Александр Комаров

* * *

Вот легкий ветер прошел по кочкам…

Откуда тянет дымком-дымочком?

Из глуби леса?.. Из тени сада?..

А вот оттуда, откуда надо, —

из-за неведомого предела…

Но это как бы не наше дело.

О да, не наше. А между прочим,

туда мы тоже проникнуть хочем:

вполглаза мы подглядеть хотим —

что там, за гранью? Каков интим?

Сидеть бы тихо, смиренно, кротко,

но вот пристанет же, как чесотка, —

и к тем краям любопытство будим,

где так и так непременно будем. 

ПСИХОТЕРАПИЯ

В булочных, где тихо и уютно,

добрые старушки-продавщицы

с покупателем ведут беседу

уважительно и деликатно,

отпуская сухари и сдобу

и, конечно же, насущный хлеб.

Здесь любой бы выкрик был нелеп.

В магазине, где торгуют рыбой,

продавцы угрюмы и сварливы.

Но они не повышают тона:

через руки их проходит тонна

и трески, и хека, и минтая.

Рыба свежая скользит, как мыло,

а мороженая, что, не тая,

в холоде хранится под стеклом,

неподъемна, как металлолом.

Ну а там, где продают картошку,

где капуста зеленеет бледно,

где оранжев репчатый хрустящий

лук, где свежие морковь и свекла,

огурцы, салаты, помидоры

создают насыщенную гамму

ярче, чем у импрессионистов, —

так вот там, где всем торгуют этим,

там накал общения неистов:

бабы за прилавками крикливы,

к покупателям несправедливы,

злобно на весы швыряют сливы.

Вежливости тут мы не заметим.

Покупатель, делом самым первым

дай покой своим усталым нервам.

Если ты пошел купить картошку,

помидоров, огурцов и лука, —

размышляй дорогой понарошку,

как рекомендует нам наука, —

будто ты собрался спозаранок

в булочную прикупить баранок.

* * *

Крайне легкомыслен по природе, —

Путал Тихо Браге с Тахо-Годи,

Канта с Контом... Явно по верхам

знаний нахватался. Но к стихам

обладал чутьем и даже нюхом.

Да и сам пописывал, по слухам:

суетность в душе навек убив,

в стол работал, нечестолюбив.

Полагал: коль слава лишь заплата

яркая на рукавах халата,

стиранного три десятка раз,

то такое счастье — не про нас,

потому что не одно усердье

заставляет трепетать предсердье,

и удач не предрешит заранее

долгое пыхтенье и старание.

Ну при чем тут этика, эстетика? –

ведь у гения своя генетика...

* * *

Мыслю. Значит — существую.

Знаю: Бог меня пасет...

Кто мне рану ножевую

в подворотне нанесет?

Мыслил. Жил. А стану — трупом.

Не увижу света дня.

Ах! — оставили в преглупом

положении меня.

Огорчался б я не очень,

не сходил бы так с ума,

если бы не вечной ночи

и забвение и тьма.

Что я сделал вам, ответьте?

Это что еще за бред —

что явился я на свете

и дожил до этих лет?