ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Александр Леонтьев

*  *  *

Убеждает в незримом Твоем

Грандиозном присутствии в мире —

Пыльный свет, проникая в проем

Окон, летом открытых пошире.

Наши лучшие дружбы; и та,

С кого глаз не сводил бы… Шиповник.

Даже божья коровка, с листа

Улетевшая… Весь Твой коровник!

Светлых сумерек теплый наплыв.

Мир, где взялся откуда невесть я.

И стихи. И вообще, полюбив…

И созвездья, созвездья, созвездья, созвездья…

То, что дорого. То, что во тьме

Пробирается медленно к свету —

В Калифорнии, на Колыме…

Все, чего как бы не было, нету.

*  *  *

Что-то из «Дочки» его, с Пугачевым:

            Ночь да метель.

Вынули, теплым еще (горячо вам?)…

            Стынет постель.

С крестиком тяжким легкое тело,

            Снега парша.

Жаркое, потное — захолодело.

            Ну а душа?

Целой вселенной звуки и краски

            Съежились вмиг.

Быстрые сани словно салазки.

            Разве ж до книг?

Вот повезли, замотавши рогожей,

            Сквозь решето

Ночи февральской, с мелкой порошей,

            Прямо в Ничто…

Кроме того что «милый, хороший»,

            Скажешь ли что?

Рах

Ни алоэ, ни мирры, ни льна.

Легкий пепел, подхвачен хамсином,

Полетел над оврагом Гинном…

А душа, она столь же вольна?

Поднялась ли над Иерусалимом,

Воплотилась ли в белом и синем —

Или стала гееннским огнем?

Не восстал, не явился Петру…

Но тебе обещал, умирая

На соседнем кресте, на краю

Воскресенья, на жарком ветру,

Тот, Кто целым вернется из рая

(если жизнь существует вторая):

«Ныне ж будешь со Мною в раю».

*  *  *

Черемуха как бы распалась

На белый — махом — и зеленый,

Сосредоточенную завязь

Взорвав ступенчатою кроной,

За край холста — всей кистью, хвостиком,

Мазком зайдя, — и стала воздухом.

Отмаясь клейко, отапрелясь,

Всей холкою захолодела,

Свою распространяя прелесть,

Как душу за пределы тела,

Накрыв сирень, скамью с кафешкою,

А я все мешкаю и мешкаю…

Всмотреться прямо в сердцевину,

Где ствол угадываем знаньем…

И я когда-то сердце выну,

Сиянье чуя за зияньем —

За теми яблонями, сливами,

За всеми чувствами счастливыми.

*  *  *

В ранний час, пока ты спишь,

На земле такая тишь,

Что лишь в голубе ворчливом

Ты ее и ощутишь.

Спи, нежнянка, спи, жена.

Разве дальше — тишина?

Просто так не опознаешь —

Быть нарушена должна.

Нерасгуленная мгла

Не темна и не светла…

Поливальная машина,

Шелест, утлая метла!

*  *  *

На столе, в стакане, эустома.

Вся ее стоустая истома —

Только синь слепая, красота

В столбняке… Но мне ее не надо.

Лишь услада на краю распада.

В лепестке любом она пуста.

Если бы не связанное с телом,

С белым — простыня ль, бумага — делом,

То к чему бы душу и жалеть…

Подношенье простенькое, цветик.

То, что выше, простодушней этик, —

Как любить?.. Стеклянна эта клеть.

Но томится сердце на рассвете…

Спать пора… Растаять в синем цвете,

Что тебя приветит, золотясь.

Пусть лоскут его втолкует внятно,

Пестуя тоску, как необъятна

Их несуществующая связь.

Капелла Медичи

Закрылся от мира плечом,

От собственных черт, от резца ли

— отрадней не знать ни о чем —

Вот День, чьи понятны печали.

А Ночь беспробудная спит.

Но локоть, но угол колена!

В ней дремлют уколы обид?

Тоска, избежавшая тлена?

Покой — и кромешная жуть.

Здесь даже к Младенцу тянуться

Не в силах скорбящая Та,

Что с Новорожденным — Пьета.

И Вечер страшится заснуть,

А Утро не может проснуться.

*  *  *

Перевернувшись на весу,

Брусок воды, порвав лесу,

Блеснет кольчужной чешуею

И снова, с раненой губой,

Становится самим собой —

Сазаном, рыбою живою.

Есть превращения, они —

Всего лишь отсветы, огни

Иных чудес, непредставимых.

Поди у муравьев сочти

Все Шелковые их пути —

Что небо мерить в херувимах.

Но только здесь тот дивный храм,

Под облаками, по утрам

Припудренными на востоке.

Воображение? Скорей

Лучей на стеклах галерей

Игра… Мечты вотще жестоки.

В гостях ли, дома ли, в саду

Я лишь фантазии найду,

Припавши к плоскому экрану…

Столь осязаемо-просты,

Они трепещут — как персты,

Фомой влагаемые в рану.