ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

 

Константин Азадовский

«ТАИНСТВЕННО — ПОХОЖ»:
«ДЕТИ» АЛЕКСАНДРА БЛОКА

Публикуемое ниже письмо Н. А. Павлович (1895—1980)1 — примечательное историко-литературное свидетельство, воссоздающее, в частности, ту общественную атмосферу, что окружала имя поэта спустя почти двадцать лет после его смерти — в кругу его друзей и почитателей и в советской официально-литературной среде.

О встрече с Блоком, во многом определившей ее дальнейшую судьбу, хорошо известно из воспоминаний Надежды Павлович. Желание увековечить память о любимом поэте никогда не покидало Надежду Александровну и служило ей — в течение долгих лет — мощным творческим стимулом. Первая публикация ее воспоминаний о Блоке состоялась в 1922 году2; последняя и полная — почти полвека спустя.3 Прозаическим воспоминаниям сопутствовал поэтический текст; наиболее важные для нее эпизоды Павлович стремилась запечатлеть и в стихотворной форме. Так появилась на свет ее поэма «Воспоминания об Александре Блоке».

Из сохранившихся писем Н. А. Павлович к Владимиру Николаевичу Княжнину (псевдоним — Ивойлов; 1883—1942), историку литературы, критику и другу Блока4, явствует, что работа над этим произведением началась весной 1940 года. 10 мая5 Надежда Александровна писала В. Н. Княжнину: «Теперь о себе: работаю над поэмой „Воспоминания об Александре Блоке“. Вчерне готовы шесть глав. Здесь и Вас вспоминала. В первом варианте были и Вы. Потом — отбросила всю сцену знакомства. Я сразу показываю его в Политехнич<еском> Музее6, но только как великого поэта, без личного...

Но вспоминала Вас живо, тепло, сердечно, с глубокой благодарностью. С Вами связано самое радостное, страшное и значительное в моей жизни7. Когда поэма будет готова, я пришлю Вам в рукописи и нарочно для Вас прибавлю первый вариант. Хотите?»8

Свою поэму Надежда Павлович читала в 1940 году и В. А. Пясту.9 В том же письме она сообщает В. Н. Княжнину, что «Пяст, слушая поэму, очень волновался, потом сказал — над ней хочется плакать. Это не потому, что она такая хорошая, а потому что мне удалось дать некоторые черты и слова А<лександра> А<лександровича>. Они каким-то чудом легли в стих. Я тогда во сне даже видела стихи. Сейчас в свободные часы дорабатываю, исправляю, а кончить надеюсь летом».10

Первая публикация поэмы «Воспоминания об Александре Блоке» состоялась в 1962 году. Она состояла из двенадцати глав; каждая имела свое заглавие. В конце поэмы стояла дата написания: 1939—1946.11 Впоследствии поэма не раз перепечатывалась — Н. А. Павлович неизменно включала ее в каждый свой поэтический сборник12.

История возникновения стихотворных «Воспоминаний об Александре Блоке» — лишь одна из сюжетных линий публикуемого письма. Более существенной представляется основная его часть, посвященная «сыну Блока».

*

Как многие яркие, знаменитые личности, Блок и при жизни, и после смерти обрастал мифами; реальный Блок — человек и поэт — неотделим от его мифопоэтического образа, запечатленного в памяти современников и потомков. Один из аспектов блоковского мифа, возникшего post mortem, — легенда о «сыне».

Разговоры и слухи о том, что сын Н. А. Нолле-Коган13 — от Блока, появились, видимо, еще до рождения ребенка (9 июня 1921 года). Причем источником этих слухов была не в последнюю очередь сама Нолле-Коган, которая — во всяком случае, в определенные периоды жизни — не опровергала такого рода предположений и тем самым их невольно «подпитывала». Так, в одной из сводных тетрадей Марины Цветаевой приводятся слова В. А. Зайцевой (жены писателя Б. К. Зайцева): «Н. А. К.14 ждет ребенка от Блока...»15 Цветаева пишет, что Нолле-Коган показывала ей письма Блока, его подарки «сыну» и при этом «растравляла меня невозможной назад-мечтой: себя — матерью этого сына, обожествляемого мною до его рождения...».16 В публикуемом письме Павлович есть слова о том, что Нолле-Коган воспитывает ребенка «в таком сознании» (то есть в сознании его «сыновства» по отношению к Блоку). Все это косвенно подтверждается и логикой отношений Нолле-Коган с Мариной Цветаевой (их знакомство относится к поздней осени 1921 года). Более чем кто-либо из ее современников Цветаева страстно верила в миф о «сыне» и дала ему художественное воплощение в своих «Стихах к Блоку». Завершая книгу циклом «Подруга», посвященном Н. А. Нолле-Коган, Цветаева именует ее «последней подругой», якобы принесшей поэту перед его смертью «благую весть» о родившемся сыне («Жизнеподательница в час кончины! Царств утвердительница! Матерь Сына!»17 и т. п.).

В мае 1922 года Цветаева встретилась в Берлине с С. М. Алянским (1891—1974), основателем издательства «Алконост», близким к Блоку в последние годы его жизни. Между Цветаевой и Алянским, если верить ее записи, произошел следующий разговор:

«— Как блоковский сын?

— У Блока не было сына.

— Как не было, когда... Нэ, сын Н. А. Коган?

— Кажется, здоров. Но он никогда не был сыном Блока. У Блока вообще не могло быть детей.18 Да и романа никакого с ней не было.

— Позвольте, а сходство?

— Сходство, действительно, есть. Его видела (женское имя, каж<ется>, поэтесса, секретарша какого-то петербургского Союза писателей или поэтов — м. б., Гуревич) и говорит, что действительно — таинственно — похож».19

Имя поэтессы, которое не знала или не разобрала Цветаева, конечно, Павлович (в 1920—1921 гг. она была секретарем Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов, где председательствовал Блок). Дальнейший разговор с Алянским свидетельствует о том, что любые (и вполне резонные!) доводы собеседника разбивались о предубежденность Цветаевой, страстно желавшей видеть в ребенке Нолле-Коган — сына Блока.

«Н. А. ведь — фантазерка, авантюристка, очень милая женщина, но мы все ее давно и отлично знаем и, уверяю Вас, никто, кроме Вас, этой легенде не верит. — Смеются20.

— Но письма, его рукой...

— Н. А. могла подделать письма...

— И слово блоковское подделать: — Если это будет сын, я пожелаю ему одного — совести21 ?!

— М. б. он и верил. Она могла его убедить. Я повторяю Вам, что у Блока не могло быть детей. Это теперь точно установлено медициной...22

— После смерти? — Голубчик, я не врач, и совершенно не понимаю, как такую вещь можно установить после смерти — да и при жизни. Не могло, не могло — и вдруг смогло. Я знаю одно: что этот сын есть и что это — его сын...

— Она ведь тогда жила с двумя...

— Хоть с тремя — раз сходство. Но если даже на секунду допустить — для чего ей нужна была вся эта чудовищная комедия?! Ведь она целый мир могла убедить — кроме себя».23

Как видно, внешнее сходство остается для Цветаевой основным аргументом. В какой степени это обстоятельство соответствовало действительности и позволяло сделать столь радикальные выводы, — сказать трудно. Во всяком случае, в литературных кругах циркулировало и другое объяснение «сходства» (имеющее древнее — едва ли не библейское!24 — происхождение).

В письме к автору настоящей публикации Е. К. Дейч рассказывает:

«...Нашла свои дневниковые записи начала 60-х годов. Процитирую себя для точности: мы с Ал<ександром> Иос<ифовичем> пришли к Вере Мих<айловне Инбер>. Там были Рита Алигер, Татьяна Тэсс (из „Известий“). Еще какие-то одесситы (приезжие). Беседа с перескакиванием одной темы на другую. Разговор зашел о Надежде Александровне Коган (Нолле). Вера Мих<айловна>: „Все-таки во внешности сына ее есть что-то от Блока“. И. Страшун (муж Веры Мих<айловны>, медик, академик25) вдруг сказал: „Если вы говорите, что она (Н. Коган) так безумно многие годы обожала Блока и жила для него, то вполне возможна в медицине так называемая «самовнушаемая сила». Это наблюдалось во врачебной практике, хотя в советское время замалчивалось, а прежние знаменитые врачи утверждали: «Женщина, все время думающая во время беременности об одном человеке, может родить ребенка, похожего на него»“. Я сказала: „Это уже пахнет мистикой“. Страшун: „Да, мистикой, превращенной в реальность“... В общем мы все высмеяли Страшуна и, конечно, никто в это не поверил».26

Романтическое отношение Цветаевой к «сыну Блока» — наиболее характерный случай мифологизации, принимавшей подчас — под ее пером — форму крайнего, категорического суждения.27 Свойственный Цветаевой субъективизм, нежелание считаться с «условностями», готовность принести «реальное» в жертву «воображаемому» — все это полностью проявило себя в ее отзывах о сыне Нолле-Коган. Блок, по убеждению Цветаевой, принадлежал к «бессмертным», поэтому он не мог умереть — он должен был «продлиться» в сыне. «Цветаева, — справедливо заметила А. А. Саакянц, — сотворила бы свой миф при всех условиях. Для ее легенды о Блоке был необходим сын — олицетворение бессмертия поэта».28

 Однако со временем Цветаева все же признала, что отцом ребенка, родившегося у Нолле-Коган, был П. С. Коган. Возможно, ее мнение изменилось после разговоров с сестрой, А. И. Цветаевой (приезжавшей в Париж в сентябре 1927 года): «Марина, никто кроме тебя уже больше не верит в его блоковство. А ты знаешь, что говорит о нас Н. А.: — „Какие странные эти Цветаевы — очень милые, но — зачем им понадобилось распускать слух, что Саша — блоковский“».29 Кроме того, А. И. Цветаева сообщила сестре, что «мальчик чудовищно-избалован и больной: пляска св. Витта».30 Этот образ вряд ли вязался в сознании Цветаевой с романтическим, «таинственно похожим» отпрыском. 20 ноября 1933 года. Цветаева писала В. Н. Буниной (жене писателя): «Вы мне напомнили Блока, когда он узнал, что у него родился сын (оказавшийся потом сыном Петра Семеновича Когана, но это неважно: он верил31. Не подлежит сомнению, что именно «вера», в течение ряда лет вдохновлявшая и Цветаеву, побуждала ее видеть в Блоке истинного отца Саши Когана.32

*

Глубокое чувство к Блоку, преклонение перед ним, желание видеть его «продолжение» в другом человеке (цветаевское «Не дам тебе — умереть совсем!»33) — все это было свойственно и Надежде Павлович, искренне и безоглядно поверившей в легенду. Впрочем, отношение к «сыну» не было у Павлович столь мифологизированным, как у Цветаевой; она лишь поэтизировала его облик, умилялась его способностям («...мальчик застенчивый и горячий»; «умный и способный, по словам матери»; «свободно говорит по-французски» и т. п.).

Судя по дальнейшим письмам Павлович к В. Н. Княжнину (ответные письма неизвестны), последний воспринял «сенсационное» сообщение Надежды Александровны не слишком доверчиво; во всяком случае, в своей переписке с В. Н. Княжниным конца 1940-го и 1941 года Павлович больше не возвращается к этой деликатной теме. Не склонны были разделять ее точку зрения и другие — еще живые в ту пору — друзья и знакомые Блока. О том, в какой степени сама Павлович преодолела с годами свои иллюзии, судить сложно. Во всяком случае, в своих более поздних воспоминаниях о Блоке она приводит исповедальные слова поэта о «конце рода», «справедливости возмездия» и о том, что у него «никогда не будет ребенка»34 (разговор относится к октябрю 1920 года).

Можно кроме того предположить, что в послевоенные годы, наблюдая за карьерой Александра Петровича Когана (1921—1990), официального советского очеркиста и спортивного обозревателя, писавшего под псевдонимом «Александр Кулешов», Н. А. Павлович увидела «сына Блока» в ином и не слишком привлекательном ракурсе. Автор многочисленных очерков, брошюр и книг, посвященных советскому спорту, а также — художественных произведений35, один из секретарей Московской писательской организации, член президиума Федерации спортивной прессы СССР, за­служенный работник культуры РСФСР, многократно выезжавший в «капиталистические страны», Александр Петрович Кулешов воплощал собою классический тип преуспевающего советского «литработника», отчасти напоминающего С. П. Швецова, редактора отдела поэзии в журнале «Красная новь», коего иронически обрисовала Павлович в публикуемом письме к Княжнину. Портрет А. П. Кулешова красочно воссоздан в статье журналиста Маркса Тартаковского:

«Встретил он меня почему-то в майке и гимнастических трико со штрипками. Едва я вошел в прихожую, он выпятил грудную клетку, подобрал живот, напрягся, расставив согнутые руки, как делают подростки, демонстрируя силу.

Ну как? — спросил он.

— Нормально, — сказал я.

— Можете пощупать бицепсы.

Я пощупал из вежливости.

— А ведь мне уже за пятьдесят!

Удовлетворенный, он облачился в пижаму и осведомился:

— Предпочтете „Кьянти“ или „Мартини“?

— Да все равно.

— Натуральное, заметьте. Прямиком из Безансона! <...>

А. П. бывал за границей по двадцати раз в году! Экзотические безделушки в его прихожей были всего лишь прелюдией к подлинным заморским трофеям, замечаемым не сразу. Вот, например, качественная сантехника (не голубой — прямо-таки небесно-лазурный унитаз). Электрический камин, ритмично вспыхивающий. Красного дерева шкаф с книжными корешками, искусно подобранными по цвету. Бар, встроенный в этот книжный шкаф, с батареей замысловатых бутылок».36 Другими словами — откровенное (и столь ненавистное Блоку!) мещанство.

Описанный Тартаковским эпизод относится к 1971 году, и журналист, если верить его мемуарам, удостаивается чести быть приглашенным на 50-летний юбилей Кулешова в Малом зале московского ЦДЛ. «...В президиуме, — читаем, — по правую и левую руку от юбиляра восседали классики нашей советской литературы (так их представил сам юбиляр) Юрий Нагибин и Анатолий Алексин. Ожидался Евгений Евтушенко, но почему-то не прибыл. В первом ряду лицом к лицу с президиумом — делегаты от чествующих организаций: представители милиции и почему-то пожарной охраны в мундирах и болгарский дипломат, который в своем выступлении назвал Россию „матушкой“».37

М. Тартаковский сообщил также, что в сборниках «Советские спортсмены в борьбе за мир», печатавшихся почти ежегодно массовым тиражом, А. П. Кулешов выступал обычно «в двух ипостасях»: как автор (Александр Кулешов) и как редактор-составитель (А. П. Нолле). Однако была, как видно, еще одна «ипостась», в которой он являлся большинству современников, неколебимо веривших в легенду о «сыне»38.

Добавим, что А. П. Кулешов увековечен также в «Иванькиаде» Владимира Войновича. На правлении ЖСК «Московский писатель» автор-диссидент (Войнович) ставит вопрос о возможности занять освободившуюся жилплощадь. «Наглое заявление», — отзывается член правления А. П. Кулешов.39

*

Мифы, как известно, обладают притягательной силой, и смутная надежда на то, что Блок все же оставил после себя «детей» (разумеется, побочных), до сих пор владеет умами.

В недавнее время В. Э. Рецептер привлек внимание к фигуре Александры Павловны Люш, многие годы работавшей в бутафорском цехе Большого Драматического театра, чье происхождение также связывалось с Блоком и также — таинственно. Оказывается, у Блока незадолго до смерти был роман с некоей женщиной, имя которой надлежало сохранять в тайне. Об этом поведала современникам приемная мать Александры Павловны — Мария Сергеевна Сакович, врач по профессии, также работавшая в БДТ и умершая в марте 1966 года в ленинградском Доме ветеранов сцены.

Вся история, как и в случае с Нолле-Кулешовым, окутана загадочной дымкой и усложняется тем, что среди сторонников «блоковской версии» оказывается... А. А. Ахматова.

«...В сентябре 1965 года Ахматова неожиданно сказала Ирине Николаевне Пуниной, что хочет ее <М. С. Сакович> навестить. Поехали вместе и встретились втроем.

Анна Андреевна спросила про Алю <А. П. Люш>:

— Блок?

— Да, — сказала Мария Сергеевна.

— А кто мать? — задала вопрос Ахматова.

— Я не могу сказать, — ответила Мария Сергеевна. — Это тайна.

Стало ясно, что она поклялась.

Когда вернулись домой, Анна Андреевна попросила Ирину позвать Алю-Палю40 вместе с восьмилетним сыном, и те приехали.

После визита Ахматова сказала уже о мальчике:

— Безумно похож...»41

Нетрудно заметить, что ахматовская «схема опознания» удивительно похожа на отзывы Цветаевой, Павлович и других о сыне Надежды Нолле: основным доказательством служит внешнее сходство. И одновременно — та же многозначительная загадочность, таинственность, недоговоренность. Немаловажную роль играет и громкое литературное имя: дескать, сама Ахматова так думала! (Павлович в публикуемом ниже письме упоминает о своей «единомышленнице» Марине Цветаевой.) В действительности этот аргумент говорит скорее об обратном: преклонение перед «божеством» (Блоком) и богатое поэтическое воображение «мифотворят» и моделируют реальность (это в особенности относится к Цветаевой), ничуть не считаясь с очевидными обстоятельствами.

Впрочем, «тайна», которую якобы хранила всю жизнь М. С. Сакович, в конце концов раскрылась. Выяснилось, что матерью А. П. Люш была Александра Кузьминична Чубукова, умершая сразу после родов в мае 1921 года42 (в необозримой литературе о Блоке это имя ни разу и нигде не встречается).

Любопытно, что сами «дети» — будь то А. П. Кулешов или А. П. Люш — не стремились опровергнуть предположений о своем кровном родстве с Блоком; своим молчанием и полунамеками они скорее его подтверждали. Упрекать их бессмысленно — вероятно, за много лет они внутренне сжились с этой лестной для них мифологемой, уверовали в свое происхождение от «самого...».

Творцы, носители и защитники легенд не подлежат осуждению: люди, ожидающие чуда и верящие в него (к ним, бесспорно, принадлежала и Надежда Павлович) всегда по-своему правы. Вера, как известно, не требует доказательств.

Размышляя над письмом Н. А. Павлович, можно лишний раз видеть, как создаются и бытуют легенды и как они вновь оживают — вопреки фактам, логике и здравому смыслу.

Письмо публикуется по оригиналу, хранящемуся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Ф. 94 Княжнин В. Н. Ед. хр. 57.
Л. 9—13 об.).

 

 

Н. А. ПАВЛОВИЧ — В. Н. КНЯЖНИНУ

<Москва, 15 ноября 1940 43>

Дорогой Владимир Николаевич, Вы справедливо изволили отметить медленный темп нашей переписки.

Посылаю Вам 2-ю гл<аву> поэмы и прошу написать свое мнение и об этой, и о той гл<аве>.44 Боюсь, что та Вам не понравилась.

Две главы будут 28/ХI передавать по радио — эту и III, т<ак> ч<то> и Ваше имя будет произнесено, если Вы не протестуете.

Пока ни один журнал не берет поэмы (отказали «Кр<асная> Новь» и «Новый мир». Груздев45  без особого энтузиазма обещает две гл<авы> напечатать в августовском № «Звезды»46). Но сейчас я буду неск<олько> раз читать ее на вечерах.

Напишу Вам о самом важном. Расскажите это Евг<ению> Павл<овичу>47. У Алекс<андра> Алекс<андровича> — сын от Над<ежды> Ал<ександровны> Нолле-Коган, вдовы Петра Семен<овича>48.

Я в это дело не верила, т<ак> к<ак> Александра Андреевна49  внука не признавала и даже прекратила переписку c Над<еждой> Ал<ександровной>, когда узнала, что в Москве говорят об этом ребенке.

Я его видела, когда ему было около года, и она50 меня расспрашивала о нем. Я сказала, что некоторое сходство есть, но она возразила, что об этом не может быть и речи. Еще зимой (при его жизни) она с недоуменной улыбкой рассказывала мне, что Н<адежда> А<лександровна> написала ей о своей беременности и просила не отвертываться от нее ради ее многолетней любви к А<лександру> А<лександровичу>.51 Сейчас я понимаю, что из-за этого неправильного толкования письма она и не признала внука.

Восемнадцать лет я не желала видеть этого «самозванца», которому Цветаева посвятила стихи как сыну Блока. Когда мне о нем говорили, я зло отмахивалась. Последние десять лет я жила с ними рядом; у нас смежные, с проходом, дворы, и я не желала даже взглянуть на него, хотя в доме говорили, что вот там живет сын Блока.

Дней двенадцать тому назад один писатель спрашивает меня, видела ли я этого юношу — он очень похож на А<лександра> А<лександровича>.

Тогда я не выдержала. Я позвонила ей, рассказала о поэме и попросила рассказать мне (для поэмы) о последнем приезде Блока в Москву. Она показала мне все фотографии мальчика от младенчества до этого года. Это потрясающее сходство. Это его лоб, его глаза (рисунок век, форма и выражение), но рот слабовольный, женственный. Его осанка, посадка головы. Под карточкой пятилетнего можно попросту подписать — Бл<ок>. Это почти двойник. Мальчик пишет стихи (по словам матери, подражая Бл<оку> и Есенину).52 Родился здоровым, в шесть лет у него сделалась пляска св. Вита. (Вспомните эпилепсию Ал<ександры> Анд<реевны>, всю наследственность деда и отца.) Сейчас он выздоровел. У Н<адежды> Ал<ександровны> 147 писем53 Бл<ока>, его карточки с надписями и книги. Я видела ее архив, надписи. Кое-что она мне показала и прочла. Он ей написал последнее в жизни письмо за две недели до смерти54, где он говорит о смерти, о том, что он тянется к церкви и не может дотянуться, и о ребенке. Она мне читала с купюрами. Цитата о церкви точна. О ребенке не сказано: «Моему сыну». Сказано: «Берегите и жалейте ребенка». Дальше передаю своими словами, но отвечаю за точность смысла. Пусть он будет «человеком мира, а не человеком войны» (цитата), пусть он испытывает душевный покой, если же ему суждено беспокойство, пусть это будет «беспокойство совести».55

Это можно сказать и о ребенке друга, но здесь я поверила матери. В одном меня обмануть нельзя. — Эта женщина любит и любила Блока. Сам Ал<ександр> Ал<ександрович> говорил мне о ее любви к нему, о том, что раньше он относился к ней плохо, но после стольких лет верности в любви, он стал относиться к ней хорошо. Она чтит память Блока, и она страстно любит сына, а мальчик застенчивый и гордый. (Он, например, прячется от меня, я только случайно видела его мельком, боясь, верно, разглядыванья! Он знает, кто я.) Не стала бы она при такой любви кощунствовать над памятью мертвого и воспитывать этого ребенка в таком сознании и ложности своего положения, ибо он носит фамилию Когана, и чудесной славы отца.

Я Над<ежде> Ал<ександровне> ничего не сказала, сейчас я только встречаюсь с ней, общаюсь в связи с блок<овскими> торжествами (в Москве скудными, но возникающими стихийно, а не сверху), но нежна с ней и внимательна, т<ак> ч<то> даю этому мальчику и ей безмолвное признание. П<етр> Сем<енович> умер. Он к мальчику был добр как к cвоему сыну.

Потрясена я очень. Хотела бы я, чтобы Вы или Евг<ений> Павл<ович> увидели «ребенка». Хорош ребенок — в 19 лет! На воен<ную> службу его не взяли из-за остатков тика — непроизвольного жеста — проводит по воздуху рукой. Его испытывали в воен<ном> госпитале. Он — студент 1-го курса ИФЛИ56. Мальчик горячий, замкнутый, печальный, слабохарактерный, но считающий себя сильным, умный и способный, по словам матери. Свободно говорит по-французски. Воспитывали его тщательно, матер<иально> обеспечен. Вот все, что я знаю.

Я мучаюсь тем, что столько лет он был рядом, он болел, и я никогда его не приласкала.

Сейчас я думаю о нем57 с такой грустью и любовью.

Если Вы будете на могиле А<лександра> А<лександровича>, поклонитесь земно ей от меня. Все, что я не смогла и не умела по глупости и младости дать ему, путала и не помогала, я сделаю для Саши.

Женя Книпович58 хороша с Н<адеждой> Ал<ександровной>. Как она относится к мальчику, — не знаю; со мной Женя не встречается, лишь случайно на заседаниях, у нас давно серьезно порвались отношения. Я не хотела бы, чтобы как-то связать мое письмо с ней. Ее можно спросить независимо от моего письма, что она думает об этом мальчике. Сходство настолько страшно и разительно, что оно сильней документов. Для алиментов, думаю, оно было бы достаточно. Но это я смеюсь. Никаких разговоров о правах сына нет. Он вырос на пенсии как сын Когана.

О Пясте никто ничего не знает. Напишите о праздниках Блока в Ленинграде59.

Крепко целую Марию Павловну60 и жену Евг<ения> Павл<овича>61, Марину62, и его самого. Может быть, он напишет мне? У меня нет их адр<еса>. От Вас жду срочного письма.

Ваша

Над<ежда> Павлович

 

Блок послал ребенку перед смертью в благословение белый крестик с розой у перекладины.63

Да, — об офиц<иальном> отношении к Блоку.

Разговор в «Красной Нови» с редактором стихотвор<ного> отд<ела> Швецовым64.

— Интересны ли Вам воспоминания о Блоке? Скоро юбилей.

Он. На все юбилеи не напасешься.

Я. Но Блок не все…

Он. Да! Сим — па — тичный поэт!

В Клубе писателей ни вечера, ни торжеств<енного> заседания, — когда звонят из организаций, желающих праздновать шестидесятилетие, начинается суматоха. Нет докладчиков! Некому выступать. Никто не думал. Когда я вмешалась, спрашиваю, какая же будет программа в зале им<ени> Чайковского, мне говорят — мы позаботимся только о литературной части. Да вообще у нас об этом инструкций нет.

А дети в библиотеках спрашивают о нем, артисты устраивают концерты его памяти, эти случайные вечера, возникающие самотеком, привлекают много публики.

Всего, всего доброго! Как Вы живете? Что Ваша визант<ийская> музыка?

Жду Вашего письма и письма Евг<ения> Павл<овича>.

Ваша Н. А.

 

Прочтите, если можно, отрывки поэмы Евгению Павловичу.

Верховскому65 привет, если увидите.

А Разумник Васильевич, говорят, ведает архивом.66

Да, Н<адежда> А<лександровна> рассказывала мне, как в мае 1921 г. Вячеслав Иванович67 прислал Блоку красные розы, тот попросил пригласить В<ячеслава> И<вановича> к Коганам, и они помирились по-настоящему. Я спрашиваю, о чем они говорили. «О символизме и таким языком, что я многое и не понимала».

Еще рассказывала, как у Коганов был сумасшедший от весны — кот, как Блок его уговаривал и ласкал.

В предсмертном письме он спрашивает про этого кота.68 Как же он любил «тварей»!

Вообще, она многое рассказывает и, по-моему, правдиво.

<Приписка на л. 11:> Пяст написал мне одно письмо в начале сентября из деревни69, путаное, звал приехать в гости, но я не поехала, там идти пешком версты три. С ним тогда была Клот<ильда> Ив<анов>на70 из Одессы. А что с ним сейчас и где он, — не знает ни Над<ежда> Гр<игорьевна>71, да и никто из знакомых.

 

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АЛЕКСАНДРЕ БЛОКЕ

 

Гл<ава> 2-я72 

 

Почти такой, как мы, но не такой.

Он проще был, печальнее и строже,

На шкипера норвежского похожий,

Как долг, носил он вечный непокой.

 

Еще не появилась седина,

Но волосы темнели и редели,

И посерела глаз голубизна,

А губы сжались, словно онемели.

 

Почти такой, как мы, он вышел к нам

И дрогнул за волненьем первой встречи.

Он стал читать. Привыкли мы к стихам.

Ну что ж. Еще литературный вечер.73

 

Он был, как все — и серенький костюм,

И тайное волненье на эстраде.

Он только был по-своему угрюм,

И боль, и свет в тяжелом взгляде.

 

А голос горький звал тебя на суд,

Чтоб никуда ты не посмел укрыться,

Чтоб не спасли ни дружба, ни уют

От грозной думы этого сновидца.

 

Меня к нему повел тогда Княжнин74,

Его приятель старый — тихо встал он...

Но как смогу заговорить я с ним,

С таким большим о нашем малом?75 

 

А он был прост и ласков. Он сказал,

Что в Петрограде встретимся мы снова,

Что он вчера мои стихи читал

И отзвуки услышал в них родного76,

 

Что хочет он со мною говорить,

Но здесь, сейчас он говорить не может...77 

И никогда мне голос не забыть,

Глухой, осенний, на него похожий.

 

Надежда Павлович

 

Благодарю Вас, дорогой мой друг Владимир Николаевич, за то, что Вы дали ему прочитать мои стихи, и за то, что нас познакомили.

 

12 мая 1920 г.                   15 ноября 1940 г.

 

Помните отдаленные взрывы?78

 


1 См. о ней: «Воспоминания об Ал. Блоке» Н. А. Павлович / Вступ. заметка З. Г. Минц, коммент. З. Г. Минц и И. Чернова // Блоковский сборник. Труды научной конференции, посвященной изучению жизни и творчества А. А. Блока, май 1962 года (далее — Блоковский сборник). Тарту, 1964. С. 446—449; Озеров Л. Книга — судьба // Павлович Н. Сквозь долгие года... Избранные стихи. М., 1977. С. 3—12.

См. также предисловие А. В. Щелкачева в кн.: Павлович Н. А. Победитель смерти. М., 2000. С. 3—17 (трактат «Победитель смерти» был первоначально опубликован в «Богословских трудах» (1966. № 2) под именем архиепископа Антония Минского (Мельникова) и под названием «Из Евангельской истории») и послесловие Т. Н. Бедняковой
к очерку Н. А. Павлович «Оптинский старец отец Нектарий» и подборке ее религиозных стихов // Журнал Московской патриархии. 1994. № 6. С. 62—63.

2 Павлович Н. Из воспоминаний о Блоке // Рупор. 1922. № 3. С. 1—2; Павлович Н. Из воспоминаний об Александре Блоке // Феникс. Сборник художественно-литературный, научный и философский. Кн. 1. М., 1922. С. 154—157.

3 Блоковский сборник. С. 446—506; то же (в другой редакции): Павлович Н. Воспоминания об Александре Блоке // Прометей. Историко-библиографический альманах серии „Жизнь замечательных людей„». Т. 11. М., 1977. С. 219—253.

4 В. Н. Княжнин — автор книги «Александр Александрович Блок» (Пг., 1922), преди­словия к книге «Письма Александра Блока» (Л., 1925), статей и публикаций, посвященных Аполлону Григорьеву (возможно, результат многолетнего общения с Блоком), и др.

5 Датируется по почтовому штемпелю.

6 Имеется в виду выступление Блока в Большой аудитории Политехнического музея в Москве в мае 1920 г. (см. подробнее примечания к публикуемому письму).

7 Имеется в виду знакомство с Блоком (см. подробнее в публикуемом письме).

8 Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (далее — РО ИРЛИ). Ф. 94. Ед. хр. 57. Л. 1 об.—2.

9 Владимир Алексеевич Пяст (наст. фамилия — Пестовский; 1886—1940) — поэт, мемуарист, критик, переводчик; друг Блока. См. о нем статью Р. Д. Тименчика в биографическом словаре «Русские писатели 1800—1917». Т. 5. П — С. М., 2007. С. 228—231; см. также: Тименчик Р. Рыцарь-несчастье // Пяст Вл. Встречи. М., 1997. С. 5—20.

О знакомстве и взаимоотношениях Блока и Пяста см.: Переписка <Блока> с Вл. Пястом / Вступ. статья, публ. и коммент. З. Г. Минц // Александр Блок. Новые материалы и исследования (Литературное наследство. Т. 92). Кн. 2. М., 1981. С. 175—228.

10 РО ИРЛИ. Ф. 94. Ед. хр. 57. Л. 2 об.

11 Павлович Н. А. Думы и воспоминания. М., 1962. С. 7—40 (второе расширенное издание этой книги — М., 1966).

12 Павлович Н. А. Сквозь долгие года... Избранные стихи. С. 15—22; Павлович Н. А. На пороге. Стихи и поэма. М., 1981. С. 15—36.

13 Надежда Александровна Нолле-Коган (1888—1966) — переводчица с немецкого и французского языков. Жена П. С. Когана (см. о нем примеч. 6 к публикуемому письму). Дружила с Блоком и переписывалась с ним в 1913—1921 гг.

14 Надежда Александровна Коган.  

15 Цветаева М. Неизданное. Сводные тетради / Подг. текста, предисл. и примеч. Е. Б. Коркиной и И. Д. Шевеленко. М., 1997. С. 68.

16 Там же.

17 Цветаева М. Стихи к Блоку. Берлин, 1923. С. 45. Кроме того, в сборник «Ремесло» (Берлин, 1923) Цветаева включила цикл «Вифлеем» с подзаголовком «Два стихотворения, случайно не вошедшие в „Стихи к Блоку“» и посвящением «Сыну Блока — Саше».

18 Добавим к утверждению Алянского другое аналогичное свидетельство. В письме ко мне от 30 мая 2008 г. Е. К. Дейч, вдова литературоведа, критика и переводчика А. И. Дейча (1893—1972), рассказывает: «Помню, как-то по приезде в Ленинград мы с Ал<ександром> Иос<ифовичем Дейчем> навестили Иеремию Айзенштока. У него сидел старый-престарый врач, который при упоминании Блока сказал, что у него было тяжкое венерическое заболевание, плохо поддающееся лечению. И говорил, что он участвовал в консультациях. <...> Виноваты подлые правители, не разрешившие поэту поехать лечиться за границу... И этот же врач, бывший у Айзенштока, говорил, что Блок не мог иметь детей... Это я хорошо помню» (личный архив К. М. Азадовского). Иеремия Яковлевич Айзеншток (1900—1980) — историк русской и украинской литературы, переводчик.

Следует отметить, что в сообщении М. М. Щербы и Л. А. Батуриной «История болезни Блока» (Александр Блок. Новые материалы и исследования. (Литературное наследство. Т. 92). Кн. 4. М., 1987. С. 729—735) о венерическом заболевании ничего не сказано. Не упоминает о нем и А. Г. Пекелис (? — 1922), один из врачей, лечивших Блока в 1921 г.,
в своей «Краткой заметке о ходе болезни поэта А. А. Блока» (см.: Александр Блок.
Новые материалы и исследования (Литературное наследство. Т. 92). Кн. 3. М., 1982. С. 525). Однако версия живет и поныне; утверждается даже, что именно сифилис послужил причиной смерти поэта. Так думал, например, И. А. Бунин. «Рахитик и дегенерат, умерший от сифилиса», — заявлял Бунин (не скрывавший своей неприязни к Блоку) — этот отзыв восходит к мемуарам Н. Берберовой (Берберова Н. Курсив мой. Автобиография. М., 1999. С. 296). Правда, современная медицинская наука категорически отвергает эту версию, воспринимает ее как «нелепую легенду» (см.: Лихтенштейн И. Трагедия жизни и смерти А. А. Блока // Лихтенштейн И. Этюды о литературе. Глазами врача. Хайфа, 2009. С. 182).

И все же «легенды» такого рода возникали и возникают не на пустом месте. Американская исследовательница О. Матич справедливо заостряет вопрос о «дурной наследственности» Блока, о душевных расстройствах, которыми страдали его родители, о «физическом и душевном нездоровье» семьи Блоков (см.: Матич О. Поздний Толстой
и Блок — попутчики по вырождению // Русская литература и медицина: тело, предписания, социальная практика.
Сб. статей под ред. К. Богданова, Ю. Мурашова, Р. Николози. М., 2006. С. 201).

19 Цветаева М. Неизданное. Сводные тетради. С. 68.

20 Имеются в виду А. Г. Вишняк, С. Г. Каплун, И. Г. Эренбург и его жена Л. М. Эренбург, присутствовавшие при этой беседе.

21 Цитируются слова из письма Блока к Н. А. Нолле-Коган от 8 января 1921 г. (см. примеч. 13 к публикуемому письму).

22 См. выше примеч. 4 на стр. 206.

23 Цветаева М. Неизданное. Сводные тетради. С. 69.

24 См.: Бытие 30, 37—41.

25 Илья Давыдович Страшун (1892—1967) — ученый-гигиенист, историк медицины; член Медицинской академии наук (с 1944 г.). Председатель Научного общества историков медицины (до 1955 г.). Автор работ, посвященных истории нервизма, санитарного просвещения, общественной деятельности русских врачей XVIII—XIX вв. и др. Муж
В. М. Инбер.

26 Письмо от 20 августа 2008 г. (личный архив К. М. Азадовского). Упоминаются (помимо И. Д. Страшуна): Маргарита Иосифовна Алигер (1915—1992) — поэт, переводчик; Татьяна Тэсс (настоящ. имя и фамилия — Татьяна Николаевна Сосюра; 1906—1983).

27 См., например, письмо Цветаевой к Р. Б. Гулю от 11 апреля 1924 г.: «Видела его годовалым ребенком: прекрасным, суровым. С блоковскими тяжелыми глазами (тяжесть — в верхнем веке), с его изогнутым ртом. Похож — более нельзя. <...> Будут говорить „не блоковский„ — не верьте: это негодяи говорят» (Цветаева М. Собрание сочинений
в семи томах.
Т. 7. М., 1995. С. 536).

28 Саакянц А. Марина Цветаева: жизнь и творчество. М., 1997. С. 282.

29 Цветаева М. Неизданное. Сводные тетради. С. 70.

30 Там же.

31 Цветаева М. Собрание сочинений в семи томах. Т. 7. Письма. С. 261. См. также иронический отзыв Цветаевой о Н. А. Нолле-Коган в письме к издателю В. В. Рудневу от 24 июля 1934 г. (Там же. С. 452.)

32 Блок не мог «верить» в свое отцовство хотя бы потому, что Н. А. Нолле-Коган сообщила ему в конце 1920 — начале 1921 г.: «...Я жду ребенка и отец его мой муж» —
и просила поэта быть крестным отцом будущего ребенка (см.: Письма Блока к Н. А. Нолле-Коган и воспоминания Н. А. Нолле-Коган о Блоке (1913—1921) / Вступ. статья, публ.
и коммент.
Л. К. Кувановой // Александр Блок. Новые материалы и исследования (Литературное наследство. Т. 92). Кн. 2. М., 1981. С. 349; далее — сокращенно: Письма Блока
к Н. А. Нолле-Коган
, с указанием страницы).

33 Из цикла «Надгробие» (1935).

34 Блоковский сборник. С. 486.

35 Приведем лишь отдельные названия: «Американский спорт на службе реакции» (М., 1953; в соавторстве с М. Корневым); «Советские спортсмены в борьбе за мир
и дружбу» (М., 1953); «Записки спортивного журналиста» (М., 1960); «Это твой долг» (М., 1966); «„Атлантида“ вышла в океан. Научно-приключенческий роман» (М., 1969); «Шесть городов пяти континентов» (М., 1971); «Бизнес на спорте» (М., 1984); «Тупик. Роман» (М., 1984); и др.

36 Тартаковский М. Прекрасная жизнь сына Александра Блока // Огонек. 1999. № 17. 18 мая. С. 34 (анонс на обложке журнала: «Сын критика П. Когана и поэта Александра Блока был советским писателем Кулешовым»).

37 Там же. С. 34—35.

38 Характерный пример — А. И. Ваксберг (1933—2011), не питавший иллюзий в отношении писателя-функционера, но убежденный в его «благородном происхождении». Ознакомившись с публикуемым материалом, Аркадий Иосифович записал — по моей просьбе — свои воспоминания об А. П. Кулешове:

«Итак, Кулешов. С ним меня познакомил еще в конце пятидесятых годов мой добрый знакомый, милейший и добрейший человек, но, увы, никакой не писатель, хотя
и член СП, Юрий Геннадьевич Промптов. Он только что въехал в квартиру на Черняховского, она была почти пустой, и предупредил, что сейчас зайдет другой новосел того же дома — сын Александра Блока (они были знакомы по спортивной части; Юра был мастером спорта). Таким образом, я сразу воспринял Кулешова, который с первого же знакомства стал для меня просто Сашей, как сына классика. Юра же невнятно рассказал мне, кто есть кто, более значимые подробности я узнал уже сам, роясь в литературе. Внешнее сходство с Блоком для меня было несомненно — особенно его характерный взгляд, так знакомый по хрестоматийному портрету Наппельбаума.

Мы никогда не встречались с Кулешовым домами, но часто в ЦДЛ, позже — на разных союзписательских конференциях. Кулешов занимал какой-то пост в Московской писательской организации. Он был автором несметного числа книг про спорт, разведчиков, про путешествия — читать это было невозможно, хотя много книг он мне подарил. Все знали, что он множество раз в году выезжал за границу в качестве т. н. „сопровождающего“ спортивные делегации, а отнюдь не в качестве корреспондента какой-либо газеты, и писал потом не репортажи, а книги.

Я вспомнил, что он окончил ВИЯК (Военный институт иностранных языков) сразу после войны, значит, стал его студентом примерно в 1941—1942 году. Туда нельзя было просто „поступить“, туда „направляли“. Для призывника это и была военная служба. Назначение института, позже ликвидированного, никаких комментариев не требует.

Я и после нашей интереснейшей и содержательной беседы не уверен в Вашей правоте. Вопрос заслуживает более внимательного изучения средствами криминалистики — ведь, если вдуматься, это не только историко-литературная, но и криминалистическая по сути задача. Обращаю Ваша внимание на то, что по паспорту (и членскому билету СП) его мама носила фамилию Коган (даже не Нолле-Коган, как это принято в литературе), а Кулешов столь же однозначно — Нолле. Ни один криминалист эту деталь не устранил бы из перечня доказательств pro и contra» (электронное письмо к К. М. Азадовскому от 7 декабря 2010 г.). 

39Тартаковский М. Прекрасная жизнь сына Александра Блока. С. 36.

40 Прозвище А. П. Люш в кругу ее знакомых и близких.

41 Рецептер В. «Эта жизнь неисправима...» (Записки театрального отщепенца) // Звезда. 2004. № 10. С. 98 (глава «Дочь юбиляра»). То же — в кн.: Рецептер В. Жизнь
и приключения артистов БДТ. Гастрольный роман. М., 2005. С. 447—448.

42 Там же. С. 449—450.  

43 Почтовые штемпели на конверте: «Москва, 16. 11. 1940; Ленинград, 17. 11. 1940».

44 Имеется в виду 7-я глава поэмы «Воспоминания об Александре Блоке», отправленная Княжнину в августе 1940 г.

45 Илья Александрович Груздев (1892—1960) — критик, литературовед; биограф и исследователь творчества М. Горького. В 1940-е гг. — член редколлегии журнала «Звезда».

46 Ни в августовском, ни в других номерах «Звезды» за 1940 г. главы из поэмы Н. Павлович не появились.

47 Е. П. Иванову.

48 Петр Семенович Коган (1872—1932) — историк русской и западноевропейской литературы, критик. Президент ГАХН (Государственной академии художественных наук).

 49 Александра Андреевна Кублицкая-Пиоттух (рожд. Бекетова; в первом браке — Блок; 1860—1923) — мать Блока.

50 То есть А. А. Кублицкая-Пиоттух.

51 Письмо, о котором идет речь, неизвестно.

52 М. Тартаковский однажды спросил А. П. Кулешова, сочиняет ли он стихи. «Никогда! Зачем?» — ответил тот. «Не зря говорится, что на детях гениев природа отдыхает», — резюмирует автор (Тартаковский М. Прекрасная жизнь сына Александра Блока. С. 36).

53 Видимо, ошибка или описка Н. А. Павлович. Л. К. Чуванова сообщает, что Н. А. Нол-ле-Коган передала на государственное хранение 40 писем, и при этом упоминает о семи несохранившихся письмах за 1920—1921 гг. Итого — 47 писем (см.: Письма Блока к Н. А. Нол-ле-Коган. С. 324).

54 Последнее письмо Блока к Н. А. Нолле-Коган датировано 2 июля 1921 г. Ср. в воспоминаниях Н. А. Нолле-Коган: «Его письмо, отправленное мне 2-го июля, было последним. Оно было написано за месяц до смерти» (Письма Блока к Н. А. Нолле-Коган. С. 364).

55 Н. А. Павлович пересказывает содержание блоковского письма к Н. А. Нолле-Коган от 8 января 1921 г., в котором, в частности, говорилось:

«Вы связываете будущего ребенка с мыслью обо мне. Я принимаю это, насколько умею, а умею очень плохо. <...> Но во мне еще, правда, 1/100 того, что бы надо было передать кому-то; вот эту лучшую мою часть я бы мог выразить в пожелании Вашему ребенку, человеку близкого будущего. Это пожелание такое: пусть, если только это будет возможно, он будет человеком мира, а не войны, пусть он будет спокойно и медленно созидать истребленное семью годами ужаса. Если же это невозможно, если кровь все еще будет в нем кипеть и бунтовать, и разрушать, она во всех нас, грешных, — то пусть уж его терзает всегда и неотступно прежде всего совесть, пусть она хоть обезвреживает его ядовитые, страшные порывы, которыми богата современность наша и, может быть, будет богато и ближайшее будущее.

Поймите, хотя я говорю это, говорю с болью и с отчаяньем в душе; но пойти в церковь все еще не могу, хотя она зовет. Жалейте и лелейте своего будущего ребенка; если он будет хороший, какой он будет мученик, он будет расплачиваться за все, что мы наделали, за каждую минуту наших дней» (Письма Блока к Н. А. Нолле-Коган. С. 348—349).

56 Московский институт философии, литературы и истории им. Н. Г. Чернышевского, созданный на базе факультета истории и философии Московского университета; существовал с 1931-го по 1941 г.

57 Зачеркнуто «ней».

58 Книпович Евгения Федоровна (1898—1988) — критик, литературовед, автор книг о Гейне, а также статей и книг о советской и зарубежной литературе. Была знакома
с Блоком; неоднократно публиковала воспоминания о нем (отд. изд.: Книпович Е. Ф. Об Александре Блоке:
Воспоминания. Дневники. Комментарии. М., 1987).

59 Имеется в виду шестидесятилетие Блока, отмеченное и в Москве, и в Ленинграде торжественными и научными заседаниями (см.: Вечера, посвященные А. Блоку // Литературная газета. 1940. № 56. 12 ноября. С. 1), рядом юбилейных статей в ленинградской печати (см.: Громов П. Александр Блок (К 60-летию со дня рождения) // Смена. 1940.
№ 276. 28 ноября. С. 4; Максимов Д. Александр Блок (К 60-летию со дня рождения) // Ленинградская правда. 1940. № 277. 29 ноября. С. 4) и созданием в Ленинграде Блоков­ской комиссии под председательством В. Н. Орлова (Перед блоковскими днями // Литературная газета. 1940. № 58. 24 ноября. С. 4).

60 Мария Павловна Иванова (1873—1941) — врач; сестра Е. П. Иванова. Близкая приятельница матери Блока.

61 Александра Федоровна Иванова (рожд. Горбова; 1883— ?) — жена Е. П. Иванова.

62 Марина Евгеньевна Иванова (1917—1963) — дочь Е. П. Иванова; крестница Блока.

63 В этом подарке и Цветаева, и Павлович усматривали особый смысл, своего рода доказательство, свидетельствующее об «отцовстве» Блока. Цветаева, например, упоминает о нем в своей беседе с С. М. Алянским: «Я видела письма, я видела родовой крест — розу и крест! —» (Цветаева М. Неизданное. Сводные тетради. С. 69). В мае 1926 г., посылая Рильке сборник «Стихи к Блоку», Цветаева снабдила цикл «Подруга» следующим пояснением: «Посвящается его последней возлюбленной и ее (его) сыну, которого Блок никогда не видел и которому он незадолго до смерти послал из Петербурга куклу арлекина и старый перламутровый крест (с розами — думаю, что выяснила возникновение
„Розы и Креста“). Ребенку (как и он, — Александр) было тогда три месяца» (Ingold F. Ph. M. I. Cvetaevas Lese- und Verstдndnishilfen fьr R. M. Rilke.
Unbekannte Materilalien zu „Stichi k Bloku“ und „Psicheja“ // Die Welt der Slaven (Mьnchen). 1979. Jg. XXIV, H. 2. N. F. III. S. 359—360; цветаевская запись в оригинале — на немецком языке). «Роза и Крест» — драма Блока (1913).

64 Сергей Александрович Швецов (1903—1969) — поэт-сатирик. Заведовал отделом поэзии в журнале «Красная новь».

65 Юрий Никандрович Верховский (1878—1956) — поэт, литературовед; друг Блока.

66 Утверждение не вполне точное. Разумник-Иванов не «ведал» архивом Блока, а изучал его и обрабатывал в 1920-х и начале 1930-х гг., готовя к печати стихотворения Блока и подробный текстологический комментарий к ним, составивший книгу (не изданную до настоящего времени) «История стихотворений Александра Блока». См. об этом: Переписка <Блока> с Р. В. Ивановым-Разумником. Вступ. статья, публ. и коммент. А. В. Лаврова // Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 2. М., 1981.
С. 382—384 (Литературное наследство. Т. 92); Лавров А. В. О Блоке и Пушкине (Царском Селе). Письмо Иванова-Разумника к В. Д. Бонч-Бруевичу // Новое литературное обозрение. 1993. № 4. С. 143—150.

К концу 1940 г. значительная часть блоковского архива уже была передана в Литературный музей (Москва); в настоящее время — в РГАЛИ. Оставшаяся часть поступила — вскоре после смерти Л. Д. Блок — в Рукописный отдел Пушкинского Дома. См.: О встречах с Любовью Дмитриевной Блок и о судьбе хранившегося у нее архива поэта / Сообщение И. С. Зильберштейна // Александр Блок. Письма к жене. М., 1978. С. 381—390 (Литературное наследство. Т. 89); Иванова Т. Г. Рукописный отдел Пушкинского Дома. Исторический очерк. СПб., 2006. С. 240.

67 Имеется в виду В. И. Иванов, с которым Павлович познакомилась в Москве в 1920 г. См. ее стихотворение, посвященное В. Иванову, с датой «1920» (Павлович Н. Берег. Пг., 1922. С. 17. Другое стихотворение, посвященное В. И. Иванову (с датой «1950), вошло в сборник «Сквозь долгие года. Избранные стихи…» (С. 58).

68 В письме от 20 мая 1921 г. Блок спрашивал: «В своем ли уме еще серый кот?» (см.: Письма Блока к Н. А. Нолле-Коган. С. 354). Данное письмо Блока нельзя назвать «предсмертным» (см. примеч. 12); последнее письмо, в котором Блок поздравляет Н. А. Нолле-Коган с рождением сына, имеет дату: 2 июля 1921 г. Возможно, ошибка вызвана тем, что это письмо было вложено в обложку, на которой Н. А. Нолле сделала помету: «Последнее письмо, полученное от А. Блока. Н. Коган» (см.: Александр Блок. Переписка. Аннотированный каталог. Под редакцией В. Н. Орлова. Вып. 1. Письма Александра Блока. Сост. Н. Т. Панченко, К. Н. Суворова, М. В. Чарушникова. М., 1975. С. 336).

69 С середины мая 1940 г. Пяст жил в деревне Воронки (ст. Павшино Калининской ж. д.; ныне — Красногорский муниципальный район Московской области).

70 Имеется в виду Клавдия Ивановна Стоянова (1880— ?) — жена Пяста, с которой он познакомился в Одессе, куда был выслан в 1933 г. См.: Фоогд-Стоянова Т. О Владимире Алексеевиче Пясте // Наше наследие. 1989. № 4. С. 102—103.

В своем письме к В. Н. Княжнину от 10 мая 1940 г. Надежда Павлович рассказывала:

«Сначала скажу о Пясте. Я была у него в Голицыне 1 мая. Внешне он поправился, пополнел и загорел, но временами мучает его удушье. Я думаю, что это временное улучшение. С ним сейчас женщина, неск<олько> лет близкая ему (из Одессы). Он вызвал ее, разуверившись в помощи жены. <...> Женщина эта неплохая, любящая Пяста (она сама со мной говорила), но связанная семьей (у нее две девочки) и напуганная его ненормальностью, которую она разглядела только сейчас при совместном житье. Раньше его странности она принимала как „причуды гения“. 15-го она уезжает домой, а Пяст снимает с кем-то пополам комнату в Москве. <...> Для меня Пяст — дорогая память об А<лександре> А<лександровиче>, поэтому сделаю для него все, что cмогу» (РО ИРЛИ. Ф. 94. Ед. хр. 57. Л. 1; в Голицыне — т. е. в Доме творчества писателей в пос. Голицино под Москвой).

К. И. Стоянова присутствовала при смерти Пяста и на его похоронах (умер в Голицыне 19 ноября 1940 г.). 2 декабря 1940 г. Н. А. Павлович писала В. Н. Княжнину:

«Похоронила я Пяста. Он умер на руках этой одесской женщины от общего рака <...> Он весь был в опухолях, ослеп от рака на один глаз. За 15 мин<ут> курил. Я его так и не видела, не знала, что он умирал в Голицыне. Туда он меня не звал, а я ему писала в Воронеж и удивлялась, что нет ответа. А энергии искать его — не было, мой грех. Дума­-ла — понадоблюсь, он-то уж позовет. Так его и не причастили, хотя он хотел. Я уже пришла на вынос к Склифасовскому, где его вскрывали. И вместе с Клавд<ией> Ив<ановной> (той женщиной) отвезла его в крематорий. Он просил похоронить его обязательно в Новодевичьем, а там без кремации не хоронят. На кремации были еще Н. Г. Чулкова, Анюта Ходасевич и два брата Бернштейны. И — все. Гроб нельзя было открыть — так он разложился. Убожество было жуткое. Играл оркестр: два слепых и один хромой. Гроб был хороший — от Фонда. Венки и т. д. ...» (РО ИРЛИ. Ф. 94. Ед. хр. 57. Л. 15 об.—16; датируется по штемпелю на конверте. Упоминаются: Н. Г. Чулкова (см. следующ. примеч.), Анна Ивановна Ходасевич (рожд. Чулкова; 1866—1964); Сергей Игнатьевич (1892—1971) и Игнатий Игнатьевич (псевд. — Ивич; 1900—1979) Бернштейны.

71 Надежда Григорьевна Чулкова (рожд. Петрова, по первому браку — Степанова; 1874—1961) — переводчица; вдова Г. И. Чулкова. Знакомая и корреспондент В. Н. Княжнина (см.: РО ИРЛИ. Ф. 94. Ед. хр. 62). Первое письмо Н. А. Павлович к В. Н. Княжнину (10 мая 1940 г.) начинается с упоминания о Н. Г. Чулковой: «...Получила от Над<72

72 В печатных изданиях эта глава является начальной («Глава I») и имеет — в большинстве публикаций — заглавие «Москва, май 1920 года, в Политехническом музее».

73 В печатной редакции эта строфа исправлена:

 

Почти такой, как все, он вышел к нам,

С какой любовью мы его встречали!

Он стал читать. Как ветер, по рядам

Пронесся вздох в огромном, тесном зале.

 

(Павлович Н. Думы и воспоминания. Второе, расширенное издание. С. 7.)

74 Судя по воспоминаниям Павлович, она присутствовала на всех трех выступлениях Блока в Москве: 9, 14 и 16 мая (см.: Блок А. Записные книжки. М., 1965. С. 492—493). 9 и 16 мая поэт выступал в большой аудитории Политехнического музея, а 14 мая — во Дворце искусств на Поварской). Эти сведения подтверждаются и документально (см.: Известия. 1920. № 102. 13 мая. С. 2; № 103. 14 мая. С. 2; № 104. 15 мая. С. 2; В. Д. Вечер А. Блока (Политехнический музей) // Вестник театра. 1920. № 65. 18—23 мая. С. 15; и др.).

75 В печатной редакции: «о детски малом».

76 В воспоминаниях Н. А. Павлович события изложены в иной последовательности: во время второго выступления Блока в Москве (в Доме искусств) В. И. Иванов и Княжнин собирались представить ее Блоку, но она, «неожиданно увидев Александра Александровича рядом с собой», убежала. Именно в этот вечер Павлович попросила Княжнина, провожавшего ее домой, показать ее стихи Блоку. И лишь в Политехническом музее она — во время антракта — прошла вместе с Княжниным в артистическую. «Блок стоял у окна, побледневший, с холодным отчужденным лицом. <...> Увидев Княжнина, он улыбнулся и двинулся к нам навстречу. Он сразу сказал мне: „Я прочел ваши стихи. Что вы хотите от меня услышать“. — Я смутилась. Он сказал: „Мне ваши стихи понравились, я в них узнаю свое, какие-то отзвуки родного“» (Блоковский сборник. С. 454—455).

77 В воспоминаниях Павлович приводит слова Блока: «Приезжайте в Петроград! Я сам хочу с Вами говорить, но здесь сейчас не могу. Вы приедете?» (Блоковский сборник. С. 455).

78 Ср. в воспоминаниях Н. Павлович: «Весь день 12 мая 1920 г. — день первого выступления Блока в Москве — глухо раздавались взрывы и дрожали от них стекла. Где-то за Ходынкой рвались снаряды на артиллерийском складе, и поэтому в городе казалось особенно душно и тревожно» (Блоковский сборник. С. 453).

Дата «12 мая 1920 г.» явно ошибочна, поскольку первое выступление Блока в Москве состоялось 9 мая. Ср. в стихотворении Марины Цветаевой: «Как слабый луч сквозь черный морок адов, / Так голос твой под рокот рвущихся снарядов» (Цветаева М. Стихи к Блоку. С. 23—24), где было первоначально указано «Апрель 1920» (Цветаева пользовалась старым стилем); однако в изданной год спустя книге «Психея. Романтика» (Берлин. 1923) Цветаева уточнила дату (под тем же стихотворением): «Москва, 1-го русск. мая 1920 г.
(т. е. 14 мая по новому стилю)» (С. 46).

Тем не менее А. А. Саакянц сообщает, что «пороховые погреба» на Ходынке взорвались 9 мая (Саакянц А. Марина Цветаева: жизнь и творчество. С. 205). Та же дата —
в комментарии к этому стихотворению (Цветаева М. Собрание сочинений в семи томах.
Сост., подг. текста и коммент. Анны Саакянц и Льва Мнухина. Т. 1. Стихотворения.
М., 1994. С. 602).

Взрыв, случившийся в момент выступления Блока, Марина Цветаева считала событием знаменательным. См. ее автокомментарий к этому стихотворению: «Достоверно: под звуки взрывов с Ходынки и стекольный дождь, под к<отор>ым мы шли — он на эстраду, мы — в зал. Но, помимо этой достоверности, — под рокот рвущихся снарядов Революции» (Цветаева М. Стихотворения и поэмы. Вступ. статья, сост., подг. текста и примеч. Е. Б. Коркиной. М., 1990. С. 180); «Тогда я впервые увидела Александра Блока. Как только он вышел на эстраду, взорвался завод снарядов на Ходынке (трагическое поле, где короновался царь) близ Москвы. Он читал при разбитых стеклах» (см.: Ingold F. Ph. M. I. Cvetaevas Lese- und Verstдndnishilfen fьr R. M. Rilke. Unbekannte Materilalien zu „Stichi k Bloku“ und „Psicheja“. S. 358; в оригинале — по-немецки; слова, выделенные курсивом, написаны по-русски).

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Михаил Толстой - Протяжная песня
Михаил Никитич Толстой – доктор физико-математических наук, организатор Конгрессов соотечественников 1991-1993 годов и международных научных конференций по истории русской эмиграции 2003-2022 годов, исследователь культурного наследия русской эмиграции ХХ века.
Книга «Протяжная песня» - это документальное детективное расследование подлинной биографии выдающегося хормейстера Василия Кибальчича, который стал знаменит в США созданием уникального Симфонического хора, но считался загадочной фигурой русского зарубежья.
Цена: 1500 руб.
Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России