ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Инна
Розенсон
ДУРА
Язык
мой — враг… Вот и держала бы за зубами! Называется:
посочувствовала.
Теперь
ее мучит подозрение, что это она спровоцировала соседа. Тогда вина и на ней
тоже. Конечно, если все так, как она и… подумать боится.
А
испугалась Валюша, когда после тех ее слов соседу — ночью вдруг стало тихо. И
ей не надо было ничего вкручивать в уши, чтобы не слышать старуху за стеной. Та
кричала уже месяц, и это было как белый шум, который, если не сделается однажды
равным тишине, сведет с ума.
У
себя в КБ Валюша сидела в плановом отделе, но собственную жизнь планировать так
и не научилась. Сосед же в своем институте руководил чем-то важным, и, похоже,
деньги у него водились. В рабочее время, когда руководил, со старухой мучилась
нанятая сиделка. Остальное время — он да Валюша через стенку. Валюша понимала:
ему, сыну, сдать больную мать в интернат стыдно, ведь «сдать» — все равно что
«выбросить». Что ж, пусть умрет в своей постели… Только
соседская жена этого кошмара не вынесла и ушла жить в недавно купленную ими
квартиру — обустраивать гнездо для будущего счастья. Валюша еще недавно ютилась
в одной комнатенке с матерью, которая, перестав выходить на улицу,
пристрастилась к дешевому алкоголю и безрадостным размышлениям. Выходило: мало что в ее прошлом имело смысл.
—
Разве что тебя родила, да и то… — как-то поделилась она с дочерью.
Около
года назад Валюша заглянула в книжный магазин купить
что-нибудь почитать. Она рассматривала детективы, придуманные
изобретательными женщинами, любовные романы, написанные чувствительными мужчинами,
и уже предвкушала упоительно закрученный сюжет, готовилась переживать вместе с
героями жестокие испытания их ярких чувств. Тут в магазин ворвался человек.
Из-под кроличьей шапки, слишком большой при его росте, выбивались спутанные
пряди, глаза горели. Увидев продавца, он каркнул:
—
Кьеркегор не продан?!!
Тот
ответил, что пока есть, и, как показалось Валюше, посмотрел на посетителя с
уважением. Валюшу это так поразило, что она ощутила почти зависть. Значит,
существует какой-то неведомый ей мир, где продавец книг и этот безумец —
заодно. Покупатель полез в карман, и мелочь посыпалась на пол. Валюша кинулась
ловить убегающие монеты. Когда же с монетами на ладони выпрямилась, ожидая
встретить благодарный взгляд, — покупатель только зыркнул
на нее, сгреб дрожащей клешней собранное ею
«богатство» и высыпал его на прилавок. Валюши для него не существовало. Был
лишь томик, который уже несли ему откуда-то из кладовки. Валюша
готова была попросить у продавца приглянувшийся детектив, но тут неожиданно для
себя попросила… Кьеркегора. Продавец приподнял брови и бросил на Валюшу
ироничный взгляд.
— Где же сосиски? — спросила дома мать.
— Ой… Я книгу купила! —
ответила Валюша и достала из пакета томик.
На обложке было написано: «Страх и трепет».
Валюша села к столу, попыталась читать, но
чтение не шло, и, не дочитав страницы, она пожалела, что не купила детектив. А
через пару дней, вернувшись с работы, она застала мать читающей эту непонятную
книгу.
— Неужели тебе это интересно?! — спросила она
мать. В вопросе скрывалась ревность, поэтому он прозвучал почти сердито.
Мать молча подняла на дочь глаза — вот так же
смотрел на нее продавец в книжном магазине — и тихо, будто самой себе,
прочитала:
— «Великое дело отказаться от своего желания, но
остаться при нем, отказавшись от исполнения, — дело еще более
великое».
Несколько недель спустя, когда Валюша уже и
думать забыла о книге, мать позвала ее к окну, выходящему во двор, и указала
рукой на стену темного закута, где и поздней весной не сходил почерневший снег.
На стене было написано: «Солнце светит всем».
Мать умерла в одиночестве, когда Валюша была на
работе. Она представляла себе, как мать протягивает холодеющую руку,
чтобы попрощаться, но никто не сжимает ее, не орошает горячими слезами. От этой
картины по спине Валюши пробегал инфернальный холодок.
Мать всегда хотела, чтобы после смерти ее подхоронили к брату. Но его могилу Валюша искала, искала,
да найти так и не смогла. Пришлось урну с прахом матери замуровать в стену
крематория и вновь почувствовать себя виноватой.
И все у нее не как у людей! Даже сон об этом
приснился: она едет в электричке, рядом спутница, еще какой-то хмурый народ. На
спутнице темно-синее кримпленовое платье с вязаным воротником. Волосы зачесаны
ото лба коричневым гребнем, над которым топорщатся сивые пряди. Спутница стара
и всю дорогу молчит. Валюша знает, что куда-то везет эту старуху. Остановка.
Они обе идут в тамбур, она подает старухе руку, помогая спуститься с подножки.
Но как-то боязливо, чтобы только самой не ступить на землю. Платформы здесь нет
— лишь заросшая травой придорожная колея и сразу за ней лес. Старуха
оглядывается по сторонам, ищет кого-то. Похоже, ее должны здесь встретить, но
вокруг никого. Вдруг поезд трогается в обратном направлении. Валюша понимает,
что остановка была конечной…
Когда проснулась, не сразу сообразила, что за
старуха с ней ехала. И вдруг вспомнила: на той было платье, в котором лежала в
гробу мать. Кого же она ждала там, на «конечной»? Да брата своего, чью могилу
Валюша не нашла!
Потом сон отпустил, но чувство вины не слабело.
Вина подтолкнула Валюшу снова раскрыть Кьеркегора — ведь почему-то же читала
его мать! Но и теперь она не поняла, как можно верить в силу абсурда.
Хотя то, что всяким человеческим соображениям давно настал конец, —
ей как раз было ясно.
Теперь Валюша жила одна. Только ее жизнь
до сих пор словно и не начиналась. А ведь ей уже за тридцать пять, и просто до
психоза хочется ребенка.
Правда, ходил к Валюше Арнольд.
Приятель… Хотя какой может быть «приятель» у одинокой
бабы! Этот Арнольд бдительно охранял личное
пространство, окружив себя частоколом запретов, проникать за который Валюше не
разрешалось. При Арнольде Валюше нельзя было болеть
или выглядеть усталой: это портило ему настроение. Телячьих нежностей он не
переносил — не дай бог назвать его Ариком или еще
как-нибудь по-домашнему! Но и полным именем звать его Валюше не хотелось: в
звучности этого «Арнольд» слышалась ей душевная
неприступность. И как только ни изворачивалась она, чтобы не называть его по
имени!
Время от времени своими вечно ледяными руками Арнольд пытался ее «разогреть». Она поддавалась, таяла… Но и тут его осторожность не давала сбоя, и он ускользал!
Тогда она укрывала его пледом, хотела присесть рядом на край тахты, обнять, но Арнольд просил оставить его в покое, глаза его мутнели, и
он отворачивался к стене. Однако стоило Арнольду
услышать голос Валюшиного соседа, как улыбка появлялась на его вечно
недовольной физиономии. «Так он дома?!» — восклицал Арнольд
и шел поздороваться
с соседом. «Что он в нем нашел?! — возмущалась Валюша. — Сосед и старше его,
лет уж за пятьдесят, и лысый совсем!» Однако, повозмущавшись,
представляла себе соседа — такого энергичного, с горячим карим взглядом, и
вдруг сама начинала ощущать его притягательность.
Арнольд как-то рассказал ей,
что сосед поделился с ним своей бедой. Жена, с которой сосед успевал
перекинуться лишь парой слов по дороге с работы, заявила мужу, что, пока
ситуация не изменится, спать с ним она не будет. То есть, как выразился Арнольд, полностью от себя отлучила. Почему? Да потому что
он пропах той квартирой!
Вскоре после этого Валюша столкнулась с соседом
в лифте. Тот прижимал к груди какие-то коробки. Выглядел усталым, даже
глаза потускнели. Она спросила его, как дела, — он лишь пожал плечами. Валюше
стало жаль соседа: мало ему болезни матери — так еще и жена стерва!
Неприязнь к жене неожиданно вызвала в ней ревность: чем та лучше ее, Валюши? За
приступом ревности последовало удивление: но зачем он мне? В тесном лифте, стоя
против Валюши, сосед подтянул живот и выдвинул вперед подбородок — ей даже
показалось, что он подмигнул ей блеснувшим глазом. И у Валюши вдруг перехватило
дыхание, подступили какие-то истерические слезы — и всю ее потянуло обнять его,
утешить…
Лифт остановился, и сосед выронил коробки.
Валюша бросилась помочь, и они самым комичным образом столкнулись лбами.
Он пробормотал:
— Вот, выдали по рецепту. Может, потише станет…
И она неожиданно для себя изрекла:
— Я уверена — вы обязательно найдете выход!
Уже в комнате Валюша задумалась над тем, что это
с ней случилось там, в лифте?
В эту же ночь старуха за стеной перестала
кричать.
Наутро Валюша встретила в коридоре друга соседа
— врача, который тихо говорил что-то, положив ему на плечо руку. Сосед, опустив
голову, слушал. Потом приехала машина с санитарами…
Вечером, когда Валюшу навестил Арнольд, она призналась ему, что чувствует себя виноватой:
— Ты только подумай, ужас
какой! Ведь сразу после тех моих слов ее и не стало!
Арнольд только отмахнулся: мало
ли что кому сказала. У соседа своя голова на плечах. Валюша, однако,
настаивала.
— Да что ж это такое! — возмущался Арнольд. — Никакой жизни нет! Что называется, мертвый
хватает живого!
И
Валюша заговорила о чем-то легком.
Но
все равно ей то и дело вспоминалась та встреча в лифте. Валюша полагала, что
это было какое-то наваждение, поразившее не только ее, но, возможно, и соседа.
Разве мог он не отозваться на такое страстное сочувствие?!
И
Валюша плакала, сама не понимая о чем, а Арнольд
сердито молчал, потому что не выносил бабьих слез.
Скоро
за стеной вновь появилась жена соседа — теперь они вдвоем с мужем выбрасывали
из комнаты все, напоминавшее им о прошлой жизни, и были оживлены. Комнату внаем
сдавать пока не собирались, так что у Валюши вдруг образовалась отдельная
квартира. Вскоре Арнольд принес Валюше хорошую
новость: ее бывший сосед предложил Арнольду перейти к
нему в отдел — там куда интересней!
Все
вернулось на круги своя, и о том, что случилось с ней в лифте, Валюша больше не
вспоминала. Наконец можно было начать жить. Естественно, вместе с Арнольдом. Но ночами она лежала в постели одна, заново
переживая свою никчемность.
Бывшие
соседи неожиданно позвали Валюшу с Арнольдом
посмотреть их новую квартиру.
Квартира
оказалась просторной. Гостей водили как по выставке, хозяин восторгался вкусом
и энергией жены, сумевшей все это сделать без его помощи. Жена с таким
правильным выражением лица, будто постоянно смотрится в зеркало, снисходительно
принимала восхищение. Она выше его, широка в бедрах, но живот подтянут
ежедневными упражнениями. «Напоминает фигуру в тире, — неприязненно отметила
Валюша, — но такую мишень не собьешь!»
Стол
накрыли по первому разряду, даже с льняными салфетками в специальных кольцах и
хрустальными подставками под приборы. Хозяева объяснили гостям, что так в этом
доме чтят традиции бытовой культуры. Разговор за столом крутился вокруг
институтских дел хозяина, интриг его коллег. Арнольд,
понятно, теперь был в курсе событий, и хозяин увлеченно разъяснял ему суть
какой-то особенно сложной интриги. Хозяйка принимала во всем этом живейшее
участие… Валюша опять чувствовала себя лишней и осторожно присматривалась к
хозяевам, пыталась проникнуть за глянец их сегодняшнего благополучия… И все же сидеть за нарядным столом ей было расслабляюще приятно — ее непривычно приподнимало над
обыденностью. Но ушли они из гостей все же немного пришибленные:
зачем было так уж шикарно?
Дни
уходили один за другим, а серьезный разговор с Арнольдом
все откладывался. И тут бывшие соседи опять пригласили Валюшу с Арнольдом. Только теперь к себе на дачу. Везли их туда на личном
авто. По приезде провели экскурсию по «старой родительской» даче. Конечно, это
был не современный коттедж, но и хозяин не какой-нибудь коммерсант, а
талантливый ученый.
— А
вот наша банька! Сегодня для вас ее затопим.
—
Ой, что вы! — смутилась Валюша.
Среди
такого благорасположения Валюша была напряжена и, чтобы избавиться от
неловкости, предложила прополоть клубнику. Ей позволили, и работа ее немного
успокоила. Хозяева отправились в баню; попарившись, запустили туда гостей. Все
происходило так, будто здесь две супружеские пары, и Валюша, волнуясь,
прокручивала в голове фразы, с которых можно бы начать решительный разговор с Арнольдом. После бани все сели на веранде за круглый стол
пить чай. Валюша уловила вскользь брошенные слова о хозяйкиной дочери от
первого брака и оживилась, спросила, сколько той лет.
—
Давно взрослая… Мы с ней очень разные, почти не
видимся.
—
Разве так бывает?! — не сдержалась Валюша.
— А
вот роди, вырасти — тогда узнаешь.
За
столом смолкли. Хозяин растерянно взглянул на жену и хотел свести ее
слова к шутке, но тут Валюшу прорвало:
—
Да, — произнесла она неестественно ровным тоном, — теперь мы, конечно, родим
ребенка.
—
Разве был такой уговор?! — подпрыгнул Арнольд.
—
Если ты и теперь не хочешь ребенка — значит, просто крал мою жизнь! — вынесла
свой вердикт Валюша, схватила сумочку и кинулась к двери.
Арнольд был так возмущен, что даже не поднялся со
стула.
Хозяин
вскочил на ноги, сказал, что подбросит Валюшу до электрички. Хозяйка осталась с
Арнольдом обсуждать случившееся
— мол, к чему так резко ставить вопрос, и не такая уж она, извините, красавица,
чтобы разбрасываться кавалерами.
Хозяин
вез Валюшу к станции.
Эта
несчастная Валюша пробуждала в нем сейчас что-то покровительственное. Рядом с
ней он вдруг ощутил себя сильным и потому произносил
какие-то дежурные слова — просил ее успокоиться, не рвать так сразу с Арнольдом…
—
Простите, — наконец заговорила Валюша, — мне очень стыдно.
Он
осторожно покосился на нее. Что-то в этих словах его зацепило. Плавясь, как
свечка, в его добром участии, Валюша торопилась выговориться:
— Я
знаю, я не гибкая, — мне это все говорят. Я не умею быть хитрой… Теперь мне понятно: от него ребенка у
меня не будет. А мне нужен ребенок, понимаете?! И чем скорей, тем лучше, ведь
мне уже...
Она
вдруг замолкла и с жалкой улыбкой посмотрела на водителя.
И
уют автомобильного салона показался ему намного интимней тесноты лифта. Как мог
он прежде не замечать этой бледной прелести! Вот она, еще очень даже ничего,
правда, слегка анемичная, но такая трогательная, совсем рядом, а за окнами
сумерки и дождь. Став ничьей, бедняжка растеряна и бессознательно раскрыта.
«Утешить бы…» — ударило ему в голову. И он вдруг горячо и сбивчиво стал
произносить какие-то пошлые, так всегда им самим презираемые слова, которые
теперь были ему необходимы, должны были означать ласку и сочувствие — и которые
отняли у нее последние силы. Она разрыдалась. А он, зорко глянув по сторонам,
съехал на лесную дорогу, тут же его ладонь обожгла Валюшины колени и начала
самостоятельную жизнь. И он все говорил, говорил… Слов Валюша
не разбирала, но под их шелест окончательно расплавилась от нежданной
ласки…
Очнувшись,
Валюша вжалась в сиденье. Заглушая в себе легкое отвращение, она смотрела на
соседа. Покрасневшая лысина поблескивала в тускнеющем свете. Валюша испугалась
— неужели он так потрясен? Но увидела: тот усмехается и мотает головой, как бы
говоря себе: «Ну надо же!..»
—
Так
значит, вы тогда… помогли матери уйти?! — вдруг выпалила она.
Испугавшись
своих слов, Валюша вспомнила, что вот так же неожиданно для себя купила
когда-то непонятную книгу. И так же бессмысленно ждала чего-то от Арнольда, понимая всегда, что
тот не станет ни отцом, ни мужем. Прежняя жизнь со всеми ее надеждами
обернулась бессмыслицей. Но поражение ли это? Ведь было же написано на грязной
стене: солнце светит всем…
Сосед
напрягся и медленно поднял к ней лицо. Из темных выпученных глаз на нее хлынуло
бешенство. Он включил в салоне свет, от которого Валюша попыталась
заслониться ладонями.
— Дура! — прохрипел он.