ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Евгений
Сливкин
РЕКВИЕМ ФУТБОЛИСТУ
Полузащитник клуба «Авангард»
Евгений Сливкин умер от разрыва
сердечной мышцы. Молодость, азарт
его сгубили. После перерыва
не вышел он на поле. Увезли
в больницу, и, не приходя в сознанье...
По зову сердца шеломянь земли
ему на грудь насыпали куряне.
В профуканном турнире он-таки
заделал два гола искусства ради!
Его игру ценили знатоки,
конечно, не в Москве, не в Ленинграде...
Тощой он был, как изможденный глист,
но бороздил траву, что ваш бразилец —
провинциальный парень-футболист,
мой курский тезка и однофамилец.
Наверно, Бог, внезапно перестав
болеть за «Авангард», придумал повод
и перевел его в другой состав,
где он теперь незаменимый форвард.
Лев Яшин спит и видит в мертвых снах:
к двенадцатому приближаясь метру,
Евгений Сливкин в парусных трусах
летит по набегающему ветру.
СТУДЕНТКА
Пусть в психушку к тебе ходит Пушкин —
поделом ему, сев на
кровать,
поправлять не строку, а
подушку
и запястья тебе
бинтовать.
Ну а я, не поставив ни
цента
на забег твоих сивых
кобыл,
научил тебя аж без акцента
декламировать «Я вас
любил...».
Становился
твой взгляд откровенен,
мочка уха бренчала
чекой,
и на коже наколотый
Ленин
на плече твоем дергал
щекой.
И, последний урок
отлагая,
я кружил, под ладонью
держа
этот профиль, что где-то
в Огайо
эпатировал ле буржуа.
Я поверить хотел до
зареза
в возвышающий самообман,
но от горя загнулась
Инеза,
от холеры — Инесса
Арманд.
От таких вот, не схожих по сути,
крик в декретах да мука
в стишках —
то ли мозг разорвется в
инсульте,
то ль свинец заведется в
кишках!
ГИЛЬОТИНА
Виктору Дмитриеву
Отвратительна для славянина
и привычна
французу на вид,
в вертограде людском
гильотина
мышеловкой взведенной
стоит.
Поспешим в чертежах
разобраться:
не работает
сей механизм
без свободы и
равенства-братства,
и сегодня он —
анахронизм!
Но вниманьем его
удостоив,
подойдет пожилой
правдолюб
и грызун заскорузлых
устоев
поглазеть на несточенный
зуб.
* * *
Г. Э.
Уходил навсегда, чтоб нигде
никогда не воскреснуть, однако
много думал о Вечном жиде,
умирая от рака.
И твердил себе в полубреду,
мертвой хваткой зажатый,
что и Вечному нужен жиду
по дорогам земли провожатый.
Так рванулся из цепких клешней
в одиночной палате,
будто выбрал другое проклятье,
и оно не казалось страшней...
РУССКАЯ ЖИВОПИСЬ
Как звон залетных бубенцов,
как сказочное время года,
стоял художник Васнецов
в «Союзе русского народа».
Каких чудес ему еще
хотелось — жечь сердца палитрой,
где русский дух был возмущен,
где пахло пылью динамитной?!
Он к черносотенцам привел
из под земли своих
царевен,
чтоб коронованный орел
вознесся, памятью не гневен.
Недаром птицы Алконост
и Сирин крыльями с двуглавым
пернатым обнялись внахлест,
его смиряя женским нравом.
И Русь, как есть, боготворя,
ковш за нее испить не промах,
решили три богатыря
не тратить силушку в погромах.
..................................................
Художник верил, что кропит
в хрустальный гроб водой целебной,
но не был палочкой волшебной
в когтистой лапе сжатый скиптр.
ОСЕННЯЯ БАБОЧКА
Ты, тяжелая, полусырая
и не годная больше на жизнь,
удержись на цветке, умирая, —
я ж тебя подсадил! — удержись...
Листья пусть без тебя суматошно
улетают в промокшую даль,
даже если не сбудется то, что
опрометчиво я загадал.
НОВАЯ АНГЛИЯ
1
Пера невольничьим трудом
добыв свободу от забот,
в Вермонте он построил дом,
похожий издали на форт.
К себе он славе запретил
входить без денег налегке
и рукописи взаперти
держал в дорожном сундуке.
Цикады яростный манок
привадил портсмутских сверчков,
луны полковничий монокль
всмотрелся в статский блеск очков.
Случайно Запад и Восток
в тигровой лилии сошлись,
здесь Индия брала исток
и с Маугли водилась рысь.
2
Давай
ронять слова...
Б. Пастернак
Не оставляя брызг,
на редкость аккуратно
бумажный тигр загрыз
бумажного солдата.
И тигр, и тигролов,
и мученик отваги —
все состоят из слов,
забытых на бумаге.
Бумажным волокном
и краской типографской,
не вразумлен опаской,
любой из них влеком.
А чьи слова сильней —
тот пустит силу эту,
как ток, по силуэту
в театрике теней.
Не оставляя брызг,
на редкость аккуратно…
В остатке — хруст и визг,
нет, шелест вдоль заката!
В конечном счете прав
ловец в бумажных джунглях,
сжигающий на углях
не руку, а рукав.
