ИЗ НЕДАВНЕГО ПРОШЛОГО

 

Андрей Нечаев

РЕФОРМЫ НАЧАЛА 1990-х: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

В обществе в последние годы явно возрос интерес к современной истории, в том числе к 1990-м годам вообще и к реформам начала 1990-х в особенности. Возможно, дополнительный толчок этому интересу дал безвременный уход Е. Т. Гайдара, а может быть, просто сработал эффект «от противного». Слишком часто и активно в последние годы официозные СМИ внушали публике, какими отвратительными были 1990-е годы (появился даже термин «проклятые девяностые») и как все наши современные беды, конечно, корнями уходят в 1992 год, когда у власти в стране стояло правительство Гайдара. Естественно, появляется искреннее желание разобраться самим, что-то дополнительно узнать и самостоятельно сделать выводы.

Этот интерес совершенно обоснован. Он определяется тем, что гайдаровские реформы затронули судьбы миллионов людей, кардинально изменили облик страны. Без всякого преувеличения можно считать реформы правительства Гайдара ключевым шагом в масштабной экономической и политической модернизации России.

Есть великая историческая несправедливость в отношении общества к Егору Гайдару. Как его друг, я вижу одной из своих задач хотя бы в какой-то мере устранить эту несправедливость и поколебать, на мой взгляд, неправомерно негативное отношение к Гайдару. Что мешает нашим современникам адекватно воспринимать историческую фигуру Е. Т. Гайдара? Во многом — иде­ологические мифы, созданные в консервативных кругах нашей властвующей элиты с целью дискредитации либеральных преобразований. Эти мифы на протяжении почти двадцати лет активно внедряются в массовое сознание.

Да, то десятилетие было сложным и неоднозначным. Нашим людям пришлось вынести немало бед и испытаний. Безусловно, были непоследовательность и ошибки в экономической политике, было противостояние прокоммунистического парламента и исполнительной власти, дорого обошедшееся экономике страны. Справедливости ради подчеркнем, что 1990-е годы включают совершенно разные этапы развития экономики, с различными мотивами принимавшихся решений и их последствиями. Объединять в одно целое начало рыночных преобразований в стране в 1991—1993 годах (в ситуации краха СССР и полного развала экономики) с залоговыми аукционами середины 1990-х, всевластием олигархов в конце 1990-х или с построением пирамиды ГКО и дефолтом 1998 года, мягко говоря, неправомерно. Однако, подводя итоги 1990-х в целом, нельзя не признать, что они кардинально изменили облик России.

Частично приписывание реформам и реформаторам вины в народных бедах связано с короткой исторической памятью людей. Бездарная денежная реформа последнего советского правительства в апреле 1991 года, развал потребительского рынка уже к середине 1991 года, а после путча августа 1991 года и полный развал самого государства, паралич основных его институтов у многих людей ассоциируются именно с реформами конца 1991 — на­чала 1992 года, хотя правительство Гайдара возникло лишь в ноябре 1991 года и объективно никакой ответственности за этот развал нести не может. Более того, именно катастрофическое положение в экономике и распад государственных институтов во многом определили сам ход реформ и степень их радикальности. Слишком спрессовано было тогда время.

Восстанавливая историческую справедливость, рассмотрим коротко главные из упомянутых мифов.

Миф 1. Гайдар развалил экономику

Пожалуй, самый распространенный и самый несправедливый миф — «Гайдар развалил экономику страны и обобрал российский народ». Когда Гайдар и его команда в ноябре 1991 года пришли к руководству экономикой страны, разваливать уже было нечего. Экономика и так находилась в состоянии, близком к коллапсу. Социально-экономическое положение стало резко ухудшаться еще на рубеже 1980-х годов. Быстрое падение цен на нефть после 1986 года поставило сырьевую экономику СССР на колени. В 1990—1991 годах потребительский рынок пытались сбалансировать за счет многомиллиардных иностранных кредитов, дававшихся западными правительствами под политические реформы Горбачева. После августовского путча 1991 года, когда власть фактически развалилась, иссяк и кредитный источник, оставив стране внешний долг более 120 миллиардов долларов.

Нужно сказать, что снабжение крупных городов продовольствием, в част­ности мясопродуктами, базировалось в значительной степени на импорте зерна. Я напомню, что великий и могучий Советский Союз импортировал ежегодно 40—45 миллионов тонн зерна, чтобы кормить собственное население, прежде всего население крупных городов. В основном это было кормовое зерно, на базе которого развивались птице- и свиноводческие комплексы, поставлявшие мясо в города. В 1991 году иссяк не только импортный поток зерна. Колхозы и совхозы в условиях отсутствия адекватной оплаты и в ожидании роста цен «придерживали» зерно, отказывались поставлять его в централизованные ресурсы. Это уже ставило под угрозу снабжение городов не только мясом, но и хлебом и хлебопродуктами. Сохранилась лишь гуманитарная помощь. Люди старшего поколения наверняка помнят посылки с гуманитарной помощью. Достаточно сказать, что даже армия частично снабжалась продовольствием за счет гуманитарной помощи, включая консервы из запасов бундесвера. Трагедия, внешне походившая на фарс.

СМИ того времени, и наши и зарубежные, без всякого журналистского преувеличения предрекали России зимой 1992 года голод, холод, остановку транспорта и даже голодные бунты. В качестве иллюстрации — несколько цитат из газет того времени. Вот статья в «Московских новостях» от 7 апреля 1991 года. Я подчеркиваю дату: 7 апреля 1991 года. До ноября, когда мы пришли в правительство, еще нужно дожить. «Люди в Ярославле рады очередям: стоя в очереди, можно надеяться на покупку. Но очередей все меньше. Они давно исчезли в промтоварных магазинах, в универмагах. Недели 2 назад выстроилась новая — за хлебом. Теперь это самая длинная, самая злая и самая отчаянная очередь». А вот еще один факт, пока тоже не из государственных архивов. «На прошлой неделе я стоял в ужасной очереди за мясом. Вы знаете, сколько я там стоял? Мне даже страшно вам сказать, я стоял там пять с половиной часов...» Ну а дальше такой конец: «Мне стыдно за мою страну». Это письмо школьника, которое он послал в США, опубликованное в американских СМИ. Вот еще одна цитата — выдержка из опубликованного личного дневника А. Черняева (это помощник президента М. С. Горбачева, я специально взял совершенно разных, «полярных» людей — школьника и крупного госчиновника): «Такого (речь идет о полном отсутствии продуктов питания в магазинах летом 1991 года. — А. Н.) Москва не видела, наверное, за всю свою историю — даже в самые голодные годы».

Приведу еще несколько конкретных примеров уже из официальных источников. Например, справка начальника управления экономической безопасности КГБ СССР (довольно информированная организация в то время) для высшего руководства страны. Справка датирована концом августа 1991 го­-да. Я специально опять делаю ударение на датах. «Запасов продовольственного зерна в государственных ресурсах страны осталось в количестве, которое обеспечивает снабжение хлебом 250 г на душу населения». Для того, кто не знает, — это норма блокадного Ленинграда. А вот что пишет товарищ Полозков, первый секретарь ЦК Компартии РСФСР, своему товарищу по партии и одновременно Президенту СССР М. С. Горбачеву и в копии — премьер-министру Павлову. Вновь обращаю ваше внимание на дату — 21 марта 1991 года: «В 27 регионах положение страны катастрофическое. Через неделю там могут быть остановлены мельницы и прекратится выпечка хлеба». Трудно заподозрить этого человека в желании клеветать на советскую власть.

Остановка материальных потоков стала реальностью еще до прихода правительства Гайдара. При этом было катастрофическое положение с финансами. Дефицит бюджета — более 30 % и почти на 90 % он покрывается денежной эмиссией, говоря проще — печатанием денег с соответствующими инфляционными последствиями. Уже к середине 1991 года на финансирование дефицита были истрачены вклады населения в сберкассах, после этого формально замороженные правительством В. Павлова. Но об этом я скажу еще чуть позже, потому что «сгоревшие вклады» — это тоже один из распространенных мифов о Гайдаре.

Прямой рост цен исчислялся десятками процентов в год. Относительно скрытой инфляции, выражавшейся в массовом дефиците товаров в государственной торговли, есть лишь оценки экспертов.

Последний пример из моей собственной практики. Вскоре после назначения в правительство я стал заместителем председателя Валютно-экономиче­ской комиссии правительства. Председателем комиссии был Гайдар. В функции комиссии входило управление скромными валютными ресурсами правительства. Когда мне принесли данные о состоянии текущего валютного резерва правительства, я был в шоке. Я неплохо представлял себе экономическое положение страны. Еще в 1980-е годы в Академии наук, в Институте А. И. Анчишкина, я несколько лет участвовал в разработке Комплексной программы НТП и его социально-экономических последствий. Мы достаточно активно взаимодействовали с Госпланом, отраслевыми институтами, получали много информации. В Институте экономической политики под руководством Гайдара (я был его заместителем) готовили серьезные прогнозо-аналитические материалы, в том числе для руководства страны. В ходе подготовки программы реформ также получили много статистических данных. Одним словом, мы знали достаточно о положении дел. Но даже меня, сравнительно информированного человека, полученные данные о золотовалютных резервах повергли в шок. В СССР это была строго засекреченная информация, доступа к которой мы ранее не имели. Все валютные резервы правительства в тот момент составляли около 26 миллионов долларов. Сейчас это капитал небольшого банка или приличной внешнеторговой компании, а тогда — это были все валютные резервы правительства былой супердержавы. Эти резервы, конечно, менялись, чего не хочет понять заядлый критик Гайдара и правительства реформ в целом господин Илларионов. Так, он, собрав распоряжения правительства, говорит: «А как же вы за три месяца распределили 300 миллионов долларов?». Человек, считающий себя крупным экономистом, не понимает, что просто деньги приходили и расходовались. Но в любом случае суммы были мизерные.

Был еще золотой запас. Правда, он «похудел» с середины 1980-х по конец 1991 года примерно на 4/5. Чтобы не быть голословным — вот письмо тогдашнего председателя Госбанка В. Геращенко от 15 ноября 1991 года: в октябре сего года было заявлено (то есть официально признано), что золотые резервы страны составляют всего около 240 тонн золота. Средняя цифра середины 1980-х колебалась в зависимости от конъюнктуры рынка вокруг 1300 тонн. Таким образом, опыт большевиков в этом смысле оказался очень заразительным. Последнее коммунистическое правительство активно распродавало золотой запас, но, к сожалению, спасти ситуацию это не могло.

При этом внешний долг составлял 123,8 миллиарда долларов, из которого уже в 1992 году нужно было возвращать более 20 миллиардов долларов, не считая 13,4 миллиарда долларов процентов по кредитам. Даже бывшим странам СЭВ мы оказались должны 33,7 миллиарда долларов.

Этот скорбный список фактов, иллюстрирующих полный развал экономики и финансов, можно продолжать без конца. Интересующимся рекомендую прочитать книгу Е. Гайдара «Гибель империи», в которой собрано немало красноречивых архивных данных на этот счет. Могу отослать вас также к моей последней книге «Россия на переломе. Откровенные записки первого министра экономики».

Именно на таком фоне начались в России рыночные преобразования, благодаря которым положение удалось кардинально изменить, а страшные угрозы отвести.

Миф 2. Реформы можно было проводить
мягко и постепенно

Мне кажется, приведенное описание драматизма положения в стране к концу 1991 года полностью развеевает другой распространенный миф о том, что страна могла без радикальных мер преодолеть политическую и экономическую агонию конца 1980-х — начала 1990-х годов. К сожалению, время для «мягких», относительно безболезненных реформ в экономике было бездарно упущено за несколько лет до прихода Гайдара и его команды в правительство.

Как можно было, например, не проводить либерализацию цен, которая уже опоздала к тому времени на несколько лет? Или отказаться от либерализации внешней торговли и хозяйственных связей внутри страны в условиях коллапса внутреннего рынка? Или не проводить политику финансовой стабилизации, а ценой запредельного дефицита бюджета, покрываемого печатанием денег, поддерживать спрос на продукцию отечественных предприятий, включая ВПК, разгоняя тем самым инфляцию с риском быстро перевести ее в неуправляемую и разрушительную гиперинфляцию? Анализируя период 1991—1992 годов, забывать об этом нельзя. Нужно знать и понимать истоки событий.

Нужно помнить и о другом. Теоретической базы, которая давала бы готовые рецепты для реформ, тогда не было. Человечество знало очень болезненные этапы перехода от феодализма к капитализму, от капитализма к социализму, но не было завершенного опыта, а соответственно и его теоретического осмысления, перехода от жесткой планово-распределительной системы советского образца, даже со всеми косметическими изменениями, которые она претерпела на рубеже 1980–1990-х годов, к системе рыночного хозяйства. Поэтому все, на что мы могли опираться, — это знание основных законов рынка. Был самый первый, еще не давший зримого результата,
а только какие-то наметки, опыт Чехословакии и Польши, начавших аналогичные реформы раньше нас года на два. Кое-что из этого опыта мы заимствовали. Например, в аспекте насыщения рынка и создания рабочих мест, пусть даже временных, в Польше много дал Указ о свободе торговли. И мы этот указ повторили, с определенными изменениями и адаптацией к нашей действительности. Это дополнительно помогло наполнить прилавки, хотя внешне, надо признаться, выглядело не всегда эстетично. Порой вызывало раздражение, когда люди стояли на улицах и торговали всем подряд. Первые частные киоски появлялись иногда в самых неподходящих местах, а с дизайнерской точки зрения были далеки от совершенства, но это помогло насытить рынок и дало очень многим людям средства к существованию.

Я хотел бы особо подчеркнуть, что все разговоры про чикагскую школу и «фридмановских мальчиков» к реальным реформам отношения не имеют почти никакого. Безусловно, есть общепризнанные законы функционирования рынка, например свободные цены, свободные хозяйственные связи между производителями и потребителями, свобода торговли. Но значительная часть принятых нами мер, особенно на первом этапе, диктовалась не столько теорией, сколько самим развитием ситуации. Например, крайне болезненное для населения решение о либерализации цен, которое потом критиковали многие наши оппоненты, говоря, что надо было сначала провести демонополизацию экономики и приватизацию, создать конкуренцию, а потом освобождать цены. Может быть, в какой-нибудь отвлеченной академической дискуссии я бы с этими аргументами частично согласился. Только надо понимать, что была конкретная ситуация ноября-декабря 1991 года: тотальный дефицит товаров, являвшийся следствием попыток сохранить контроль над розничными ценами, гигантский, так называемый «инфляционный навес», накопленный за время, когда денег напечатано было безумное количество и денежная масса увеличивалась на десятки процентов в месяц при практически полном отсутствии товаров в государственной торговле.

Формально основные розничные цены к концу 1991 года оставались регулируемыми, а оптовые цены освободило еще правительство Павлова. При этом предприятия, тогда де-юре еще государственные, по закону о социалистических предприятиях уже получили высокую степень свободы в назначении тех же оптовых цен, зарплат, в формировании других доходов своих работников и т. д. И пользовались они этой свободой в полной мере. В такой ситуации пытаться сдерживать розничные цены абсолютно бессмысленно. При экономической свободе предприятий в установлении оптовых цен и зарплат контролировать цены в рознице невозможно. Для этого нужны такие субсидии, которых в пустом госбюджете не было и в помине. А производить и реализовывать товары себе в убыток без дотаций ни один нормальный производитель не будет. Одним словом, если вы не в состоянии удерживать фиксированные цены и контролировать их, то цены нужно «отпустить». Если бы мы сначала занялись демонополизацией в экономике, где практически каждое предприятие было монополистом и не было никакой конкуренции (проблема демонополизации и конкуренции, заметим, полностью не решена и по сию пору), то, боюсь, страна бы не пережила зиму 1992 года.

Дополнительно замечу, что весной 1991 года последнее советское правительство решается именно на предлагаемый оппонентами либерализации цен вариант — на поэтапное повышение розничных цен на важнейшие виды потребительских товаров. Оно вводится указом Президента СССР от 19 марта 1991 года. Среднее повышение цен составило 90 %. И практически ничего не изменило на рынке. Производство продолжало падать, а дефицит товаров катастрофически нарастать. К середине лета 1991-го и при новых, резко повышенных ценах дефицит был почти тотальный. Вот что пишет 29 июня 1991 года в ЦК КПСС заведующий отделом социально-экономической политики ЦК КПСС А. Власов: «Введение новых оптовых, закупочных и розничных цен при отсутствии действенных регуляторов не оказывает пока стимулирующего воздействия на ускорение развития производства. Начавшийся в первом квартале сего года спад выпуска товаров народного потребления в апреле-мае составил 8 %. Производство продуктов питания сократилось на 10, а товаров легкой промышленности — на 12 %».

После этого тяжелого по последствиям, провального эксперимента еще можно продолжать говорить о возможности постепенности в либерализации цен? Попутно замечу, что падение производства, в котором обвиняют правительство Гайдара, началось задолго (еще с 1989 года) до его формирования.

Проекты указа Президента и постановления правительства о либерализации цен были по поручению Гайдара написаны мною. Кстати, мы пытались тогда соблюсти некоторую постепенность освобождения цен, в отсутствии которой нас упрекают оппоненты. Вначале на часть товаров, в том числе на нефть, на некоторые товары первой необходимости, например молоко, и на услуги «естественных монополий» мы не освободили цены, а ввели нормативы роста, что, как показал дальнейший опыт, было ошибкой. По мере того как рынок насыщался, именно эти товары оказались в дефиците. Надо было освобождать сразу все цены, за исключением отдельных тарифов монополий.

Миф 3. Гайдар уничтожил вклады населения

Одно из самых жестоких обвинений в адрес правительства Гайдара состоит в том, что в результате его политики «сгорели» банковские вклады населения. И это миф. На самом деле никаких сбережений давно не было. Есть цифры, есть доклады Минфина, Госбанка, руководства самого Сбербанка о том, в каких объемах банк кредитует правительство, в том числе на выплату дотаций на разницу цен сельхозпродукции. Чтобы удержать розничные цены, продукты закупались по одним ценам, а продавались значительно дешевле. Во многом это, как и весь дефицит бюджета, финансировалось за счет средств населения в Сбербанке. В качестве иллюстрации приведу лишь одну короткую выдержку из письма Минфина и Минэкономики СССР в Комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР: «В настоящее время вклады населения в сберкассах распределены между республиками и являются банковскими ресурсами. Между тем вся сумма вкладов населения, достигшая с учетом индексации более 600 миллиардов руб., целиком и полностью использована для формирования внутреннего государственного долга» (курсив мой.А. Н.). Это письмо от 27 сентября 1991 года. Таким образом, уже к концу лета 1991 года все сбережения граждан были «проедены». Остались только записи по счетам. Это с одной стороны.

С другой — сбережения были абсолютно обесценены тем «инфляционным навесом», о котором я уже говорил. Реально купить на эти деньги товары по фиксированным ценам было невозможно, что само по себе стало главным фактором быстрого роста сбережений. Вот что писал 24 сентября 1991 года председатель Госбанка СССР В. В. Геращенко, который входит теперь в список жестких критиков нашего правительства: «Прирост сбережений населения в организованных формах (вклады, ценные бумаги) за восемь месяцев т. г. увеличился против января—августа 1990 г. в 2,2 раза. Накопление средств у населения в определенной мере является вынужденным, так как заработанные деньги граждане не могут реализовать из-за недостатка товаров и услуг на внутреннем рынке (курсив мой.А. Н.)».

Правительству Гайдара хватило мужества констатировать этот факт и сделать его из скрытого явным. Прямые компенсационные меры тогда были абсолютно невозможны. Это только разогнало бы инфляцию и обесценило уже сами компенсации.

Миф 4. Обман с ваучерами

Именно приватизация является примером не экстренных мер, не латания дыр, а создания новой экономики, которым активно занималось наше правительство. Приватизация не входила в сферу моей ответственности, поэтому остановлюсь на ней очень кратко.

Массовая приватизация, кстати, началась не в 1992 году, а позже. В 1992 го-ду создавались только ее нормативные и законодательные основы. Та модель приватизации, которая в итоге появилась, была плодом разного рода компромиссов. Главный из них — компромисс с реальностью. Так, первоначально в основу процедур приватизации заложили так называемые персональные приватизационные счета. В какой-то момент выяснилось, что Сбербанк просто не в состоянии выполнить все связанные с их применением процедуры, почему и обратились к чешскому опыту приватизационных чеков.
С другой стороны, был компромисс с Верховным Советом, который обладал в то время огромной властью. Всякого рода льготы трудовым коллективам — все это были инициативы Верховного Совета. Понимая важность приватизации, Чубайс и другие ее идеологи шли на компромиссы, хотя, конечно, это резко снижало эффективность приватизации и заведомо закладывало основы будущего перераспределения собственности: ведь трудовой коллектив получал контрольный пакет акций предприятия почти бесплатно. При таком подходе нельзя было говорить ни о фискальном интересе, ни об эффективности. Но все-таки эти компромиссы помогали как-то сдвигать процесс с мертвой точки, а главное — ввести приватизацию в правовое русло.

В начале 1990-х процесс нелегальной приватизации, а фактически просто присвоения госсобственности, уже активно набрал обороты. Формы были самые разнообразные. Например, директор госпредприятия заключал договор с «дружественной» компанией об аренде предприятия или его части с правом выкупа по символическим ценам. И формально ничего не нарушал. Создать нормативную базу приватизации и ввести процесс в цивилизованное русло было абсолютно необходимо.

Появление в стране частной собственности, без которой невозможно развитие рыночной экономики, в результате приватизации — свершившийся факт. Нельзя не вспомнить и о гигантском толчке развитию рынка ценных бумаг, который был задан ваучерной схемой приватизации. Ваучер стал первой массовой ценной бумагой в постсоветской России.

Резюмируя сказанное, можно констатировать: была ли проведенная приватизация идеально справедливой — нет; была ли альтернатива или возможность отложить процесс — тоже нет.

 

Реальность: основные предпринятые меры
(шаги реформ)

Здесь я попытаюсь обозначить основные направления реформ с небольшими комментариями, прежде всего по тем мерам, к которым лично имел прямое отношение. Отдельные особо важные решения мы еще специально рассмотрим позже.

Разумеется, можно лишь с большой долей условности разделить принятые нами меры на шаги по преодолению тяжелого финансово-экономического кризиса и на шаги, направленные на создание основ рыночного хозяйства. Как я уже указывал, ряд из них носил вынужденный характер и диктовался конкретной ситуацией с бюджетом и дефицитом товаров. Вот лишь часть из принятых мер (разделение на группы носит весьма условный характер).

С целью преодоления угрозы голода и тотального дефицита товаров:

— либерализация цен;

— разрешение свободы торговли;

— либерализация внешнеэкономических связей;

— урегулирование внешнего долга и открытие западных кредитных линий;

— переход к адресной социальной поддержке малоимущих.

Два слова о либерализации внешнеэкономических связей, прежде всего импорта. Нам было важно, чтобы люди «потащили» товары в Россию. И они потащили, да, часто в неэстетичных формах. Помните «челноков», этих несчастных женщин, одетых в пять шуб? Только русская женщина на это способна: пять огромных сумок в каждой руке! Но они спасли рынок, и великое им спасибо, честь и хвала. Либерализация внешнеэкономических связей не свелась к этому, но и это тоже было.

Урегулирование внешнего долга и размораживание западных кредитных линий было критически важным. Мне отчасти пришлось этим заниматься. После августовского путча они были заморожены полностью, и мы ездили, кланялись, убеждали, говорили о том, что это новая страна, совершенно новая политика. Иногда приходилось идти просто на обыкновенный шантаж. Я помню мучительные переговоры с министром экономики Германии господином Меллеманом, с которым потом у нас были блестящие отношения. «Если вы, — я чувствую тупик в переговорах, — не размораживаете кредитную линию, я возвращаюсь в Россию и разрешаю бесконтрольный экспорт оружия, и кому оно попадет и где будет использоваться, я не знаю. Я вас предупредил, и ответственность за это несете вы». Он побледнел, сказал, что ему нужно посоветоваться с канцлером Колем. Через полчаса министр вернулся и сообщил, что они приняли решение разморозить кредитную линию.

С целью нормализации финансов и подавления инфляции:

— сокращение бюджетных расходов, в первую очередь не связанных
с социальными задачами: государственных инвестиций — в 1,7 раза, закупок вооружений — в 5 раз, сокращение армии;

— резкое сокращение дефицита бюджета и его финансирования за счет кредитов Госбанка;

— налоговая реформа, включая введение НДС и налогов на добычу нефти;

— введение российской валюты;

— отказ от разделения бюджета на валютную и рублевую составляющие;

— упорядочение финансовых взаимоотношений центра с автономными республиками и областями.

Страшной по драматизму, по сложности в рамках нормализации финансов и подавления инфляции была задача сокращения бюджетных расходов, в первую очередь не связанных, конечно, с социальными расходами. Этот крест по поручению Гайдара пришлось нести мне. А ведь надо понимать, что Россия вынуждена была взять на себя многие расходы, которые нес весь СССР: на армию, границу, ее обустройство и массу других направлений, которые раньше финансировал СССР. Теперь все эти расходы падали на Россию, а доходов-то было мало.

Мы государственную инвестиционную программу сократили в 1,7 раза не от запросов министерств, а от уже скромного варианта, разработанного еще специалистами Госплана СССР в рамках Советского Союза.

Наиболее драматическое сокращение — это сокращение закупок вооружений в пять раз и принятие решения о сокращении армии. Вы можете себе представить политическую мощь ОПК в Советском Союзе — только отчаянные люди и только в революционные времена могли на него покуситься. Сократить в пять раз закупки вооружений — это для ментальности советского хозяйственного и военного начальника было немыслимо. Это было за гранью добра и зла, почти святотатство. Я тоже очень не хотел этого делать. У меня многие родственники работали в ОПК, но денег в бюджете, к сожалению, не было. Единственное, что мы могли сделать, — постарались сохранить финансирование НИОКР. Я искренне горжусь тем, что мы все-таки сумели тогда профинансировать НИОКР, то есть заделы на будущее. Например, тогда продолжилась разработка ракет «Тополь», которые сейчас составляют основу наших стратегических ядерных сил. Иногда приходилось идти на нелепые с экономической точки зрения решения. Только ради сохранения технологий заказывать всего несколько экземпляров техники, просто чтобы люди не потеряли навыки ее делать.

Налоговая реформа. Предприниматели не любят налог на добавленную стоимость (НДС). Я тоже его не люблю, хотя НДС ввело правительство
Е. Т. Гайдара. Дело в том, что, когда инфляция зашкаливает за несколько десятков процентов в месяц, прямые налоги не работают. Так, к моменту, когда компания подсчитает прибыль и уплатит налог на прибыль, бюджет уже лопнет. Поэтому ставку пришлось сделать на косвенные налоги, лучше работающие в условиях инфляции. Наиболее просто администрируемый (собираемый) из них был налог на добавленную стоимость. Мы тогда решили его ввести, повергнув, конечно, в абсолютный шок налоговую службу. Там специалисты слова такие знали, но для них это была некая абстракция. Ничего, справились.

Введение российской валюты. Именно этим шагом был вбит последний гвоздь в гроб СССР. Политический развод республик состоялся в начале декабря 1991 года, но сохранялось еще единое денежное пространство (ходил советский рубль). России это выходило боком, поскольку эмиссию советских рублей осуществляли центральные банки всех республик. Плюс сначала Украина ввела первые свои купоны, потом Белоруссия — зайчики.
И все освободившиеся наличные денежки потекли на дырявый российский рынок. В начале эмиссию рублей осуществляли центробанки всех бывших советских республик (кроме Прибалтики и Грузии). Поэтому нам совместно с Центральным банком в середине 1992 года пришлось разделить безналичный оборот, открыть корреспондентские счета банков бывших союзных республик в ЦБ России и разрешить им пользоваться средствами для покупки товаров в России только в пределах тех денег, которые они зарабатывали в России от экспорта и аккумулировали на этих счетах, а не денежных средств, которые они там сами себе «рисовали» в рамках эмиссии. Позднее пришлось разделить и налично-денежный оборот, хотя делать это очень не хотелось.

Структурная перестройка экономики:

— переход от плана к госзаказу;

— конверсия оборонной промышленности;

— переход на коммерческие основы в экспорте вооружений;

— поэтапный переход на рыночные принципы и мировые цены в торговле с бывшими союзными республиками;

— принятие закона о банкротстве;

— создание основ частно-государственного партнерства в инвестиционном процессе;

— переход от «бесплатных» государственных инвестиций к инвестиционным кредитам.

Переход от плана к госзаказу. Мы тогда приняли первый закон о госзакупках. Его готовило Министерство экономики, а я докладывал проект
в Верховном Совете. У правительства, особенно у группы Гайдара, были тяжелые отношения с Верховным Советом. Хасбулатов большинство из нас просто лично терпеть не мог. Ко мне он как раз относился неплохо, хотя присутствовал и особый момент в наших отношениях. Он когда-то звал меня доцентом к себе на кафедру в Институт им. Плеханова и не мог простить, что я предпочел ему Гайдара. Глупо хвалиться, но за этот закон Верховный Совет официально выразил мне благодарность. Есть соответствующая бумага с благодарностью от Верховного Совета за оперативную и доброкачественную разработку первого закона о госзаказе. При этом у меня есть и официальные бумаги от Верховного Совета, в которых мне объявляют выговор, замечания, предупреждения.

Конверсия оборонной промышленности — это, конечно, отдельная статья. Мы в Минестерстве экономики для облегчения положения «оборонки» в части сокращения оборонного заказа и стимулирования перехода на выпуск мирной продукции придумали льготные конверсионные кредиты.

Переход на рыночные принципы и мировые цены в торговле с бывшими союзными республиками — это было серьезное программное решение, от которого Россия очень много выиграла.

Принятие первого закона о банкротстве. Этот закон разрабатывало тоже Министерство экономики, и он довольно неплохо проработал примерно четыре-пять лет до первой корректировки.

Переход от бесплатных государственных инвестиций к инвестиционным кредитам. Мы все-таки старались постепенно приучать предприятия к новой экономической модели, а не бросать их, как котят в холодную воду. Кормушка бесплатных бюджетных инвестиций почти закрылась. Однако, понимая, что собственных ресурсов для инвестирования у предприятий может быть недостаточно, мы использовали тогда механизм инвестиционных кредитов.

Создание основ рыночного хозяйства:

— либерализация хозяйственных связей между производителями;

— приватизация и создание инвестиционных институтов;

— создание фондового рынка и его институтов (биржи, инвестиционные компании и др.);

— введение конвертируемости рубля;

— поэтапный отказ от административного регулирования экспорта сырь­евых товаров;

— создание негосударственных пенсионных фондов;

— создание основ страховой медицины.

По этому ключевому направлению нашей работы дам лишь два комментария. Первый — о создании фондового рынка. Это удивительный факт. В декабре 1991 года было подготовлено и принято постановление правительства по поводу развития рынка ценных бумаг и бирж. Вдумайтесь: декабрь 1991 года. Все рушится, в Петербурге начинается голод, Собчак жуткие телеграммы посылает, его заместители приезжают и требуют зерна, а у тебя его нет. Ты пароходы заворачиваешь из Мурманска в Петербург для спасения города от голода. И в этот драматический момент принимается такое постановление. И оно оказалось настолько удачно и качественно разработанным, что нормально действовало вплоть до принятия первого закона о рынке ценных бумаг много лет спустя. Возник фондовый рынок. Появились и бурно развивались первые биржи. Таким образом, мы не только гасили экономический пожар, но и работали на долгую перспективу. Иногда получалось очень неплохо.

Введение конвертируемости рубля. Тоже, конечно, гигантский шаг к созданию рынка. Тут было два интересных момента. Я не знаю, может ли сейчас молодежь представить себе, что раньше нельзя было на каждом углу пойти и поменять рубли на доллары или фунты и обратно. Раньше это было тягчайшее уголовное преступление. В 1960-е годы уважаемый либерал-реформатор Н. С. Хрущев сделал статью расстрельной и расстрелял несколько валютчиков — так называемых спекулянтов валютой. Тогда вообще примерно пять тысяч человек было расстреляно за экономические преступления. Было трагикомично, что где-то в июне 1992-го мы ввели конвертируемость рубля, но в суете Минюст и Верховный Совет забыли исправить Уголовный кодекс. В первую очередь это было, конечно, дело парламента. Естественно, никого не расстреливали, никого не сажали, но примерно года полтора вся страна в массовом масштабе занималась «тягчайшими уголовными преступлениями», которые были прописаны в тогдашнем Уголовном кодексе. В начале 1994 года эту статью убрали вообще.

Второй момент — тяжелые дискуссии внутри самого правительства.
В СССР было около полутора десятков валютных курсов, поскольку валюту распределяли. Был бюджет рублевый и был бюджет валютный, и они между собой не пересекались. Получить в Госплане квоту на валюту было величайшим достижением советского директора или советского министра. Важен был именно доступ к валюте. Курс почти не имел значения. К концу советской экономики курсы были уже разными. Кому-то 3 рубля за доллар, кому-то 5 рублей за доллар, для кого-то 50 копеек, в зависимости от определяемой чиновниками важности данной импортной закупки. Понимаете, какие это открывало широкие возможности для коррупции в ситуации, когда уже вводилась рыночная конвертируемость рубля. И тем не менее у нас были очень жесткие дискуссии внутри правительства. Я помню: как-то приезжает ко мне министр внешнеэкономических связей Петр Авен и говорит: «Слушай, ты человек уравновешенный, более спокойный, он тебя послушает. Ну объясни ты этому Вавилову (тогда замминистра финансов. — А. Н.), что если он хочет кого-то поддерживать, пусть даст ему денег, но курс не трогает».
А Вавилов, как один из руководителей Минфина, как раз настаивал на сохранении множественности курсов, потому что это очень сильно повышало возможности Минфина влиять на процессы, повышало его административную значимость. Я не намекаю на коррупционные составляющие, но каждое ведомство даже в рыночной экономике борется за свои административные возможности, и Минфин тоже активно боролся. Мы в итоге отказались от сохранения множественности курсов и ввели единый курс.

Создание и развитие российских государственных институтов и международные дела:

— объединение союзных и российских ведомств и Госбанка;

— создание российской армии;

— взятие под контроль и упорядочение государственной границы России;

— создание таможенной службы;

— перестройка налоговой службы;

— проведение административной реформы;

— создание Совета безопасности России;

— развитие судебной системы, в первую очередь арбитража;

— перевод под российскую юрисдикцию посольств и других загран­институтов, а также зарубежной собственности СССР;

— обеспечение правопреемства России по отношению к СССР в международных делах, включая членство в ООН и «Большой восьмерке»;

— создание институтов СНГ;

— вступление в МВФ и Всемирный банк;

— завершение вывода войск из стран Восточной Европы и Прибалтики.

Есть еще один очень важный момент, который тоже в значительной степени диктовал ход реформ и конкретные решения, которые принимались, — это «отсутствие государства». Государство под названием Советский Союз в смысле его институтов и вообще управляемости развалилось 22 августа 1991 года после провала ГКЧП. В союзных ведомствах был полный паралич. В России государства в классическом понимании не было вообще. Россия играла странную роль в Советском Союзе — была колонией и метрополией одновременно. С одной стороны, она была поставщиком сырья для всей страны, с другой стороны, столица, федеральный центр, ключевая часть финансов и промышленности вроде бы находились в России. Однако управляли российской экономикой совсем не российские министры, а союзные ведомства. Так, ответственным за финансы был, естественно, Госбанк СССР, а не Центробанк России. В СССР последний был просто территориальной конторой Госбанка и ничем большим.

А что представляло собой Министерство иностранных дел РСФСР? Там вместе с Козыревым сидели еще несколько сотрудников, занимавшихся визами и организацией загранкомандировок. Внешней политикой они всерьез не занимались. Собственной российской армии не было, государственной границы не было, не просто охраняемой границы, а вообще границы: в ряде мест границу устанавливали соглашением местных органов власти. Образно говоря, российский глава сельсовета договаривался с коллегой: граница пройдет вот от того дуба до этого. Ну и славно. Подписали, выпили, а может, и не подписывали даже. Никакой демаркации границы с Прибалтикой не было. Тем более с Украиной. Погранвойск на ранее внутренней границе, естественно, не было. Таможенной службы в России, что называется, отродясь не бывало: мы ее создавали с нуля. О перестройке налоговой службы я уже говорил. Поэтому первая тяжелейшая задача была — взятие под контроль союзных ведомств.

Мы с Гайдаром брали Госплан практически в духе матроса Железняка.
С указом Ельцина в руке мы требовали пустить нас в союзный Госплан.
А могли, строго говоря, нас и не пустить. Мы-то были российские, а на дворе ноябрь месяц, тогда СССР еще существовал. И вот мы пришли и потребовали созвать коллегию. Гайдар был более радикально настроен: надо это, говорит, к чертовой матери все ликвидировать. Я говорю — подожди. Раньше буржуазные специалисты были на службе у коммунистического правительства, а мы, наоборот, наиболее внятных социалистических спецов перетаскивали к себе. Я сейчас вспоминаю: это, конечно, только в тридцать восемь лет можно такое делать. Сейчас я бы не взялся. Это был какой-то бесконечный ужас, но руки делали и даже глаза как-то не боялись.

Я потребовал в Госплане (называю его так по старинке) дать мне кабинет, и кабинет мне дали — самый заштатный, где много лет никто не сидел. Я кое-кого там знал, но очень немногих. Иногда я просто брал телефонный справочник и писал специалистам задания типа: там мост рушится на Дальнем Востоке, сейчас пол-Приморья отрезанным окажется, если его не залатать. Я раздавал поручения... Наиболее законопослушные или боязливые работники даже начали их выполнять. Я, напомню, был свежеиспеченным российским чиновником и в союзном ведомстве формально не имел никакой власти. Дней через пять приходит ко мне исполняющий обязанности союзного министра и говорит: «Что происходит? Я вас Христа ради тут посадил, а вы теперь моим сотрудникам даете указания». И добавляет: «Самое ужасное, что некоторые их выполняют». А он старше меня лет на двадцать. Помню, я с пафосом отчаяния прочитал ему лекцию о том, что мы сейчас должны делать. Мериться этими самыми органами или все-таки спасать страну, как-то вовлекать специалистов в работу, сохранять ведомство, людей и т. д.? Он говорит: «Черт с вами, ладно». И дальше издал приказ, единственный в своем роде приказ, по Министерству экономики и прогнозирования СССР: сотрудникам министерства исполнять указания первого заместителя Министерства экономики и финансов РСФСР Нечаева. И работа завертелась. После распада СССР мне уже пришлось объединять союзное и российское ведомства в единое.

Особая тема — перевод под российскую юрисдикцию посольств и других загранинститутов, а главное — зарубежной собственности СССР. Мы сумели добиться того, что Россия очень быстро — это было одобрено всеми ведущими странами — стала правопреемницей СССР. Тогда с кредиторами была согласована солидарная ответственность по внешним долгам СССР, то есть мы стали юридическими правопреемниками, а по долгам — солидарная ответственность всех бывших советских республик. Но ни одна республика кредиторам не платила, и внешний долг плавно перекочевал на плечи России. Мы тогда сказали другим республикам, что хорошо, мы забираем все долги, понимая, что они все равно платить не будут и платить придется нам, но тогда мы забираем и всю собственность. Они как-то «ершились», особенно Украина. Очень долго мы с ней по этому поводу «бодались», но в конечном итоге все согласились на такой вариант.

В практическом плане все решалось на месте. Помню, в ходе визита во Францию в знаменитой посольской резиденции на улице Гренель в Париже (шикарный особняк, из которого, кстати, когда-то бежал агент КГБ Гордиевский) посол Юрий Рыжов мне говорит: «Андрей Алексеевич, неужели мы это будем делить?! Цари покупали, на их личные деньги куплены». Там еще был и огромный посольский комплекс. И мы сказали: никому ничего не отдавать. Так было практически во всех странах. После такого решения все руководители посольств не только признали нашу юрисдикцию, но и стали верными сторонниками новой российской власти. Вся российская собственность была сохранена, а она не малая.

Реальность: преодолена угроза голода, развала
экономики, распада России и гражданской войны

С тем, что в результате гайдаровских реформ удалось ликвидировать тотальный дефицит товаров и наполнить полки магазинов, не спорят даже самые упертые наши оппоненты. Относительно ликвидации угрозы голода и развала экономики история вынесла свой бесспорный вердикт.

После принятия решения о формальном роспуске СССР (де-факто он развалился после августовского путча) правительство Ельцина—Гайдара сумело в политическом и экономическом плане организовать цивилизованный «развод» с другими советскими республиками. Если бы это не удалось, весьма вероятно, что нам пришлось бы повторить судьбу Югославии, только в стране, напичканной оружием, в том числе ядерным. И если стратегические ракеты как-то могли контролироваться из Москвы, то тактическое ядерное оружие было в военных округах, и гарантий, что оно не будет применено или продано, не было никаких. Приведу лишь один пример из собственного опыта. Помню, я сидел в кабинете у Гайдара на Старой площади. Мы что-то обсуждали. И тут является один бравый военачальник — командующий Южным округом (не буду называть фамилию). Это было сразу после распада СССР. И говорит: «Егор Тимурович, это что же, теперь хохлам Крым отойдет? Да я на Перекопе сейчас ядерные мины поставлю — пускай сунутся». Гайдар был в принципе спокойным человеком, и я впервые слышал, чтобы он так кричал с использованием страшных слов типа: «Я тебя лично расстреляю, если ты что-то подобное сделаешь». Вояку удалось утихомирить и взять ситуацию под контроль. Мне кажется, это очень серьезное достижение, что нам удалось быстро забрать все ядерное оружие в Россию, даже пойдя ради этого на определенные уступки другим республикам.

Мы часто впоследствии обсуждали с Гайдаром вопрос о сделанном нами в те тяжелейшие месяцы. С годами Егор все чаще говорил, что наша главная историческая заслуга — мы не допустили гражданской войны в стране.

Угроза распада России вслед за роспуском СССР тоже была вполне реальной. После распада СССР были попытки регионов добиться суверенитета и внутри России. Еще в СССР этот процесс отчасти подогревал М. С. Горбачев в рамках борьбы с российским руководством. Нам пришлось провести колоссальную работу по упорядочиванию политических и особенно экономических отношений с автономными республиками и областями внутри России. Мне стоили седых волос переговоры с Татарией по поводу ее выхода из России. Пожалуй, реально руководители республики из России выходить не собирались, хотя там были довольно мощные националистические круги, которые поставили вопрос именно так, но размахивали жупелом суверенитета и заявлениями о независимости и выходе из России они довольно активно. Они склоняли нас к своей практически полной экономической независимости, и в частности, что было абсолютно недопустимо и смертельно, к так называемой одноканальной системе уплаты налогов. При ней территория собирает налоги и отдает центру некую оговоренную долю или вообще фиксированную сумму. После этого можно было поставить крест не просто на финансовой стабилизации, а вообще на российском бюджете. Это были тяжелейшие переговоры. Декабрь 1991 года, мы еще в правительственных креслах не «усиделись» и не знали, как там правильно сидеть, а с той стороны были партийно-советские зубры: один М. Шаймиев чего стоил.

Но нам в итоге удалось проявить упорство и договориться на выгодных для центра условиях. Потом пошел парад суверенитетов. С аналогичными требованиями большей экономической самостоятельности выступила Коми АССР, за ней другие республики и области. С каждой в результате мучительного торга пришлось подписывать специальные соглашения, расширяющие права (но и обязанности) регионов. В результате, однако, процесс экономического, а может быть, и политического распада России тогда удалось предотвратить.

Реформы правительства Гайдара — это конец 1991-го и 1992 год. И то, что была преодолена реальная угроза голода, хаоса, остановки производства и, возможно, гражданской войны, — безусловный успех этих реформ. То, что к концу 1992 года, несмотря на высокую инфляцию, проблема выживания населения и вообще страны уже не стояла, — успех, так же как и то, что население получило право экономического выбора. Не чиновник теперь решал, как людям жить, а потребитель получил возможность диктовать экономике, как ей развиваться, предъявляя самый главный аргумент — спрос. Правда и то, что у значительной части населения финансовые возможности для этого спроса были вначале очень ограниченны. Экономика стала развиваться по нормальным, опробованным во всем мире законам.

Гайдар реально спас Россию от голода, хаоса, развала и возможной гражданской войны. Только за это потомки еще скажут ему великое спасибо.

Реальность: создание основ
рыночной экономики

Уже в 1992 году за исторически крошечный промежуток времени были созданы основы рыночной экономики, которые я частично описывал выше. Рыночные механизмы позволили не только решить проблему развала рынка и снять угрозу голода, навсегда избавить людей от понятия дефицита, карточной системы и т. п. Эти механизмы дали толчок развитию предпринимательства, сделали производство и торговлю ориентированными на реальные запросы граждан, а не на некие цели, задававшиеся руководителями ЦК КПСС и Госплана. И если бы процесс реформ не был остановлен по политическим соображениям, мы жили бы сейчас в совершенно другой стране — куда более процветающей, с гораздо меньшим уровнем социального неравенства и коррупции, с реальным средним классом.

За фантастически короткий срок удалось создать ключевые рыночные институты — частную собственность, свободное ценообразование и хозяйственные связи между экономическими субъектами, конвертируемость рубля, основы фондового рынка и многое, многое другое. Благодаря этим институтам, пройдя через несколько лет испытаний и кризисов (во многом вызванных ошибками и колебаниями последующих властей), Россия в начале 2000-х годов вступила в период уверенного экономического роста, повышения уровня жизни. Слава и благодарность народа достались уже совсем другим политикам. В истории это нормально. Ненормально другое, когда эти политики делают вид, что не знают истинных истоков экономического рывка страны, принесшего им популярность. Огульное очернение «проклятых девяностых» с высоких трибун и в подконтрольных власти СМИ выглядит не просто несправедливым, а откровенно подлым.

 

Реальность: создание основ
новой российской государственности

Перед распадом СССР основные его государственные институты были полностью парализованы, а в ставшей независимой России отсутствовали вовсе. Напомню, что в рамках СССР экономика РСФСР, особенно ВПК, почти полностью управлялась союзным центром. У России, например, фактически не было ни государственного банка, ни таможни, ни армии, ни полноценного внешнеполитического ведомства, ни того самого «печатного станка», ни других институтов, определяющих государственную систему суверенной державы. Как я уже говорил выше, де-факто даже границы страны были полностью прозрачны, а во многих случаях нелегитимны в смысле международного права. Нужно было брать под контроль союзные ведомства, которые ранее управляли и экономикой, и внешней политикой, и обороной Российской Федерации. За чрезвычайно короткий отрезок времени (всего несколько месяцев) правительству Ельцина—Гайдара удалось восстановить работоспособность полностью разваленной после путча государственной машины, настроить ее на решение задач социально-экономических реформ, заставить служить интересам независимой России. Многие институты приходилось создавать с нуля (например, таможню, органы валютного контроля) уже с ориентацией на развитие рыночной экономики.

Развитие судебной системы потребовало, конечно, колоссальных усилий. В СССР была судебная система, но она была абсолютно (особенно арбитраж) не приспособлена к реалиям рыночной экономики. Фактически все нужно было делать заново, например переписывать АПК и кадры как-то находить и менять. Опять-таки главные суды были все в союзном подчинении. В России только обычные республиканские отделения.

Решение перечисленных, чудовищных по сложности проблем требовало радикальных и часто крайне непопулярных мер, наиболее болезненной из которых для населения стала либерализация цен. Показательно, что весьма авторитетные в то время политические деятели отнюдь не рвались тогда в правительство, боясь колоссальной ответственности и понимая, что тяжелыми, но абсолютно необходимыми мерами они зачеркивают свое политическое будущее. Неслучайно журналисты довольно быстро нарекли наше правительство «правительством камикадзе». Гайдар этой ответственности не испугался. Будучи человеком не по годам мудрым (в момент прихода в правительство Егору было тридцать пять лет), он понимал, что надолго обрекает себя на беспощадную критику, даже на несправедливую ненависть и проклятия, поскольку именно с его именем будут ассоциироваться все объективные тяготы реформы в разваленной стране. Гайдар нес этот крест мужественно и с достоинством. Для него долг, служение отечеству в самом высоком смысле слова были важнее личных проблем. Но рубцы на сердце появлялись и в итоге безвременно унесли его в могилу в рассвете творческих сил.

Реальность: были ли альтернативные пути реформ?

И в начале реформ, и ныне активно дискутируется вопрос: а был ли принципиально иной путь? Например, похожий на китайский или латино­американский.

Постепенные реформы Дэн Сяопина базировались на мощном государственном механизме, основанном на единовластии компартии Китая и готовности «стальной рукой» подавлять любые проявления социального протеста (вспомните расстрел студентов, требовавших демократизации политической системы, на площади Тяньаньмэнь). Нечто подобное в другой части света продемонстрировал нам генерал Пиночет, с именем которого связывают успехи экономических преобразований (кстати, либерального толка) в Чили.

В СССР подобное политическое положение было на этапе реформ Косыгина 1960-х годов, весьма скромных по своим замыслам с точки зрения изменения планово-административной системы управления и тем не менее быстро свернутых именно по политическим соображениям. Если бы те реформы получили развитие, может быть, мы бы жили сейчас в обновленном Советском Союзе. К сожалению, Пражская весна напугала тогдашнее советское руководство и даже половинчатые реформы Косыгина были очень быстро сведены на нет. Кстати, годы косыгинских реформ середины 1960-х были самыми успешными в истории Советского Союза с точки зрения развития экономики. Реально после этого начался закат, который был слегка смягчен открытием Самотлора.

В России конца 1991 года не было даже подобия мощного государственного механизма. Государственная власть просто развалилась. Конец СССР характеризовался полной потерей управляемости в стране. К счастью, не было и войск, готовых стрелять в народ, а также политических лидеров, способных отдать такой приказ.

Более продвинутые наши оппоненты типа С. Кургиняна, который понимает, что китайский путь уже был невозможен, говорят: а почему не латиноамериканский путь? В ряде латиноамериканских стран (в первую очередь в Аргентине) опробовалась социально-экономическая модель, часто называемая госкапитализмом. Она, кстати, близка к той концепции, которую на практике реализует в последние годы наша власть. Этот путь, как показывает исторический опыт на протяжении длительного времени, нигде не оказался успешным. Аргентина — наиболее яркий пример, там все кончилось полным крахом. Успешных моделей, существовавших долго, мы, увы, не найдем. Очень хотелось бы учиться на чужих ошибках, а не делать собственных.

Желающие познакомиться с анализом применимости китайской или латиноамериканской моделей для России начала 1990-х могут прочесть о них в книгах Е. Гайдара («Долгое время» и «Гибель империи») и в моих («Кризис в России: кто виноват и что делать» и «Россия на переломе»).

В 1991—1992 годах теоретически был еще один путь. Он, кстати, предлагался рядом политиков из окружения Ельцина, а чуть ранее — членами ГКЧП. Это — насильственное изъятие зерна у крестьян, комиссары на заводах и в колхозах, тотальная карточная система, не исключено, что на уровне военного времени, если говорить о наполнении этих норм. Одним словом, военный коммунизм, включая продразверстку, поскольку в то время сельхозпроизводители не готовы были отдать зерно даже за валюту. Пришлось бы пострелять. Насилие в экономике редко обходится без крови.
И это на рубеже XXI века! Всерьез анализировать подобные абсурдные предложения даже не хочется. Чем такая политика закончилась в 1918—1919 годах, мы помним. Что принесла Гражданская война России — тоже. Повторить подобную политику в начале 1990-х было бы величайшей ошибкой, неизбежно приводящей к новой трагедии.

Слава богу, что Ельцину хватило мудрости не послушать эту часть своего окружения и таким путем не пойти. Другой путь, предложенный и в конечном счете реализованный нами, — максимальная либерализация экономики, в том числе освобождение цен, либерализация хозяйственных отношений и внешнеэкономических связей, свобода торговли. Одним словом, быстрый запуск рыночных механизмов. О необходимости подобных мер говорили давно, но не было политической воли на них решиться.

Можно ли было что-то сделать иначе? Безусловно, какие-то различия в деталях могли быть. Например, понимая, что в стране высокая инфляция, мы сделали ставку на косвенные налоги, которые при инфляции «работают» гораздо лучше, чем прямые, и ввели НДС. Может быть, кто-то другой ввел бы, например, налог с продаж. Возможно, ставка НДС была бы иной. Другой пример. Сам А. Чубайс считает своей серьезной ошибкой создание в ходе приватизации так называемых чековых приватизационных фондов. По его мнению, этот институт себя совершенно не оправдал.

Главное, если избран путь не закручивания гаек, а либерализации экономики, то набор соответствующих мер становится концептуально заданным. И мне кажется, что стратегических ошибок мы все-таки не сделали, а в нюансах не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Реальность: беда политических компромиссов

Бедой российских реформ, несомненно, является отсутствие консенсуса во властной элите относительно необходимости, а главное, способов их проведения. Этим условия российских реформ кардинально отличаются от не менее радикальных, но более успешных реформ в Чехословакии, Польше, бывших советских прибалтийских республиках, где желание избавиться от советского диктата стало дополнительным фактором консолидации нации и политической элиты. В условиях надвигавшегося экономического краха и распада государства V съезд народных депутатов РСФСР дал президенту Ельцину чрезвычайные полномочия в сфере социально-экономической политики. Однако на этом консенсус был исчерпан, и началось все более жесткое противостояние исполнительной и законодательной властей, закончившееся трагедией расстрела парламента в октябре 1993 года.1

Вначале наше правительство во многом опиралось на политический авторитет Б. Н. Ельцина. Готовность им рискнуть ради тяжелых, но абсолютно необходимых стране реформ делает ему честь как большому политику. В какой-то момент он понял, что теряет популярность. Не всегда были силы выдерживать противостояние с политической оппозицией, включая Верховный Совет и Съезд народных депутатов. И тогда начался лихорадочный поиск компромиссов. Одним из них стало резкое ослабление финансовой политики после первого этапа реформ. Компромиссы в политике, в первую очередь, выражались в конкретных экономических решениях: приход к руководству Центробанком В. Геращенко, взаимозачеты, которые накачали в экономику безумное количество денег, кредиты на поддержку сельского хозяйства под напором Руцкого, промышленные кредиты имени Граждан­ского союза Аркадия Ивановича Вольского. С каких только сторон на правительство не давили со словами: «Дайте денег!» Мы ликвидировали дефицит товаров, и в экономике остался только один дефицит — дефицит денег.
А деньги нужно было зарабатывать. Я тогда говорил, что моя задача — устроить десять показательных банкротств, чтобы предприятия поняли, что деньги надо зарабатывать, а не просто отгружать продукцию в надежде, что когда-нибудь за нее заплатят. Но пришел добрый Виктор Владимирович Геращенко и всем за все заплатил, в том числе и за продукцию, которая никому не была нужна с точки зрения запросов рынка.

В результате политики финансовой стабилизации инфляция весной 1992 го­да начала успокаиваться. Однако сдержать лавину требований денег без поддержки Президента не удалось. Компромиссы в экономической политике во многом уничтожили позитивные итоги реформ, которые были достигнуты в первые полгода в плане финансовой стабилизации. В результате к осени произошел сильный скачок инфляции, который в значительной степени обесценил первый этап финансовой стабилизации и вызвал разочарование в реформах, хотя в апреле 1993-го года на референдуме граждане все же поддержали экономическую политику правительства. С октября 1992 года пришлось закручивать финансовые гайки второй раз, а это гораздо труднее.

Может быть, когда волна требований к правительству печатать и раздавать деньги росла как снежный ком, а Президент оказался не готов им противостоять, надо было подать в отставку или потребовать чрезвычайных финансовых полномочий. Мы обсуждали такой вариант. Менее всего мы держались тогда за кресла. Логика нашего решения не подавать в отставку была совсем иной. Нам на смену в той политической обстановке пришли бы именно сторонники бездумной раздачи денег и льгот. Замечу, что осенью 1991-го никто не рвался в правительство и никто не хотел брать ответственность за либерализацию цен и другие непопулярные меры. К середине 1992 года благодаря нашим усилиям уже появились золотовалютные резервы, частично нормализовалась ситуация с бюджетом, инфляция успокаивалась. И вновь появились желающие что-нибудь делить, разрешать... Если бы оппозиция тогда пришла в правительство, мы бы сорвались в гиперинфляцию за пару месяцев, а может быть, за пару недель. Были бы полностью похоронены доставшиеся с таким трудом позитивные результаты реформ.
И эта угроза удержала нас от отставки. Допущенные компромиссы — это скорее проявление политической слабости правительства Гайдара, а не ошибочности проводившейся им политики.

Б. Ельцин изначально решил, что реформы будет проводить «технократическое» правительство, которое не должно заниматься политикой. Команда Гайдара была сориентирована прежде всего на решение социально-экономических задач. Мы согласились. Это было серьезной ошибкой, так как в итоге политика занялась нами. Многие очень вредные для экономики компромиссы были как раз политического толка. За эти политические ошибки несет ответственность политическое руководство страны. Полностью была провалена и вся информационная и пропагандистская работа, за которую отвечал М. Полторанин. А сейчас он позволяет себе критиковать правительство, работая в котором, совершил колоссальные ошибки.

Пожалуй, главная политическая ошибка Ельцина — попытка договориться с бывшей партийно-советской номенклатурой по формуле обмена власти на собственность. Собственность они получили, а власть довольно быстро вернули. Этому могло воспрепятствовать создание сильной пропрезидентской партии. Ельцин на это не пошел. Я психологически его понимаю: он ощущал себя тогда отцом нации, и создавать какую-то партию казалось ему «мелковатым». Увы, в дальнейшем все эти ошибки привели к серьезным деформациям в политической и экономической системе страны. Виноваты в этом отнюдь не реформы. Они не были ошибочными, их просто свернули.

Наследие Гайдара и сегодняшняя власть

Несмотря на большой прогресс в экономике в последние годы, ситуация в стране далека от благостной. Нынешний кризис продемонстрировал это со всей очевидностью. Лившийся на нас дождь нефтедолларов породил у власти ощущение самоуспокоенности и благодушия. Время для остро необходимых стране реформ (здравоохранения, пенсионной системы, ЖКХ, армии и многих других сфер) было бездарно упущено. В изменившихся экономических условиях они опять будут более болезненными, чем могли быть ранее, но проводить их все равно придется. В качестве примера упомяну лишь становящееся все более неизбежным повышение пенсионного возраста для предотвращения коллапса пенсионной системы.

Нынешняя власть все чаще начинает повторять ошибки своих советских предшественников. Опять появились признаки имперских амбиций. А они требуют огромных затрат и уже когда-то похоронили Советский Союз. И теперь Россия опять наступает на те же грабли. СССР созрел для реформ еще в 1960-х годах, но Чехословакия как политический и нефть Самотлора как экономический факторы отсрочили политические реформы на пятнадцать лет, а экономические — на двадцать лет. И собственно рушиться Советский Союз начал де-факто в 1986 году, когда — после вступления наших войск в Афганистан в рамках реализации геополитических планов тогдашнего советского руководства — Саудовская Аравия не без участия США перестала сдерживать добычу нефти. После чего цены на нее упали в разы, и это стало началом конца. СССР оказался вскоре банкротом. Сейчас мы повторяем эту же ошибку. Паразитируя на высоких ценах на нефть и благоприятной ситуации с бюджетом, которая ни одному правительству 1990-х и не снилась, мы опять пытаемся стать «затычкой в каждой бочке», ссоримся с нашими потенциальными союзниками. Посмотрите на динамику и структуру бюджета в последние годы. Гигантский рост расходов на оборону и правоохранительные органы. Это почти бюджет страны, готовящейся к войне.

Гайдар не раз указывал и на ошибки власти, и на необходимость упомянутых выше реформ, предлагал конкретные решения. Увы, делегируя «наверх» свои идеи, он не мог делегировать и свою политическую волю, чувство долга, способность взять на себя груз ответственности за непопулярные меры. Для Гайдара первичным было благо страны. Для многих современных политиков — рейтинги популярности и сохранение собственного кресла.

Гайдар был истинным патриотом России в подлинном смысле этого слова. Многие журналисты, да и друзья, часто спрашивали его в последние годы о том, почему он, видя очевидный отход нынешнего режима от многих демократических ценностей, ошибки в экономической политике, активно откликается на просьбы властей о помощи и совете. Явной подоплекой этого вопроса был упрек в том, что демократ и либерал помогает спасти от краха явно недемократический и антилиберальный режим. Гайдар всегда отвечал, что он уже пережил ситуацию реальной угрозы хаоса и развала страны и не хочет ее повторения в результате ошибок даже не лучшей власти. Слишком дорого их исправление обходится нашим гражданам.

С начала реформ прошло двадцать лет, и за эти годы было сделано множество ошибок. Хотя, безусловно, было и поступательное движение: сейчас в стране совсем другая экономика. Это заслуга людей, которые работали в правительстве после нас, хотя фундамент для них заложили именно мы. Поэтому говорить о том, что не надо было начинать реформы, так как потом было много ошибок и есть также негативные результаты, — некорректно.

Что касается общественного сознания, то оно устроено очень специфическим образом. Даже если люди помнят, как в 1991 году дрались в очереди за кусок хлеба или мороженой рыбы по карточкам, то думать об этом как-то не хочется. Неприятное человек часто не помнит или старается не вспоминать. И в значительной степени все эти очереди, карточки, талоны уже забылись. Слава богу, что отсутствие дефицита воспринимается людьми как абсолютно обыденное и нормальное состояние. Многие люди старшего
и среднего поколения забыли страшные реалии конца СССР, а молодежь, к счастью, не знает их на личном опыте вовсе. Дарованные нам рыночной экономикой обыденные вещи — возможность купить любые товары и услуги в пределах своих доходов или в кредит, открыть собственное дело, поехать отдыхать или учиться за границу, свободно купив для этого валюту, право свободно перемещаться по стране и миру для поиска лучшей работы и многое, многое другое — кажутся ныне абсолютно естественными и само собой разумеющимися. И это замечательно. Просто нелишне вспомнить, что в начале 1990-х Е. Гайдару и его товарищам пришлось за создание этих возможностей серьезно бороться.

Людвиг Эрхард ныне в Германии фигура каноническая, почти святой, отец немецкого экономического чуда. А когда он был министром экономики и начинал реформы в разоренной войной Германии, его не клеймил только ленивый. В глазах профсоюзов он был врагом нации номер один. На Эрхарда даже покушения были. История расставляет свои оценки по прошествии времени, иногда очень долгого.

С точки зрения экономического роста и инвестиций гайдаровские реформы дали результат далеко не сразу. Не пытаясь примазаться к чужой славе, я тем не менее убежден, что позитивное, несмотря на целый ряд проб­лем, развитие экономики, начавшееся в 2000 году, — это во многом результат реформ 1992-го. В стране сформирована рыночная экономика, хотя и со всеми известными перекосами. Существует частная собственность и предпринимательство. Создана и постоянно совершенствуется законодательная база. Страна стала частью мировой экономики со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами. Россиянин имеет возможность сам определять свою жизнь и жизнь своей семьи, а в итоге и развитие экономики страны.
И в этом главная заслуга реформ, начатых Гайдаром в 1992 году.

 


1. Примечательная черта этого «расстрела»: при нем ни один из инициаторов вооруженного мятежа даже ранен не был. (Ред.)

 

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России