ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Елена
Ушакова
*
* *
Как сладок этот сон без сновидений!
Счастливый сон! Я рада, я одна,
Ни мысли, ни любви, ни даже тени
Тревоги записной… Покой без дна!
Нестрашные блужданья. Где? На небе
Иль на земле? Из черного мешка
Я только достаю еще свой жребий,
Нет прошлого, все в будущем пока.
И длинноногий, красноклювый аист
Несет меня в какой-то светлый дом,
Еще псалом не сложен и акафист
И нет границ между добром и злом.
О том ли утре-смерти все мечтали
Философы? Шестов… да и Платон…
«В ее руке олива мира»… Та ли
Рука? И то ли утро? Тот ли сон?
*
* *
Памяти Георгия Адамовича
Без постылого российского
позерства,
Без ура-патриотического ража,
Но без скромности (без ложной) и
притворства
Он сказал, что вот литература наша
Чуткостью своей ко всякой фальши —
Несравненная! единственная в мире!
Что-то будет с ней, уже советской, дальше? —
В эмигрантской он гадал своей квартире.
Что-то ведомо ей высшее, такое,
Что не терпит ни «нажатия педали»,
Ни котурнов, ни ученого покоя.
Он носил в себе печать ее печали,
И, назвав себя каким-то двадцать третьим
Или даже, может быть, сорок девятым,
Он был счастлив, что попался в ее сети
И что с Анненским — по алфавиту — рядом.
*
* *
А мадонны Беллини так странно, так чудно глядят,
Так смущает меня их спокойный, задумчивый взгляд —
Все приемлют, не ведая страха, не зная вины,
По-толстовски и по-каратаевски как-то умны.
И не знают, как трудно ребенка лелеять, родив.
Жизнь, ты, кажется, проще среди кипарисов, олив?
Или знают, но как-то по-своему, мне и тебе
Недоступно такое слепое доверье к судьбе.
Словно стражник по правую руку с серьезным лицом
И по левую
— старец, ее и ребенка кольцом
Окружившие, взяли на плечи всю тяжесть, все зло…
И надмирное счастье, сгустившись, на землю сошло.
МАРТ
Этот март манящий, лживый, милый,
Словно дразнит снегом и огнем,
Планы его — шаткие стропила
Старые — обречены на слом.
Тучи разгоняет ветром рваным,
Демонстрирует избыток сил,
Утром — счастья полные карманы,
Вечером — все отнял, разорил.
И лыжня — двойного цвета лента:
Пепельная тень на золотом…
Так душа моя амбивалентна,
Двойственность тяжелая во всем.
*
* *
Там,
в блаженствах безответных…
В. А. Жуковский
Есть лечебная пластинка,
И лекарства лучше нет.
Там морские под сурдинку
Волны бьют о парапет.
Мягко хлюпают, о камни
Трутся мокрые шлепки,
Шелестят о чем-то давнем,
Что не ведает тоски,
И с историей в согласье,
И в фаворе у богов,
Словно всхлипывает счастье
Без причин у берегов.
Там сплошное восхожденье,
Сублимация невзгод,
Душ болящих воскрешенье,
Белый, белый пароход,
Прочный мир ветхозаветный
Правил добрых и простых —
Там, в блаженствах безответных…
Только жизни нету в них.
*
* *
А ясень под окном ведет себя, как дуб,
Как тот корявый дуб в романе, в части третьей,
Я стар, он говорит, уродлив, нем и
туп,
Мне чужды радости разбуженных соцветий.
И как не надоест бессмысленный обман,
Всегда такой пустой, и радужный, и глупый!
Облезлые сучки — болячки старых ран,
Черны его ветвей изломы и уступы.
Он растопырил их, демонстративно вверх
Наставил, протянул бесстыдно и беззлобно.
Он говорит, что свет затмился и померк,
Что смерть свести на нет все лучшее
способна.
Но если можно так настаивать на том,
Что жизнь завершена вчерне и что не надо
Цвести и зеленеть в кипении пустом, —
Кривая в этом есть и горькая услада.
