ИЗ СОВРЕМЕННОЙ ЯКУТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Якутская культура и литература — очень своеобразный пласт многонациональной культуры Российской Федерации. Современная литература народа саха удивительным образом соединяет три начала: фольклорное, корнями уходящее в далекое прошлое, мифологическое, а также традиции русской культуры со всеми ее современными веяниями. Есть писатели, пишущие на русском языке. Сегодня литература Яку­тии отличается поисками своего самобытного стиля и попыткой возродить фольклорные жанры как новые литературные формы. Во многих современных произведениях ощущается влияние героического эпоса народа саха — олонхо, с его цветистым языком аллегорий и метафор, с многочисленными оттенками и нюансами поэтического слова. В то же время эта литература тяготеет к точному соблюдению канонов европейских и восточных форм не только в структурном, но и в содержательном плане. Эта публикация — лишь некие зерна современной якутской литературы. Но мифологичность и философичность текстов представленных здесь авторов, ясность и просто­та изложения как раз и созвучны глубинным истокам якутской культуры.

ОЛЕГ Амгин

вещий сон Тыгына¹

…Мать-земля с полянами-аласами²  и прожилками-речками, и с чуемпэ³  округлых озер простиралась до синеющих вдалеке гор и великой реки, окаймляющих долину Туймаада.⁴ Тыгын, превратившись в птицу — быстрокрылого и могучего орла Ёксёкю⁵, царя птиц и хранителя айыы аймага с солнечными поводьями за спиной⁶, осматривал Срединный мир⁷ с высоты белеющих облаков.

Откуда-то издалека до него доносился напевный голос олонхосута⁸, напевающего про Срединный мир: «…Прикреплена ли она к полосе Стремительно гладких, белых небес — это неведомо нам; иль на плавно вертящихся в высоте Трех небесных ключах держится нерушимо она — это еще неизвестно нам; иль над гибельной бездной глухой, Страшным воздушным смерчем взметена, летает на крыльях она — это не видно нам…»⁹

Потоки теплого воздуха, поднимающиеся от синеющих вдалеке гор и речной долины, полные благоуханий Матери-земли, подпирали его крылья снизу и придавали ему сил, и он взлетал все выше и выше. Вот и Солнце нещадно било своим светом в его орлиные глаза и, словно огнем, опаляло его; он чувствовал жар, и пот градом катился с его тела…

Вдруг он увидел, что ему навстречу летит его собрат Ёксёкю, обитавший в сопредельных краях. Такой же гордый и царственный, как и он. Сделав
в воздухе по три круга, они опустились на одну из вершин каменных гор.

Грудь Ёксёкю мощно вздымалась, и в его глазах горел ясный огонь.

И оба они начали разговор на своем птичьем языке.

Они говорили о том, что Небо и Солнце, Звезды и Луна ничего хорошего не обещают им, напротив — предупреждают о грядущих опасностях. Но о каких, этого птицы пока не знали. Для того чтобы понять предостережение, посылаемое им создателями, Матерью-природой, должно было пройти не одно мгновение, не единожды день и ночь должны были совершить свой круг.

С небесной высоты, на которую они поднимались, они могли видеть далеко за горизонтом, могли заглянуть и за ту завесу, которой прикрыто будущее от простых смертных. Но и этого было недостаточно.

Сегодня каждый из них спешил. Вечно Синее Небо было их стихией, и оно звало их ввысь. И они вдруг взмыли к Солнцу, раскинув могучие крылья, чтобы лететь в разные стороны и потом вновь встретиться на одной из вершин этих каменных скал — Ленских столбов, окаймлявших Великую реку…

«Оо-аа!» — воскликнул во сне Тыгын и, повернувшись на другой бок, сбросил с себя тяжелое теплое одеяло. Его Салгын-кут¹⁰, возвращаясь в бренное тело, должна была увидеть еще один сон…

…Через некоторое время он увидел лежащего у гаснущего костра на вершине Чочур-Мурана¹¹ человека. Тот мирно спал, его лицо выражало безмятежность и покой. Узнавая себя в лежащем у костра человеке и одновременно чувствуя себя парящим в небе орлом, Тыгын увидел странную картину.

В небе над западом Срединного мира поднималась и расползалась темная полоса, все увеличиваясь и заполняя с пугающей быстротой весь горизонт. Он видел всполохи молний и рождение гигантского воронкообразного смерча. Завихряясь, он неумолимо приближался к ним. Эта устрашающая картина несла с собой угрозу всему живому на Срединной земле. Тыгын ощущал этот свирепый вихрь всей своей душой и понимал, что ему не устоять. Не устоять всему его роду и его воинам, которых не защитит и деревянный частокол ордуу¹².

В глазах Тыгына потемнело. Он перестал видеть и ощущать время.

И вдруг ему показалось, что этот смерч уже пронесся по Срединной земле, сметая все на своем пути. В тумане из пыли, поднятой смерчем, стали проявляться фигуры всадников на длинноногих скакунах. Они были вооружены длинными палками. Но не простыми, а огнедышащими, точно такими же, как у противников его предков, о которых слышал в старинных сказаниях.

Вот один из отрядов этих всадников врезался в священный лес, где покоились останки великих шаманов. Шаманов их племени и всех здешних племен, кочевавших здесь еще до прихода в эту благословенную долину первых людей айыы аймага. Дьасал¹³ предков запрещал произносить их имена вслух, чтобы они, услышав неподобающее к себе обращение, не прогневались бы там, в своем таинственном мире…

Деревья под ударами острых топоров падали как подкошенные, словно в руках у тех нелюдей были топоры богатырей Нижнего мира из олонхо. Деревья падали, но тут же вставали, вновь вырастали. Не сразу, не в тот же миг, а через многие годы они становились такими же, как прежде… Но сколько должно было пройти времени?

Волны Великой реки потемнели, стали тяжелыми, словно свинцом налитыми. Казалось, она дышала тяжело и надсадно, напоминая больного человека, находящегося между жизнью и смертью. На реке штормило. Волны высотой в человеческий рост неслись на берег, пытаясь взобраться на него и отвоевать, сделать частью своей водной стихии...

Эта ужасающая картина — настоящего ли, будущего ли, — словно заморозила, остановила кровь в жилах Тыгына.

Видение рассеялось, и в груди осталась щемящая боль.

…Он стоял в залитом светом ордуу.

Подняв голову, подставив глаза свету, он вдруг так, словно его кто-то вел за собой, вошел в другой и, как оказалось, более высокий, более светлый ордуу. Там сквозь невыносимое сверкание стал проступать высокий старец в белой одежде, с бородой и пронизывающими насквозь глазами под то тихо, то громко льющиеся звуки хомуса.

Тыгын подумал: «Видимо, это как раз то место, которое описано в олонхо: „На широком нижнем кругу Восьмислойных, огненно-белых небес, на вершине трехъярусных Светлых небес, в обители полуденных лучей, где воздух ласково голубой, посреди озера, никогда не знавшего ни стужи, ни льда, на престоле, что вырублен из молочно-белой скалы, нежным зноем дыша, в сединах белых, как молоко, в высокой шапке из трех соболей, украшенной алмазным пером, говорят, восседает он, говорят, управляет он, Белый Юрюнг Аар Тойон…“¹⁴».

Глубокий, очень приятный голос прозвучал с неба, заполонил собою весь окружающий мир, словно этот мир состоял теперь только из одного этого голоса. Воздух, предметы и явления слились в этот голос, звучащий отовсюду.

Тыгын понял, что это голос Юрюнг Айыы Тойона¹⁵  и что перед ним — Юрюнг Айыы Тойон. Юрдюк Тангара.

Юрюнг Айыы Тойон произнес:

— Ты повелитель рода людского, или, как вас называют, племени с солнечными поводьями за спиной. Как вам живется там, на Срединной земле?

— О, господин мой, — заговорил Тыгын, — Срединный мир сулит нам много доброго. Но мы, твои дети, не всегда достойны…

— Люди, как и всё в Срединном мире, созданном для блаженства и благоухания, должны быть достойны своего имени. Жизнь и существование всего сущего в Срединном мире есть свет и тьма, и порой блаженство есть страдание, а благоухание — смрад. Человек живет в разных ипостасях, переживая за жизнь разные жизни, испытывая счастье и терпя муки, переживая горе или веселясь. В этом смысл его существования. Человек, как и его Создатель, добр изначально. Вот ваш мир, мир племени айыы-аймага, простирается далеко за горизонт, и вам предначертано освоить этот край, воспользоваться богатствами недр Матери-земли. Но не забывайте никогда о том, что богатство несет не только радость, свободу, но и боль. Богатство делает многих людей злыми, превращая в диких необузданных зверей. Тебе, Тыгын, предначертано пройти скорбный путь страдания за свой народ, свое племя. Но я не могу тебе сказать, каким именно он будет. Многое может быть изменено, но это зависит от многих обстоятельств. Тебе дано мной многое. Ты можешь орлом взлететь в небо, чтобы обозреть свой Срединный мир. Можешь распоряжаться и богатствами недр, и силами тобой покоренных племен. Не всем дано это нести… Послушай, Тыгын, повелитель рода, у тебя обязательно должен появится сподвижник, которому бы ты смог сказать: «Ты это я. Я это ты. Как Луна и Солнце. Как день и ночь. В каждом из нас и тень и свет. Как конь редкой масти, с белыми пятнами по бокам, который приходит по утрам». Ищи его…

Звуки этигэн-хомуса то отдалялись, то вновь приближались. Звучал голос олонхосута, передававший слова благословения Айыысыт¹⁶: «Уруй-айхал! Уруй-мичил! Ну, так и быть — тебе не тужить!.. Счастье сулит вокруг Сочный зеленый луг… Эй, это я, Иэйиэхсит, Защитница твоя, — крепких детей тебе подарю, крепкую радость тебе принесу… Нарын-наскыл! Кюэгел-нусхал!»¹⁷ 

Тут свет, что окружал Тыгына, в котором он плыл, будто в облаке, рассеялся, поблек и наконец погас, погружая мир во тьму.

Голова у Тыгына была словно налита свинцом. Мучительно ныла душа. Все, что осталось от его сна, — невесть откуда появившаяся в теле боль. Тыгын очнулся в холодном поту. Он чувствовал себя измученным. Дорога к Небу, Вечно Синему Небу — нелегка. Тыгын расплачивался телесной болью за ночные путешествия своей Салгын-кут.

Покидая измятую и влажную от пота постель, Тыгын подумал о том, что ему надо как-то избавиться от этой ноющей и тягучей боли: «Кымыс¹⁸ или крепко заваренные травы?»

Однако ему не терпелось глотнуть свежего воздуха, и он распахнул двери ордуу и шагнул в прохладу весеннего утра, чувствуя пробуждение каждой клетки своего тела.

То видение… Он словно чувствовал нрав и сердце пришельцев. В глубине они добрые, но ими иной раз начинает управлять корысть; жажда богатства застилает им глаза, на мгновенье превращает их в беспощадных зверей.

Он видел мужчину с седой бородой, который почему-то называл его другом. Он держал в крепких руках смеющегося малыша с искрящимися глазами…

Потом он вдруг увидел смутные очертания каменных ордуу и человека, сидящего не то на олбох¹⁹ с высокой спинкой, не то на каменной глыбе. Это было на равнине, но на какой-то странной равнине, где ничего не росло, а вокруг высились нагромождения камней. Сама же равнина была устлана уложенными в ряд плоскими плитами. И эта рукотворная равнина тянулась вдоль долины Великой реки, и здесь жили люди, потомки племени с солнечными поводьями за спиной.

Эта непостижимое картина сменилась следующей, еще более тревожной и необъяснимой для Тыгына — нескончаемый поток людей во всех краях Серединной земли: по раскаленным пескам, по скрипучим снегам и льду, по цветущим долинам, по предгорьям высоких остроконечных гор… Бесконечная вереница людей ли, всадников ли… Или же тени людей и всадников прошлого и будущего…

Люди и племена враждовали меж собой за право быть, уничтожали друг друга за право обладать землей и недрами, за обильные дичью леса и поля Матери-земли. Эти войны бесконечно сменяли одна другую, уничтожая народы, но вместе с тем и развивая, продвигая мир и умы людей вперед, и люди, поднимаясь по ступеням познания, становились все хрупче, все уязвимей. И мир летел в вечность, крутясь в черной пустоте…

Все течет, изменяется в Срединном мире — и реки, и народы, и звериные тропы, которыми испещрена Мать-земля. Только в долине Великой реки, текущей к Северному морю, еще тихо: сюда еще не пришли с запада племена, несущие этой земле разрушения и раздоры. Лютая зима, спустившийся с небес на землю мороз, как преграда от горя и смуты, убийств и разбоя, позволили избежать войны и разрухи. Лютый нечеловеческий холод заставил людей быть терпимыми и помогать друг другу…

Тыгын понимал, что видел во сне будущее. Значит, пришло ему время видеть долгие и такие ясные, словно наяву, сны. Духи позволили ему увидеть будущее, и теперь, если он неправильно истолкует сон, ему несдобровать. Но не это главное. Главное, что в этом случае он погубит свой народ.

Природа просыпалась. Таял снег. Воздух был наполнен обещанием новой жизни. Впереди Серединный мир ждало жаркое лето с неброской красотой полевых и таежных цветов, с запахом земляники и журчанием ручьев — тем, что составляло радость жизни его небольшого племени.

Именно в эту пору, как говорили предки повелителя айыы аймага — племени с солнечными поводьями за спиной, Салгын-куту, путешествующему в мире сновидений, общающемуся с другими Салгын-кутами, дано узнать особенно много по воле духов…

Нет, Тыгыну сейчас нельзя было ошибиться. Ведь если он неправильно истолкует сон, то уже не предотвратить то страшное, о чем его предупреждают во сне духи Матери-природы, Юрюнг Айыы Тойон..

Тыгын и его Шаман

Зарево осветило кроны высоких сосен. Над Туймаадой всплывало солнце. Начинался новый день. «Новое солнце обещает новые невзгоды и новые радости, удачу… Начнет ли кто-либо теперь новую жизнь?» — подумал сидящий у затухающего костра шаман. Сегодня ему предстоял тяжелый и долгий, как он предполагал, разговор с родоначальником Тыгыном. Все говорило о том, что их беседа будет не то чтобы длинной, сложной, но — решительной и бесповоротной в выборе будущего для их народа.

Его бубен, словно предчувствуя напряжение момента, натянулся словно струна, вот-вот готовая лопнуть от первого же прикосновения. Бубен многое знал. А колотушка, словно предчувствуя предстоящий нелегкий разговор хозяина с главой рода, не желала говорить...

Интересно было послушать, о чем бы заговорил верный спутник шамана — его крылатый конь-бубен и какие из тайных дум колотушка довела бы до ушей слышащих его людей?

В своем ордуу у берега озера Сахсары не спал и Тыгын.

Он понимал бренность существования человеческого племени в этом Срединном мире, знал, насколько его род зависит от сил природы и воли Всевышнего — Юрюнг Айыы Тойона, земным воплощением которых и выступал старый шаман Кээрэкээн, его дядя. И сегодняшняя встреча с ним должна была дать ответы на многие вопросы.

Он вдруг вспомнил о том, что ему только что снилось. Это был явно иччилээх — вещий сон.

…Деревья под ударами острых топоров падали как подкошенные, словно в руках у тех нелюдей были топоры богатырей нижнего мира из олонхо. Деревья падали, но тут же вставали, вновь вырастали. Не сразу, не в тот же миг, а через многие годы они становились такими же, как прежде…

На реке штормило. Волны высотой в человеческий рост неслись на берег, пытаясь взобраться на него и завоевать, сделать частью своей водной стихии...

Он закрыл глаза, пытаясь заснуть. Повторится ли сновидение? Голос ранней птицы, запевшей возле окна, прервал его дремоту. Значит, не суждено. Но он помнил свое ощущение во сне — это было ощущение тревоги. И еще, как он проснулся: весь в поту, с бьющимся сердцем…

И сегодня его тревожила эта предстоящая встреча. Жизнь начнется заново или же подойдет к тому рубежу, с которого будет вестись новый отсчет времени? Понять это было не легче, чем пройти путь от долины Туймаада до высоких островерхих гор на далеком севере, в семи днях пути от Сахсары.

Сновидение было вещим… Но что оно значило?

Он не находил ответа. Однако предначертанное свыше можно было попытаться изменить. Только для этого нужна была сила духа его и его соплеменников. Одним словом, нужно веское слово шамана.

Он, глава рода, понимал, что ему нужен помощник, сподвижник, посредник между ним и высшими силами, между ним и самим Юрюнг Айыы Тойоном. Только вместе с шаманом они смогут создать свой Ил, но для этого он должен выбрать этого посредника, утвердить белого шамана. Но прежде необходимо поговорить с Кээрэкээном, и потому-то он вызвал его сегодня на разговор. Шаман, которого выберет глава рода, должен осознавать свою ответственность и, самое важное, — признавать Тыгына предводителем рода. Но сможет ли он убедить в этом шамана? Ведь вместе — они сила. А врозь… Врозь им уже нельзя. Другие времена наступили.

Лучи Солнца наконец пробились сквозь узорчатое окно и заиграли на полу, разгоняя темные мысли Тыгына.

Свет и тень. Они гонятся по миру друг за другом, создавая круговорот жизни. Белый шаман и черный шаман. Это как в жизни. Где у каждого всегда есть по крайней мере два пути. И настает момент выбора.

Когда позволяли духи, подвластный им шаман переходил в другой, потусторонний, невидимый простым смертным мир. Но был он подвластен и духам окружающего мира, среди которых жил, с которыми переживал все происходящее в Срединном мире. Поэтому-то и являлся проводником их мыслей и чувств в этом мире.

Когда опадают листья, настает время, ждущее мороза и темных звездных ночей, чтобы вместить холод, веющий с высокого темнеющего неба. Осень всегда приходит нежданно-негаданно.

Шаман взлетел, взмыл над сопкой, возвышающейся над долиной. Полы шаманских доспехов разлетелись в стороны, словно крылья. Или у него и впрямь выросли крылья? Что он увидит с высоты? Что потом предскажет своему народу? Только Ветер да Солнце знают цену этому взлету, и лишь они смогут рассказать посвященным, что творится в этот миг у шамана в душе и в сердце.

Под ним расстилалась земля его народа. Из небесной выси она казалась такой же нетронутой, как столетия, тысячелетия назад. И дома выглядели такими же естественными созданиями, как и творения Юрюнг Аар Тойона — деревья и горы. Казалось, они вросли в эту землю и пустили корни.

В своем вещем сне Тыгын видел Его — Юрюнг Аар Тойона. Или все же это был кто-то, кто считал и вел себя как Тангара²⁰?

— Послушай, Тыгын, повелитель рода, — сказал ему Юрюнг Аар Тойон, — у тебя должен быть сподвижник, которому ты мог бы сказать: «Ты это я. Я это ты. Как Луна и Солнце. Как день и ночь. В каждом из нас и тень и свет. Как конь редкой масти, с белыми пятнами по бокам, который приходит по утрам». Ищи его.

Тыгын вновь забывался, когда смотрел на Луну, полную и выпуклую, как переполненное вымя коровы, словно падающую ему на голову со сверкающего звездами неба.

Шаман и вождь не были соперниками и не могли быть врагами. Словно сообщающиеся сосуды, они дополняли друг друга. Они были едины духом,
у них была одна цель. И оба они шли к одному богу — Юрюнг Аар Тойону, и оба повиновались Ему...

Тыгын начал свой долгожданный разговор с шаманом:

— Ветер меняет направление, и погода нынче переменчивая. Мне видится, что в жизни нашего племени наступают новые времена. Нам надо увидеть будущее… Изведать его, чтобы быть готовыми к переменам… Что нам сулит Небо? Каждое утро меня одолевает тревога. Ведь мы не знаем, что происходит в сопредельных землях. Мне кажется, будто идут к нам вооруженные орды. Может, нам теперь стоит возродить Ил предков?

Шаман не ответил и в свою очередь спросил:

— Владея языком нашего племени, ты знаешь обо всем, что происходит за три реки отсюда на западе и до моря на востоке. Наш язык помогает нам общаться и с сопредельными племенами… Мы ведь и так хорошо живем. Что же тебе еще надо?

 Тыгын отвечал:

— Ил, созданный здесь, на этой благословенной земле, защитил бы нас от распрей, раздоров и грядущих перемен. Об этом говорит мне мой сон. Об этом мне говорил Айыы Тойон Тангара²¹. Интересно, что Он скажет тебе? Поговори с Ним, узнай, что будет с этим миром?

— Ах вот о чем ты, — усмехнулся шаман. — Ко мне во сне приходил наш покровитель. Стоял, молчал. Потом превратился в старика и молча отдалился… Потом я бежал за Ним по полю… Все никак не мог взлететь. Это было бескрайнее серое поле. И как костры — алые сарданы. Ил на этой земле мне не видится таким, каким был у наших предков. Мы одиноки и удалены от больших дорог. Сможем ли мы создать сильный, могущественный Ил? Да и нужно ли это?

— Я должен создать Ил. Мое предназначение как предводителя рода именно в этом. И ты мне должен помочь. Мы должны быть вместе. В это неспокойное время только сильный Ил защитит наши земли от грядущих перемен, от идущих с запада к нам вооруженных полчищ.

— Ты хочешь власти над всеми племенами... Но власть силы не обеспечивает безоблачного будущего. Как ты поступишь с теми, кто будет с тобой не согласен? Что ждет их? Ты отпустишь их с миром?

— Ил без силы не создашь. И без жертв тут не обойтись. Но только сильный Ил отразит натиск иноплеменников, наступление которых я предвижу в своих снах…

Оба собеседника умолкли на время, обратив взоры к пламени. Треск горящих поленьев сопровождал молчание. Каждый мучился сомнениями, неприятием, непониманием, которое сопровождало их разговор.

Шаман закрыл глаза и произнес:

— Перед моим взором сверкнули горы… Высокие, заснеженные… И по ним идут каменные люди с мешками за плечами… Потом я услышал голос свыше: «Иди туда к ним, на самую вершину. Сядешь там на каменный олбох, и перед тобой откроется будущее».

Тыгын воскликнул:

— Вот и ответ Айыы Тойон Тангара. Тебе надо собираться в дорогу.

На том они расстались. Тыгын не повторил слов, которые слышал от Юрюнг Аар Тойона. Он еще не был уверен в том, кому именно предназначены эти слова: «Ты это я. Я это ты...»

Через некоторое время шаман ушел на север на поиски горы с каменными людьми. А идея об Иле, которым Тыгын грезил в своих думах, который видел в своих вещих снах, постепенно стала овладевать его соплеменниками.

Пройдет время, и пути шамана и Тыгына разойдутся. Время, времена, которые придут на эту замлю, разведут их. Мир потеряет покой и изменит обличье. И только небо останется незыблемым над этой землей.

А Тыгын изменится, как время и мир вокруг него. Безрассудные мысли и поспешные решения уступят место тяжким раздумьям. Он постареет, морщины лягут на его лицо отметинами сурового времени.

Вот он сидит, ссутулившись перед угасающим огнем. Но его глаза все еще горят, в них еще живет та сила, которая сопутствовала ему, двигала его поступками на протяжении всех лет его правления…

Мороз незаметно подбирается к Тыгыну, как туман, выползающий ранним утром из реки в долину, понемногу, исподволь, словно крадучись окутывая, проникает все глубже в плоть, все крепче схватывает его. Его земля, его народ, охваченный долгой холодной зимой, находится в глубокой спячке и не в силах пробудиться.

Все последние дни Тыгыну не дает покоя один и тот же вопрос: «В чем была его ошибка? Может, он ошибся в том человеке, которого выбрал белым шаманом? А может, они с шаманом просто не поняли друг друга? И потому трагически разошлись их пути?..»

Солнце, дарующее жизнь на Срединной земле даже в стужу, не греет, прячась от глаз людских. Жизнь на Матери-земле дарует только Солнце. Солнце — отец наш. Но в холодные дни его будто бы нет. Нет животворящего тепла.

Совершив свой круг над Туймаадой, садилось Солнце, освещая своим чуть красноватым в этот час светом высокие кроны сосен. Солнце знало истину, и эта истина была в ежедневном даровании жизни Срединному миру.

Завершив свои дневные дела, люди отходили ко сну. Пока не догорит огонь в камельке, они еще немного поговорят о вещем сне Тыгына, о Тыгыне и его шамане, об их нескончаемом и в новом веке споре. Возможно, кому-то сегодня приснится свой вещий сон.

Смерть Тыгына

Ветер задувал со свистом, проникая во все щели и загоняя внутрь неко­гда крепко скроенной юрты-балагана²² прохладу осеннего воздуха. Юрта высилась в центре крепости-ордуу, построенной еще в стародавние времена первых сражений, которые вел на этой земле Баджай — дед Тыгына…

Крепость-ордуу Куллатыы²³ была брошена племенем айыы-аймага после последней битвы с местными племенами за эту благодатную землю. Вернее, не брошена, а оставлена духам этой земли Куллатыы. Нет, не из-за каких-то разрушений, а только для того, чтобы сберечь не столько сами строения, сколько победный дух, с которым крепость встретила первый день долгожданного мира. Ради блага народа на нее великим Ойууном²⁴ было наложено табу, дабы не ступила нога человека на это священное место, чтобы ненароком не были нарушены устоявшаяся тишина и покой. Наконец-то завоеванная безмятежная жизнь после кыргыс юйэтэ²⁵ была отдана Матери-земле, чтобы та распорядилась с нею по-своему усмотрению и не допустила нового кровопролития; чтобы не повторилась война. По причине отсутствия людей здесь уже кое-где отвалился сыбах²⁶, открыв то там то здесь щели, словно раны на теле. Зато холодные порывы ветра наполняли свежестью юрту. Выходит, такова была воля Матери-земли, духов Куллатыы. Это означало лишь одно: они договорились о том, чтобы пустить к себе Тыгына Дархана и его воинов, чтобы народ обрел силу для новых благих свершений.

Теперь ордуу Куллатыы пригодится новым воинам. Наступили такие времена, когда дорога каждая пядь земли и тем более — священные для племени айыы-аймага места. Места силы, или, как называл их, Ойуун. Куллатыы — священные место Тойон уруу²⁷ айыы-аймага. Здесь, в этом ордуу, еще обитали духи времен Баджая, духи того воинственного времени. И сегодня эти духи должны были добавить сил воинам этого дня. Поэтому в этот решающий для судьбы народа день и час, перед важным, определяющим будущее народа айыы-аймага боем Тыгын приехал в вотчину своего деда Баджая и отца Муннян Дархана с берегов озера Сахсары²⁸, из своего орду. Тыгын восседал на кэтэгириин-орон²⁹, погруженный в тяжелые и оттого казавшиеся почти что осязаемыми думы. После того как пришлые люди обманом взяли лучшую землю в долине Великой матушки-реки, на его плечи легло тяжкое бремя ожидания. Быть или не быть его народу? Народу, который его воспитал и вырастил, признал своим верховным вождем — Тыгыном Дарханом.³⁰

Он встал, подошел к лежащему на биллэрик-ороне³¹ шлему, куйах и кылыс.³² Это были изготовленные специально для него кузнецами боевые доспехи. Не спеша стал облачаться, думая о том, что, может быть, делает это в последний раз... Клинок остро наточенного кылыс зловеще сверкнул в ожидании боя.

Тыгын подошел к горящему с шумным треском камельку, постоял, глядя на пылающий огонь, словно прислушиваясь к таинственным словам уот сангата³³. Взглядом пробежался по юрте, по чороонам на полках, расставленным в ряд, словно ждущие приказа воины. Он вдруг понял то, о чем хотел ему сказать дух огня, вздохнул полной грудью и в этот миг стал подобен могучему Нюргун Боотуру³⁴, защитнику Орто туруу дойду.³⁵

Уот сангата призывал его к твердости духа и бесстрашию.

И Тыгын Дархан решительно шагнул вперед.

Позвякивая кольчугой, рывком распахнул двери юрты и увидел свой народ, собравшийся в этот час в ордуу и застывший в ожидании его слов. Здесь были воины — хара, боотуры, полководцы — беге³⁶, здесь были отцы семейств, матери, юноши и девушки, здесь были даже малые дети. Но сначала он увидел только их склоненные головы. Но вот люди подняли на него глаза. Сотни глаз смотрели на Тыгына. В них читались страх, смятение и надежда. Вот ради этой самой надежды он сделал свой выбор. Перед ним был единственный путь. Путь борьбы. Этим людям жить дальше, возможно, уже без него, но главное, чтобы они сохранили свою веру и жизненные силы.

Сегодня он должен сразиться и обязан выстоять. Тогда выстоит и его народ. Сегодня он победит или умрет. Но если он победит сегодня, его победа не должна обернуться поражением его народа завтра. И это — самое главное! Он понимал это и хотел, чтобы это понимали и его сыновья. Сегодняшняя победа — это еще не победа. И сегодняшний проигрыш — еще не проигрыш.

Он поднял глаза к небу. «О, Тангара! Что даст Тангара?»

Но небо безмолвно уходило ввысь, словно приглашая его с собой.

Ветер был слишком свеж и даже морозен для этого времени года. Падали пожелтевшие листья. Осень была промозгло сырой, воздух пропитался влагой… Краем глаза Тыгын заметил березовую ветку с дрожащей на ветру листвой. В капле росы, которая едва-едва держалась, на сморщенном листочке березы умещался в этот миг весь мир, и он, воин, видел этот мир со всеми его невзгодами и несчастьями…

Он верил в судьбу. И потому сегодня был уверен в себе. Как никогда уверен. И его народ верил в его судьбу больше, чем в него. Он это понимал. А ведь всевышние вершители Айыы Тангара пророчили ему многое свершить в этом Срединном мире.

Он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд, исполненный решимости. Это смотрел его сын, готовый за отца в огонь и в воду. Именно в его руках воинский стяг племени айыы-аймага.

А тот, который сейчас смотрит на него так восхищенно, — его лучший воин-боотур.³⁷

Взгляды, в которых надежда и вера, восхищение и поклонение, окрыляют его. Он слышит биение их сердец, чувствует на своих щеках взволнованное дыхание каждого своего воина.

Собрав волю в кулак, он делает еще один шаг вперед. «Я пойду один... Мои враги ведь тоже люди, и не обманут меня, выйдут на честный бой».

Он должен верить в чистоту их помыслов. До последней минуты верить. Ведь они не пришлые, не заезжие люди, они — такие же, как он, воины, с которыми он мог бы строить свой новый Ил — воплощать мечту отца и деда, исполнять их наказ.

Он поднял к небу свой меч: «Тыгын кылысы ере тутта!»³⁸

Народ почти одновременно ухнул: «Ерегей!»³⁹

Пройдет некоторое время, и на своем пути он встретит обман и коварство. И его власть, казавшаяся незыблемой, рассыплется, и вдребезги разобьются все его надежды на возрождение Ила, на исполнение наказа предков, на восстановление сил, энергии, дремавшей в теле народа Айыы-Аймага. Мечта о новом сильном Иле так и не осуществится.

Наказание за ошибки так же неминуемо, как и смена времен года.

 «Желаниями надо жертвовать. Только тогда можно уберечь себя от худшего».

Ветер развеял тучи. На землю изливалось солнечное тепло. И это было то доброе, что могло дать небо Айыы Тангара. Силы природы были великодушны.

Но в Срединном мире действовали и другие силы, другие законы. Тыгын не видел своего места в этом новом властном порядке, который шел теперь на смену старому. Он не мог подчиняться Юрюнг ыраахтаагы⁴⁰, он, Тыгын Дархан, не мог быть кому-то подвластен. Власть эта сила… Но она еще и слабость, поскольку ей сопутствуют подлость, коварство, ложь…

Он помнил вещий сон. Деревья под ударами острых топоров падали как подкошенные, словно в руках у тех нелюдей были топоры богатырей Нижнего мира из олонхо.

Падали деревья, но все же вставали, вырастали. Не в тот же миг, конечно, а через многие годы становясь такими же, как прежде…

Река волновалась. Волны высотой в человеческий рост неслись на берег, все пытаясь взобраться на него, отвоевать его у суши, сделать частью водной стихии.

Сердце Тыгына томилось, готовое вырваться из тела и стать чем-то большим, нежели оно есть на самом деле. Полететь птицей или, превратившись в крылатого зверя, стать недосягаемым для людей. Но орел никогда уже не превратится в человека, никогда. Птица-зверь, птица-орел рождена быть свободной и парить над Срединным миром. Парить и не падать. И эту свою свободу парить вослед Солнцу и легкокрылым облакам он ни за что не отдаст. Он думал о свободе и счастье своего народа, и по его щекам текли слезы. Нет, он не плакал, просто слезы сами текли, когда он думал о будущем народа, которое ему не увидеть, но в котором народ станет процветающим и богатым. Он не пытался остановить эти слезы, в которых смешались и радость и горечь существования в этом Срединном мире.

Располневшая Луна струила свой серебристый свет на Срединный мир…

Бой проигран. Ни стоять, ни сидеть, как прежде, Тыгын Дархан уже не может. Он, который повелевал народом. Закованные в железные обручи руки и ноги стали недвижимы, затекли, постепенно превращаясь в безжизненные обрубки. Все тело ноет, болит. Но обида и разочарование сильней физиче­ской боли… Он встретил пришлых людей с радостью, думая найти в них союзников, тех, с кем можно было бы торговать, развивать ремесла, осваивать новые земли, строить новый Ил. Но все обернулось по-другому… Стоит только закрыть глаза, и он слышит плач Аан Алахчын Хотун.⁴¹ В этой песне-плаче и горечь утраты, и боль за порубленные деревья, загрязненные реки и озера…

Мысленно он обратился к Юрюнг Аар Тойону⁴²: «Владыка, что станет с моим народом?»

Тангара молчал. И это молчание превращалось в вечность.

И тогда он решил, что должен принять смерть. Чтобы спасти народ, чтобы спасти последнюю надежду, пожертвовать собой ради всего племени айыы-аймага, ради их долгой, трудной, но все-таки жизни, ради его будущего.

Или его мечте о великом цветущем Иле на суровой земле не суждено сбыться?

Он закрыл глаза. И вдруг, изможденный, продрогший до костей, ощутил идущее откуда-то сверху тепло и вместе с тем почувствовал в себе растущую силу. И эта сила крепла в нем вместе с внезапно возникшим в его голове звуком хомуса.

«Не может быть! Откуда здесь хомусчут?!.»⁴³

Он открыл глаза и увидел через маленькое окошечко под потолком свет — необычный, переливистый. И в этой игре света он вдруг различил даже не тени, а очертания каких-то громадных ордуу и юрт. Но эти были не совсем похожи на те, что он когда-то сам строил. И все же они были ему знакомы, ему показалось, что он их уже где-то когда-то видел… И он вспомнил олонхо…

И тогда он все понял, понял этот ответ Тангара.

Что бы с ним ни случилось, народ его будет жить.

Он это уже знал.

Он видел, как деревья падали и вырастали снова и снова… Как в его вещем сне.

Теперь его смерть казалась ему необходимой жертвой. За народ, за его айыы-аймага и его надежду. Он проиграл свой бой, но его народ остался жить на земле. И жить будет его мечта о новом Иле, который бы объединял всех, живущих на этих берегах Великой матушки-реки. Он уходил, оставляя своему народу будущее.

Бесконечно длинными дорогами Сибири, минуя великие реки и равнины, горы и леса, через тайгу и степь везли таинственный груз. Зимой — на санях, летом — на телеге и всегда под охраной десяти воинов… Что везли далекому «ыраахтаагы», белому царю⁴⁴, никто не знал… Только отголоски того пути и оставшиеся жить легенды нет-нет да напомнят о себе, накатят волнами памяти в дни беспокойные, изменчивые⁴⁵ на людей айыы-аймага.

И в стране с тягуче-протяжными, неизведанными песнями олонхо, с дивным звучанием хомуса, воспроизводящего все звуки Орто дойду, с верой в святого Тангара, Юрюнг Айыы Тойона, навсегда останутся легенды о великом Тыгыне. Тыгыне Дархане, царе и объединителе, ушедшем в Вечность все-таки непобежденным.

А тот человек, которого везли? Высоко в небе он видел парящего орла, размах крыльев которого был огромен, и казалось, он вот-вот покроет своей тенью половину Солнечного мира… И тот орел Тойон Кыыл, несший дух Тыгына с высоты Айыы Тангара, видел Срединный мир со всеми его обитателями, порой любящими, готовыми за любовь идти в огонь, порой ненавидящими лютой ненавистью, горячих как пламя, и холодных как лед... Он видел этот бесконечный и безбрежный, безграничный и нескончаемый,
и нежный, и хрупкий, и бессмертный Серединный мир.

¹ Тыгын Дархан (якут.) — тойон (князь) кангаласского племени якутов, известный герой многочисленных якутских преданий, историческая личность, жившая в конце XVI — первой трети XVII в. По косвенным данным, можно предположить, что родился он не позднее 1580-х гг., ибо старшие сыновья его с первых лет русской колонизации уже действуют как самостоятельные тойоны. Академик А. П. Окладников называл его в своих трудах якутским царем. К тому моменту, когда на берегах Лены появились русские, Тыгын достиг наивысшего величия в качестве кланового главы хангаласцев. Все легенды величают Тыгына не иначе как «саха мунгур ыраахтаагыта» — «якутским царем». Таковым он стал благодаря своему богатству, накопленному во время многочисленных походов на различные якутские уусы и улусы. В наиболее распространенных вариантах легенд Тыгын изображался в виде богатыря-гиганта (преимущественно в хангаласских преданиях). По поводу его роли как исторической личности на данный момент нет единого мнения. Некоторые историки считают его наиболее вероятным объединителем якутских племен, в которых на тот момент происходил переход к раннеклассовому обществу и существовали предпосылки к появлению протогосударства. Другие обращают внимание на слишком жесткие методы в его политике, которые не приводили к подчинению других родов, а, напротив, отталкивали даже некоторых сподвижников и приводили к децентрализации.

² Алаас — поляна, круглое поле или круглый луг в лесу.

³ Чуэмпэ — омут.

⁴ Туймаада — долина реки Лены.

⁵ Ёксёкю — орел. Мифическая двуглавая (вариант: восьмиглавая) царь-птица, гигант­ский орел.

⁶ Айыы аймага с солнечными поводьями за спиной — человечество, предки якутов.

⁷ Срединный мир — в веровании якутов Вселенная состояла из трех миров: Верхнего (неба), Среднего или Срединного (земля) и Нижнего (подземного).

⁸ Олонхосут — сказитель (исполнитель) якутского героического эпоса олонхо.

⁹ Здесь и далее приведены отрывки из олонхо П. А. Ойунского «Ньургун Боотур Стремительный» в переводе Вл. Державина (Ойунский П. А. Якутский героический эпос олонхо «Ньургун Боотур Стремительный». — М., 2007. С 11.).

¹⁰ Салгын-кут — воздушная душа. Согласно представлениям якутов, душа человека (кут) состоит из трех частей: Ийэ-кут (материнская душа) — то, что передается от родителей: традиции, культура. Буор-кут (земляная душа) — материальная часть, физическое тело. Салгын-кут (воздушная душа) — интеллект, разум, коммуникативно-социальная составляющая.

¹¹ Чочур-Муран — гора, расположенная в 7 км от Якутска, представляющая собой коническую сопку. Гора является ритуальным местом, где регулярно проводятся различные национальные обряды.

¹² Ордуу — место стоянки, лагерь, дворец.

¹³ Дьасал — мера, приказ.

¹⁴ Из олонхо П. А. Ойунского «Ньургун Боотур Стремительный». С 12.

¹⁵ Юрюнг Айыы Тойон. Юрдюк Тангара — Бог, пресветлый Господин, в веровании саха — Всевышнее божество, Творец и Верховный властитель всей жизни на Земле.

¹⁶ Айыысыт — богиня плодородия и чадородия.

¹⁷ Благословение Айыысыт из олонхо П. А. Ойунского «Ньургун Боотур Стремительный». С 31.

¹⁸ Кымыс — напиток из кобыльего или коровьего молока.

¹⁹ Олбох — здесь: почетное место.

²⁰ Тангара — Бог.

²¹ Айыы Тойон Тангара, Тангара — Всевышний господин Бог.

²² Юрта-балаган — жилище, построенное в виде усеченной пирамиды из тонких наклонно поставленных бревен. 

²³ Куллатыы — название речки и местности в Хангаласском улусе, одно из почитаемых и священных мест. По преданию, в устье речки Куллатыы жил отец Тыгына Муннян и здесь же родился Тыгын.

²⁴ Ойуун — шаман.

²⁵ Кыргыс уйэтэ — время войн.

²⁶ Сыбах — глиняная обмазка юрты.

²⁷ Тойон уруу — господствующий клан.

²⁸ Сахсары — древнее название озера Сайсары, ныне находящегося в черте города Якутска.

²⁹ Кэтэгириин-орон — почетное спальное место (лавка) в юрте.

³⁰ Дархан — достопочтенный, важный. Титул родоначальника.

³¹ Биллэрик-орон — спальное место (лавка) в юрте.

³² Куйах, кылыс — кольчуга, сабля.

³³ Уот сангата — речь огня, в якутской мифологии этим обозначается способность огня общаться с посвященными людьми или детьми.

³⁴ Нюргун Боотур — главное действующее лицо героического эпоса олонхо, защитник людей айыы-аймага.

³⁵ Орто туруу дойду — Срединный мир.

³⁶ Хара — рядовые воины, боотуры — феодалы средней руки, беге — высшая аристократия — даны по классификации Ф. Ф. Васильева (Военное дело якутов. — Якутск, 1995).

³⁷ Боотур — богатырь.

³⁸ Кылысы ере тутта — призыв к войне.

³⁹ Ерегей — достигнуть славы, победы, удачи.

⁴⁰ Ыраахтаагы — царь.

⁴¹ Аан Алахчын Хотун — богиня Земли (Срединнного мира) и плодородия.

⁴² Юрюнг Аар Тойон — Всевышнее божество.

⁴³ Хомусчут — исполнитель на хомусе, импровизатор.

⁴⁴ Белый царь — юрюнг ыраахтаагы — так якуты называли русских царей, российских императоров.

⁴⁵ В очерке В. Г. Короленко «Станочники» старик ямщик рассказывает о том, что царя якутов Дыкана «повесили на виселице, на холмике — по сей день холмик тот есть. Висит он день — жив. Другой висит — жив. Третий висит — тоже жив. Что тут делать? Вот казак один приставил лестницу, влез туда к нему и ударил его... по лицу, сейчас он и умер. Сняли его и послали в Петербург к нашему царю. Посмотрел царь и говорит: как же вы смели убить его? Почему этакого царя мне живьем не доставили? И осердился».