Наталья Горбаневская

* * *

Эти «словно» и «будто» и «как»...

Но не сравнивай. Слышишь, живущий,

запустившийся в райские кущи,

отобьясь от собак-забияк.

Эти «верно», «наверное» и

«очевидно». Но что очевидно?

Что ни слуху не слышно, не видно

ни очам, ни очкам, ни-ни-ни...

Сохрани, и спаси, и помилуй

меня грешную, грешных нас.

В поле минном крапива с малиной

перед взрывом корнями сплелась.

* * *

Меня преследуют глаголы,

несуществительны и голы,

и по пятам, и по бокам,

хватают, цапают за локоть,

за мной, за мной дверями хлопать

и возноситься к облакам.

И поспешают, и мешают

самим себе, и утешают

друг дружку: «Слушай, отдохнем.

От зноя, знаю я, стемнею,

куда угнаться нам за нею,

хоть локоть к локтю с ней идем».

И сжалюсь я, и отпускаю

бедняг, и руки опускаю:

«Вяжите, сопрягайте мя».

И, подтянув на брюхе пряжку,

впрягусь в знакомую упряжку,

лишь темя темью оттеня.

двойное восьмистишие

Донкихотская страна

не родная сторона,

хоть и не чужая.

Ходят волны-буруны

на четыре стороны,

подмывают валуны,

где гнездились вороны,

воронят рожая.

Кто на ослике верхом?

Кто спевает петухом

в свете дня жестоком?

Веют ветры-тайфуны

на четыре стороны,

крошат в крошку валуны,

где сходились форумы

Запада с Востоком.

* * *

У дверей из подземелья шум и крики,

папарацци наставляют аппараты.

Возвращается Орфей без Эвридики,

на кифаре его струны оборваты.

Обормоты, кифареда обступая, —

только боль уже глухая и тупая.

Позади уже неразличимы стоны

Эвридики, Прозерпины, Персефоны.

* * *

Козлища, овнища, агнища,

огнища и костровища...

Нет, не диалог, но агон ища,

флагом маша, по развалинам рыща,

по погорелым хранилищам,

не завалялась ли где праща,

по бывшим жилищам и присным приснилищам,

«слоги — долго — в горле — полоща».

* * *

Не исчерпано, неисчерпаемо,

как обломки межзвездной поломки,

как число выплываний Чапаева

из волнистой поцарапанной пленки.

Не исчезло, неисчезаемо,

как простертое на небосводе

дирижированье Хозяина

круговоротом воды в природе.

Не отчаянно, не отчалено,

неподсчетно, неподотчетно,

как чаинки в чаю у Начальника,

недопитые до дна.

* * *

                            Дело нечисто.

Внимание! Ахтунг! Позор!

За шеломянем мотоциклиста

бесовской укрывается взор.

                  Бесовские рожки

меховые из каски торчат

Только и свету в окошке —

светофор да невидимый чад.

                Потяни ноздрями,

и почуешь, почем этот чад,

кто герой в мелодраме

и о чем светофоры молчат..

* * *

Уж во что ты эти ночи ни ряди,

хоть Палладой, хоть бы этой... Артемидой —

умираем не по очереди,

а когда кому прописано планидой.

А кому и как — не при на рожон

дознаваться, где планида достала...

Кто во сне, а кто под вострым ножом

под восторженные вздохи медсостава.

Кто во сне, а кто во снах наяву,

как вайнах, узревши гребень Кавказа,

как поэт, спеша сквозь курву-Москву,

не спужавшийся ни чоха, ни сглаза.

* * *

В ваших краях еще уцелели замшелые лабухи.

Редко встречаются, но каждый каждому рад.

К старости плоть утрачивает всякие запахи

или, наоборот, — густой источает смрад.

А им неважно. Они-то, Петровичи, Палычи,

не носом живут, а ухом, как аппарат-самограй,

и в руках у них невидимые барабанные палочки,

и они маршируют — прямым ходом в рай.

* * *

На этой пахоте с присядкой

при окончанье борозды

не взвидишь ты ни жизни сладкой,

ни зги, ни хлеба, ни воды

и лишь хромающие следы

оставишь в благодатной почве,

которых не послать по почте,

которыми и от беды

не заслонишься. Не приснишься

сама себе при свете дня,

и только упадет ресничка

на щеку, веко отслоня.

* * *

Как бы змея спираль вия,

но и с разбегу

ищу ли я второе «я»,

второе эго?

Родит земля читателя?

Врача скорее.

Грех замоля, предстану ль я

пред галереей

чудесных рож, где каждый схож

со мной хоть чутку,

хорош, нестар, как санитар,

что вопреки рассудку

бросает ключ, как солнце луч

кидает в море...

Могуч прилив, все высветлив —

и страх, и горе.

* * *

           Не хотится ль вам пройтиться...

у колодца расколоться

я б хотела как вода

эти нищие деревни

и электропровода

и газопроводы

не по небосводу

ходят бабы по воду

ходят бабы подолгу

от попевки к пенью

и похоже наступает

край долготерпенью