ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Елена
Пудовкина
Памяти мамы
1. Прощальный плач
Чайки, голуби и кошки
В этот день осиротели.
Им теперь другую кашку —
На помин души — предложат.
Помяните, чайки, маму,
Проводите маму в небо,
Прокричите троекратно:
«Святый крепкий, Святый Боже!»
И бездомные котята,
И бродячие собаки,
И почти домашний ежик,
Проводите маму вздохом,
Помяучьте и полайте.
Вы ж, цветы, — ступайте следом
За рыданьем, плачем, криком,
В небесах благоухайте:
На земле без мамы плохо.
2. К картине моей мамы — художницы
Нины Михайловны Пудовкиной
Веранда, залитая светом,
Где никого как будто нету
И только воздух чуть дрожит.
Пахнуло в комнате цветами.
Собака повела ушами.
И луч по потолку бежит.
Нет никого. Но я-то
знаю,
Что ты легко прошла по
краю
Холста и скрылась за
кустом.
Я видела, как уходила
И синевою оградила
Тот свет, что встретит
нас потом.
Семейная история
1. Картинки детства
Упираясь окнами в небо,
Уповая на Божью милость,
Получали мы вдоволь хлеба
И о ближних
на ночь молились.
Полусироты — выживали
Под привычный гул
катастрофы,
И прабабушка вышивала
По кисейке путь на
Голгофу.
На шкафу монгольские
маски
Притаились под слоем
пыли —
Мимо них ходили с
опаской
Ритуальную чуя силу.
Деда с бабкой,
востоковедов,
Смерч закинул в топку
Гулага,
И летела за ними следом
Жизнь, сожженная, как
бумага.
В храм ходили мы раз в
неделю —
Приобщиться Святого
Дара.
Ну а дома за мной смотрела
Вместо няньки Белая
Тара.
И рассказывал мне о рае
Прадед мой, повернувшись
к Мекке,
А потом, полонез играя,
—
О героях, богах и
греках,
А прабабушка — о
Мадонне,
Утиравшей сироткам
слезы.
И святой Николай Угодник
Приходил к нам Дедом
Морозом.
2. По мотивам английских
сказок
Заклятье сбылось, и дочурка дворянских кровей
Жила в лагерях, по общагам ютилась зловонным.
Кружились поблизости стайки злокозненных фей,
И жизнь развивалась по сказочным дивным законам.
А бабка-смолянка смолила с утра «Беломор»,
Меняла мужей, забавлялась людской круговертью,
Встречая кота, говорила: «Бонжур,
монсеньер»,
Смеялась над кознями фей и над собственной смертью.
Заклятье недавно закончилось. Принц Флоризель
Нашел свое счастье и вместе с дворянскою внучкой
Пьет темное зелье — густой, непроваренный
хмель —
И фей утешает: «Ну что пригорюнились, сучки?»
3. К маминой картине
Сегодня на картине вечер.
Прабабушка с двумя детьми,
Красивая и молодая,
И ничего еще не знает
О будущем, что недалече,
Да что там — прямо за дверьми.
Но в сумраке не дремлет сыч,
Что «на подушке вышит».
А просьба к Мурке «не мурлычь»,
Мол, «бабушка услышит»,
Внушает безотчетный
страх.
Дитя глаза зажмурит,
Но знает: карлик на
часах
Невидимо дежурит.
А свет по крышам за
окном
Проходит, на картине
также
Меняя время дня.
Бабуся сказки перед сном
Теперь по-новому
расскажет —
С оглядкой на меня.
В Мариинской больнице
Икона неба
В окне больничном.
Здесь служат требы
На древнептичьем —
Полузнакомом,
Полузабытом,
Как сон о доме,
На небе свитом.
* * *
Сокращается список, что
о здравии я подаю
Молчаливой свечнице
в Никольском соборе.
Вот и матушка Елизавета
сегодня в раю,
И душа ее детская хору
небесному вторит.
В длинный список имен,
подаваемый за упокой,
Ее имя добавилось и
завершило страницу.
К отдаленному берегу,
что за небесной рекой,
В белом клюве уносит его
почтальонша-свечница.
Ушедшим поэтам
Как вам живется на том
берегу?
Перелетев неширокую
Лету,
Что-то вам пишется,
братья-поэты?
Вслед вам гляжу, а
взлететь не могу.
Слов не расслышать, а
знаков полно:
И в прихотливом
сплетении веток,
И в полноте
петербургского лета,
И в том луче, что
глядится в окно.
Ну а язык, общепринятый
там,
Тот, на котором вы шлете
приветы,
Он не менялся, ведь были
привиты
Эти созвучья в
младенчестве вам.
* * *
Евангелие от кошек и
жуков,
От птиц, деревьев, камня
на дороге.
С звездой, светящей в
глубине веков,
И к ним пришла благая
весть о Боге.
Свидетельства сохранены везде,
Во всех языцах, странах,
поколеньях.
Сухие ветви к небесам воздев,
Становятся деревья на колени.
Они уйдут в небесные сады,
Где звери, птицы и апостол-камень,
А для людей останутся следы,
Начертанные легкими крылами.
* * *
Даже на даче
Время течет иначе
И успевает вызреть, налиться цветом,
А в Петербурге — словно с цепи сорвалось,
Как минотавр безумный, носится по проспектам.
На черепушках веры
Празднуют пир химеры,
В небе кричат горгульи, и пахнет тиной.
Чувствуют наводненье твари миров соседних,
Не удержать их больше ни дамбою, ни плотиной.
Камни, что собирали,
Сами все разбросали.
Что же такое в воздухе тут разлито,
Что нету ему покоя, и взывает к
расплате,
И рождает проклятья в душах вместо молитвы.
* * *
Совсем не там, где в прежние года
Рождественская поднялась звезда.
Зачем она стоит над спящим лесом?
Кого из темных зарослей зовет?
Ведь здесь лишь вьюга в ветках гнезда вьет
Да зверь сопит под снеговым навесом.
Не мудрецы и даже не волхвы —
Из рек заснувших, из сухой травы,
Из чащи непролазной и безлюдной
Пошли за нею, следуя как тень,
Букашка, птица, рыба и олень,
Как некогда — ослы, волы, верблюды.