К 120-летию МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
Виктор
Конецкий,
Тамара Хмельницкая
ОТВЕТЫ НА АНКЕТУ
Совсем недавно я обнаружила эти несколько
листочков, затерявшихся в ворохе «цветаевского» моего архива, — недосуг было
разобрать его раньше. Тексты оказались тридцатилетней давности — и, нет слов, я
виновата, что так надолго задержала знакомство с ними читателя. Утешаю себя
тем, что слово о Марине Цветаевой сохраняет свою значимость и спустя годы, если
оно выражено человеком, мнением которого мы дорожим.
Своеобразный опрос-анкетирование авторитетных
людей об их отношении к творчеству и личности нашего великого поэта ранее
предпринимались не однажды — редакциями газет, журналов (наших и зарубежных) и
по личной инициативе (Л. Мнухина, в частности). Но вполне уместно, я думаю, и
сегодня — в юбилейные дни Марины Цветаевой — услышать мнение маститых
литераторов о ее личности и блистательном литературном наследии.
Нет нужды представлять читателю прекрасного
прозаика Виктора Викторовича Конецкого. Что до критика и литературоведа Тамары
Юрьевны Хмельницкой, напомню, что она была ученицей Ю. Тынянова и Б.
Эйхенбаума, автором книг о Некрасове и Пришвине; была награждена золотой
медалью Шведской академии наук. На анкету Хмельницкая
отвечает в свободном стиле, не придерживаясь строго заданных рубрик.
Виктор Конецкий
1. Как вы относитесь к творчеству Цветаевой?
Высоко ценю.
2. Что в личности Цветаевой вас привлекает
больше всего? Какие жанры ее творчества и какого периода Вами наиболее любимы?
Те жанры и те периоды, где она понятное не объясняет через непонятное и громоздкое.
3. Какие стихи Цветаевой вы считаете лучшими?
Те, которые настолько просты по форме, что легко
и просто переводятся в песню.
4. Оказала ли Цветаева влияние на ваше
творчество?
Нет, конечно. Но я люблю ее цитировать — главным
образом ее рассуждения о море. Она была морем ушиблена — через свое морское
имя.
5. Что в личности Цветаевой вас привлекает
больше всего?
Любить мужчин умела и в женщин влюбляться умела.
6. Кто из поэтов ХХ века, по вашему мнению,
ей «равносилен»?
Дурацкий вопрос, хотя и в кавычках.
7. Считаете
ли вы, что современные поэты находятся под влиянием Цветаевой?
Никто
не находится и в ближайшем будущем это исключено: ее главная сила —
искренность, а она невозможна в той степени, которую Цветаева сама себе
разрешала (степень тайных дневников Л. Н. Толстого). Такое возможно только в
посмертных публикациях.
8.
Что вам не нравится в творчестве Цветаевой?
Заносит
на поворотах в чащобу тавтологии; кокетство в
обнаженности — которое
и в себе наблюдаю.
9. Чем
вы можете объяснить все более возрастающий интерес к ее личности и творчеству?
Интерес
именно через личность, то есть через судьбу. В судьбе полностью воплощена
эпоха. На Руси всегда в поэта влюблялись через его судьбу. А если судьба
ординарна (Фет), то как бы хорош он ни был в стихах, а
всё на задворках империи, а не на фасаде литературы.
11.
10. 1981 г.
Тамара Хмельницкая
Марина
Цветаева — любимейший мой поэт ХХ века. И для меня «равносильны» ей — каждый
по-своему — только О. Мандельштам и Б. Пастернак. Даже Ахматова по масштабу не
то что меньше, но Нже. Ахматова скульптурно безупречна. Это памятник с золотым
сечением пропорций — монолитный и цельный. А Цветаева — взрыв, вихрь, накал,
катастрофа. По-атомному разрываясь, она и в осколках сохраняет главную суть
жизни. Никто с такой силой не передал в слове катастрофичность и трагизм своей
эпохи, при этом всегда оставаясь собой, безошибочно узнаваемой. Она
противоречива и сложна. Амплитуда колебаний огромна — от крика до
шепота, от откровенности до откровения, от страстного, гневного максимализма до
нежнейшего приятия всех проявлений жизни, от вселенских масштабов до интимности
домашнего тепла, от космоса и вечности до еле уловимой подробности мгновения.
Все
у нее горячо, страстно, предельно, и на этом предельном накале поразительных по
напряженности и глубине чувств слово ее — интонационно
выразительно, а внутренняя форма прозрачна. Слово это разъято на мельчайшие его
составные части, но при этом просматривается до самой глубины его корней. Слово
это всегда неожиданно, но вступает с соседствующими с ним словами в неразрывную
и органическую связь. И прочность этой связи — в ошеломительных образных и
звуковых ассоциациях.
При
всей виртуозности работы Цветаевой над словом ее творения никогда не кажутся
экспериментом, лабораторной пробой, самоцельными экзерсисами, эквилибристикой.
Ее слова — по крайней изощренности и смелости их соединения — прежде всего передают суть мысли, чувства, характера, состояния.
Эта
интенсивная жизнь в слове равно значительна и в стихах и в прозе. Не по жанрам,
а по отдельным вещам могу назвать наиболее любимые. К ее стихотворным драмам я
холоднее. Карнавальное переодевание в героев истории или в классические
литературные образы как-то разлучает меня с Мариной Цветаевой. Я хочу слышать и
видеть ее в творчестве без грима и не на подмостках. Она как таковая
несравненно героичнее всех своих перевоплощений. Из поэм на первом месте для
меня «Поэма Горы» и «Поэма Конца». В прозе — «Мать и музыка», «Пленный дух»,
«Световой ливень», «Живое о живом», «Искусство при свете совести», «Мой
Пушкин».
Любимые
стихи перечисляю не в порядке предпочтения, а более или менее в хронологическом
порядке: «Идешь, на меня похожий…», «Уж сколько их
упало в эту бездну…», «Мне нравится, что вы больны не мной…», «Никто ничего не
отнял…», «Красною кистью рябина зажглась…», «Вот опять окно, где опять не
спят…», «Имя твое — птица в руке…», «Чтобы помнил не часочек, не годок…»,
«Вчера еще в глаза глядел…», «Кабы нас с тобой да судьба свела…», «Милые
спутники, делившие с нами ночлег!», «Когда я буду бабушкой…»,
«А как бабушке помирать, помирать…», «Тебе — через сто лет», «Мой путь не лежит
мимо дому — твоего…», «Писала я на аспидной доске…», « Кто создан из камня, кто
создан из глины…», «Ищи себе доверчивых подруг…», «Хвала богатым», «Каким
наитием, какими истинами…», «Рассвет на рельсах», цикл «Провода», «Так
вслушиваются…», «Наклон», «Поезд», «Ты, меня любивший фальшью истины…»,
«Попытка ревности», «Полотерская», «Рас — стояние:
версты, мили…», «Тише, хвала!», «Стол», «Тоска по родине! Давно…»,
«Бузина», «Читатели газет», «О, слезы на глазах…».
Влияет
ли Цветаева на современную поэзию? Внешне ей подражают многие — даже такие
бесконечно чужие ей поэты, как Римма Казакова. Перенимают разорванность стиха,
интонационную интенсивность, столкновение и сочетание слов, скрепленных
звуковыми ассоциациями и родственными корнями.
Но
Марина Цветаева настолько оригинальна и неподражаема, что о настоящем воздействии
ее на поэтов, не близких душевно по складу, говорить не приходится. Ее нельзя
повторить — потому что каждое ее слово пережито
и передает внутреннюю ее сущность. Но вот Андрей Белый, после
того как прочел ее сборник «Разлука», нашел для себя источник, питавший в то
время его собственные интонационные искания, и много раз об этом писал и
говорил и даже непосредственно назвал свой сборник «После разлуки», но это было
влияние не духа и не поэтической системы в целом, а близких в то время ему
интонационных проблем стиха.
Возрастающий
интерес к личности и творчеству Цветаевой объясняется
прежде всего тем, что она действительно личность, ярко и сильно проявленная, —
то, чего так недостает современной нашей поэзии. Отвечаю одновременно и на
вопрос, что меня больше всего привлекает в личности Цветаевой. Страстность,
предельное неравнодушие к миру и людям. Цельность при редкой сложности и
противоречивости. Горячий отклик на всю боль мира. Интенсивность проявления
себя.
Богатство
ассоциаций, полновесность и образность слова. Трагизм судьбы. Огромный диапазон
культуры не как энциклопедической оснащенности знаниями, а культуры пережитой,
органически слившейся с биографией. Повышенный драматизм восприятия событий — и
внутренней жизни, и мирового масштаба. Смелость творческой позиции.
Безоглядность и самозабвенность, вкладывающие всю себя
в каждое сказанное слово. Высота и предельная искренность. Ее поэзия сильна,
неисчерпаема и трагедийна, как сама жизнь.
15 октября 1981 г.
Публикация и вступительная заметка Ирмы
Кудровой