ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Ирма Гендернис

ПРИВОРОТ

Пока нацелены облака на ось и ветер подпер бока

земного шара гнет горизонт железными каплями в нос тоска

дает нашатырь на снегу пустырь на пустыре последний снег

обретает смысл и свой ночлег

и кругом да около ветер-шар гнет горизонт как железный прут

и тоска салютует тебе салют отдает пионерскую честь

встань в строю где ветер хотел свистеть и освистывал свой маршрут

я пустырь нашатырь и лицо в платок говорил я дуну и брал свисток

как у чайника и голосил сквозь пар словно в печь лопатою кочегар

брал облака и бросал в огонь пока не ушла тоска с молотка

сделай ветер два-три глотка захлебнись дождем мы ждем.

МУЛИНЕ

цветные памяти мулине

нитки, игра в уголки

подростковое буриме

влюбленности поддавки

газировки сладковатый брызг

трех копеек сдач

школьной прививки вспрыск

кулачок раскулачь

проснись, покажи язык

горло ангин

детства по вене вжик

ножичком конька стальным

многоукольный сосулек след

или об лед шлепки

двухместной природы ты краевед

скульптор снежных лепнин

сгруппировавшись, из живота

твой кувырок вперед

но все равно кувырок назад

в тысяча девятьсот...

* * *

дым камня каменнее камня

над мирными развалинами мира

над вывернутым и раздутым шаром

ничья теперь не обрастает сила

ответным сокрушительным ударом

CINEMA

                                                Б. Р.

контролер пропустил нас мы смяли в ладошках билеты

взвизгнули стулья и зал погас словно космос

внутри шевелились улитки проекторов света

шарманка крутилась и сердце давило на тормоз

сначала с экрана смыло мужчину в коже

песок хрустел на зубах и дрожал окурок

потом приливом вынесло женщину лежа

песок не скрипел и кто-то поднялся со стула

потом вырезали чаек из ржавой пены

топили печку и жарили кофе в зернах

мололо радио шептали тексты за сценой

экран смывался загаром становился черным

вороньи стаи летели к шоссе вырывая лохмотья

из леса осеннего белого как отпечатки

пробелы из черных страниц вырывали поводья

но текст оставался стоять на отвесной площадке

он так веселил тормошил нас что стало тревожно

когда расшатался последний абзац как в часах шестеренки

экран вздохнул тяжело и привстал осторожно

и стал небесами средь женщин песков и болонок

* * *

Что толку, что любовь твоя отвечена,

не за ответом шла она, пьянея,

не за куском медвежьей человечины,

а за волнами вербы и шалфея.

И выбрала она на тон повыше

себя, чтобы, насильственно-ничтожна,

не шла та кровь из потаенной ниши,

где только боль естественно-возможна.

* * *

сквозь балконы свет ребристый

занавесок цвет неброский

и цветок зеленолистый

со своим домашним лоском

и дождю не моросится

в переулок по-эстонски...

дынный свет алма-атинский

фонарей, магометанский

шепот снега... нет же... финский

ну конечно... ленинградский

всухомятку... быстро... низко...

шапку набок... залихватски...

мела щиплет и асбеста

бересту наддавши твиста

мало снегу мало места

часто снегу видишь... чисто...

человек как под арестом

безучастен и расхристан

весь ссутулившись идет

набирая на берет

полк снежинок, тихоход...

и диктует перевод

с языка дождя на снег

жизни человек...

SALASPILS

в лужу входит ботинок

у него за пазухой куча щетинок

он как тело держится на гвоздях

он прошит с автомата

и пущен с конвейера существовать в дождях

лужа входит ножами под босу ногу

льдом как лицом обращаясь к богу

бог воскреснет весной обросший щетиной

травы травы, спаситель, осина.