К 130-летию БОРИСА ЖИТКОВА

Галина Василькова

Странная судьба «ВИКТОРА ВАВИЧА»,
или РОМАН БЕЗ МЕСТА

Виктор Шкловский считал, что Борис Степанович Житков (1882—1938) «стоит в ряду очень больших писателей».¹ М. Л. Гаспаров в письме к немецкой журналистке Марии-Луизе Ботт (15. 6. 1996) сообщал: «Был очень интересный советский писатель Борис Житков; сейчас его помнят только как детского писателя, а он был гораздо больше этого».² Однако творчество Житкова до сих пор рассматривается преимущественно в контексте литературы для детей, а определение «большой детский писатель», согласитесь, звучит все-таки оксюморонно. Да и биография Бориса Житкова больше напоминает повесть из «Библиотеки приключений» для школьников, чем жизнеописание настоящего писателя.³ Одновременно, но как-то параллельно этой биографии, существуют замечательные воспоминания современников о Житкове (например, в дневниках Корнея Чуковского, Евгения Шварца, Даниила Хармса), и до сих пор пылится в архивах неизданная переписка Житкова с родными, друзьями-литераторами, где личность писателя отразилась во всей ее многогранности, со всеми «превратностями характера».

Житков, действительно много и талантливо писавший для детей и сделавший немало для детской литературы, «детским» писателем себя не считал и всю свою недолгую литературную жизнь (неполные пятнадцать лет) стремился выйти за рамки сочинений для «младшего, среднего и старшего школьного возраста». Об этом свидетельствуют письма из личного архива Житкова, хранящегося в РГАЛИ. Например, в письме к Елизавете Петровне Бахаревой от 14 марта 1927 года он писал о только что изданном рассказе «Про обезьянку»: «Это первая детская вещь моя. Остальные все — не-детские».⁴ К этому времени уже вышли два сборника рассказов, принесшие Житкову известность, — «Злое море» (1924) и «Морские истории» (1926). В 1926 году увидел свет еще один сборник — «Орлянка», предназначенный непосредственно для взрослых читателей. В него вошли семь рассказов, четыре из них («Банабак», «Орлянка», «Тезка», «Русалка») после 1928 года не переиздавались. Фантастическая повесть «Без совести», над которой Житков работал в 1929—1936 годы (тоже не детское чтение) при жизни автора так и не была опубликована⁵, как и один из шедевров житков­ской «взрослой» прозы — рассказ «Слово».⁶ Пробовал Житков себя и в жанре драматургии, однако из трех его пьес — «Пятый пост», «Семь огней», «Послед­ние минуты» — после смерти автора первая не переиздавалась.

Открытие Бориса Житкова как «очень большого писателя» состоялось лишь в самом конце ХХ века благодаря публикации его романа «Виктор Вавич» в Москве, в издательстве «Независимая газета». Андрей Битов так охарактеризовал это событие: «1999 год ознаменовался первоизданием (спустя шестьдесят лет!) романа „Виктор Вавич“, неожиданно принадлежащим известному совет­скому детскому писателю Борису Житкову. Роман этот полноправно заполняет брешь между „Тихим Доном“ и „Доктором Живаго“».⁷

С такой высокой оценкой «Виктора Вавича» солидарны и другие литераторы. Но речь не об этом. В высказывании Андрея Битова есть неточности, касающиеся истории романа Бориса Житкова: издание 1999 года представлено как «первоиздание» (подразумевается, что ранее «Виктор Вавич» не печатался), осуществленное «спустя шестьдесят лет» (за точку отсчета, вероятно, берется время завершения романа). И это заблуждение разделяют многие^8 : долгое пребывание «Виктора Вавича» в забвении породило вокруг него массу недомолвок, слухов и легенд. Попробуем восстановить реальную историю романа, опираясь на документальные источники, которых, как оказалось, не так уж мало.

Лидия Чуковская, памяти которой посвящено издание 1999 года, писала: «Судьба у „Виктора Вавича“ странная. При жизни автора отрывки из романа были опубликованы в нескольких номерах журнала „Звезда“ и отдельные ча­сти, I и II, в издательстве „Прибой“ и в „Издательстве писателей в Ленинграде“. Житков скончался <…> в 1938-м. Наконец, в 1941 году издательство „Советский писатель“ выпустило весь роман целиком. <…> В книжной летописи (1941, № 20) роман значится вышедшим. Значится-то значится, а до читателей не дошел. <…> Издательство послало „Вавича“ на рецензию тогдашнему руководителю Союза Писателей (A. Фадееву. — Г. В.)». Рецензия писалась в ноябре 1941-го, когда немецкая армия уже подходила к Москве и решался вопрос, что же делать с кипами отпечатанных книг, лежащих на складе издательства. «Приговор был таков: <…> Книга хоть и талантливая, но „не полезна в наши дни“». В результате «весь 10-тысячный тираж пошел под нож, спасли всего несколько экземпляров…».⁹

Это свидетельство Л. К. Чуковской нуждается в уточнении. Во-первых, по-видимому, сразу же после издания «Виктора Вавича» какую-то часть тиража успели отправить в центральные библиотеки, в частности в «Ленинку» и в «Щедринку». Судя по штампу на экземпляре «Виктора Вавича», хранящемся в РГБ, книга поступила в библиотеку 14 мая 1941 года. Во-вторых, как ни странно, но и после рецензии А. Фадеева, обрекшей «Виктора Вавича» на уничтожение, роман Житкова не попал в списки запрещенных Главлитом книг и находился, как утверждал Арлен Блюм, в открытом доступе.¹⁰ Объясняется это, вероятно, тем, что суд над «Вавичем» вершился в условиях военного времени. После войны «не полезный» роман Житкова подвергли новой казни — забвением: книга стояла на полках библиотек, но одновременно ее как бы и не было, ведь ни в учебниках по истории литературы, ни в научных трудах, ни в «официальной» биографии автора о ней не упоминалось. Попытки переиздать роман в период «оттепели» и в «перестроечные» годы оказались безуспешными.¹¹

Но и после выхода в свет полноценного издания «Виктора Вавича» — с предисловием М. Поздняева и послесловием А. Арьева, повествующими о злоключениях книги, — в истории создания и публикаций романа осталось много «белых пятен».

Прежде всего, требует уточнения время начала и завершения работы над романом. В имеющихся источниках об этом либо умалчивается, либо называются разные даты. Например, В. И. Глоцер в биографическом очерке о Житкове сообщал, что осенью 1926-го «Житков приступил к двухтомному роману „Виктор Вавич“ <…> и писал его с большим воодушевлением четыре года подряд».¹² В таком случае годом завершения работы над романом следовало бы считать 1930-й. В новейших исследованиях, посвященных творчеству Житкова, называются, однако, другие даты: И. А. Остриенко утверждает, что над «Виктором Вавичем» писатель работал с 1928-го по 1934 год¹³, Н. А. Петрова — что роман потребовал «пятилетнего труда (1926—1931)»¹⁴, но при этом ни один из авторов не подкрепляет называемые им даты ссылками на документальные источники.

В «летописи» жизни и творчества писателя, составленной по воспоминаниям его сестер и опубликованной в книге «Жизнь и творчество Б. С. Житкова», сообщается, что работа над «Виктором Вавичем» была начата осенью 1926 года.¹⁵ Это находит подтверждение и в переписке Житкова и Л. К. Чуковской.

Лидия Корнеевна вспоминала: «С конца двадцатых и до середины тридцатых я была дружна с Борисом Степановичем».¹⁶ Эта дружба началась при драматических обстоятельствах. В 1926 году Лидию Чуковскую, девятнадцатилетнюю студентку, арестовали — якобы за причастность к деятельности анархистской организации¹⁷ — и сослали в Саратов. Житков, чтобы поддержать дочь своего гимназического товарища, затеял с ней переписку. В начале января 1927 года он писал: «Лидочка, милая! Вот с нынешнего дня Вы становитесь моей постоянной корреспонденткой. Это значит, что по воскресеньям, раз в неделю, я Вам буду регулярно писать. <…> Кроме того, буду посылать бандеролью <кое->что из «Вавича» или как там его, еще не знаю…».¹⁸ Свое обещание Борис Степанович выполнил, хотя это было достаточно рискованно: почта ссыльных просматривалась сотрудниками ГПУ. Лидия Корнеевна вспоминала: «Много забот доставляли бандероли Бориса Степановича т. Нестерову: и почерк нелегкий, и слог самобытный, неслыханный, новый… И чтение — увлекательнейшее…».¹⁹ В письме от 6 февраля 1927 года Житков обещал ей выслать третью тетрадь рукописи «Вавича» (каждая тетрадь, пояснял он, — это «полтора печатных листа»). А из письма от 1 марта того же года выясняется, что отдельные места из своего романа Житков уже читал Чуковским, отцу и дочери, значит, они были написаны еще до того, как Лидия выехала в Саратов, то есть до 15 декабря 1926 года.²⁰

Судя по письмам, Житков с нетерпением ждал отзыва Лидии о прочитанных главах и обижался, если ответы были слишком лаконичными: «А Вы, гадюка! мало мне написали об романе», — шутливо упрекал он ее в одном из писем.²¹ После возвращения Чуковской из ссылки их дружеское общение не прервалось, Лидия стала слушательницей новых глав романа, над которым продолжал работать Борис Степанович: «Он читал мне „Вавича“ вслух, по рукописи, главу за главой». И через всю свою дальнейшую жизнь Л. К. Чуковская пронесла убеждение, что «роман Бориса Житкова <…> — один из самых сильных романов в русской советской литературе „досолженицынского периода“. Быть может, самый сильный».²²

Работа над романом вначале продвигалась быстро, и уже в марте 1927 года Житков в письме к Е. П. Бахаревой²³ делился планами опубликования глав из первой книги «Виктора Вавича» в журнале «Красная новь», редактором которой был А. К. Воронский. Правда, Борис Степанович высказал опасение, что «это в моральном отношении вредно. Пойдут разговоры, пересуды, и это повлияет на мою работу. А я хочу писать безо всяких влияний» (42 об.). По этой ли, или по иной причине²⁴  в «Красной нови» главы из «Вавича» опубликованы не были. К тому же летом у Житкова наступил, по-видимому, творческий спад: «А у меня стоит работа: надо кончать роман. Офиц<иальный > срок 1 сент<ября>, но у меня половины еще нет и то, что есть, надо коренным образом переработать», — сообщал он в письме 5 августа 1927 года (49).

«Официальный срок» — это, по-видимому, срок, указанный в договоре с Госиздатом, который, как писал Житков 14 марта 1927 года, «сторговал» у него «Вавича» «на корню» (41 об.).

Работа над книгой возобновилась только в сентябре, об этом Житков сообщал Бахаревой в письме от 9 сентября 1927 года: «Ну, слава богу: вчера начал писать роман дальше <…> сажусь, гляжу — последняя пометка 24. V — с тех пор я не писал. Я вышел основательно из той жизни, которая в нем билась и пульсировала. <…> Надо, чтоб ты сам зажил этой жизнью, чтоб так же спешил ее двигать, как неумолимо движет ее время, т. е. та живая кровь в этих людях, что не дает им быть в покое…» (52 об.).

Но и в дальнейшем «Виктор Вавич» создавался урывками, часто — в ночное время. В письме к родным от 25 ноября 1927 года Житков сообщал: «Я все время по ночам работаю. Надо двигать вперед мой роман. Дал бы Бог теперь закончить первую часть. А у нее нету ни начала, ни конца. То и другое надо писать. Пишу я, собственно, о власти Князя Мира Сего. Вот и вся тема. Вся. Не уписать всей-то и во сто томов. Если хоть немножко Господь поможет, хоть уголок-то показать» (53).

Авторский замысел, сформулированный здесь в иносказательной форме, говорит о том, что Житков вовсе не ставил главной своей целью правдиво и полно изобразить события революции 1905 года, в которых он сам участвовал. Его занимало нечто иное, связанное с вечными проблемами бытия.

Первая книга «Виктора Вавича» была закончена, по-видимому, весной 1928-го и отдана в печать не позднее конца мая, так как в письме от 5 июня Борис Степанович сообщал родным: «Дела мои, слава Богу, не плохи: роман мой в наборе уже и к сентябрю обещают выпустить. Выпустить думаю в толстой серой обложке, безо всякого рисунка, строгими черными буквами напечатать название, фамилию мою и внизу издательство» (56). Однако, как видно из следующего письма (от 3 июля 1928 года), набирать роман стали только в июле. Житков с радостью сообщал жене: «Цензура из него не выкинула ни единого слога. Это потому, что в Госиздате своя цензура» (61).²⁵

Таким образом, опубликованные воспоминания, документы и хранящиеся в личном архиве Б. С. Житкова письма однозначно свидетельствуют, что над первой книгой романа Житков работал примерно полтора года — с осени 1926-го до весны 1928-го. К работе над второй частью «Виктора Вавича» он приступил уже в конце октября 1928 года, не дождавшись выхода в свет первой книги: «…я жив-здоров, слава богу, <…> и вот начал недавно писать II часть „Вавича“. Первая — печатается и когда выйдет, толком не знаю. Должно быть <,> в ноябре. Посмотрим, как ее встретит публика. Критика вся сплошь казенная <,> и она меня ни огорчить не может, ни обрадовать» (70 об.).

Работа над второй частью шла еще труднее, с большими перерывами. Мешала загруженность редакторскими делами в детских журналах и просто добывание «хлеба насущного»: когда не переиздавались его книги, Житков подрабатывал чертежником, читал лекции на рабфаке. За весь 1929 год ему с трудом удалось написать чуть более пятидесяти страниц романа. 12 декабря он сообщил Бахаревой: «Теперь я принялся за „Вавича“ после долгого перерыва. Надо писать и писать. Договора на „Вавича“ нет у меня ни с одним издательством, и пишу я его, не зная, как и где буду его печатать. Когда увижу тот берег, то буду об этом тщательно думать. А пока написано второй части 3 с лишним листа. <…> Грешным делом, я бы не хотел больше ничем заниматься; все мешает, что выбивает голову из этого мира в другой. Но нельзя: уговорят, упросят, а потом подскочит еще и безденежье…» (86).

В 1930-м году Борис Степанович нередко сообщал в письмах к родным: «„Вавича“ и не трогал — не до того». (25. IV. 1930, л. 103); «Писать я сейчас ничего не пишу, ибо не пишется» (4. VII. 1930, л. 106 об.). А когда снова взялся за роман, то сомневался, что сможет его опубликовать. 16 августа 1930 года он писал Бахаревой: «Уже написано II части 75 стр. моих рукописных. Надо писать скорей, а то уже такой огромный перерыв между первой и второй частью. Но сейчас, конечно, его никто не взялся бы печатать» (110).

Пессимистический прогноз был продиктован, по-видимому, не только политической, но и экономической ситуацией, сложившейся в стране к этому времени. Она находит емкое выражение в переписке Житкова, например, в письме к родным от 25 сентября 1928 года: «Хлеба нет нигде, кроме Москвы, Питера и Иваново-Вознесенска. <…> Но административная машина машет спицами, вертятся в воздухе колеса; и составляют планы на пятилетия <…> а через пять месяцев добьют все до ручки. И тогда новым НЭП’ом не спасешь, ибо никто не поверит. Без конца обманывать нельзя» (69). Провал «плановой» экономики порождал всякого рода дефицит, в том числе — дефицит бумаги. По этой причине нерегулярно выходили литературные журналы, возникали проблемы с переизданием книг.²⁶ К тому же с конца 1920-х годов в стране форсировался процесс централизации издательского дела. Кооперативные издательства закрывались либо вливались в большие государственные.²⁷ Партийный контроль за деятельностью органов цензуры в начале 1930-х перерос в откровенный диктат, требования к идеологическому уровню издаваемой литературы все более ужесточались.²⁸

Хорошо понимая, что чем дальше, тем труднее будет издать роман, Житков стремился быстрее завершить его. 15 августа 1931 года он писал Бахаревой: «Теперь надо кончать ходом „Вавича“. Осталось 60 страниц, 240 уже написано. Я думаю, что <,> м<ожет> б<ыть>, удастся кончить и скорей. Очень уж широко завинчено — то есть много винтов накручено и теперь надо их все до отпору прижать. Пишу я каждый день последнее время. Все по ночам. Оттого ложусь в 4, в 5 утра. Все мои товарищи удивляются, что так ходко двинулась работа. А мне все кажется, что и плохо и медленно. <…> Не знаю, но я недоволен всем, что написал. Это, конечно, не халтура, не состряпано на заказ кое-как. Теперь я об одном думаю: кончить бы скорей, сдать и об этом не слышать. С такой бы радостью (хоть и горькой) сейчас бы поставил точку и баста. Ну, а все же конца в том самом смысле, как это принято традицией, конца этого еще нет. И мне то самому не этот конец важен» (116 об.—117).

А через три дня в письме к В. С. Арнольд Житков восклицал: «Подумай! да неужели я Вавича кончаю. Самому смешно. Столько лет над ним жил».²⁹ Но работа над романом еще продолжалась, и в начале сентября Борис Степанович сообщал сестре, что дописывает отдельные главы: «Сейчас, 1 сентября, написал 4 страницы, самые трудные. <…> Одного сюжетика решил избежать. У меня даже это написано было (когда я только начал писать первую часть). Но хотя это всего две странички, главка, а это настолько серьезно, что тут всякая холодность — кощунство и пошлость, которой никак не выдумаешь оправдания!»³⁰

Когда Борис Степанович работал над романом «без отрыва», он, по его собственному утверждению, писал от полутора до четырех с половиной страниц в день. Поэтому вполне вероятно, что 60 страниц, о которых сообщалось в письме от 15 августа 1931 года, к концу сентября были готовы.

Из писем Житкова известно, что, закончив очередную тетрадь, он сразу же отдавал ее печатать машинистке. Но определенное время требовалось на вычитку готового текста, на исправление опечаток в машинописном варианте. В этом Житкову помогал племянник Игорь Арнольд.³¹ Всего было подготовлено три машинописных экземпляра, из них тщательно выправлен лишь один. Этот экземпляр, по утверждению В. С. Арнольд, был сдан на просмотр в Ленин­градский обллит 20 ноября 1931 года. Из писем Житкова к Е. П. Бахаревой следует, однако, что произошло это несколько раньше: 11 октября сообщается, что «„Вавич“ в цензурном инкубаторе» (118 об.), а 7 ноября, что «„В. Вавич“ у цензора, взял на праздники почитать. Посмотрим, что скажет. Авось прочтет за это время» (128). Возможно, В. С. Арнольд назвала дату по памяти или по штемпелю на письме с сообщением об этом событии, полученном ею в Москве.

Казалось бы, есть все основания утверждать, что в сентябре или октябре 1931 года работа над романом была завершена. Однако остается неясной судьба заключительной, третьей книги романа. Дело в том, что в документах архива Житкова, в его опубликованных письмах и «летописи» творчества, составленной сестрами, никаких упоминаний о третьей книге (или о третьей части) «Виктора Вавича» нет. Возникает вопрос: может быть, ее вообще не существовало, по крайней мере до осени 1931 года? Но в письме от 15 августа 1931 года Житков сообщал Бахаревой, о чем он в данный момент пишет: «сейчас дело идет весной 1906 года» (117). Это чрезвычайно важно: события весны 1906 года изображены именно в третьей книге. Более того, в письме Борис Степанович акцентировал стремление завершить работу над романом: «Теперь я об одном думаю: кончить бы скорей, сдать и об этом не слышать» (117). И другие письма августа-сентября 1931 года говорят о том, что Житков спешил завершить именно весь роман, а не только очередную книгу. Но почему же тогда всюду речь идет только о второй части, а о третьей не упоминается?

В РГАЛИ, в фонде издательства «Федерация»³², сохранились отзывы двух рецензентов на рукопись романа Житкова.³³ И это еще одна из загадок странной судьбы «Виктора Вавича»: как текст, сданный на цензуру в Ленобллит, оказался в московском издательстве?³⁴ 

Один из отзывов (без даты) принадлежит Э. Болотинской, которая не нашла в романе Житкова почти ничего положительного, лишь одни просчеты и ошибки (цитирую, сохраняя пунктуацию автора): «Основная и главная из них (ошибок. — Г. В.), это та, что здесь почти выпала, главная, организующая в революции 1905 г. — роль РСДРП и большевиков, роль организованного пролетариата в революции. На протяжении 2-х огромных книг, пытающихся, всесторонне показать революцию 1905 г., где широко даны картины рабочих волнений, забастовок, митингов, баррикад, мы видим только одну листовку РСДРП и одно большевитское выступление рабочего, разоблачающее роль конституции».³⁵

Однако Э. Болотинская, под предлогом «ответственности темы», предложила дать рукопись на отзыв второму рецензенту. И судьба «Виктора Вавича» оказалась в руках председателя Редакционного совета издательства «Федерация» С. И. Канатчикова, человека во всех отношениях нерядового, с богатым революционным прошлым и не менее богатым партийно-номенклатурным послужным списком.³⁶ Его отзыв на роман Житкова представляет собой замечательный образец стиля официальных рецензий той эпохи (цитирую, сохраняя синтаксис и пунктуацию оригинала): «Книга написана культурно. Хорошим литературным языком. Занимательна по сюжету. Словом с формальной стороны она написана удовлетворительно. В ней все на своем месте».³⁷ На этом положительные оценки исчерпаны, и далее следуют все те же упреки в низком идеологическом уровне романа, а далее выносится вердикт: «Это просто обывательский поклеп на революцию 1905 года».³⁸ В завершение, однако, С. Канатчиков проявил некоторый либерализм и предложил восхитительное по своей оригинальности решение проблемы: «Печатать книгу было бы возможно, если бы автор ее сократил раз в десять и убрал бы оттуда обывательские пошлости».³⁹ Понятно, что оценка рецензента такого уровня была принята издательством как «истина в последней инстанции».

Рецензии из фонда «Федерации» проливают свет на основную причину, по которой издательство отказало Б. С. Житкову в опубликовании романа: революция в нем изображена «не так, как надо», то есть не с позиций ВКП(б). Но они интересны еще и тем, что содержат сведения о структуре «Виктора Вавича», точнее, о том, какой она была летом 1932 года. В начале отзыва Э. Болотинской подчеркивается, что речь идет о двух книгах романа: «Очевидно, автор предлагает объединить I книгу романа „Виктор Вавич“ (изд. Прибой 1929 г.) и прилагаемое продолжение — II книгу — и издать их одной книгой».⁴⁰ А в рецензии С. Канатчикова указан объем рецензируемого материала — «примерно 30 печатных листов». Именно эту цифру называет Житков (в письме от 15 августа 1931 года): «Сколько я времени прогнал мимо себя в этих 30-ти листах» (117 об.).

Все это позволяет предположить, что вторая часть «Виктора Вавича», завершенная Житковым осенью 1931-го, изначально включала вторую и третью книги современного издания. И, если бы отзывы рецензентов были положительными, именно в таком (полном) виде, но в двух книгах, «Виктор Вавич» увидел бы свет в конце 1932 года в московском издательстве «Федерация».

Есть и другие аргументы в пользу этой версии.

Во-первых, третья книга по объему значительно меньше первых двух (в современном издании — 78 страниц), поэтому печатать ее отдельным томом было бы попросту нецелесообразно.

Во-вторых, если бы работа над третьей книгой «Виктора Вавича» продолжалась и после ноября 1931 года, вряд ли Борис Степанович, сдав рукопись на цензуру, сразу же задумался о работе над еще одним большим произведением. А из его письма от 26 ноября 1931-го видно, что он уже строил новые творче­ские планы: «„Вавича“ привожу в порядок, т. е. разрозненный 2-ой экземпляр. 3-й — у Веры в Москве. Первый — в цензуре. Ответа <…> я не жду раньше 15. XII. Это я так положил для себя. А больше писать пока ничего не затевал. Может быть <,> заложу что-нибудь долгое. Будет, м. б., готово через года два. Теперь не знаю, что можно просунуть, больно узки стали щели» (131).

Собственно, первое упоминание о третьей книге (точнее, «третьей части») «Виктора Вавича» впервые встречается в 1933 году в документах ленинградской цензуры. Сдав роман в Ленобллит в октябре 1931-го, Житков ждал решения его судьбы долгих полтора года. Уже через месяц до него дошли тревожные вести: «Вторую часть „Вавича“ я писал почти 3 года и ее, наверно, не пропу­стит цензура. <…> Ответа мне нет, но <,> по частным сведениям <,> дело мое дрянь…» (134—134 об.). Руководство Ленобллита, не решаясь, по-видимому, взять на себя ответственность за опубликование «идеологически ущербного» романа Житкова, обратилось за помощью в высшую цензурную инстанцию — Главлит. Об этом свидетельствует хранящаяся в ЦГАЛИ сводка работы Ленобл­горлита за апрель 1933 года.^{41  В} ней сообщается: «Закончен просмотр романа Б. Житкова „Виктор Вавич“. Роман посылался на консультацию в Главлит и просматривался одновременно т. Семеновым и т. Исаковым. Решено предложить коренным образом переделать III часть романа, носящую в нынешней редакции крайне авантюрный характер и окончательно снижающую и без того уже невысокий политический уровень книги. Предложение издательства о выпуске книги с предисловием, вскрывающим ошибки автора, признано нецелесообразным (во всяком случае, до предоставления новой редакции 3-й части)».⁴²

Однако ни в архиве Житкова, ни в его опубликованных письмах, ни в воспоминаниях родных и друзей нет и намека на то, что он перерабатывал третью часть «Виктора Вавича» в соответствии с требованиями цензуры. Правда, в фонде Житкова писем, написанных после 1932 года, крайне мало. Объяснение содержится в письме к Бахаревой от 19 марта 1932 года, где Борис Степанович недвусмысленно намекает, что их переписка перлюстрируется: «Очевидно <,> вскрыватели писем соблазнились конвертами и письмо выкинули», — а затем советует сразу же уничтожать полученные письма, как делает он сам (140).

Но сохранившиеся письма Житкова убеждают, что вторая часть романа «Виктор Вавич» была начата в конце октября 1928 года и завершена не позднее начала октября 1931 года. По-видимому, эту дату можно считать и временем завершения основной работы над романом в целом, предположив, что во вторую часть входили вторая и третья книги современного издания. В пользу этого предположения говорит составленная сестрами Житкова «летопись» творчества писателя, где отмечены основные вехи работы над романом. Так, в перечне событий 1931 года значится: «Борис Степанович заканчивает работу над романом „Виктор Вавич“».⁴³ А среди важнейших событий 1932 года отмечено следующее: «В июне в журнале „Звезда“ обещали напечатать вторую часть романа „Виктор Вавич“. Это будет первое появление в печати второй части».⁴⁴ Однако в июньском и июльском номерах «Звезды» за 1932 год были опубликованы не только 17 глав из второй книги «Виктора Вавича», но и две главы из третьей. Следовательно, «вторая часть», упоминаемая в «летописи», могла включать и третью книгу современного издания.

Определенная путаница до сих пор существует и в датировке первых публикаций отдельных частей (книг) «Виктора Вавича». Например, Арлен Блюм утверждал: «Первые две части романа, отрывки из которого печатались вначале в „Звезде“», вышли «отдельными изданиями в 1932 г. в издательствах „Прибой“ и „Издательстве писателей в Ленинграде“».⁴⁵ Однако на самом деле первые две книги романа увидели свет не одновременно, а с интервалом почти в пять лет. Первая книга была отпечатана, судя по всему, в самом конце 1928 года. Эту дату называет Вера Степановна Арнольд: «Первая часть, которая вышла в декабре 1928 года, быстро расходится. <…> в апреле 1929 года в Ленинграде на базисном складе осталось всего семнадцать экземпляров».⁴⁶ На титульном листе этого издания (оно есть в РНБ и в РГБ), вышедшего, действительно, в издательстве «Прибой», указан, однако, 1929 год. Но это, по-видимому, связано с обычной издательской практикой: книги, отпечатанные в декабре, нередко датируются следующим годом.

Ни Л. Чуковская, ни А. Блюм, ни другие авторы не упоминают о том, что первая часть романа «Виктор Вавич» была переиздана в 1933 году в «Издательстве писателей в Ленинграде», хотя это издание также было включено В. С. Ар­-нольд в библиографию произведений Житкова и оно есть в фондах РНБ.⁴⁷

На титульном листе единственного прижизненного издания второй книги «Виктора Вавича» значится «Издательство писателей в Ленинграде», а год отсутствует. Но в издательских данных на обороте титульного листа год обозначен — 1934.⁴⁸

Таким образом, на основе архивных документов и писем, содержащих сведения о работе Житкова над романом, можно сделать некоторые выводы, носящие, впрочем, предварительный характер.

«Виктор Вавич» был начат осенью 1926 года и в основном завершен в октябре 1931-го. Полностью роман не был опубликован при жизни автора, в первую очередь из-за цензурных претензий. Вероятно, свою роль в этом сыграл и «субъективный фактор»: Житков не стал переписывать заключительную часть романа, вызвавшую нарекания цензуры, а предпочел представить роман читателю в «усеченном», незавершенном виде. И дело не только в неуступчивом характере писателя, но и в том, что он сам стремился избежать законченного сюжета: «мне-то самому не этот конец важен» (117). Поэтому осенью 1933 года Житков предпринял переиздание первой книги романа в «Издательстве писателей в Ленинграде», а в 1934-м издал — там же и тоже отдельным томом — вторую. Третья книга при жизни автора так и не вышла, но две главы из нее — «Велосипеды» и «Вот оно» — были опубликованы в июльском номере «Звезды» за 1932 год.

Критик В. Шубинский в рецензии на издание «Виктора Вавича» 1999 года писал: «Это, безусловно, одна из тех книг, которые в момент появления на свет становятся незыблемым „литературным фактом“. <…> Житков отныне — автор не третьего и даже не второго ряда».⁴⁹ Но прежде чем роман Бориса Житкова стал фактом русской литературы, прошло почти семьдесят лет. И это достойно сожаления. В интервью журналу «Огонек» Андрей Битов, почти дословно повторив собственную оценку, данную «Вавичу» в 2000 году, добавил: «Кроме текстов нужна еще и судьба. Вот, скажем, „Виктор Вавич“ Бориса Житкова. Если бы у этого романа была судьба, он занял бы нишу между „Тихим Доном“ и „Живаго“. Теперь он станет, может быть, лишь темой диссертаций. И нико­гда уже не займет своего места».⁵⁰

Но хочется верить, что странная судьба «Виктора Вавича» еще может преподнести сюрпризы. В начале ХХI века роман переиздан уже дважды. Его публикация пробудила интерес и к творчеству Житкова в целом, к его удивительной и пока еще полной загадок биографии. Поэтому есть надежда, что грустное пророчество Андрея Битова не сбудется, роман «Виктор Вавич» займет в русской литературе подобающее ему почетное место и по праву войдет в «большую» литературу по-настоящему большой русский писатель Борис Степанович Житков.

РГАЛИ-1. Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Личный архив Б. С. Житкова. Фонд 2185. Оп. 1. Ед. хр. 4. Письма Житкова к жене Елизавете Петровне Бахаревой и приемному сыну Владимиру Сергеевичу Бахареву (1924—1937 и без дат).

РГАЛИ-2. РГАЛИ. Фонд 625. Издательство «Федерация». Оп. 1. Д. 108. Отзывы на произведения И. В. Евдокимова, М. Езерского, А. Жаброва, В. Железняка и др. авторов на Е, Ж рецензентов издательства «Федерация» А. С. Яковлева, Б. С. Романова, Ф. И. Панферова и др. (30 сентября 1930 — 24 апреля 1934 и без дат). Лл. 109—114.

РГАЛИ-3. РГАЛИ. Личный архив М. М. Шкапской. Ф. 2182. Оп. 1. Ед. хр. 313. Письма Б. С. Житкова М. М. Шкапской (1930—1937).

ЦГАЛИ. Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ СПб.). Фонд 281. Ленинградский областной и городской отдел по делам литературы и издательств «Леноблгорлит». Оп. 1. Д. 43. Месячные отчеты и переписка с Главлитом о контроле за печатью, издательствами и зрелищными предприятиями (1 января 1933 — 31 декабря 1933). Лл. 172—172 об.

 ¹ Шкловский В. Б. Писатель Борис Житков и традиции русской литературы // Жизнь и творчество Б. С. Житкова. М., 1955. С. 106.

 ² Цит. по: «Читать меня подряд никому не интересно...»: Письма М. Л. Гаспарова к Марии-Луизе Ботт, 1981—2004 гг. (Подготовка текста и публикация М.-Л. Ботт) // Новое литературное обозрение. 2006. № 77. С. 211.

 ³ Все биографы Житкова (К. И. и Л. К. Чуковские, В. И. Глоцер, Г. Т. Черненко), будто сговорившись, ничего не сообщают о личной жизни писателя. Ни в одном из биографиче­ских очерков (и даже в воспоминаниях сестер) не сообщается, например, что Житков был женат (причем, неоднократно) и что у него было трое детей — дочь Фелицата, сын Николай и приемный сын Володя.

 ⁴ РГАЛИ-1. Л. 41. Далее при цитировании документов из этого фонда в скобках указываются только листы.

 ⁵ Повесть напечатана в сборнике «Мастерская человеков. Сатирическая проза 20—30 годов» (Пермь, 1990). Благодарю за сведения В. И. Плаксина.

 ⁶ Житков считал, что в «Слове» он «вылетел вон из литературы». «Слово» опубликовано Геннадием Черненко в «Звезде» (2011, № 8). Иначе обстояло дело с повестью «Без совести».
В письме к М. М. Шкапской от 16. 3. 1926 г. Житков признавался, что не будет ее печатать «из страха повторенья <…> того, что было с Лебедевым» (РГАЛИ-2. Л. 9), имея в виду погромную статью «Художники-пачкуны» в газете «Правда» от 1. 3. 1936 г., посвященную В. В. Лебедеву и другим художникам, оформлявшим детские книги.

 ⁷ Битов А. Перепуганный талант, или Сказание о победе формы над содержанием // Звезда. 2000. № 10. С. 84—86.

 ⁸ Например, в примечании М.-Л. Ботт к процитированному выше письму М. Л. Гаспарова от 15. 6. 1996 г. значится, что в 1999 г. «был наконец издан главный роман Б. Житкова о революции 1905 г., написанный в 1930-е годы и остававшийся в рукописи...».

 ⁹ Чуковская Л. К. Процесс исключения. М., 1990. С. 195.

 ¹⁰ См.: Блюм А. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. 1917—1991: Индекс советской цензуры с комментариями. СПб., 2003. С. 82.

 ¹¹ См.: Чуковская Л. К. Указ. соч. С. 194—195; Поздняев М. Уже написан «Вавич» //Борис Житков. Виктор Вавич. Роман. М., 1999. С. 7.

 ¹² Глоцер В. О Борисе Житкове // Б. Житков. Избранное. М., 1989. C. 19.

 ¹³ Остриенко И. А. Проблема положительного героя в творчестве Б. С. Житкова. Автореферат на соиск. степени канд. филолог. наук. Череповец, 1996.

 ¹⁴ Петрова Н. А. Проблема самоидентификации в романе-воспоминании об Одессе начала ХХ века // Вестник Пермского университета. Вып. 3. Пермь, 2009. С. 86.

 ¹⁵ См.: Жизнь и творчество Б. С. Житкова. Л., 1955. С. 448.

 ¹⁶ Чуковская Л. К. Указ. соч. С. 194—195.

 ¹⁷ См. об этом подробнее: А. Разумов. Памяти юности Лидии Чуковской // Звезда. 1999. № 9. С. 117—136.

 ¹⁸ Цит. по: Чуковская Л. К. Избранное. В 2 т. М., 2000. Т. 2. С. 421.

 ¹⁹ Там же.

 ²⁰ «15-го она выехала в Саратов, а 20 декабря Саратовский губотдел ОГПУ поставил в известность Москву и Ленинград о том, что Чуковская прибыла на жительство и взята на учет» (А. Разумов. Указ. соч. С. 128).

 ²¹ Цит. по: Жизнь и творчество Б. С. Житкова. С. 506.

 ²² Чуковская Л. К. Процесс исключения. С. 195.

 ²³ Елизавета Петровна Бахарева была гражданской женой Житкова, судя по их переписке, в 1916—1923 гг., но добрые отношения между ними сохранялись до 1937 г. Значительную часть личного фонда писателя в РГАЛИ составляют письма к Елизавете Петровне и ее сыну Володе, они позволяют проследить этапы работы писателя над «Виктором Вавичем».

 ²⁴ В 1927 г. А. К. Воронский за участие в «левой оппозиции» был исключен из ВКП(б) и освобожден от должности редактора.

 ²⁵ Кооперативное издательство «Прибой», в котором издавалась первая книга «Виктора Вавича», с конца 1927 года входило в Госиздат, однако, по-видимому, некоторое время еще сохраняло относительную самостоятельность (поэтому на обложке книги указано «Прибой», а не «Госиздат»).

 ²⁶ «Большие затруднения с бумагой для книг. <...> Затруднения с бумагой настолько усилились, что „Еж“ и „Чиж“ не выходили с января по апрель» (Жизнь и творчество Б. С. Жит­кова. С. 453, 456).

 ²⁷ См. примеч. 25.

 ²⁸ 3 сентября 1930 г. было принято постановление Политбюро ВКП(б) о реорганизации Главлита, в соответствии с которым 5 октября 1930 г. Совнарком СССР постановил освободить центральный аппарат Главлита от предварительного просмотра печатного материала. Просмотр всех предназначенных для печати материалов отныне должен был производиться
в самих издательствах, которые обеспечивали содержание цензоров — уполномоченных Главлита и политредакторов (см.: Жирков Г. В.  Партийный контроль над цензурой и ее аппаратом // История цензуры в России XIX—XX вв. Учебное пособие. М., 2001. С. 290).

 ²⁹ Жизнь и творчество Б. С. Житкова. С. 453.

 ³⁰ Там же. Речь, по-видимому, идет о сюжете, нашедшем воплощение в рассказе «Слово».

 ³¹ Об этом Житков писал Бахаревой в письме от 19. 3. 1932 г. (142 об.).

 ³² Литературно-художественное изд-во Федерации объединений советских писателей (ФОСП); было организовано в 1929 г. в Москве. Существовало на кооперативных началах до 1933 г.

 ³³ Благодарю за помощь в разыскании этих документов заведующего читальным залом РГАЛИ Дмитрия Викторовича Неустроева.

 ³⁴ Можно предположить, что такой «ход конем» предложила сделать В. С. Арнольд: она жила в Москве и у нее хранился один из машинописных экземпляров «Виктора Вавича».

 ³⁵ РГАЛИ-2. Л. 112.

 ³⁶ Делегат IV съезда РСДРП, «участник трех русских революций» Семен Иванович Канатчиков (1879—1940) в энциклопедических изданиях советского времени значится как «партийный, государственный и литературный деятель». Несмотря на отсутствие образования («учился в начальном училище»), занимал руководящие посты в сфере издательского дела и литературы: в 1924 г. заведовал отделом печати, а в 1925—1926 гг. отделом истории партии ЦК ВКП(б), был редактором журнала «Красная Новь» (1928—1929), ответственным редактором «Литературной газеты» (1929—1930), в начале 1930-х гг. — главным редактором ГИХЛ и т. д.

 ³⁷ РГАЛИ-2. Л. 113.

 ³⁸ Там же. Л. 114.

 ³⁹ Там же. Л. 114 об.

 ⁴⁰ Там же. Л. 109.

 ⁴¹ А. Блюм в книге «Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. 1917—1991» цитирует эту сводку, ошибочно датируя ее апрелем 1931 г. (С. 82). Благодарю за помощь в уточнении даты директора ЦГАЛИ Л. С. Георгиевскую.

 ⁴² ЦГАЛИ. Л. 172 об.

 ⁴³ Жизнь и творчество Б. С. Житкова. С. 453.

 ⁴⁴ Там же. С. 457.

 ⁴⁵ Блюм А. Указ. соч. С. 82.

 ⁴⁶ Жизнь и творчество Б. С. Житкова. С. 452.

 ⁴⁷ См.: Жизнь и творчество Б. С. Житкова. С. 535. Именно на это, второе издание первой части «Вавича» написал рецензию С. Герзон («Художественная литература». 1934. № 6. С. 60—61). В рецензии указаны объем (214 с.) и тираж (5000 экз.). Приношу искреннюю благодарность за помощь в разыскании этой и других журнальных публикаций о романе  Житкова Дмитрию Константиновичу Равинскому.

 ⁴⁸ Этот же год значится в рецензии С. Герзона на вторую книгу «Виктора Вавича» (Художественная литература. 1935. № 6), где указаны также количество страниц (200) и тираж — 5000 экз.

 ⁴⁹ Шубинский В. Последний русский роман // Октябрь. 2001. № 2. С. 162.

 ⁵⁰ «Огонек». 2007. № 20.