АРМИЯ: ВОЙНА И МИР

АЛЕКСАНДР САЛНИС

ДЕДОВЩИНА

Сердитые заметки старого военного доктора

Полагаю, что впервые за всю тысячелетнюю историю государства Российского удивительный наш народ в лице своих новеньких политиков, депутатов, чиновников и журналистов, неизвестно откуда на нашу голову свалившихся, додумался наконец-то раскрепощeнной мыслью до планомерного поношения и разрушения собственной армии.

Ну как иначе оценить нескончаемый поток истеричных публикаций об ужасающих порядках и «дедовских» нравах, что якобы царят в нынешних воинских казармах, ядовитую антиармейскую пропаганду, активное сопротивление прессы призывам молодежи в армию, множество разнообразных, но одинаково безграмотных и глупых наставлений в печати к тому, как и какими способами можно избежать срочной военной службы.

И результаты не замедлили: сегодня в стране преступно скрываются от призыва 40 тысяч молодых, здоровых ребят, ласково именуемых той же прессой «уклонистами». И сраму не имут, паршивцы! Ведь война идет, жестокая и кровавая. И другие такие же, только честные парнишки — элита российского народа — жизнями своими обороняют страну от гибели. Девочки служат и воюют в Действующей армии на Кавказе, а эти по всем анатомическим данным похожие на мужчин особи таятся в нетях или за ручку с мамой выразительно страдают перед военкомами с жалобами и подделками под несуществующие болезни.

И делают все для того, чтобы в конечном итоге лишить нашу страну Во­оруженной силы — единственного до сих пор аргумента в истории человечества, с которым покорно вынуждены считаться во всем мире. И если теперь очередной специалист по оральному сексу — заокеанский или какой-нибудь соседний педофил — захочет, то без особого риска ракетами и бомбами сможет показать народу, когда-то в отчаянном, мужественном борении отстоявшему мир от фашизма, чего он сегодня значит и стоит.

Представляется мне, что все началось лет 20 назад, когда лучшие демократические умы обновленной России были сдвинуты, и, похоже, навсегда, автобиографическим повествованием С. Каледина «Стройбат» про ужасы современной военной службы и армейской дедовщины. Потом из повести был сооружен кинофильм, к делу подключились журналисты-публицисты, господин Каледин что-то еще натворил, а ведь вся его повесть — злонамеренная ложь от первого до последнего слова. Во всяком случае, если говорить о временах
25—30-летней давности, к которым автор относит свои художественные переживания.

Хорошо знаю об этом, потому что как раз в те годы руководил хирургиче­ским отделением госпиталя для военных строителей и стройбат, в котором бедствовал С. Каледин, был тогда моим близким и очень знакомым учреждением. Впрочем, если я и ошибаюсь — точного наименования части автор не приводит, — то это сейчас совсем неважно: не этот один, так 20—25 других точно таких же военно-строительных отрядов со штатом 10—12 тысяч строителей находились тогда в самом непосредственном соприкосновении с нашим госпиталем. И уже по одной этой причине любые обстоятельства их жизни и труда, все события в отрядах, все происшествия и несчастные случаи вместе с причинами и подробностями их возникновения, в том числе, разумеется, и связанные с дедовщиной, если она там существовала, становились мне известными, а их последствия были предметом моей основной работы и ответственности.

Конечно, кроме собственных наблюдений мы располагали литературой, отчетами, статистическими данными, знали и могли сравнивать то, что происходило у нас с положением дел в гражданском строительстве, в строевых частях нашей армии и флота чуть ли не со времен Петра Великого, в войсках зарубежных стран, и таким образом в чем-чем, но в этом сколько угодно узком вопросе — о причинах, характере и размерах небоевого травматизма в войсках — были осведомлены куда точнее, чем С. Каледин и разнообразные, но одинаково лживые авторы книг, статей, анекдотов, баек и челобитных о внутреннем порядке в войсках, о дедовщине и ее последствиях в Вооруженных силах СССР и Российской Федерации.

Ну не было, не было в строевых и нестроевых частях Советской Армии ничего того, о чем взахлеб вещает вся эта остервенелая публицистика и чересчур художественная литература. Общий порядок в вoенных городках, на полигонах и строительных площадках, характер и содержание воинского труда, уровень дисциплины, командный, политический и инженерный состав войсковых частей, взаимоотношения военнослужащих с командованием и между собой, отдельные события их жизни — все это в изображении С. Каледина и ему подобных сатирических летописцев так далеко отстранено от действительного положения дел в войсках, что становится заведомой неправдой.

Или вот такие же, но уже нынешние стенания с другого конца славной эпохи: полгода назад некий весьма престарелый господин, когда-то давно и случайно проведший пару дней на одном из крейсеров Балтийского флота, с дрожью в голосе повествовал перед телекамерой про ужасы тамошней корабельной дедовщины, как старые матросы избивают молодых и заталкивают их под паровые котлы в кочегарном отделении.

И снова беспардонная ложь.

Я служил тогда молодым врачом в этой дивизии крейсеров на другом корабле, а на крейсере, о котором идет речь, врачевал экипаж мой друг и сокурс­ник, ныне профессор НИИ в Петербурге. Все мы — врачи эскадры — постоянно общались и, конечно же, ни у себя на корабле, ни у соседей видеть, слышать, обсуждать, лечить или даже представить себе что-нибудь подобное не могли даже в самых кошмарных сновидениях.

Полемику такого рода можно было бы продолжать еще как угодно долго. И прессы, и собственных наблюдений для этого накопилось с избытком. Однако полезнее будет, если мы примем сейчас за данность то, что опасные неуставные порядки, дедовщина со всем, что из этого следует, в нынешних россий­ских войсках все-таки существуют, и поначалу не станем возражать тем ядовитым гадостям, что выплескиваются сегодня по этой причине на нашу армию с печатных страниц, тому, как изображается она на белых и голубых экранах, тому, из-за чего басом плачут на материнской груди усатые дезертиры. И разобраться, следуя за толпой разгневанных авторов и авторесс, как же так получилось, что военная служба — пусть трудное, но на Руси испокон веков славное и достойное мужчины занятие — превратилась у нас в страшную, позорную и унизительную обязанность. Какие причины низвели порядок и нравы воинских казарм до уровня поганой воровской малины, почему сегодняшняя военная служба калечит молодые души, угрожает здоровью, а то и жизни солдата. Почему, как злая тифозная вошь, размножается в войсках садистская мерзость этой самой дедовщины?

Пора сказать, что медицинское образование свое автор получил в славных стенах Военно-морской медицинской академии, откуда судьба впервые привела его на военный корабль в 1950 году. Это было время, когда, задержанные по каким-то государственным причинам с демобилизацией, на кораблях продолжали служить по шестому-седьмому году матросы, призванные еще в 1943—1945 годах. Не современные «деды», кое-как поотиравшиеся в мирной воин­ской казарме несколько месяцев, а воины, биографию которых составили годы Великой Отечественной войны, боевые походы, сражения на море и в десантах, гибель кораблей и товарищей, ранения и честные боевые награды.

А еще непомерная усталость и по многим понятным причинам до предела израсходованные нервы.

А рядом с ними в тех же кубриках бестолковые мальчишки — вчерашние школьники, ремесленники, студенты, голодные крестьянские дети. Все на семь-восемь лет младше возрастом.

Ну чем не обстановка для самой разнузданной дедовщины?

Не бить, не издеваться изощренно над парнем — а, скажем, заставить прибраться на своем заведовании, выстирать робу, отпарить перед увольнением на берег брюки-клеши, поменять свой истрепанный бушлат на его новый — по теперешним «дедовским» взглядам, все это ну просто необходимо было делать неукоснительно, постоянно и с дорогой душой.

А ведь не было этого на кораблях и в экипажах. Не было ни в чем и никак.

Ну, выругают живописно в критических ситуациях за упущения на посту во время боевой тревоги. А в остальном относились к салажатам покровительственно, с пониманием, учили и где надо берегли.

Служили тогда куда дольше; в армии 3 года, на флоте 5 лет, а матери провожали детей на службу с радостью и надеждой: сначала чтобы хоть в армии сын наелся досыта, позднее, чтобы из него сделали там человека и дали в руки специальность.

И ведь получалось все постоянно и неуклонно так, как мечталось матерям.

Военным врачам это особенно хорошо было видно, когда под обвисшей поначалу форменкой или гимнастеркой начинало быстро расти и наливаться силой мускулистое юношеское тело, выпрямлялся сгорбленный позвоночник, прибавлялся рост, исчезал надутый живот, становились упругой походка, расторопными движения и такой смышленой и славной оказывалась еще безусая физиономия.

И ремесло хочешь не хочешь, а само шло в руки. И совсем необязательно стрелка или артиллериста, впрочем, тоже в миру небесполезные, а, скажем, все виды пользования самой современной связью, эксплуатация и ремонт дизельных, электрических и паросиловых двигателей, автовождение, кораблевождение, ремонт авиационной техники, пользование новейшей электронной аппаратурой, все виды строительных специальностей в железнодорожных войсках и военно-строительных отрядах, в конце концов простая русская грамота и бытовая культура — все, что потом обеспечивало молодому человеку достойное положение в обществе и кормило его и eго семейство всю последующую жизнь.

Кто вспоминает теперь, что еще 30 лет назад проводы в армию без каких-либо влияний сверху стали приобретать у нас характер семейного и даже народного праздника? Что призывник, оказавшийся негодным к службе, стыдился этого, а родители его немедля устремлялись в военкомат за разъяснениями? Кто учитывал, как часто доведенная до отчаяния мать обращала свои надежды на армию как на последнее средство, способное перевоспитать ее сына из хулигана и бездельника в нормального, полезного обществу человека?

Но вот в стране произошло то, что произошло. Среди множества страшных, гибельных и позорных результатов этого отметим только то, что количество хулиганов, бездельников, а также бандитов, грабителей и убийц в новом нашем обществе разнузданной демократии давно и закономерно превзошло критическую массу. И ничего не скажешь: военкоматы, как и прежде, осаждают напористые мамаши с юными призывниками за руку. Только вот гражданская озабоченность новых родителей направляется теперь в прямо противоположную сторону. Знаю об этом опять же не понаслышке, потому как работаю в призывной комиссии. С грудами замусоленных медицинских справок, самодельными анализами и фальшивыми рентгенограммами, с амбулаторными картами размером с престольное Евангелие, с затрепанными вырезками из вчерашних желтых газет и взятками в потных ладонях настырно и неотступно требуют они одного — избавить дитятю от военной службы. И вот сколько уже лет не выходит из памяти некий очень молодой, столичный журналист, что, не пробыв и дня в армии и вальяжно развалившись в кресле перед телекамерой, снисходительно вещал почтительно внимающему народу о гибельных ужасах нынешней военной службы и о том, как ему удалось, симулируя какую-то болезнь, избежать призыва. И следующие за этим одобрительные комментарии дамы ведущей.

Вот тогда сложилось до сих пор не порушенное впечатление, что отныне призывом молодежи в войска руководят не законы, не военкоматы, а такие вот дамы с телеэкранов, провокаторы от журналистики и клокочущий от ненависти Комитет солдатских матерей.

Здесь немного сбавим обороты.

Потому что матери всегда правы и неподсудны, когда они защищают своего ребенка от грозящей ему какой бы то ни было беды.

Однако же любые мероприятия и здесь, и во всякой другой программе окажутся бесполезными, если поначалу не определить основные характеристики этой самой беды и не обозначить место, источники и причины, ее породившие.

Попробуем это сделать.

Известно, например, что в войсках РФ в один из недавних годов вследствие несчастных случаев, не связанных с боевыми действиями, погибло 377 человек.

В том числе:

— от непредумышленных убийств —59 чел.;

— от умышленных убийств — 276 чел.;

— от закономерного применения оружия — 8 чел.;

— вследствие неуставных взаимоотношений — 34 чел.

Иначе и проще говоря, ранения, увечья и гибель наших военнослужащих в мирное время происходят по преимуществу от того, что они сами калечат и убивают друг друга:

— случайно — по глупости,

— обоснованно — по профессиональной несостоятельности,

— закономерно — по личной недисциплинированности,

— с умыслом — по преступному складу и устремлениям садистски сформированного характера.

И пора бы наконец сказать, что все эти «обаятельные» качества возникли не сегодня, не в момент несчастья, не в армии, а давно и старательно формировались в недрах их собственных семей. В удручающей обстановке жалкой беспомощности, усталости и полнейшей безответственности за воспитание и судьбу своего сына.

Кто рассердится сейчас на эти обидные слова, пусть обратится к таким жизнерадостным фактам нашей лучезарной действительности:

— около двух миллионов сегодняшних подростков болтаются без дела, не учатся и не работают;

— в возрасте 14—15 лет, давно освоив табачную продукцию, они начинают приобщаться к алкоголю и наркотикам с таким неподдельным рвением, что к 16—20 годам составляют 20% среди 10 миллионов россиян, больных наркоманией;

— 2/3 наркозависимых детей приобрели эту гибельную привычку либо при активном содействии, либо в обстановке полнейшего равнодушия со стороны своих родителей;

— более трех миллионов женщин и, естественно, такое же количество откормленных в детородном возрасте мужиков, произведя на свет дитя, тут же, не оглядываясь, выбрасывают его на помойку или в сиротские приюты;

— 100—150 тысяч других ребятишек, не дожидаясь этого гуманного акта, ежегодно сами убегают из дома от невыносимых в нем условий для своей маленькой, простой и совсем нетребовательной жизни.

Подумаем — может ли быть благополучной военная, да и вся остальная судьба тоже, у людей, жизнь которых так жестоко калечится любящими родителями с первых минут их появления на свет?

Ну, а у множества тex, других, что отличаются от этих горемык наличием матери, остервенелой от беспросветной нищеты вечного коммунального житья, и хронически проспиртованного бати?

Не так давно один мудрый и знающий человек писал, что если уделять всего-то 1—2 часа в день для какого-нибудь совсем незамысловатого общения с ребенком — рассказать ему что-нибудь, ответить на вопросы, почитать хорошую книжку, пожалеть, — то в нормальной семье одного этого будет довольно, чтобы из ребенка вырос вполне толковый, добрый и хороший человек.

Но вот не могут найти эти два часа, оторвать их от телевизора, домино, пивного ларька, рыбацких удовольствий, и сами, сами вытесняют его из семьи на улицу, в подворотню, на чердак. Туда, где дело воспитания немедля берут на себя подонки и уголовники и во всеоружии опыта и соблазнительных возможностей начинают готовить еще одну персону для новой исторической общности свободных россиян и всех ее достопочтенных институтов — от ПТУ до ЛГУ. И армии, разумеется, в первую очередь.

И не в трагическом одиночестве пластаются, а, скажем, в проникновенном сотрудничестве с родным телевидением, с оборзевшим от бесконтрольности жульем из частных видеопрокатов, что вот уж сколько лет старательно преподают нашим недорослям с голубых и белых экранов разнообразные способы, посредством которых можно живописно и интересно унизить, изувечить и убить человека.

А неподалеку упоенных подобным зрелищем зевак уже ждут в готовности хваткие преподаватели всевозможных единоборств и членовредительств, умело преобразуя теорию в практику.

А еще ближе в каждой подворотне новые оборотистые офени просвещают учебными пособиями на эту же тему тех, до кого не сразу доходит.

А вокруг размножающиеся, как микробы, простым делением от рождения немытые лоботрясы из шоу-бизнеса низводят чувства, мысли и устремления молодого человека куда-то на уровень малого таза.

А внутри полная неспособность и врожденная унылая ненависть ко всякой, какая бы ни была полезной, работе.

И наступает срок, когда подготовленный такими средствами наследник Великого Октября и Гражданин свободной России выходит в свет, чтобы удовлетворить там свои непрерывно растущие потребности. Способами и с итогами, которые, не замедлив, переходят в милицейские протоколы, истории болезней, акты судебно-медицинских вскрытий и приговоры судов.

Ну вот, например, сюжет из недальних времен расцветающей российской демократии.

На городской улице трое хорошо откормленных парней по 15—17 лет являют себя миру. Для чего нарочито громко хохочут, орут и матерятся. У одного для особо изысканных развлечений чугунная гирька на сыромятном ремешке. Впереди компании идет домой с работы человек.

Тот, который с гирькой, раскручивает ее в руке и под одобрительный, веселый смех компании сзади бьет ею человека по голове. От страшного удара кости черепа сломались и острым краем своим разорвали большой кровеносный сосуд в мозговых оболочках. Все произошло неподалеку от больницы, и прохожие — наверное, и пяти минут не прошло — принесли пострадавшего к нам. Да только напрасно принесли. Погиб он мгновенно. Городок небольшой. Милиция сразу же нашла и по каким-то своим надобностям завезла в больницу и убийцу. (Двое других сразу же показали, кто бил.)

Оформляем акты и протоколы, и, пока в коридоре страшно кричит жена убитого, а сестры колют ей седуксен, пытаюсь как-то понять причины того, что произошло:

— Что ж ты наделал, сволочонок! Ты понимаешь, что человека убил?

Переступил с ноги на ногу... вроде бы даже улыбнулся…

— Ты его знаешь?

Уставился в залитое кровью лицо трупа... пожал плечом…

— Он чем-нибудь обидел вас? Замечание какое сделал?

— Не-а-а...

Вот и вся история. И таких историй у любого практикующего хирурга вполне достанет сегодня на 1001 ночь дозволенных речей.

Да, конечно, эти трое не будут пакостить армию своим присутствием (пока не отсидят). А бесчисленная масса остальных, что у самого края уголовного кодекса, пока еще утверждает себя в мире простыми светскими шалостями — бьет витрины и уличные фонари, грабит автоматы, увечит памятники, испражняется в подъездах и лифтах, где-нибудь в укромном месте, если никто не видит, насильничает и измывается над теми, кто послабее. Им-то в военкоматах уже повестки оформлены.

Но есть и другая школа подготовки российского призывника к военной службе.

Наверное, лет сорок назад родилась эта в общем-то понятная и симпатичная мысль: мы, старшие, прожили жизнь тяжелую, нищенскую, страшную. Пусть теперь хотя бы наши дети поживут по-человечески.

И дети стали жить по-человечески.

У нас под окнами пугливо и неуверенно бродит котенок, которому они горящей сигаретой аккуратно выжгли оба глаза. Бегает по-прежнему добрый и доверчивый пес, которому они топором отрубили лапу.

Или вот смотришь, как в иной любящей семье подрастает сыночек всем на радость. Здоровенький такой. Ест хорошо и за папу и за маму. Так, что им ничего не остается. Пьет. Паспорт уже получил и говорить начал. Поминая любящую маму сладкозвучным «е...ать» через каждые два слова. И так-то хорошо, так-то славно вместе с бабушкой верхом на палочке ту-ту-уу!! — по всей комнате. Глядишь, через год-другой его и на улицу можно выпустить одного, без мамы.

А ему через год не на улицу, а в армию повестка.

Вместе с теми, кто на улице уже освоился. И отсидеть свое успел.

И какая же это светлая голова могла подумать, что такие вот подготовленные духом и телом для служения Родине цветы жизни, оказавшись в воинской части, немедля сбросят перед КПП свои столь нелегким путем обретенные достоинства и привычки, чтобы учиться военному делу настоящим образом и служить как должно. Или хотя бы уж не подвергая постоянному риску свои и чужие жизни.

Их воспитывают, конечно. Учат. Принимают меры. Не от хорошей жизни, но с благими намерениями в Советской Армии были введены должности замполитов в каждой роте, сегодня — офицеров по воспитательной работе. Три раза в неделю в каждой воинской части демонстрировались добрые, умные, советские кинофильмы, выступали художественные ансамбли, в самые отдаленные гарнизоны приезжали с беседами ученые, писатели и артисты с мировыми именами, работали библиотеки, непрерывным потоком шла пресса. И как бы над ней ни измывались нынешние свободные голоса, учила та пресса вещам серьезным и необходимым: любви и преданности своему Отечеству, воинскому долгу, добру, справедливости и чести, солдатской дружбе и человеческой порядочности.

Однако же и подобных средств в нынешние времена оказалось недостаточно для того, чтобы за несколько коротких месяцев переделать давно состоявшегося разгильдяя в дисциплинированного солдата, жалкого неумеху в клас­сного мастера, потенциального уголовника в порядочного человека. Нельзя в течение полутора-двух лет добиться того, о чем ни разу не болела голова у родителей за все предшествующие восемнадцать.

А между тем каждому, тем более молодому человеку свойственно вполне понятное стремление утвердить себя в обществе, особенно военном коллективе. Но если собственных способностей для этого не оказалось, если в учебном классе, на полигоне, на спортивной площадке парню похвастаться нечем, остается одно — перетерпеть первый год службы, выслушивая насмешки, в унижениях и страхе, дорасти до «деда» и вот тогда, дождавшись своего часа, показать, «кто чего на самом деле стоит».

Именно эта заведомо небольшая, но злокачественная категория рядовых (может быть, не более 5—6 человек на роту) творит глупости и преступления при исполнении самых мирных и безопасных обязанностей военной службы, их совокупными усилиями выводится из строя техника, замыкаются электросети, вспыхивают пожары, заносятся и опрокидываются автомашины, рушатся строительные леса и земляные сооружения почти всегда с неизбежным следствием — увечьем и гибелью людей. Именно они, вознесенные до положения «дедов», хулиганят, насаждают свои порядки и с мстительным садизмом бесчинствуют в воинских казармах.

Вместе с тем следует хорошо знать, что куда большая и самая тяжелая часть воинских проступков и следующих за ними несчастных случаев возникает не в казармах, не в строю, не на полевых учениях, не на строительных площадках, а в бытовых ситуациях. Там, где воин такого вот склада хоть на короткий срок, но остается бесконтрольным: в увольнении, самовольной отлучке, при возвращении из отпусков — и действует по старой, еще дома хорошо освоенной привычке — напивается до положения риз и попадает под колеса поездов и машин, тонет, замерзает на снегу или в холодных лужах, связывается с уличной шпаной и откровенными преступниками, становясь виновником, а чаще всего жертвой беспощадных избиений, драк и любых других преступлений по всем статьям уголовного кодекса.

Дополним эту живописную панораму еще одним горестным фактом: в войсках растет число самоубийств. Помимо вышеуказанных 377 военнослужащих, что погибли в войсках от небоевых травм, гораздо большее их число — 482 человека — покончили свою еще фактически неначатую жизнь самоубийством.

Чаще всего после получения из дома каких-нибудь трагических известий: поссорились и разошлись родители, любимая девушка не дождалась и предпочла другого, изменила оставшаяся дома жена и т. п.

И снова никуда не уйти от осознания того, что не военная действительность, не служба, а семья, родительский дом стали причиной и источником таких вот страшных несчастий, что и тут предшествующая призыву жизнь молодого человека в семье сформировала в нем причины таких ужасных решений. По данным призывных комиссий РВК, 60% сегодняшних призывников имеют 4-ю, в лучшем случае 3-ю категорию психической неустойчивости (самая благополучная 1-я). Другими словами, идут в армию с нервной системой, жестоко и бездумно изувеченной уродскими обстоятельствами предшествующей жизни в родной семье, неспособными на правильные решения и должные поступки в самых незамысловатых и не слишком стрессовых ситуациях.

Вот это всё вместе взятое и формирует ныне внутренний порядок в войсках. Так обуславливается существующий там травматизм, так издалека и задолго до призыва взращивается для отдельных войсковых частей злокачественная поросль дедовщины.

Особо радоваться нечему. Но есть смысл сравнить положение дел в войсках с тем, как выглядят эти же обстоятельства в жизни нынешнего гражданского населения всей нашей страны по их самым тяжким и непоправимым последствиям.

Вот так, например, нарастало число погибших от травм, отравлений и самоубийств в Санкт-Петербурге и Ленинградской области с начала пресловутой перестройки:

1985 г.                4755 погибших. В том числе убитых 332

1990 г.                5719                                                    411

1993 г.                12628                                                  1836

1996 г.                14501                                                   2100

Как видно, цифры настолько убедительны, что нет никакой нужды их еще как-то истолковывать и можно сразу переходить к выводам.

1. Вся разношерстная масса тех, кто так или иначе, но активно порочит армию и сопротивляется военным призывам:

— литераторы и всякого рода деятели иных изящных искусств, что питают россиян изначально лживыми ужастиками из совершенно неведомой им военной жизни,

— журналисты-провокаторы, снабжающие призывников и их родителей разнообразной, но одинаково подстрекательской информацией на предмет уклонения от военной службы,

— прохиндеи из депутатского корпуса, что зарабатывают себе голоса и очки у одураченного электората на выборах криками о немедленной отмене всеобщей воинской повинности,

— верховный (слава тебе, господи — бывший!) главнокомандующий, что утвердился на власть очередным лживым обещанием перевести армию на контрактную службу еще 3 года назад,

— маловдумчивые депутаты всяких дум, наворотившие безмерное количество льгот, отменяющих срочную службу в армии для тысяч вполне годных к ней мужиков и парнишек,

— комитет солдатских матерей, с пассионарной стойкостью обороняющий от армии призывников и оправдывающий дезертиров,

— обманутые всем этим родители, заранее оплакивающие горестные перспективы своих сыновей, призванных на военную службу, —

все они, столь геройскими усилиями добившись своего, никак на спасают, а, наоборот, увеличивают безмерно шансы счастливчиков оказаться жестоко униженными, изувеченными, убитыми, отравленными здесь же у себя, под крышей родного дома, во дворе под окнами, на улице, дискотеке, автомобильной дороге, в тысячах других мест и обстоятельств нынешней российской жизни.

2. Ну, конечно же, в наши вольные времена любой родитель, чуть постаравшись, сможет приобщить свое дитя к выпивке и наркотикам с самого раннего детства. Известны мастера, дети которых, давно освоив табачную продукцию, начинают вполне грамотно разбираться в качестве спиртного годам к десяти, а то и раньше. А вот дальше, если такой законченный «специалист», несмотря ни на что, доживет до армии, ему там все-таки придется отрезветь и оставаться без выпивки и наркотиков на весь период действительной военной службы. По той простой причине, что употребление этой дряни в армии обнаруживается легко и сразу, преследуется очень строго, а пресекается самыми простейшими средствами, что отгораживают территорию любой войсковой части от греховных соблазнов штатского мира. Во всяком случае, корабли, стартовые ракетные позиции и командные пункты, станции радиолокационного слежения, да что там — любые военные городки и даже целые города и гарнизоны, такие как Кронштадт, Североморск, Севастополь, Советская гавань, Петропавловск, городки ракетных войск стратегического назначения, со времен маршала Г. К. Жукова много лет жили в суровых условиях непререкаемого сухого закона (о наркотиках тогда наш отсталый народ еще ничего не знал). И мне ни разу не довелось видеть военных, физические, умственные, служебные или семейные стропила которых были бы трагически порушены этим античеловеческим режимом.

Так что худо-бедно, но на все время военной службы сыночек ваш может оставаться трезвым, как стеклышко, вполне свободным от алкогольных и наркотических посягательств.

А дальше появятся вполне резонные надежды, что он еще и поумнеет, повзрослеет на службе и, по-дружески распрощавшись с нею, вернется домой навсегда трезвым и здоровым человеком. Ну что тут фантастического?!

Впрочем, вспоминаю и исключения. Когда вышеозначенные родители не оставляют дорогих чад своим просвещенным вниманием и за суровыми ограждениями военных городков и гарнизонов.

В Уральском округе перед въездом в наш абсолютно закрытый гарнизон комендант соорудил специальный пропускник, где беззастенчиво потрошил чемоданы и котомки у всех, кто возвращался из отпусков и командировок. Конечно же, этот неприличный акт с размаха крушил священные Права человека, но надо было видеть, какое невероятное количество бутылок со спиртным извлекал комендант почти из каждого чемодана.

Здесь же эти врученные заботливыми родителями бутылки и опорожнялись в песок или снег.

А вот почтовые посылки шли в части бесконтрольно. И оставшееся случайно в стороне человечество, может быть, и до сих пор не знает о величайшем достижении свободного российского ума — транспортировке спиртного в медицинских резиновых грелках. Обдуманный заранее, заботливо подготовленный подарок любящих родителей дорогому ребенку. С омерзительным запахом перепрелой резины, настоянной на неочищенной сивухе.

И кого надо винить, если, употребив дорогой родительский подарок и тем не менее оставшись в живых, несозрелое дитя самовольно выходит в жизнь, где, как известно, всегда есть место подвигам?

Помнится мне и такой случай, когда родители послали сыну в часть ко дню рождения этакую вот посудину с метиловым спиртом — смертельно ядовитой жидкостью. И он, встав у входа в казарму, доброй чаркой своего любовного напитка отправлял на тот свет каждого, кто проходил мимо.

Когда мы приехали, трое были уже мертвыми, несколько человек ослепли, остальных с помощью передвижной искусственной почки как-то удалось вернуть к навсегда искалеченной инвалидной жизни.

Вот теперь, кстати, есть повод и место к тому, чтобы поговорить еще и о средствах, что противостоят в войсках подобным сокрушительным бедам.

Для этого вернемся снова к военно-строительным отрядам, имея в виду, что медицинская служба и все другие способы охраны здоровья и жизни военных строителей заметно слабее и проще, чем в строевых частях нашей армии и флота.

По вполне понятной причине: строевая часть обеспечивается средствами медицинской защиты военнослужащих с расчетом на массовые потери в боевых условиях. Так, скажем, современный военный корабль с экипажем около 1000 человек имеет медицинский стационар, изолятор, операционный блок, амбулаторию-перевязочную, рентгеновский кабинет, лабораторию, аптеку и штат сотрудников из четырех врачей, в том числе хирурга с академическим образованием, стоматолога, двух офицеров-фельдшеров и человек пятна­дцать матросов и старшин, исполняющих должности операционной сестры, рентгенотехника, лаборанта, санитаров и т. п. Развернутая мотострелковая дивизия имеет два госпиталя со штатами и оборудованием, достаточными для оказания всех видов квалифицированной профилактической и лечебной помощи, в том числе женщинам и детям. И все это не считая многоступенчатой системы госпиталей более высокого ранга — гарнизонных, армейских, флотских, окружных, главных госпиталей родов войск и в конце концов учреждения мирового уровня — Военно-медицинской академии в Петербурге, одинаково открытых для каждого нуждающегося в их помощи солдата, матроса или офицера.

Ну, а теперь о том, что касается военно-строительных отрядов.

В гарнизоне, где мне довелось служить более семи лет, в зависимости от характера и объема работ действовало одновременно от десяти до двадцати стройотрядов. То есть вместе с офицерами, прапорщиками, членами их семей и вольнонаемными общая численность гарнизона менялась от пяти до десяти-двенадцати тысяч человек.

Другими словами, равнялась численности средней русской деревни или одного квартала многоэтажных домов в городе. Скажите, вам известен хотя бы один город, где в каждом квартале действуют поликлиника и больница на полторы сотни коек, способные оказывать квалифицированную медицин­скую помощь во всех основных разделах медицинской практики, в том числе лечение женщин, детей и неотложное родовспоможение. А кроме того, в каждом доме (т. е. в каждом отряде) — амбулатория с толковым доктором, фельдшером и санитарными помощниками, со стационаром на любое потребное количество коек, с перевязочной, физиотерапевтическим кабинетом, а в некоторых отрядах еще и со стоматологическим креслом. А кроме того, в соседнем городе второй более крупный госпиталь, а чуть подальше окружной госпиталь с абсолютно постоянным квалифицированным контролем и безотказной немедленной помощью по первому звонку лучших врачей — главных специалистов округа во всех случаях, где наших сил недоставало. И такой же безотказный со стороны любого командования отпуск средств на любые лекарства и любое питание там, где это было необходимо. И вертолет, если нашим врачам надо было срочно попасть на отдаленную точку или вывезти заболевшего.

Те, кто сегодня часами мается в поликлиниках, ожидая приема у врача, кто безнадежно ожидает больничной койки для лечения своих застарелых недомоганий, кто годами мыкается без зубов, ожидая помощи стоматолога и протезиста, кто вынужден нищенски выпрашивать у благодетелей немыслимые для массы наших людей суммы в валюте для самых простых обследований и операций, кто непрерывно сует мятые десятки сестрам за любую паршивую процедуру, кто с отчаянной безнадежностью приговаривает родного человека или самого себя на страдания и преждевременную смерть, с ужасом уяснив абсолютно непосильную стоимость нынешней «бесплатной» медицинской помощи и самых дерьмовых лекарств в наших аптеках, — по справедливости должны оценить существующие в войсках средства, что пока еще в силах сопротивляться всем тем происшествиям, бедам и несчастьям, что так или иначе, но творят в войсках дураки и негодяи.

Вот на этом можно, пожалуй, и закончить. Осталось самое простое: осмыслить наконец происходящее ныне на загаженных просторах нашего удивительного отечества:

— позорная беспризорщина сотен тысяч малолетних ребятишек при живых родителях,

— ужасающие размеры детской уголовной преступности с грабежами, бандитизмом и убийствами,

— детская проституция, педофилия, грозное распространение смертельно опасной венерической заболеваемости среди подростков, 13—14-летние девицы, неизвестно от кого беременные заведомо недоношенными и больными детьми,

— алкоголизм и наркомания, нарастающие и молодеющие с каждым днем,

— повсеместно изувеченные и испохабленные молодыми пакостниками подъезды и лифты жилых домов, любые элементы городского благоустройства, бесценные сокровища искусства и архитектуры, превращенные ими в отхожее место,

— омерзительная матерщина, повсеместно заменившая собою русский язык во всех мыслимых обстоятельствах, вплоть до объяснений в любви,

— мать всех пороков — безделье с унылыми безрадостными тусовками молодежи на дискотеках, в подворотнях и на улицах,

— предельно низкий уровень дисциплины, успеваемости и образованности детей и подростков даже в самых престижных и элитных учебных заведениях,

— недопустимо низкий уровень общей культуры, общего и профессионального образования, спортивной подготовки учащихся,

— физическое и нервное истощение сегодняшних призывников,

— и дедовщина в армии во всем многообразии ее проявлений —

у всего этого единое, ни с кем не делимое начало, причина и ответственность — ваша семья! Ваше, господа, тупое равнодушие и неспособность во всем, что касается производства на свет, выращивания и воспитания своих собственных детей.

А армия? Что ж — она комплектуется вашими детьми из ваших семей и в зеркальном подобии отражает все то, что делали (или не делали) вы с ними до призыва.

С одной разницей. В каждой воинской части есть средства, которые назначены к тому, чтобы обеспечить безопасность солдата в любых типичных и нештатных ситуациях, и обязательно есть люди, ряд людей — один выше другого по должности, — которые несут серьезную, даже тяжкую ответственность там, где эти средства не сработали как требуется. Ну, а у вас дома и во дворе, на улицах и в подворотнях ваши дети калечатся мозгами, телом и душой куда чаще и тяжелее, чем в армии, и ни одной скотине вы за это никаких претензий предъявить не сможете.