ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Денис  Датешидзе

*  *  *

Такие же низкие тучи

Над городом сонно висят —

Не хуже ничуть и не лучше,

Чем весь этот месяц подряд.

И смотришь, почти что не веря

В движенье куда-то «вперед».

Но тело проходит сквозь время

(А может быть, наоборот).

Меняются формы и ткани, —

Не слишком заметно для глаз,

Чтоб медленно мы привыкали

К тому, что осталось от нас,

К тому, что становится с нами,

И стало, и станет потом.

И знали, и как бы не знали,

Укутаны в плотный повтор.

*  *  *

Ветер трогает щеки нежнее чужой руки,

Только мы избалованы в общем-то и привыкли...

Как всегда, разгорелись прозрачные огоньки,

И неведомо, что там в пространстве — прогресс ли, сдвиг ли?

Да уж вряд ли прогресс. Вероятней, наоборот...

Или, скажем, «стабильность». Правители и министры

В основном неизменны. Предвидится Новый год,

И трескучие в небе народ рассыпает искры.

Да и небо стабильно, опять обещая в срок

Или дождь, или снег, их варьируя прихотливо...

Впрочем, я же о ветре. — Касаясь ладоней, щек,

Замирая до следующего потом порыва,

Словно хочет утешить... Дает ощутить простор

Запустения, безысходности и застоя.

Поздней осенью, ночью, в движенье его простом

Есть свободы подобие некое. И покоя.

*  *  *

Если я говорю языками человеческими и ангельскими,

а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.

1 Коринфянам 13:1

Вспоминается теперь все чаще

Это место. И понятней суть.

«Медь звенящая... кимвал звучащий...»                     

Ну и прозвучи. Хоть как-нибудь.

Только слабовато для кимвала,

Для тарелки медной, громовой, —

Заунывно, монотонно, вяло...

Уж скорей волынка — голос твой.

Что с природой сделаешь своею?

На какой другой настроишь лад?

Ладно, «не имею», не умею.

Обделен. И сам же виноват.

А прощенье — разве извлекали,

Из того, что сходит с языка?

«Ангельскими», впрочем, языками                                

Говорить не довелось... Пока

Знаю только то, что существую,

Все равно какой-то есть резон...

Выхожу на улицу ночную;

Вижу город, погруженный в сон.

*  *  *

Высокое небо сияло.

Тяжелые лили дожди.

Листва осыпалась устало.

Все было. — Не так уж и мало.

И что-то манило, мелькало

И было еще впереди.

— Пожалуй, не так уж и много.

— Но быть бы и меньше могло...

Хотелось «чего-то иного»,

Но все превратилось в одно.

А если оно и не ново,

То это уже все равно.

Утрат не считает природа,

В обмене веществ и существ;

Кому-то не вспомнить кого-то,

Кто был до него и исчез.

И с каждого Нового года

Слабее к судьбе интерес.

...Проходит зима, как и лето.

В безмолвном полете легка,

Вкруг солнца вращаясь, планета

Ему подставляет бока.

Ты думаешь, встретимся где-то?

Не знаю... Посмотрим... Пока.

*  *  *

Пусть эта жизнь, как известно, пройдет,

Даже отчасти прошла, —

Все же глядишь на снежинок полет,

Сыплющихся без числа.

И в хаотичном круженье порой

Вдруг померещится связь:

Видишь, одна погналась за второй,

Та ускользает, смеясь.

Только смеясь тишиной, в тишине —

В старом немом синем...

Все-таки это красиво вполне,

Хоть и знакомо весьма.

— Так, беззаботно-покорно, потом

В пышный ложатся сугроб,

Так застилают сплошным полотном

Сетку протоптанных троп.

В сумраке светлом, расплывшись почти,

Ближний квартал недвижим.

Но никуда и не надо идти

Нынче. А завтра решим.

*  *  *

Много ль будет недель еще

Столь же вьюжно-мягки?..

В лесопарке на стрельбище

Раздаются хлопки.

Кто-то выстрел за выстрелом

Отпускает с крючка —

Не с азартом воинственным,

А помедлив слегка.

Снег тем временем валится,

Рыхлый, как вермишель,

Не стараясь понравиться,

Засыпая мишень

И стрелка полузрячего,

Что уперся в приклад...

Но уже ведь заплачено,

И не жалко затрат, —

Раз уж, мутную, белую

Пелену просверлив,

Зренье льстится победою

В упражненьях своих.

И, причисленный к перечню

Виртуальных заслуг,

В тишину, как в копеечку,

Ударяется звук.

*  *  *

И все-таки все еще снится,

Хотя не мечтается въяве,

Что с кем-то позволено слиться

Всецело, в естественном праве

На радость... Любить, любоваться. —

Не зря ведь однокоренные

Слова. И они не боятся,

Что опыт бесплоден доныне.

И чувствовать с полной отдачей,

Что счастье тебя не покинет...

Доверчивой кожей горячей

Ты призван, и понят, и принят, —

Пока не очнешься... И точка.

Ну что же — «утрата»? «расплата»?

И кажется: явь — оболочка,

Которою намертво сжато

Недавне-банальное... Вроде

Изучены эти флюиды.

Но в память о взгляде и плоти

Всмотрись без стыда и обиды,

Еще не вставая с кровати,

Одернув бугры одеяла...

А имени не было, кстати,

У той, что тебя обнимала.

*  *  *

Чистых небес клочок

Дальний, на фоне мутном,

Радует мой зрачок

Будничным зимним утром

Больше, чем если б вдруг

Полностью синь открылась...

Скоро его сотрут.

Эта случайна милость.

Так подглядим, глотнем

И занырнем обратно,

Медленным, слитным днем

Сдавленные. И ладно.

Холодно было б — там,

В ясном, пустынном, блеклом...

Вот и стянулся шрам,

Сдавшись густым волокнам.

*  *  *

Наступит вечер. Свет зажгут.

А что за этим — кто же знает?..

Быть может, в том окне — живут,

А в этом — кто-то умирает.

Вон там — один, вон там — семья.

Вон там — бедны, а там — богаты.

И в распорядке бытия

Ни те, ни те не виноваты...

Лишь свет чужой в окне чужом

Горит, недостижим, но видим;

И темнотою окружен,

Пока из круга мы не выйдем.

И осторожный пешеход

Одутловатого покроя

По зимней улице несет

Свое дыхание парное.

*  *  *

Вся улица опять занесена,

До неба поднимаются дымы,

Морозно. — Настоящая зима.

Хотя обычно ей не рады мы.

Классическая чистая краса...

Под вечер из тяжелой тишины

Обрывочно-чужие голоса

Внезапно и отчетливо звучны.

Такой стоячий воздух ледяной —

Для мыслей о тепле и о еде.

Вон кто-то возвращается домой,

Где ужин разогреет на плите, —

Сочувственно отметишь. Будто с ним

Ты втайне солидарен, примирен, —

Всего лишь этим — общим и своим,

По счету сорок первым, январем.

Поскольку, что бы ни было потом,

Пока что есть занятия для нас. —

Пытаться выжить. Забываться сном.

Терпеть и ждать. Платить за свет и газ.

*  *  *

Дым выходит из тонкой трубы, будто джинн из бутылки,

Вон — раздался, возрос.

Но уже по краям отслоились клочки и прожилки,

И бессилен колосс

В пустоте. Ей с ним даже не нужно хитрить («Покажи, мол,

Влезь туда, где ты был»), —

Принимает в объятья... Разжижен своим же нажимом,

Тает призрачный пыл.

Он иссяк бы совсем, да не кончилось топливо в топке. —

Новый выброс и взмах...

И она же опять устраняет, выносит за скобки

На законных правах.

Ибо в ней и возникло все то, что становится дымом,

Вот в нее и ушло, —

Доставляя по ржавым сосудам посредством воды нам

Из котельной тепло.

*  *  *

На лоне матери-природы,

С благословения Отца,

Опять зазеленеют всходы

Пшеницы, проса и овса.

И эта, например, пшеница

Начнет расти и быть собой...

Под нею «хаос шевелится»,

Над ней «луч солнца золотой».