ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Алексей
Машевский
Из цикла «РИМ»
*
* *
Они там, они там в полумраке,
В чешуе пламенеющих смальт.
Мир — снаружи: дворцы и бараки,
Тибр оливковый, серый асфальт.
И не то чтобы мне не хватало
Красок, запахов римской весны,
Чашки кофе, музейного зала,
Но гнетут безымянные сны.
А святых золотистые нимбы —
Это шлемы скафандров, ответь?
В нескончаемом космосе им бы
Вечно к звездам предвечным лететь.
Впрочем, вот же — мозаики чудо:
Взгляд из купола неотвратим.
Они там уже, там и оттуда
Соблазняют тебя: полетим!
СИКСТИНСКАЯ КАПЕЛЛА
Здесь дважды сказано о нашей встрече с Богом.
Сначала как с Отцом — глядите на плафон,
А после — на стене: в негодованье строгом
Как грозный Судия нас отрицает Он.
Что может быть ясней свидетельств этих страстных
Художника, навек прославившего Рим!
А сколько было грез, надежд, потуг напрасных,
Но Богочеловек, увы, — невоплотим.
Трагедия конца безудержных
стремлений.
Какою пеленой наш мир
заволокло!
И над судьбою всех
грядущих поколений
Мария плачет: нас,
людей, объяло зло.
И как же быть теперь?
Надеяться, что снова
Придет лечить, жалеть, в
рай за собой вести?
На фреске — Страшный
суд, и зарево лилово.
Уже спасенных
раз по новой не спасти.
*
* *
До нас, как помнится,
жизнь лишь при Антонинах
Была комфортна так,
безбедна и пуста.
Рим, утвердившийся
«навек» на рабских спинах,
Судьбы неведомой
поджатые уста.
Как пировалось им с
цекубским и фалернским,
Как каждый был собой,
своим достатком горд!
Но близился уж час непоправимым, дерзким
Набегам варварских из-за
Дуная орд.
И всей накопленной,
отлаженной веками
Культуры не хватило,
чтоб спастись.
Не так ли и сейчас?
Тяжелыми шагами
Срок близится. Не трусь,
не суетись!
В конце концов за нас заплачено с лихвою,
А жизнь и в гуще бед, и
в череде утрат —
Все жизнь; и кто вперед,
с душою, с головою
Идет по ней, всегда
останется богат.
ОТДЫХ НА ПУТИ В ЕГИПЕТ
Все спит, но ты не
спишь, хотя, быть может,
Тебе лишь снится этот
твой «не сон».
Игрою скрипки ангел
растревожит,
И сам тревожен и
прекрасен он:
Одежды ярко-белы, тонки
руки,
Дрожание ресниц, орлиных
крыл…
И так слились черты его
и звуки,
Что о Младенце плотник
наш забыл.
Забыл о доме брошенном, о долгом
Пути в страну, откуда
был исход.
Мария спит. Не связан больше долгом,
Иосиф смотрит, как
играет тот.
Сему свидетель только
глаз осляти.
В руках лишь ноты —
странно самому.
Но всех небесных сил
святые рати
Ему в минуту эту ни к
чему.
Есть что-то выше Божьего
Завета,
Любви, несущей тяжкую
суму, —
В твоей душе таящееся это,
Неведомое больше никому.
*
* *
Компостная яма культуры
—
Вот Рим твой, его
травертин,
Колонны его и
скульптуры,
Полотна церковных
картин,
Бредовые сны Борромини,
Сикстинских атлетов тела
И тяжесть небесная сини,
Сжимающая купола.
Вот так, проникая друг в друга,
Природа с искусством искус
Создали. Фонтаны упруго
Вздымают свой радужный груз.
И всюду костяк Колизея
В нас тычется, неотвратим,
Чтоб толпы туристов, глазея,
Не спутали: Рим это! Рим!
ВИЛЛА АДРИАНА В ТИВОЛИ
Даже здесь твои боги только
Слепки, тени чужих богов.
Опустевшей экседры долька,
Пруд, из мраморных берегов
Выступающий изумрудом,
Кладка залов каких-то, бань.
Я дивился печальным грудам,
Отдающим Элладе дань.
И так странно: почти что греку,
Филоэллину — а ведь нет! —
К своему не притиснуть веку
Славу Фидиевых побед.
Мы иные, и все иное,
Дух лишь в каждом неизлечим.
Возле статуи Антиноя
Остановимся, помолчим.
* * *
Среди бессчетных мертвых копий
Божеств и венценосных рож
Идешь вдыхать музейный опий,
Почти безропотно идешь.
И в зале смотрят истуканы,
Брезгливо поджимая рот,
Как все народы к ним и страны
Стекаются из года в год.
Увы, не меньше мертвечины
В искусстве, чем в твоем быту.
И я, поверь мне, без причины
Сюда особой не приду.
Но вдруг — как в жизни взгляд случайный,
И ты, волнуясь и любя,
Стоишь, застигнут, зритель тайный,
Тем, что касалось лишь тебя.
Стекают складки, словно пена,
И, к небу руки вознося,
Венера Анадиомена,
Светясь, сейчас предстанет вся.
Не зная времени урона,
Еще недовоплощена,
В мир этот с Людовизи трона
Вступает царственно она.
* * *
Полюбить невозможно, увы, — но забыть
Во сто крат этот город трудней:
Сон руин, водометов искрящихся прыть,
Распростертое небо над ней,
Божьи храмы, покрытые струпьями всех
Здесь промаршировавших веков,
Пиний ярко-зеленый игольчатый мех,
Паруса кучевых облаков.
Почему так случается, что нелюбим,
А важнее всех тех, кто твои?
Сколько дней любовался и мучился им,
Вскрыть последние силясь слои,
И, от башни Сант-Анджело до катакомб
По нему пролагая свой путь,
Сколько тайных сорвал с неизвестного пломб,
Но осталась загадочной суть
Рима — мира — твоей одинокой судьбы
И любви-нелюбви. Кабы знал!..
В памяти не холмы выпирают — горбы:
Авентин, Палатин, Квиринал.