ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Елена Ушакова

* * *

Как сладок этот сон без сновидений!

Счастливый сон! Я рада, я одна,

Ни мысли, ни любви, ни даже тени

Тревоги записной… Покой без дна!

Нестрашные блужданья. Где? На небе

Иль на земле? Из черного мешка

Я только достаю еще свой жребий,

Нет прошлого, все в будущем пока.

И длинноногий, красноклювый аист

Несет меня в какой-то светлый дом,

Еще псалом не сложен и акафист

И нет границ между добром и злом.

О том ли утре-смерти все мечтали

Философы? Шестов… да и Платон…

«В ее руке олива мира»… Та ли

Рука? И то ли утро? Тот ли сон?

* * *

                                       Памяти Георгия Адамовича

Без постылого российского позерства,

Без ура-патриотического ража,

Но без скромности (без ложной) и притворства

Он сказал, что вот литература наша

Чуткостью своей ко всякой фальши —

Несравненная! единственная в мире!

Что-то будет с ней, уже советской, дальше? —

В эмигрантской он гадал своей квартире.

Что-то ведомо ей высшее, такое,

Что не терпит ни «нажатия педали»,

Ни котурнов, ни ученого покоя.

Он носил в себе печать ее печали,

И, назвав себя каким-то двадцать третьим

Или даже, может быть, сорок девятым,

Он был счастлив, что попался в ее сети

И что с Анненским — по алфавиту — рядом.

* * *

А мадонны Беллини так странно, так чудно глядят,

Так смущает меня их спокойный, задумчивый взгляд —

Все приемлют, не ведая страха, не зная вины,

По-толстовски и по-каратаевски как-то умны.

И не знают, как трудно ребенка лелеять, родив.

Жизнь, ты, кажется, проще среди кипарисов, олив?

Или знают, но как-то по-своему, мне и тебе

Недоступно такое слепое доверье к судьбе.

Словно стражник по правую руку с серьезным лицом

И по левую — старец, ее и ребенка кольцом

Окружившие, взяли на плечи всю тяжесть, все зло…

И надмирное счастье, сгустившись, на землю сошло.

МАРТ

Этот март манящий, лживый, милый,

Словно дразнит снегом и огнем,

Планы его — шаткие стропила

Старые — обречены на слом.

Тучи разгоняет ветром рваным,

Демонстрирует избыток сил,

Утром — счастья полные карманы,

Вечером — все отнял, разорил.

И лыжня — двойного цвета лента:

Пепельная тень на золотом…

Так душа моя амбивалентна,

Двойственность тяжелая во всем.

* * *

                        Там, в блаженствах безответных…

                                                       В. А. Жуковский

Есть лечебная пластинка,

И лекарства лучше нет.

Там морские под сурдинку

Волны бьют о парапет.

Мягко хлюпают, о камни

Трутся мокрые шлепки,

Шелестят о чем-то давнем,

Что не ведает тоски,

И с историей в согласье,

И в фаворе у богов,

Словно всхлипывает счастье

Без причин у берегов.

Там сплошное восхожденье,

Сублимация невзгод,

Душ болящих воскрешенье,

Белый, белый пароход,

Прочный мир ветхозаветный

Правил добрых и простых —

Там, в блаженствах безответных…

Только жизни нету в них.

* * *

А ясень под окном ведет себя, как дуб,

Как тот корявый дуб в романе, в части третьей,

Я стар, он говорит, уродлив, нем и туп,

Мне чужды радости разбуженных соцветий.

И как не надоест бессмысленный обман,

Всегда такой пустой, и радужный, и глупый!

Облезлые сучки — болячки старых ран,

Черны его ветвей изломы и уступы.

Он растопырил их, демонстративно вверх

Наставил, протянул бесстыдно и беззлобно.

Он говорит, что свет затмился и померк,

Что смерть свести на нет все лучшее способна.

Но если можно так настаивать на том,

Что жизнь завершена вчерне и что не надо

Цвести и зеленеть в кипении пустом, —

Кривая в этом есть и горькая услада.