Юрий Колкер

*  *  *

—  Ты циник. — Нет, не до конца.

В себе не вижу подлеца.

Я просто не добрал, как все,

В твоем базарном колесе.

— Так я устроил этот мир.

— Что ж не позвал меня на пир?

Я поначалу был неплох,

А ты готовил мне подвох.

— Пойми: над каждым я смеюсь

И сам в накладе остаюсь.

Вот мой Эдип. Он был умней,

Чем все поэты ваших дней...

— И что же, ты его любил

И вместе с ним раздавлен был?

Ты высмеял его мечты.

Из нас двоих циничней ты.

— Слепец, найти меня не тщись,

Не посягай ни вглубь, ни ввысь.

Не узришь моего лица,

В себе на зная подлеца.

*  *  *

Я не мыслитель, нет. Но вот хоть Кьеркегор:

Не слишком высоко он ставил разговор.

Умение молчать — особая наука.

Не в немоте, в словах преобладает скука.

Ты помнишь сад камней? Там под руку вдвоем,

Навек обручены, с тобою мы идем,

И обволакивает нас молчанье

Сладчайшей легкостью, как новое венчанье.

*  *  *

Мне для выпивки не нужен повод.

Алкоголь слезу перехитрит.

Выхожу один на Финчли-роуд.

Выхожу один на Бэйкер-стрит.

Вещь в себе, без мамок и без нянек,

У счастливой бездны на краю,

Вот уж кто заведомый избранник!

Выхожу и флягу достаю.

Небосвод тихонько остывает.

Циферблат приветствует звезду.

Хорошо мне. Лучше не бывает.

Никуда я дальше не пойду.

*  *  *

Обрадоваться смерти человека —

Что может быть подлей!

Кто ж ты? Предатель, нравственный калека,

Убийца и злодей?

Пусть на минуту, на одно мгновенье —

Мелькнуло и прошло,

Но было, было это наважденье

И душу обожгло.

*  *  *

Архитектура унылая, но экономная.

Впрочем, по правде сказать, и не очень противная.

Низко над крышей душа моя реет бездомная,

Тело же — тут, и нужда у него примитивная.

Душу мою отлови, ублажи, рассмеши ее

И приголубь, приласкай осторожно и сдержанно.

Жалко убогую: день ото дня всё фальшивее,

Лжет, притворяется, третьему штилю подвержена.

*  *  *

Почудилось... Да, почудилось — и прошло.

В слезах проснешься, увидишь: не рассвело.

Ты всё еще тут, и мир всё тот же вокруг,

И всей-то боли, что умер старинный друг.

На улице дождь. Бежит по крышам вода.

Ты больше с ним не встретишься никогда,

Ни ссору не воскресишь, ни душевный пыл.

Он, помнится, шляпу и книжку забрать забыл.

Заносит, заносит душу в такую рань.

Из света и воздуха новая ткется ткань,

На терпком прошлом настояна тишина,

Потеря твоя обыденна, жизнь — темна.

Прощения не попросишь ты, умер он,

И он тобою в ответ не будет прощен.

Вовек не вернешь покойнику давний долг.

И всей-то боли, что голос его умолк.

*  *  *

Еще и не дубы они — два брата,

Два всплеска лиственных, рука в руке

Из праха вставших, — но уже токката

Присутствует в их робком языке.

Одни друг другу тайны поверяют —

О взрослости мечты и торжестве.

Они во всем друг друга повторяют,

Родня, нерасторжимая в родстве.

Но им вдвоем не жить на этом свете.

Не хватит света. Близость — вот беда.

Один здесь будет Бах через столетье.

Убьет другого братская вражда.

*  *  *

Всё оделось листвой в одночасье.

Меж забот не заметили мы,

Как земля погружается в счастье,

Как нахлынула зелень из тьмы.

Ласк живое взалкало и красок,

Наступает любовь, как война.

И ребенком, как бедный подпасок,

Мысль в сторонке стоит, невидна.

Может, дудочку срежешь, сиротка?..

Кто задумался, тот сирота.

Оглянись отрешенно и кротко

На прощальные эти места.

Европеец ли ты, австралиец —

Не стыдясь, поклонись естеству,

И услышишь, как бог-олимпиец

Отпускает свою тетиву.

* * *

Холодно, милая. Выдался месяц холодный.

Нужно прощаться навеки с мечтою бесплодной.

Сколько в ней было веселья, тепла, красоты…

Жаль, обманула. Другой не бывает мечты.

Облачно. Голые ветви да ветер колючий.

Царствует целую жизнь отменяющий случай.

Отсвет таинственный в небе возник и погас.

Птица вспорхнула. Поверишь ли? Не было нас.

*  *  *

Марк Аврелий соврал... полуправду сказал: и другую

Жизнь испортить навеки возможно, не только свою.

Много ль проку, что долгие годы стыжусь и тоскую,

И в других, приглядевшись, мой тягостный пыл узнаю?

Отвратительна молодость: изыски всё да помарки.

Я не знал, ты не знала, а жизнь совершалась всерьез.

Вот и ставит нам совесть примочки свои да припарки,

Утешает, лелеет. А поезд летит под откос.