржевский.

Товарищи смеются: ох, и громко же ржет!

— Ах, так? Ладно! Я вам покажу!

Начинает агитацию среди лошадей. Против людей.

Бунт и победа лошадей. Лошадиат. Свифт.

* * *

Рассказ о том, как С<ологуб> украл лошадь в Велик<их> Луках. После встречи Нового года в Земской Управе.

Вообще — пил. Весна. Мокредь. Соловьи — «Хорошо поют — под водку»…

* * *

8 авг<уста> в связи с вечером памяти Блока³⁶ много разговоров о нем — на вечере, ночью в поезде и дома у Сол<огуба>.

— Бл<ок> — не русский; в нем тевтонский атавизм. Но он хотел стать русским. Выходило по анекдоту: «Я — кровяной русский. Мы с тобой земляники. — Нет, Фриц, нужно говорить: мы с тобой — землянки»… (Разговор петерб<ургских> немцев.) Бл<ок> ничего не понимал в России. «Но и такой, моя Россия…» — ведь это же тупик. Достоевский так не сказал бы. Мерзость русскую он знал, и любить Россию такой он не мог. Но за этой мерзостной Россией он знал и видел другую. Бл<ок> этой России не знал. Вообще Бл<ок> ничего не знал. Вот почему он — гениальный, но не великий поэт. Великий — вот что: ты можешь взять любую точку, но с этой точки должен быть точно и ясно виден весь мир, правильная его плоскость и правильный его разрез. Как в аналитич<еской> геометрии; верная плоскость. Это было у Пушкина, Шекспира, Данте, Достоевского. Поэтому подлинно великое искусство всегда научно — в духе своем. У Бл<ока> не было ни точности, ни ясности. «И перья страуса склоненные…» — Что это? — Ничего.

Но Бл<ок> был гениальный поэт. Поэтому он очаровывает и непосредственно влияет. Его поэзия, когда поразмышляешь, — сладчайший яд. Конечно, яд, отрава. Весь он направлен к смерти. Опустошенная душа, опустошенный гений. Но какой пленительный!..

— Когда я бываю на Смоленском, я захожу на могилу Бл<ока>.³⁷ Приду, сяду на скамеечку, закурю папироску и всегда читаю А<лександ>ру А<лександрови>чу его «Клеопатру».³⁸ Мне кажется, что он слушает и понимает меня. Поэзия Бл<ока> — стимулирует душу. Без этого яда нельзя обойтись. Но опытный доктор дает его в умеренных дозах.

— Лично Бл<ок> был пленителен. Вспоминаю его в ранние годы. Поразительная тевтонская красота, Аполлон. Но лицо — мертвая маска. Холодный, сдержанный, любезный, презрительный, высокомерный. Грубый. Но настоящий человек. Умный.³⁹

— Мы поссорились на еврейском вопросе.

Блок был антисемитом.

 

— У Волоховой. Серо, бездарно. Уходим. Бл<ок> начинает как-то нелепо ломать ее руки. Так сказать — Темперамент! Но у Бл<ока> не было никакого темперамента. — Ну возьми плеть и хлестни по спине женщину! Так нет же, ломает по-театральному руки! Но, как умный человек, он сумел в своих стихах из отсутствия темперамента сделать огромное искусство.⁴⁰

 

— Люб<овь> Дм<итриевна> — тогда — просто баба. Никого не любит.

Никто не нужен ей. Холодность смертная. Очевидно, гнет Бл<ока>.

С другим мужем, вероятно, распустилась бы. С ним замерзла.

Теперь, вероятно, лучше и глубже.

 

— Бл<оку> ничего не нужно было. Ненужное пьянство. Бессмысленные романы. Ходят слухи, что он покончил с собой. Во всяком случае, странная смерть!

— «Возмездие» — очень слабо. «Двенадцать» — кощунство, гадость.

* * *

Ранние чтения Сол<огуба>.

Читал очень много. В 8—9 лет особенно «Робинзон Крузо» в переделке Кампе. Сологуб вычертил карту путешествий Робинзона, чтоб «ясно представить себе»; басни Крылова в изд<ании> с превосходной биографией Плетнева; «Король Лир» в переводе Дружинина, которого С<ологуб> читал по ролям, «театр для себя».⁴¹

В 11—12 лет — 12-томный Белинский⁴², который казался какой-то державной волной, очень волновал и захватывал.

Потом — «Библиотека для чтения»⁴³, Добролюбов, Писарев. Но их влияние уже меньше.

* * *

— Я ни в одном роде поэзии не достиг совершенства. И все же: написал 6 романов⁴⁴, седьмой было бы очень легко написать, а вот — не могу: неинтересно, скучно. Так было и со сказками. Был момент — легко выдумывались, а теперь не могу. Написал 12 басен — и больше тоже не могу.

Неинтересно, скучно — это очень мешает работе.

* * *

С<ологуб>-человек больше С<ологуба>-писателя. Больше, глубже, мудрее, разнообразнее, с бЛльшим вкусом. По крайней мере — в эти годы. Раньше, говорят, было иначе.

* * *

Порою С<ологуб> — еж, а не человек. Весь колется.

* * *

Русское правописание нужно не упрощать, а осложнять. У нас не хватает знаков для обозначения звуков — дт, кс и др. Наброски (см. альбом).⁴⁵

* * *

Если бы я прожил до 200 лет и печатал бы собрания своих сочинений, то все, написанное до сих пор, я поместил бы как juvenilia. Ну, скажем, как лицейские стих<и> Пушкина. Почтенно, но, в сущности, никому не нужно. Так и у меня. Писатели начинают писать по-настоящему с 50—60 лет. Так было бы и с Пушкиным, если бы он дожил.

* * *

— Из романов у меня лучше всего написан «Заклин<ательница> змей».

У Достоевского — «Братья Кар<амазовы>», у Толстого — «А<нна> Кар<енина>» и «Воскресенье». «В<ойна> и м<ир>» — очень слабо.

* * *

Усталость: «Письмо иной раз целый день пишешь. Стих<отворение>, сочиненное 19 авг<уста>, записал только 28-го. А другое — совсем забылось. Это, впрочем, хорошо. Если забылось, значит, совсем никуда не годилось».

* * *

Три периода в жизни Сологуба:

I — Вас<ильевский> Остр<ов>. Маленькая мещанская квартирка. Горбунья-сестра. С<ологуб> никому не известный. Вечера — поэзия и поэзия.

II — А. Н. Чеботаревская. Дешевый шик — модерн и помпа. Сологуб обрил бороду и стал великим. Слава. Внешнее. Вычуры. Изломы. Жесты.

III — Теперешний.

ИЗ ВСТРЕЧ С Ф. СОЛОГУБОМ В 1925—26 гг.

— Я — человек строптивый. Чего ждать, чтобы меня обидели? Психология Тита Титыча⁴⁶ во мне осталась…

— Не люблю «поэтов» и тем более — начинающих.

Приходит: «Я — поэт». Что такое?! Разве может быть такая профессия? Поэтом можно быть только в редкие минуты. И афишировать это нечего. Начинающий? — Ну так сиди дома, пиши, учись и не лезь.

* * *

Из бесед о творчестве:

— Слова дают, заключая в себе, тему. С темы не начинается творчество. Кольридж.

Художник работает приемами. Они для него только и интересны.

Зачем художнику наблюдать жизнь? — Он должен наблюдать жизнь слова. Мы не можем и не должны питаться чистым кислородом, растительной жизнью.

Три типа писателей:

1. Потребляющие растительную пищу, травоядные, наивные, бытовики — М. Горький.

2. Полухищники — Золя.

3. Настоящие хищники с острыми зубами, питающиеся мясом двух первых категорий художников — Пушкин, Шекспир, Достоевский.

Искусство наукообразно и логично.

Умру 16 марта 1928 г., т. е. через 389 недель после 21 сент<ября> 1921г. ошибка возможна до 40 дней

 

— Из беседы 3. V. <1>926. — второй день Пасхи: новые замыслы:

1. Роман перестановок. К примеру: идет девушка — ряд ассоциаций, связанных с этим представлением, ан нет — не девушка, а дедушка. Разница в одной букве, а ассоциативные планы совсем другие — перестановка всего.

2. Нельзя переделывать литер<атурные> произведения в драматические. Можно только создавать из литер<атурного> материала, как материала первичного и сырого, драму. Вот — почувствовать Достоевского не как человека,
а как бога, взять его романы как основной миф и со всем, достойным божества, радением создать из этого пьесу.

Я: Чудесные замыслы. Их нужно обязательно выполнить.

Ф. К.: Не стоит. Не успею.

Я попытался обратить в шутку. Не вышло: — Нет, серьезно, Ф. К. Подлинный творческий замысел способен продлить жизнь. Творчеством можно обмануть смерть.

— Ну да, конечно. Это будет так. Стук в дверь. Кто там? — Это я, Азраил. — Ах, это вы, Азраил Херувимович? Простите, принять не могу. Я очень занят. Пишу роман перестановок. — Ну ладно. Пиши, Федя, так и быть. Приду через годик. — Расхохотался. Открыл рот. Потекла слюна.

* * *

С<ологуба> давно занимают романы со смещенной истор<ико>-бытовой перспективой. Например, человек нашего времени, если бы не было историч<е­ских> перспектив. Первый его опыт в этом роде — «Творимая легенда».⁴⁷ «Но, — гов<орит> Ф. С<ологуб>, — нужно было бы еще дальше отойти от быта».

* * *

Беспощадные отзывы о современниках-символистах. Только — поросячий писк, гениальничающие поросята. А нужно было просто вернуться к Пушкину и разъяснить, что такое поэзия и стихи. Повизгивали из-за отсутствия таланта. Особенно — А. Белый.⁴⁸ Общение с ним невыносимо. Не выносит его читки.

* * *

Роман — это эпическое произведение, в котором выражено общее мировоззрение данной эпохи и которое связано с определенной любовной интригой. Любовь как переживание, в котором раскрывается весь человек до конца.

* * *

20/V. Ф. Сологуб по телефону в связи с вечером «Писатели о критике»⁴⁹:

— Серьезно об этом говорить нельзя. Где у нас критика? Есть лишь люди, не знающие арифметики или знающие интегралы и дифференциалы. Нет общего языка. И нет среды, понимающей дело.

Каждый художник обязан знать хотя бы грамоту. Критика же ее не знает.

Вы это должны сами чувствовать, п<отому> ч<то> вы больше художник, чем критик.

Вы — эссеист. И когда нет критики, это единственно верный выход. Ваши статьи — самодовлеющие. И это у вас очень хорошо. Вы чувствуете средину. Из русских критиков никто ее не чувствует. Возьмите хоть бы Горнфельда.⁵⁰
Я читал ваши статьи и люблю их. Артистичность. Вы не столько критикуете, сколько пишете самостоятельное произведение о вами прочитанном. И это нужно ценить.

 Макиавелли показал, как нужно властвовать для достижения определенной цели. Мы же бескорыстны. Голый цинизм властвования.

 

 

 

¹ «Полярная Звезда» — частное кооперативное издательство, основанное в Петрограде в 1921 г., активно функционировало в 1924—1925 гг., владельцы: А. И. Лившиц, И. Я. Бернайзин.

² Биографический факт, см. об этом: Черносвитова О. Н. Материалы к биографии Федора Сологуба / Вступ. статья, публ. и коммент. М. М. Павловой // Неизданный Федор Сологуб. М., 1997. С. 231.

³ Вероятно, здесь имеется в виду издание: Верлэн Поль. Стихи избранные и переведенные Федором Сологубом. 2-е изд., испр. и доп. Пг.—М., 1923.

⁴ В журнале «Записки Передвижного Театра» (1923. № 64. 6 ноября) Сологуб поместил цикл «Кольцо лирических оправ» из 6 стихотворений: «Как зима души ни маяла...» (17 марта 1916); «Бесконечно длинный, ровный, тонкий, звонкий, весь из светлой стали...» (22 мая 1920); «Взошел на высокую гору…» (23 мая 1920); «Ах, этот вечный изумруд…» (26 мая (8 июня) 1923); «Дон-Кихот путей не выбирает...» (11 июля 1922); «Как трудна ты, мать-земля!..» (28—29 июня 1922).

⁵ На протяжении всего творческого пути Сологуб вел авторскую библиографию, в которой фиксировал написанные стихотворные тексты в хронологическом и в алфавитном порядке (см.: ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. Ед. хр. 543—545). К. Чуковский иронизировал по поводу педантизма Сологуба: «Заговорили о стихах. — У меня ненапечатанных стихов (он открыл правый ящик стола) — тысяча двести тридцать четыре (вот, в конвертах, по алфавиту). — Строк? — спросил я. — Нет, стихотворений… У меня еще не все зарегистрировано. Я не регистрирую шуточных, альбомных стихов, стихов на случай и проч. — Это слово „регистрирую“, „зарегистрировано“ он очень любит» (Чуковский К. Дневник 1901—1921. М., 1997. С. 243—244, — дневниковая запись от 21 апреля 1923 г.).

⁶ На эту особенность указывал также Иванов-Разумник, разбиравший архив писателя после его смерти: «Архив Федора Сологуба представлял собою нечто исключительное не только по богатству материалов, но и по величайшему порядку, в котором весь этот материал содержался. Стихи и рассказы были собраны и в хронологическом, и в алфавитном порядке, датированы, разложены по алфавитным ящикам; письма разобраны по фамилиям, фотографии надписаны. Тремя годами позднее, когда мне пришлось столь же близко ознакомиться с архивом А. А. Блока, находившемся у меня на дому (при редактировании мною собрания его сочинений), я убедился, что не один Федор Кузьмич умел содержать свои бумаги и тетради в образцовом порядке, но все же пальму первенства приходилось отдать Ф. Сологубу» (Иванов-Разумник Р. И. Писательские судьбы. Тюрьмы и ссылки. М., 2001. С. 40).

⁷ С Алексеем Николаевичем Толстым (1882—1945) Сологуба связывали переменчивые отношения, в начале 1910-х гг. они были дружны, Толстой посещал салон Сологуба и Чеботаревской на Разъезжей, 31; см. также его автографы на книгах, подаренных Сологубу (Шаталина Н. Н. Библиотека Ф. Сологуба (Материалы к описанию) // Неизданный Федор Сологуб... С. 435—521). В 1911 г. Сологуб отказал Толстому от дома; поводом для разрыва послужила анекдотическая история, случившаяся на новогоднем маскараде у Сологуба: кем-то из гостей была испорчена обезьянья шкура (от нее отрезали хвост), добытая Анастасией Чеботаревской у знакомых для праздника, подозрения пали на А. М. Ремизова и Толстого. История имела скандальную огласку в литературной среде, см. об этом: Эрберг Конст. (Сюннерберг К. А.). Воспоминания // Гречишкин С. С., Лавров А. В. Символисты вблизи. Статьи и публикации. СПб., 2004. С. 235; Обатнина Е. Р. От маскарада к Третейскому суду («Судное дело об обезьяньем хвосте» в жизни и творчестве А. М. Ремизова) // Лица: Биографический альманах. 3. М.—СПб., 1993. С. 448—465). В 1920-е гг., когда Сологуб и Толстой соседствовали в доме на Ждановской набережной (№ 3), а также систематически проводили лето в Царском Селе, отношения между ними потеплели.

⁸ Виктор Максимович Жирмунский (1891—1971) — лингвист, литературовед, академик АН СССР. Речь идет о его книге «Композиция лирических стихотворений» (Пг., 1921). Заочное знакомство Сологуба с Жирмунским состоялось в 1914 г. — при публикации трагедии «Пентезилия» (1808) Генриха фон Клейста в переводе Сологуба и Анастасии Чеботаревской в журнале «Русская Мысль» (1914. № 8/9. Отд. I. С. 150—240), в этой же книжке журнала была напечатана статья В. М. Жирмунского «Генрих фон Клейст» (отд. II. С. 1—11).

⁹ Вероятно, имеется в виду второе издание книги П. Н. Медведева «Памяти Блока» (Пг., 1923).

¹⁰ Владимир Федорович Шишмарев (1874—1957) — филолог, специалист в области романских языков и литературы, профессор Петербургского—Ленинградского университета, академик АН СССР; в 1920-е гг. был дружен с Сологубом, соседствовал с ним во время летнего отдыха в Костроме, в 1915—1922 гг. Сологуб арендовал дачу в Княжнино под Костромой. См. письма (8) Шишмарева 1917—1921 гг. к Сологубу (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 768).

¹¹ Речь идет о труде немецкого философа и культуролога Освальда Шпенглера (1880—1936) «Закат Европы» («Der Untergang des Abendlandes»). Т. 1 — 1918, т. 2 — 1922.

¹² Следующий двухстраничный текст выцвел и нуждается в особых методах расшифровки, которую мы надеемся осуществить к изданию Собрания сочинений П. Н. Медведева.

¹³ Статья П. Н. Медведева «Последние книги Ф. К. Сологуба. К 40-летию его литературной деятельности.» (ЗПТ. 1924. № 69). Текст юбилейного поздравления Ф. Сологубу от Государственного Передвижного Театра П. П Гайдебурова и Н. Ф. Скарской опубликован: Юбилей Федора Сологуба (1924 года) / Публикация А. В. Лаврова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2002 год. СПб., 2006. С. 336.

¹⁴ Цитата из пятой строфы стихотворения Ф. Сологуба «Бога милого, крылатого…» (23 апреля (6 мая) 1921). Впервые: Петербургский сб.: Поэты и беллетристы. Пб.—Берлин, 1922. С. 31; в сборнике Сологуба «Чародейная Чаша» (Пб., 1922. С. 15).

¹⁵ Перифраз пятой строфы стихотворения «Бога милого, крылатого…»: «Горе Эльзам, чутко внемлющим / Про таинственный Грааль, — / В лодке с лебедем недремлющим / Лоэнгрин умчится вдаль».

¹⁶ Александр Иванович Тиняков (1886—1934) — поэт, прозаик, литературный критик.

¹⁷ Анна Васильевна Ганзен (рожд. Васильева; 1869—1942) — переводчица с датского, шведского, норвежского, член Правления и казначей Союза писателей.

¹⁸ Недотыкомка — один из центральных образов романа Сологуба «Мелкий бес» (1902) — порождение болезненной психики Передонова.

¹⁹ Цикл из 15 антисоветских басен (1925—1926) см.: Сологуб Федор. Неизданные стихо­творения 1878—1927 гг. / Вступ. статья, публ. и коммент. М. М. Павловой // Неизданный Федор Сологуб... С. 168—179.

²⁰ Переводы Ф. Сологуба из Виктора Гюго (1802—1885) относятся к началу 1890-х и 1920-м гг.; при его жизни не публиковались; впервые: Сологуб Федор. Стихотворения (Библиотека поэта. Большая серия). Л., 1975. С. 500—503.

²¹ Дочь П. Н. Медведева (см. примеч. 63 к предисловию). М. В. Борисоглебский вспоминал: «При разговоре с детьми лицо его <Сологуба. — М. П.> преображалось, становилось добрым, ласковым и светлым. Серые глаза теплились внутренним светом. Наташе Медведевой, как и многим другим, написал стихи и при встречах с Медведевым всегда спрашивал о ней» (Борисоглебский М. В. Последнее Федора Кузьмича / Вступ. статья, публ. и коммент. М. М. Павловой // Русская литература. 2007. № 2. С. 109). См. стихотворение Сологуба «Наташе Медведевой» (1926) в предисловии. В текст вставлены первые шесть строк из стихотворения А. С. Пушкина «Адели» (1822), в заключении — цитата из трагедии «Борис Годунов» (сцена в Чудовом монастыре, реплика Григория); имеется в виду памятник «Пушкин­-лицеист», скульптор Р. Р. Бах (1900).

²² Текст ответного адреса Ф. Сологуба Отделению русского языка и словесности Российской Академии наук см.: Юбилей Федора Сологуба (1924 года)... С. 327.

²³ См. примеч. 21.

²⁴ Елена Валентиновна Анненская (1922—1976) — дочь поэта-царскосела Валентина Иннокентьевича Анненского (1880—1936; псевдоним — Кривич; сын поэта И. Ф. Анненского) и Елены Александровны Анненской.  Текст стихотворения, записанного Ф. Сологубом в альбом Е. А. Анненской, сохранился и в записи П. Н. Медведева в его семейном архиве.

²⁵ Эстетические принципы декадентства Сологуб сформулировал в статье «Не постыдно ли быть декадентом» (1896), опубликована в кн.: Павлова М. М. Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников. М., 2007. С. 494—501.

²⁶ Впервые под названием «Навьи Чары»: 1 часть «Творимая легенда» — Лит.-худ. альманах издательства «Шиповник». Кн. 3. СПб., 1907; 2 часть «Капли крови» — там же. Кн. 7. 1908; 3 часть «Королева Ортруда» — там же. Кн. 10. 1909; роман «Дым и пепел». Части 1—2 — «Земля». Сб. 10—11. М., 1912—1913; в переработанном виде: Собрание сочинений. В 20 т. Т. 18—20. СПб., 1914. Об оценке романа в прижизненной критике см.: Баран Х. Федор Сологуб и критики: споры о «Навьих чарах» // Он же. Поэтика русской литературы начала ХХ в. М., 1993; а также комментарии в издании: Сологуб Федор. Творимая легенда. Т. 1—2. М., 1991 (послесл. Л. Соболева, коммент. А. Соболева).

²⁷ Прототипом Передонова послужил учитель русского языка и словесности реального училища дворянин Иван Иванович Страхов (1853—1898), окончивший курс историко-филологического факультета Петербургского университета и с 1882 г. служивший в Великих Луках. Согласно записи Анненского-Кривича (со слов автора «Мелкого беса»), история безумия Страхова явилась импульсом к замыслу романа, который возник у Сологуба в годы его службы в Великих Луках (1885—1889), см.: Анненский-Кривич В. И. Две записи / Публ. А. Л. Соболева // Сологуб Федор. Творимая легенда. М., 1991. Т. 2. С. 255; см. также: Улановская Б. Ю. О прототипах романа Ф. Сологуба «Мелкий бес» // Русская литература. 1969. № 3. С. 181—184.

²⁸ Из последних замыслов Сологуба, названных Медведевым, ни один воплощен не был, в архиве писателя сохранились первая и вторая главы романа «Богдыхан. Эпизоды из романа, который может быть написан» 1918—1922 гг. (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. Ед. хр. 56) и первая глава романа «Опостен» 1925—1926 гг.; опубл.: Из поздних замыслов Федора Сологуба: Фрагмент романа «Опостен» (1925—1926) / Публ. М. Павловой // На рубеже двух столетий. Сборник в честь 60-летия А. В. Лаврова. М., 2009. С. 506—517; Федор Сологуб. Богдыхан. Эпизоды из романа, который может быть написан / Публ. М. М. Павловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2007—2008 годы. СПб., 2010. С. 528—542. Из поздних законченных крупных переводов следует назвать поэму провансальского поэта Ф. Мистраля «Мирей», над которой Сологуб работал в 1920-е гг.; перевод не опубликован.

²⁹ Речь идет о романе Ивана Афанасьевича Кущевского (1847—1876) «Николай Негорев, или Благополучный россиянин» (1871).

³⁰ Летом в 1924—1926 гг. Сологуб отдыхал на даче в Царском (с 1918 г. — Детском) Селе, где жил в одном доме (Колпинская, 20) с Ивановым-Разумником (настоящие имя и фамилия — Разумник Васильевич Иванов; 1878—1946) — «стена в стену целых два года» (Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка // Публ., вступ. статья и коммент. А. В. Лаврова и Дж. Мальмстада. Подготовка текста Т. В. Павловой, А. В. Лаврова, Дж. Мальмстада. СПб., 1998. С. 24); подробнее об отношениях Иванова-Разумника и Сологуба см. в указ. книге.

³¹ Александр Порфирьевич Бородин (1833—1887), ученый-химик, доктор медицины, академик, занимался музыкальным творчеством в свободное от научной, педагогической и общественной деятельности время.

³² Роман Евгения Ивановича Замятина (1884—1937) «Мы» (1920; впервые опубликован на русском в 1952 г.) Сологуб, возможно, читал в рукописи. В 1924—1926 гг. Замятин часто навещал Иванова-Разумника в Детском Селе, у которого встречал Сологуба; см.: Ф. Сологуб и Е. И. Замятин. Переписка / Вступ. статья, публ. и коммент. А. Ю. Галушкина и М. Ю. Лю-бимовой // Неизданный Федор Сологуб... С. 385—389.

³³ Рудольф Штейнер (1861—1925) — австрийский философ, эзотерик, архитектор; основатель антропософского учения, получившего широкую популярность в начале ХХ в. в среде интеллектуалов, имевшего последователей в кругу русских символистов (Андрей Белый, М. Волошин и др.). Сологуб не входил в круг штейнерианцев. Русскому штейнерианству посвящено фундаментальное исследование немецкой славистки : Maydell Renata von. Vor dem Thore. Ein Vierteljahrhundert Anthroposophie in Russland. Bochum; Freiburg, 2005. 474 S. (Dokumente und Analysen zur russischen und sowjetischen Kultur. Bd 29 / Hrsg. von Karl Eimermacher und Klaus Waschik).

³⁴ Вероятно, речь идет о первых книгах Леонида Максимовича Леонова (1899—1994) — «Петушихинский пролом» (1923), «Деревянная королева. Бубновый валет. Валина кукла» (1923) и романе «Барсуки» (1924), получивших одобрение в критике.

³⁵ Лидия Николаевна Сейфуллина (1889—1954) — прозаик. «Клопа женского рода» — автоцитата, ср. окончание последней строфы стихотворения Ф. Сологуба «Ни презирать, ни ненавидеть…» (6 (19) марта 1926): «А если мелочь попадется, / Что отшлифована толпой, / Одна мне радость остается, — / Назвать клопом или клопой» (Неизданный Федор Сологуб... С. 148).

³⁶ Имеется в виду вечер памяти А. Блока, состоявшийся 7 августа 1925 г. в Союзе писателей (ЛО), см. репортажи: Селиванов А. Четвертая годовщина смерти Александра Блока (Вечер в Союзе писателей) // Красная газета. Веч. вып. 1925, 10 августа; Б. п. Вечер памяти Блока // Новая вечерняя газета. 1925. 7 августа.

³⁷ Блок первоначально был похоронен на Смоленском кладбище, в 1944 г. его прах перенесли на Литераторские мостки Волкова кладбища. Неподалеку от могилы Блока была похоронена жена Сологуба — писательница и переводчица Анастасия Николаевна Чеботаревская (1876—1921), покончившая с собой вследствие обострения наследственного психического недуга.

³⁸ Стихотворение Блока (1907).

³⁹ Сходные высказывания Сологуба о Блоке приведены по памяти Еленой Данько, см.: Данько Е. Я. Воспоминания о Федоре Сологубе. Стихотворения / Вступ. статья, публ. и коммент. М. М. Павловой // Лица. Биографический альманах. М.—СПб., 1992. Вып. 1.
С. 201, 205—206, 209.

⁴⁰ Наталья Николаевна Волохова (рожд. Анциферова; 1878—1966) — драматическая актриса, три сезона (1906—1909) выступала на сцене театра В. Ф. Комиссаржевской, где сразу же заняла видное положение, сыграла много разнообразных ролей, в том числе роль Влюбленной в «Балаганчике» А. Блока (1906); возлюбленная А. Блока, адресат целого ряда его стихотворений, ей посвящен цикл «Снежная Маска» и частично «Фаина». Подробнее см.: Галанина Ю. Е. Любовь Дмитриевна Блок. Судьба и Сцена. М., 2009. С. 68—79. Ну возьми плеть
и хлестни по спине женщину! — перифраза афоризма Ф. Ницше из книги «Так говорил Заратустра» (1885; рус. пер. 1900): «Входя к женщине, не забудь захватить с собой плеть».

⁴¹ Имеются в виду: роман английского писателя Даниэля Дефо (1660—1731) «Робинзон Крузо» (1719) в переделке немецкого литератора И. Г. Кампе (1746—1818), пользовавшейся исключительной популярностью на протяжении конца ХVIII и всего ХIХ в. и переведенной на основные европейские языки (в рус. пер. с 1787 г.); Крылов И. А. Полное собрание сочинений. В 3 т. СПб., 1847 (вступ. статья П. А. Плетнева); драмы У. Шекспира в переводе Александра Васильевича Дружинина (1824—1864), неоднократно переиздававшиеся, «Король Лир» в его переводе впервые опубликован в журнале «Современник» (1856. № 12)

⁴² Белинский В. Г. Собрание сочинений. Ч. I—XII / Под ред. Н. Х. Кетчера, М. К. Солдатенкова и Н. Щепкина. М., 1859—1862.

⁴³ «Библиотека для чтения» — ежемесячный литературно-художественный журнал, издавался в 1834—1865 гг.

⁴⁴ Сологуб опубликовал пять романов: «Тяжелые сны» (1892), «Мелкий бес» (1902), «Творимая легенда» (1907—1913), «Слаще яда» (1912), «Заклинательница змей» (1921). Под шестым, возможно, он имел в виду заключительную часть «Творимой легенды» — «Дым и пепел» (1913) или последний роман, сожженный перед смертью, см.: Письма Всеволода Рождественского о смерти Ф. Сологуба / Предисл., публ. и примеч. М. В. Рождественской // Неизданный Федор Сологуб... С. 427, 429.

⁴⁵ Имеется в виду альбом с автографами из архива Медведева в РО РНБ (фонд 474).

⁴⁶ Тит Титыч — образ самодура, выведенный Александром Николаевичем Островским (1823—1886) в пьесах «В чужом пиру похмелье» (1855) и «Тяжелые дни» (1863).

⁴⁷ Среди сохранившихся фрагментов и набросков на тему смещенной исторической перспективы — первая глава романа «Опостен» (1925—1926), первая и вторая главы романа «Богдыхан» (1918—1922) и глава из начатого романа «Индукция» (1927) (см.: Сологуб Федор. Тетрадь последнего лета / Публ. М. М. Павловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2005—2006 годы. СПб., 2009. С. 993—1016.

⁴⁸ Об отношении Ф. Сологуба к А. Белому см.: Андрей Белый. Письма к Ф. Сологубу / Публ. С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1972 год. Л., 1974. С. 134; Павлова М. М. Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников... С. 342—343.

⁴⁹ Вероятно, имеется в виду творческий вечер секции критиков и историков литературы, состоявшийся в Союзе писателей 21 мая (ИРЛИ. Ф. 291. Оп. 1. Ед. хр. 23. Л. 20). Сообщено Т. А. Кукушкиной.

⁵⁰ Аркадий Георгиевич Горнфельд (1867—1941) —  критик, неоднократно писал о Сологубе, автор статьи о творчестве писателя в: Русская литература ХХ века (1890—1910). Под ред. проф. С. А. Венгерова. М., 1915. Т. 2. Ч. 1; ему принадлежат также статьи и рецензии: Ф. Сологуб. Истлевающие личины. Книга рассказов. М., 1907 // Русское богатство. 1907. № 12. Отд. II. С. 175—176; Недотыкомка // Товарищ. 1907. № 242 (перепечатано: Горнфельд А. Г. Книги и люди: Литературные беседы. СПб., 1908); Ф. Сологуб. Мелкий бес. Роман. Изд. 2-е. СПб., 1908 // Русское богатство. 1908. № 7. Отд. II. С. 184—187; «Пламенный круг» // Вершины. СПб., 1909. Кн. 1. С. 53—88; Литературно-художественный альманах изд. «Шиповник». Кн. 12. СПб., 1910 // Русское богатство. 1910. № 6. Отд. II. С. 150 (о повести «Путь в Дамаск»); Федор Сологуб // Русские ведомости. 1913. № 40. 17 февраля. С. 4; Образы Федора Сологуба. Очерк первый. Романы // Русские ведомости. 1914. № 18. 24 янв. С. 2; Образы Федора Сологуба. Очерк второй. Рассказы. Драмы // Русские ведомости. 1914. № 50. 1 марта. С. 2; Темный путь (К шестидесятилетию Федора Сологуба) // Россия. 1923. № 6. С. 27; и др.

 

Публикация Ю. П. Медведева и Д. А. Медведевой

Примечания М. М. Павловой