К 70-летию ИОСИФА БРОДСКОГО
Лев Лосев
Письма к Иосифу
Бродскому
Хронологические
границы (1972—1976) публикуемых писем — отъезд Иосифа Бродского из СССР и
приезд Льва Лосева с семьей в США. Письма Лосева печатаются по автографам
и авторской машинописи из архива Иосифа Бродского в Библиотеке редких книг и
манускриптов Йельского университета (Beinecke Rare Book and
Manuscript Library, Yale University), фонд Gen Mss 613, Box
9, Folders 235—237 (далее — Beinecke).
Письма Бродского и другие материалы цитируются по автографам и оригинальной
машинописи из архива Льва Лосева. Выражаю признательность Нине Моховой-Лосевой
и Дмитрию Лосеву, а также Якову Гордину, Сергею Гандлевскому, Андрею Курилкину, Ирэне
Каспари, Джейн Таубман, Рамунасу Катилюсу и Василию Рудичу за помощь при подготовке комментариев. Письма Льва
Владимировича Лосева печатаются с разрешения наследников. Цитаты из писем
Бродского печатаются с разрешения Фонда по управлению наследственным имуществом
Иосифа Бродского.
Я. К.
1
22—27
августа 1972 г. Ленинград — Усть-Нарва
Иосиф,
дорогой, здравствуй!
Регулярно получаем твои послания — телеграмму, открытку,
письмо — и страшно рады, что ты пишешь, что, видимо, здоров, поскольку ведешь
насыщенную событиями жизнь (я бы давно свалился).1
Впрочем,
я и так провожу это лето в виде человекообразной массы, расплывающейся по дивану.
В России стоит небывалая жара. С самого твоего отъезда и по сей день — всё за
30°С, и душные ночи, и даже некоторое подобие смога, с
которым ты, будем надеяться, не познакомишься в своем кампусе.2
В
связи с жарой практически не происходит никаких событий. Я на днях переезжаю в
новое жилье — адрес: Светлановский пр., 109, кор. 1, кв. 72.3 Надеюсь,
ты часто будешь выводить эти слова и числа. Впрочем, иногда бывает, что в новых
домах адрес меняется, — если изменится, сообщу.
Я
довольно часто, один и с друзьями, навещал твоих родителей. Они держатся во
всех отношениях бодро, а генеалогические рассказы А<лександра> И<вановича>
приобрели в последнее время гордый академический оттенок.
Кстати,
об академиях. Твои курсы меня несколько удивили.4 «Современная
русская и англо-американская поэзия» — во взаимосвязи? Но в этом случае ты
можешь говорить разве что о самом себе! «XVIII век в русской поэзии» — это
«Полтава» и «К вельможе»5, поэмы Мартынова6
и даже поэма В. В. Торопыгина «Федор Волков».7 Если же просто «Русская
поэзия XVIII века», то книжки, кажется, тебе уже послали8,
единственная моя лепта — маленький Сумароков. Надо ли еще чего?
Есть
у меня прижизненные издания Державина и Хемницера, но
их я хочу подарить тебе, когда вернешься.
Очень
хочется задавать тебе вопросы. Здоров? Как с языком? Каков твой быт? Одеяло
купил?9
Прислал
бы фото — свои и Ann Arbor’a
(или вы вместе).10 Мне этот Анютин Уголок представляется местом не
менее идиллическим, чем Любино Поле.11
Ты
красочно описал режим алкаша Одена.12 (Говорят,
какие-то черты роднят его с Kavafy13.)
Опиши так же подробно свой.
Кавафис — замечателен.14
Что же до вызванных его стихотворением умозаключений, то напрасно ты пишешь,
что не сформулировал этого прежде, — я не раз в последние год-два слышал от тебя
рассуждения о дискомфорте как условии человеческого существования (greetings to your
air-conditioner15), это своего рода
моральная неэвклидова геометрия: вместо посылки «человек должен жить в
гармонических условиях» посылка «а кто, собственно, сказал, что так?»16.
Я совершенно согласен с тобой, но (видимо, в силу жовиального
от природы нрава) не могу понять трагизма, которым
несомненно оттенены эти твои размышления. Или нет, дело в
другом — я недостаточно индивидуалист, чтобы
воспринимать это трагично (скорее не трагедия, а элегия). Помнишь наш разговор
«Нину, деток жалко»17, за что ты меня осудил? И все-таки только их.
Приступил
ли штат Мичиган к строительству велосипедных дорожек? Леня18
шутил: Осе, видно, на роду написано восстанавливать всех
против себя: одних, других, третьих, Jews, теперь
американцев — все на автомобилях, а он, видите ли, на велосипеде! Но,
кажется, велосипед в тех краях сейчас в моде?19 Кстати,
об экснострисах и велосипедах (вернее, передачах) —
не досаждают?20 Мне рассказывали о том, что ты тверд в своем
отношении к отечеству и в своих намерениях. Я уверен, что иначе и быть не
могло. Куда же деваться от того, что уже стало тобою.
Еще один вопрос есть, herr professor,
как всем известно, вы есть grosse Dichter.21 Сочинял ли ты, и вообще, как с этим делом? Хотя я почти
уверен, что никак, и не беда, антракт объясним.
Кстати,
herr классицист, откуда ты взял 5 единств? 3 —
времени, места и действия (для драмы во всяком
случае).22
I have a rather long list of our friends wishing to
greet you.23 А
вот
Мишаня24 просил передать
обязательно.
Мы
с Ниной тебя обнимаем и целуем. Митя с Машей25 шлют тебе приветы. Мы
тебя очень любим, не забывай нас.
Леша
P.
S. Наконец-то спала жара.
P.
P. S. Только сейчас по телику передавали мультяшку с
длинными и подробными титрами, армянскую, там были
хорошие строчки: «Никто из них не вернулся назад, и только порой луна, с
холодного неба бросает взгляд в озеро Парвана»26.
Хорошие, но, надо думать, ошибочные. Л.
1 В открытке с видом на
улицу Грабен в Вене, написанной 20 июня 1972 г. в самолете из Вены в
Лондон (получена 3 июля 1972 г.), Бродский сообщал: «Я послал
тебе телеграмму с опозданием не по беспамятству (день рождения Л. Лосева
15 июня. — Я. К.), а по безденежью и потому что на соседнем
почтамте не соображают English (который везде у меня
тут пролезает). И потому что все это время проводил с Оденом,
к<ото>рый здесь и с
которым сейчас (пишу в самолете) летим в Лондон на Poetry
International». Телеграмма не обнаружена. «Письмо» написано уже из Энн Арбора 2 августа 1972 г. В нем Бродский описывает свое
двухнедельное пребывание в Австрии, лондонский поэтический фестиваль,
выступление в Queen Elizabeth
Hall, жизнь в доме у Наташи и Стивена Спендеров, перелет из Лондона в Детройт
(9 июля) и первые дни на новом месте в Энн Арборе, штат Мичиган, где он вскоре начал преподавать.
2 См. стихотворение Лосева
«Июнь 1972 года»: «Тлели кнуты, плавились пряники. / Толковища
наши стали тишать. / Горели в округе леса и торфяники. / Нечем стало дышать. / <…>
/ Что делать в стране, покинутой гением? / <…> / Активность солнца.
Пассивность нации. / Клопов мутации. Мусора / в серых мундирах прилипли к
рации. / Период стагнации. Жара» (Лев Лосев.
Собранное. Екатеринбург, 2000. С. 372; далее — Собранное).
Одним из подтекстов стихотворения может служить известная реплика чиновника
ленинградского КГБ, пригласившего Бродского в мае 1972 г. для «оформления»
выездных документов: на вопрос Бродского о том, что будет, если он откажется,
последовал ответ: «В этом случае летом вам горячо придется».
3 В это время Лосев с
семьей жили по адресу: Тихорецкий пр., д. 9, корп. 7,
кв. 37.
4 В письме из Энн Арбора Бродский писал: «У
меня здесь будут два семинара; один — modern Russian and English-American
poetry, второй — XVIII century
in Russian Poetry — и у меня нет книг. Если что-нибудь подвернется,
пошли, пожалуйста. Это важно».
5 Поэма Пушкина «Полтава» (1828—1829) и
стихотворение «К Вельможе» (1830).
6 Леонид Мартынов (1905—1980) — поэт, писавший
кроме стихов исторические поэмы. О знакомстве Лосева с Мартыновым см.: Лев
Лосев. Меандр: мемуарная проза. М., 2010. С. 234—235 (далее — Меандр).
7 Владимир Торопыгин (1928—1980) — ленинградский
поэт, общий знакомый Лосева и Бродского, в 1960-е годы главный редактор журнала
«Костер». В мемуарном очерке «Подвиг Торопыгина» Лосев рассказывает: «Как ни
дорожил Володя своим номенклатурным благополучием, была черта, перейти которую
он не мог. На заседании партбюро Союза писателей ему поручили быть общественным
обвинителем на процессе Бродского. И вот, что он сделал. Тут же после партбюро
спустился в буфет и нарочито прилюдно нахлестался коньяку до безобразия —
с криками, битьем посуды, опрокидыванием мебели. И на следующий день явился,
опухший, в ресторан спозаранку и все безобразия повторил, чтобы ни у кого не
оставалось сомнений: у Торопыгина запой, выпускать в суд его нельзя. Это был бунт маленького человека в советском варианте, но все равно
бунт, даже, пожалуй, подвиг» (Меандр. С.
125—126).
8 Книги Бродскому посылал Яков Гордин. Он же указывал ему в письмах
(например, от 12 и 15 августа 1972 г.) основную библиографию по русской поэзии
XVIII в. (подробнее см. рассказ Гордина в кн.:
Валентина Полухина. Иосиф Бродский. Жизнь,
труды, эпоха. СПб., 2008. С. 201—202).
9 Письмо Лосеву от 2 августа 1972 г.
заканчивается так: «Погашу свет, пойду в спальню, лягу на
станок и укроюсь stars and stripes (американский флаг. — Я. К.),
служащих (sic!) мне одеялом, которого
до сих пор не удосужился купить».
10 Энн Арбор («Дерево Анны») — «скромный городок, гордящийся
присутствием на карте» из стихотворения Бродского «Осенний вечер в скромном
городке...» (1972) — был основан в 1824 г. (Мичиганский
университет переехал сюда из Детройта в 1837 г.). В том же письме Бродский так
описывает Энн Арбор:
«So I am ‘poet in
residence’ в ‘university of Michigan’ <...>, второй
после Robert Frost. Мне
платят $12000 в год, имеется кабинет с air-condition,
имеется bike (bicycle), на
котором я качу по зеленым улочкам Ann Arbor, тихого (пока нет студентов) городка, основное
население к<отор>ого состоит из людей,
работающих у Ford’a, science
men при и вне U-M,
пенсионеров и, значит, студентов. Много негров, но больше белых. <…>
Везде (по случаю и без) виднеются мои переводы…»
«Поначалу, после Ленинграда, а также Вены и
Лондона, — пишет в биографии Бродского адресат письма, — Энн
Арбор показался Бродскому захолустьем. <…> На
самом деле Энн Арбор не так
уж мал и захолустен. В семидесятые годы в нем было
примерно сто тридцать тысяч жителей. Помимо огромного, по
любым меркам, Мичиганского университета (более
тридцати тысяч студентов), в Энн Арборе
и его окрестностях было много крупных и среднего размера технологических фирм и
лабораторий» (Лев Лосев. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии.
М., 2006. С. 199 — далее ОЛБ).
11 Любино Поле — деревня в Новгородской области.
12 Письмо от 2 августа 1972 г., где Бродский
описывает распорядок дня Одена, см.: ОЛБ. С. 80).
13 По-видимому, речь идет о
сексуальной ориентации. Константинос Кавафис (1863—1933) — греческий поэт, которого Бродский
переводил на русский язык (совместно с Геннадием Шмаковым и самостоятельно) и о
котором писал прозу (в авторизированном русском переводе Лосева эссе «На
стороне Кавафиса»). В 1978 г., уже
в Америке, Лосев перевел пять стихотворений Кавафиса
(«Дарий», «Не понял, нет», «Если вправду умер», «Их начало», «Кесарион») и опубликовал их вместе с переводом эссе
Бродского в парижском журнале «Эхо» (1978, № 2. С.
142—155).
14 2 августа 1972 г.
Бродский писал Лосеву, что «только сегодня получил из Лондона журнал «Антей», где
очень хорошая компания и где новые переводы из Cavafy».
В летнем номере журнала за 1972 г. (Antaeus, Tangier—London—New York, No.
6, Summer 1972, P. 38—47) напечатаны семь
стихотворений Кавафиса в переводе Эдмонда Кили (Edmond Keeley) и Филипа Шеррарда (Philip Sherrard). В журнале также опубликованы восемь стихотворений Бродского в
переводе Джорджа Клайна (George
L. Kline) (P. 99—113). В письме Лосеву Бродский приводит английский
перевод стихотворения Кавафиса «Ионическое» («Ionic»), над которым «сидел, бросив все дела, два часа.
<…> Надо это перевести — но как? — не с английского
же. Авось, найду здесь (и здесь) какого-нибудь грека». Это стихотворение Бродский перевел на русский язык в 1988 г. по
варианту Геннадия Шмакова («Русская мысль». 1988, № 3750, 11 ноября.
Литературное приложение. № 7).
15 Привет твоему
кондиционеру (англ.).
16 Отклик на идею
Бродского об унизительности «программы „рая на земле“», изложенную в письме
Лосеву от 2 августа 1972 г. и, очевидно, продолжающую мысль еще из венской открытки
от 20 июня 1972 г. о том, что «изобилие также — если не более — трудно
воспринять, как и нищету. Второе все-таки лучше, ибо душа работает».
«…Вне
связи с Cavafy, но отчасти благодаря этому уровню —
хочу сказать тебе то, чего так и не сформулировал прежде.
Что
религиозная бездомность (лучше — беспризорность) русской интеллигенции
домогалась компенсации в религии человечности, создавая безграничные
(бесчисленные) этические требования, обращенные, однако, не к отдельному
человеку, а к „среде“, которая несет ответственность за искажения хорошей
человеческой натуры. Это повторяется в наше время в светском гуманизме с его
мечтами о конце отчуждения, т. е., по сути дела, о скончании времен, так как
ничто не удовлетворяет этих мечтаний, кроме картины строя, обходящегося без
каких-либо пут и учреждений. Но, по-моему, для человеческой души есть нечто
унизительное в программе „рая на земле“» (письмо от 2 августа 1972 г.).
Та же
идея изложена в одном из первых написанных в Америке эссе Бродского «Писатель —
одинокий путешественник» (1972): «Все мы ведем себя в жизни таким образом, как
будто кто-то когда-то где-то сказал нам, что жизнь будет хорошей, что мы можем
рассчитывать на гармонию, на Рай на земле. Я хочу сказать,
что для души — для человеческой души — есть нечто оскорбительное в
проповеди Рая на земле» (Сочинения Иосифа Бродского в 7 т. СПб., 2001.
Т. 7. С. 65 — далее СИБ).
17 Нина Мохова, жена Льва
Лосева.
18 Леонид Виноградов
(1936—2004) — близкий друг Лосева и знакомый Бродского, поэт «филологической школы».
19 См. прим. 10. 13 сентября
1972 г. Бродский писал Ромасу и Эле Катилюс: «Езжу на велосипеде, пугая население и пугаясь сам: это большой сюрприз, что до сих пор не
задавили, тьфу-тьфу» (архив Ромаса и Эли Катилюс).
20 Вероятно, речь идет об
откликах западной прессы, в том числе еврейской, на высылку Бродского из СССР и
его прибытие в США. Экснострис (ex
nostris) — из наших (лат.).
21 Большой поэт (нем.).
22 Единство времени, места
и действия — формальный принцип драматургии классицизма. В письме Лосеву от 2
августа 1972 г., описывая произошедшие в его жизни события, Бродский писал:
«Сейчас я сижу в 4-х комнатном двухэтажном своем (в смысле
арендованном мною на год) доме, вспоминаю все это и думаю, что произошло,
вероятно, нечто значительное, что это был, может быть, даже праздник, или
спектакль, но по всем ионесковским правилам, взамен 5
единств классицизма <…> два из них, по крайней мере, нарушены».
23 У меня довольно длинный
список друзей, желающих передать тебе привет (англ.).
24 Михаил Еремин — поэт
«филологической школы», близкий друг Льва Лосева.
25 Мария и Дмитрий Лосевы,
дети Льва Лосева и Нины Моховой.
26 Мультфильм «Легенда
озера Парвана», снятый по одноименной поэме Ованеса Туманяна на Армянской
киностудии, был дублирован на «Ленфильме» в июле 1971 г. Синхронный перевод к
этому фильму был выполнен Бродским. В архиве Бродского сохранилась машинопись
перевода с финальным четверостишием: «Никто из них не пришел назад. / Только порой луна / с полночного неба роняет взгляд / в озера Парвана» (Российская национальная библиотека. Отдел
рукописей. Фонд 1333. Ед. хр. 392 — далее РНБ).
2
18
декабря <1973 г. Ленинград>
Здравствуй,
наш милый Ося!
Рождественское
поздравление — будь счастлив (постарайся!). Это письмо по странности напомнило
мне твое поздравление мне 3 года назад, в больницу.1 Как скрупулезно соблюдается судьбой принцип парности!
— вот только визиты из-за карантина отменены и дядьку-вахтера не подкупишь
полтинником.
Итак,
жизнь есть сон (Кальдерон)2 или театр (Шекспир)3.
Не верь! Мы не фантомы сна и не эпизодические персонажи из 1 акта. Мы реальны,
и таковыми нас делает, в частности, горячая любовь к тебе, которая, поверь, не
стала меньше. Впрочем, не исключено, что оба драматурга правы одновременно: сон
в театре. Надо добавить тогда, что время от времени мы просыпаемся и,
встряхиваясь, безнадежно пытаемся сообразить, что происходит.
Что?
Как ты живешь? Хочется рисовать себе идиллические картинки. Шейхи проявляют
последовательность и принципиальность, и ты дышишь воздухом, не отравленным
выхлопными газами, и любимая тобою свеча освещает рукопись.
В
наличие последнего предмета тоже хотелось бы верить, даже если за океаном
наступит, что вероятно, вероятно (sic!) и
парафиновый кризис, и будет вовсе сыро (темно и ветрено). Словом, нам бы жилось
спокойнее, если бы мы иногда знали о твоем житье, не исключая детали быта, в
том числе такие, как здоровье. Хотя западная почта работает довольно скверно,
сообщай нам о себе!
Что
у нас? Известный тебе образ жизни на не известной тебе северной окраине
Ленинграда. Нина все так же красива и еще умнее, может быть, оттого, что мы
часто беседуем о тебе. Дети, как им положено, растут, учатся, развлекаются
мультфильмами, не отдавая предпочтения иностранным перед
отечественными, иногда спрашивают, скоро ли ты вернешься, рассматривая твое
отсутствие как жюльверновскую кругосветку.4
Вокруг
начались 40-летия.5 До моего еще, кажется,
нескоро, как ты знаешь. «Арарат» выиграл первенство и кубок (и едва ли не точит
шампуры на персонажей твоей последней открытки).6 Я купил новый TV —
боюсь, что это сообщение лишит твоих студенток любимого профи, ведь мюнхенский
чемпионат на носу!7
У
моего отца был 60 юбилей и маленький инфарктик8,
а у меня маленькие премьеры9 и вроде бы
язва, но рентген не подтвердил.
Гарик10
подарил мне грушу, которую я усердно обрабатываю
(встретишь Мохаммеда Али — не говори! хочу застать его врасплох своим вызовом).
Ты как единственный переводчик на русский его стихов,
вероятно, часто общаешься с этой звездой.11
Последнее
слово я употребил лишь для того, чтобы и звезда присутствовала в этом письме,
куда уже забрели восточные цари (шейхи).
Будь
счастлив и не забывай нас!
Целуем
Леша
1 В декабре 1970 г. Лосев
лежал в больнице им. Мечникова с инфарктом. 25 декабря Бродский принес ему
поздравление с Рождеством и Новым годом, написанное на коробке из-под сигарет Pall Mall по-английски, с
рисунком и аппликацией: «…to our
poor, sick and in spite
of this all
dear Mr. Liocha Livshitz’у» (...нашему
бедному, больному и, несмотря на все это, дорогому г-ну Леше Лившицу). «На следующий день (после новокаиновой блокады. — Я. К.)
меня навестил Иосиф. Принес самодельную рождественскую открытку-коллаж. Она у
меня цела. Там особенно трогательны верблюды волхвов, вырезанные из пачки «Кэмела». Я показал Иосифу круг на груди
(от новокаиновых уколов. — Я. К.). <…> Не знаю, почему это
произвело на него такое впечатление, но и через восемь лет, показывая мне шрамы после операции на сердце, он вспоминал тот мой
припухший красный круг» (Меандр. С. 44).
2 Педро Кальдерон де ла Барка (Pedro Calder\n de la
Barca; 1600—1681) — испанский поэт и драматург,
автор пьесы «Жизнь есть сон» (1635).
3 В монологе Жака (акт 2,
сцена 7) из пьесы Шекспира «Как вам это понравится» (1599—1600) говорится не о
«жизни», но о «всем мире»: «All the
world’s a stage». В русском переводе обычно звучит как «Весь мир
театр, и люди в нем — актеры».
4 В 1976 г. Бродский
посвятит Лосевым стихотворение «Новый Жюль Верн».
Смысл посвящения объясняется в комментарии Лосева к этому тексту: «Посвящение „Нового Жюль Верна“ этой паре
неслучайно. В начале семидесятых годов, когда комментатор работал редактором в
ленинградском детском журнале „Костер“, где Бродский время от времени печатал
стихи для детей, однажды возникла шутливая идея напечатать в качестве детского
стихотворения текст песни Джона Леннона (John Lennon) и Пола Маккартни (Paul MсСartney) из группы „Битлз“ („Beatles“) „Желтая
подлодка“ („Yellow Submarine“),
который Бродский перевел по подстрочнику, сделанному Ниной Лосевой. В „Костре“
перевод напечатать не удалось <…> „Подводный“ сюжет остался своеобразным
дружеским паролем».
5 Дни рождения друзей
Лосева — старших поэтов «филологической школы» Юрия Михайлова (8 июня 1933 г.)
и Михаила Красильникова (9 сентября 1933 г.), а также, возможно, Леонида Черткова
(14 декабря 1933 г.).
6 В 1973 г. армянский
«Арарат» победил в двух крупнейших соревнованиях страны — Чемпионате СССР и
Кубке СССР — по футболу.
7 В 1974 г. Чемпионат мира
по футболу проводился в Западной Германии (ФРГ).
8 Отец Льва, поэт и
драматург Владимир Лившиц (1913—1978), родился 5 ноября.
9 Речь идет о постановках
детских пьес Лосева «Неизвестные подвиги Геракла» (1972) и «Ведьма на
каникулах» (1973).
10 Гарик Гинзбург-Восков, о котором Лосев
писал: «Гарик Восков, единственный из приятелей юных лет, кто был действительно
близким другом Иосифа и остался на всю жизнь. Гарик достался мне как бы в
наследство от Иосифа. Мы подружились уже после 72-го года и в
Энн Арбор он приехал вслед
за нами» (Меандр. С. 50).
11 Мохаммед Али (наст. имя Кассиус
Клей, Cassius Marcellus
Clay, р. 1942) — легендарный американский
боксер-тяжеловес, написавший несколько стихотворений, одно из которых («Этот
рассказ, ни на что не похожий…») в 1968 г. Бродский перевел на русский язык и
опубликовал в журнале «Костер» (1968. № 7).
3
9
мая <1974 г.> Комарово
Здравствуй,
милый Иосиф!
Сейчас,
около полуночи, я долго гулял по академич<ескому> поселку, спускался
к заливу, пересеченному лунной дорожкой, смотрел на мерцающий Кронштадт,
настраиваясь все более на сентиментальный лад. К тому же, по странной прихоти
судьбы я живу в том же номере, где жил три с лишним года назад, еле живой тогда
(т. е. не вполне ощущал себя живым) после больницы. Это даже
удивительно — до чего густо могут клубиться призраки в комнатке кубатурой 4Ч2Ч3!
Навестивший меня накануне Герасимов показал мне Арктур.1 Я
попробовал опустить от него перпендикуляр, чтобы обозначить точку нашего
свидания по твоей системе, и вдруг сообразил, что одновременный взгляд даже на
звезду с разных континентов невозможен. А ты говоришь, что пространство устало
от собственных причуд.2 Как бы не так! Остается отыскивать подходящие
звезды разве что на потолке.3
Еще
немного о комаровских прогулках. О погоде. В декабре,
когда залив уже замерз, был ураган, в Ленинграде угроза наводнения и все такое,
а здесь — взломало уже довольно толстый лед и нагромоздило его торосистой
стеной вдоль кромки пляжа — высотой 6—8 метров, так что прогулки у моря
приобрели арктический характер. Или, как заметил Гарик4,
высокогорный — ледник, морена. Мы тут лазали с ним на днях по этим торосам,
сейчас, в мае, они все еще целы, но стали коварно хрупкими, рассыпаются на скольчатые кристаллы. Но все же согласись, наша погода, по
которой ты тоскуешь, совсем сбесилась5 : уж было потепление и
опять снег (в мае!), холода. Впрочем, ты, наверное,
в курсе метеорологических сводок. Живем мы с Нинулей
и детьми мирно, потихоньку, без особенных болезней, а если и возникают
дискуссии, то уж по совершенно отвлеченным проблемам. Например (для смеху), на
днях — о продукции Диснея. Долгое и горячее обсуждение, которое заглохло из-за
недостаточности положительного знания материала; не хватило, так сказать, бит
информации. <…>
Со
всеми перечисленными в твоем зимнем письме вижусь регулярно, все они здоровы и
с любовью вспоминают тебя.6 То есть не то что вспоминают, а ты как-то
ухитряешься довольно активно участвовать в нашей повседневной жизни, в
длительных беседах, равно как и внутренних монологах.
Вот
образец рассуждений, которые одолевали меня во время давешней прогулки.
Если великий писатель — тот, кто приносит в мир новую идею
(нравственную?), каковой в настоящее время является идея о том, что «человек
выбирает между злом и ужасом, и задача его остаться добрым в мире зла»7
и пр., то великим писателем столетия следует, пожалуй, считать Л. Ф. Селина,
да, Селина, т. к. придется отвергнуть кое-каких декадентов и Хемингуэя в силу
их
художественной недостаточности. А вот у Селина эта идея проведена четко, ясно и
убедительно.8
Итак,
великий Селин? Что-то не очень выговаривается, а?
Сдается
мне, что с писателями обстоит так: идеи сами по себе, а писатели сами по себе.
И Достоевский не рождал идей, а лишь откликался на них. В том числе и на
главную идею, чью? Канта. (Соловьева? Лютера?) А ничью! Идеи ничьи. Как говорится, носятся в
воздухе. Au l’air. Фу-фу!
У
Пушкина вообще никаких особенных идей. Более того. Склонный все обдумывать, он
однажды озадачил потомков замечанием о том, что у «драматического писателя»
вообще не должно быть «никакой любимой идеи».9 А Фолкнер?
Нет,
я бы расценивал литераторов либеральнее и, главное, вне зависимости от идеогенной потенции. Скорее, по качеству модели мира,
которую строит каждый из них. Ибо в подражание и во славу Творца каждый строит
свое иллюзорное творение. Что же касается идей, то они здесь только такой же
строительный материал, как и страсти. Приписывать же литературе роль Зевса,
рождающего из головы Афину всемирной идеи, — значит
следовать той же отечественной традиции, ставящей литературу незаслуженно
высоко. А что до меня, то, как ни привержен я к различным формам творчества,
они, по-моему, почти никогда не добираются до высших ступенек духовной жизни —
подвига, святости. А коли добираются, то уж выходя из
рамок искусства.
Вот
как я тебя раздраконил, бродя между дачами академиков! Знай наших!
Это тебе не массачусетские дуры!10
Кстати,
каковы твои житейские планы — когда и где будешь? Хорошо бы знать. Судя по
зимнему письму (письмо — ответ — за 2 недели!), можно очень быстро
переписываться, настолько, что не успеваешь забыть, на какие вопросы присланы
ответы. Я буду в Лен<ингра>де до июля. Может,
захочешь позвонить: телефон 41-11-25 (возможно, сменится на 41-70-75, адрес тот
же).
Поздравляю
тебя с Днем Победы, дорогой (помнишь, как праздновали на Тихорецком
2 года назад)? Все тебя целуем. 24-го приду в гости.11
Твой Леша.
1 Владимир Герасимов — общий друг Лосева и
Бродского. В воспоминаниях о нем (хотя и по другому поводу) Лосев приводит
такой эпизод: «Однажды мы жили вместе в Солнечном, и я
предложил Герасимову пойти по грибы. „Я по грибы не хожу, —
высокомерно сказал Герасимов, — надо все время смотреть себе под ноги, а я
привык смотреть на небо“» (Меандр. С. 342).
В 1987 г. Бродский посвятил Герасимову стихотворение «Стрельна».
«Герасимов сказал, — пишет Лосев, — что это не потому, что они когда-то вместе
гуляли в Стрельне, а по каким-то другим соображениям.
Да и Стрельна в стихотворении имеет немного общего с настоящей. Я добавлю, для Бродского Герасимов был
петербургский genius loci. Где же его поместить, как не в парке единственного в городской
черте дворца, который смотрит прямо на воды залива» (там же. С. 343).
2 Ср. в стихотворении
Бродского «Осенний вечер в скромном городке...» (1972), посвященном Энн Арбору (см. также прим. 4):
«Уставшее от собственных причуд / пространство как бы скидывает бремя /
величья, ограничиваясь тут / чертами главной улицы...» (СИБ III, 28).
См. также примеч. 3.
3 Ср. в другом
стихотворении Бродского «В озерном краю» (1972), тоже посвященном Энн Арбору: «…И ежели я ночью / отыскивал звезду на потолке, / она, согласно
правилам сгоранья, / сбегала на подушку по щеке / быстрей, чем я загадывал
желанье» (СИБ III, 25).
4
Гинзбург-Восков.
5 15 января 1974 г.,
сообщая о своих планах на лето, Бродский писал Лосеву: «Скорей всего, снова
уеду на Англ<ийский> север: летом в Штатах, как и в Европе,
невыносимо: слишком близко к Экватору, хотя дома этого не понимал. Прохладных
местечек, Леша, на глобусе ужасно мало: Петр был гений еще и по широтным
соображениям».
6 В том же письме Бродский
передавал приветы «Волосику» (Владимиру Уфлянду),
«Рыбе» (Владимиру Герасимову), «соавторам» (Леониду Виноградову и Михаилу
Еремину); «В. П.» и «И. Н.» (кому принадлежат инициалы, установить не удалось),
а также «преемнику Мезерницкого» (Ю. П. Мезерницкий (1907—1971) — художественный редактор «Костра»;
на смену ему пришел С. В. Сахарнов).
7 Вольная цитата из эссе
Бродского «Писатель — одинокий путешественник», написанного вскоре после
приезда в США и опубликованного в английском переводе Карла Проффера
(The New York Times Magazine,
October 1, 1972) под названием «A Writer
is a Lonely
Traveler and No One is
His Helper». Лосев
«цитирует», переводя обратно на русский с английского.
По-русски эссе было впервые опубликовано лишь в 2000 г. в журнале «Звезда» (№
5, с. 3—9): «Жизнь — так, как она есть, — не борьба между
Плохим и Хорошим, но между Плохим и Ужасным. И человеческий выбор на
сегодняшний день лежит не между Добром и Злом, а скорее между Злом и Ужасом.
Человеческая задача сегодня сводится к тому, чтоб остаться добрым в царстве
Зла, а не стать самому его, Зла, носителем» (СИБ VII, 65—66). Виктор Куллэ указывает, что эта мысль восходит к более ранней
прозе Бродского — «Азиатским максимам. Из записной книжки 1970 г.», где
говорится: «Вторая мировая война — последний великий миф. Как Гильгамеш или
Илиада. Но миф уже модернистский. Содержание предыдущих мифов — борьба Добра со
Злом. Зло априорно. Тот, кто борется с носителем Зла, автоматически становится
носителем Добра. But second
world war was a fight
of two Demons
[Но Вторая мировая война была борьбой двух Зол]» (цит. по: Виктор Куллэ.
Путеводитель по переименованной поэзии // Мир Иосифа Бродского. Путеводитель.
СПб., 2003. С. 59—60, 80).
8 Луи Фердинанд Селин (Louis-Ferdinand Cйline; 1894—1961) — французский писатель, в России
известен преимущественно по роману «Путешествие на край ночи» (1932). После
войны обвинялся в коллаборационизме с фашистами, был приговорен к тюремному
заключению.
9 Таких слов у Пушкина,
кажется, нет. Возможно, подразумевается его статья «О народной драме и
драме „Марфа Посадница“», где поэт размышлял о проблеме правдоподобия
в драматическом искусстве.
10 Осенью 1974 г. Бродский
преподавал в «пяти колледжах» в штате Массачусетс (Smith,
Mount Holyoke, Amherst, Hampshire и University of Massachusetts),
о чем писал Лосеву 15 января 1974 г.: «С осени — если доживу — буду
преподавать в 5 колледжах сразу, в Массачузеттсе».
Два из этих колледжей (Mount Holyoke
и Smith) — женские. Постоянным профессором Mount Holyoke College
Бродский стал в 1982 г. и преподавал там до конца жизни.
11 В день рождения Бродского
24 мая друзья по традиции собирались в «полутора комнатах» у его родителей.
4
12
сентября <1974 г.> Ленинград
Милый
Ося!
Для
достижения стереоскопического эффекта разглядываю в кулак твою открытку.
Амстердам — очень хорошенький, но никак не напоминает окрестности Крюкова канала, и уж вовсе не похож на Пряжку.1 Стало
быть, насколько я понял, ты не вернулся этим летом на остров Иннисбоффин (sic! — Я.
К.) и, освободившись от тяги к одиночеству, отправился на континент.2
Странная вещь разлука. Даже такой грубоватый
материалист, как я, под ее влиянием склоняется к спиритуалистической практике.
Так, то и дело, читая, перечитывая что-нибудь, как бы бродя по улицам,
наталкиваешься в самых неожиданных местах (не знаю, какую метафору выбрать — то
ли на мраморные таблички, то ли — мелом на стене) — «здесь был И. Б.», — и это
дает суррогат свидания.
Вот сейчас, гриппуя, читал эссеи,
прости, Т. Манна и прямо-таки наткнулся на тебя, скандалящего, правда. Там попалась
еще (или где-то в другом месте — грипп путает — если ты получишь вирус в
конверте, считай, что тоже суррогат поцелуя), итак, попалась фраза: l’йtrange[r], cette
postйritй contemporaine —
что означает: «заграница — прижизненное потомство».3 Это в смысле признания,
непризнания. Попутное литературоведческое озарение: что если произведение В. В.
Маяковского «В. В. Голос» было обращено к зарубежным современникам?4
Как трудно все же, <по>мимо
фоторепортажей, представить себе твой быт! Хочется
думать, что ты обладаешь хотя бы частью здоровья и душевного покоя, который я
тебе приписываю a priori.
Бывал на Пестеля. Последний раз были на днях с Волосиком.
Дернули со стариками коньяку. Они трогательны и держатся. <…>
О тех, кому ты обычно передаешь приветы. У
соавторов никаких особенных новостей вообще со времен преферансов на 9 линии.5
Хлопотливый Волосик ладит избу в выморочной деревеньке на Сяси.6
Гарик увешивает стены нашей огромной квартиры дорожными знаками с каких-то
потусторонних highway’ев (в связи с чем я ему советую завести еще ребенка, а он
стесняется). Гл<еб> Горбовский презрел порок,
увлекается футбольной статистикой и печатает в Литгазете
статьи о требованиях хорошего тона.7 Герасимов, пережив еще
2—3 бурных романа, уехал вон и прижился — вот где его краснобайство стало
рентабельно — в Пушгорах.8 Там я навещаю его (в
хорошей компании — Юра М<ихайлов>, Гага К<овенчук>, Сэнди К<онрад>, каков компот?!).9
Бывал ли ты в тех местах? Это нужно описывать
способом вступительной драматической ремарки, на чем я весьма набил себе руку
(и домочадцам желудки) в последние годы10 : слева — Тригорское, справа — Михайловское, вдали вьется живописная Сороть (русское полногласие от славянского глагола?) —
словом, пейзаж там добровольно превратился в образцово-романтическую декорацию.
Очень изящно и до всего рукой подать: тут отчий дом, там — дедовское владение,
тут — барышни, там — старина седая и место последнего успокоения. Повсюду
тактичные указатели на валунах: «к дубу уединенному», «к овинам дымным и мельницам
крылатым» и т. п. На дубу — золотая цепь,
к которой подвешены правила для посетителей. На ней же, рассказывают, в прошлом
году злодеи повесили кота, принадлежащего лиричному директору заповедника.11
А ты бывал в Disneyland’e?
Кстати, один бывалый человек рассказывал мне недавно, что в тех краях в городе
Сан-Хосе (sic!) в монастыре Сан-Хосе Капистрана из года в год наблюдается удивительное явление:
19 марта в день Сан-Хосе (еще sic!) туда возвращаются
толпы ласточек. Именно в этот день. Устрой себе там именины.12
Как мы живем?
Несколько однообразно, ибо, как ты знаешь,
независимо от всех прочих обстоятельств, все в нашей с Ниной жизни определяется
детьми, и все прочее несущественно, поскольку есть возможность их растить, как
это требуется; всё определяют Микки-Митя и Маша-Маус
(не знаю, одобришь ли ты, как вся почти родня, их вкус, но Микки-Маус
— их любимый сказочный персонаж).13 На этой почве вышло
презабавное недоразумение с Чертковым, незадолго до того, как ему вздумалось
нас покинуть.14 Если случится с ним разговаривать, обязательно
расспроси его — это очень смешно.
Что касается моих личных проблем, то
по-настоящему мучительна только одна — растущая с годами любовь к привычному. В этом есть нечто склеротическое; может быть,
это и есть материальное выражение утверждаемого фрейдистами стремления к смерти15,
я прошу у небес укрепить мою волю и вооружаюсь трудным советом Монтеня
отказываться, прежде всего, от того, что любишь.16
Ладно.
Еще раз прошу прощения, дорогой Ося, за стиль:
вследствие гриппозной интоксикации он напоминает даже не стиль одноглазого, а
тех тетушек у Пруста, чья многозначительность была абсолютной энигмой для всех прочих.
Мы очень любим тебя, целуем и обнимаем. Не
забывай нас. Леша.
195269, Ленинград, К-269, Светлановский
пр., 109, кор. 1, кв. 72, т. 41-70-75.
1 В открытке Лосеву из
Амстердама (вид на Южную церковь — Zuiderkerk),
отправленной из Лондона 13 августа 1974 г., Бродский писал: «Невыносимо похоже на Крюков канал и все прилегающее.
Какое-то дикое ощущение, что живу при Петре, и даже уже зажился и странно, что
никто не гонит».
2 В июле 1973 г. Бродский
провел две недели на ирландском о-ве Инисбофин (ирл.
Inish B\ Finne, Остров белой коровы) в гостях у поэта Тома Макинтайра (Tom McIntyre). Об этом он писал Лосеву 15 января 1974
г.: «В прошлом году, летом, на ирландском острове в Атлантике, имело место
нечто совершенно Болдинское…», а 22 июля 1973 г. — Карлу Профферу:
«Это и вправду что-то особенное. По своей нищете он превосходит (если можно говорить о превосходстве
в этом смысле) даже мою деревню (д. Норенскую
Архангельской области. — Я. К.). Жрать
нечего, кроме макрели и шелл-фиш. Деньги никакой роли здесь не играют. Здесь
ничего не продают и не покупают. Электричества нет, горячей воды тоже. Связь с мэйнлэнд нерегулярная и поддерживается (верней, нарушается)
хозяином единственной моторной лодки, на палубе которой можно удержаться только
чудом. Ибо это все-таки океан. Газет нет. Телефонов четыре, телевизоров,
кажется, два. <…>
Все время дует страшный ветер. Тучи носятся, как
спортивные автомобили, прямо перед носом. Число жителей — 250. Я — 251-й и 1-й
русский, ступивший на эту часть суши (что есть полный эвфемизм из-за ежедневных
дождей). На каком языке они говорят, знает только ихний ирландский Бог. По имени О[д]ин. Леса никакого нет: они утверждают, что его свели
англичане в 17-м веке. Но по-моему, здесь никогда не
было ни леса, ни англичан.
Единственное, что тут действительно есть
— это паб и чёрч. Они реальны. Черный Гиннес здесь
пьют, как молоко. Молока же здесь не пьют и дают его только кошкам. У Тома Макинтайра (у которого я живу) их две; одна — сумасшедшая.
Том — славный малый, его жена тоже. Главная их забота сейчас: купить или не
купить револьвер (конечно, в рассрочку, ибо они нищи, как все здесь), чтоб
стрелять зайцев. Иметь мясо на обед хотя бы раз в неделю тут вопрос престижа.
Глядя на все это, мне порой хочется пойти и броситься в море.
И все-таки тут невероятно красиво. Я такого
нигде не видел и, думаю, не увижу. Из-за этого я живу уже тут четыре дня и,
если не умру от голода, пробуду до 10-го августа. <…>
И все-таки я рад, что я именно здесь, а не в
Лондоне, Париже, Риме, Стокгольме, Нью-Йорке, Ленинграде. Ибо здесь кончается
цивилизация и начинается H2O. Иными словами, Инисбофин
равен Ничто, а это как раз моя епархия…» (Beinecke,
Box 11, Folder 316).
3 Из статьи Томаса Манна
«Гете как представитель бюргерской эпохи»: «„Ни одна
нация, — говорит он (Гете. — Я.К.), — не имеет права судить
о том, что совершается и пишется у нее. Это верно и в отношении каждой эпохи“.
Один остроумный француз выразил ту же мысль более лаконично: „L’йtranger, cette postJritJ contemporaine“» (Томас Манн. Собрание сочинений в 10
т. М., 1961. — Т.10. С. 67).
4 Поэма Маяковского «Во весь голос» (1929—1930)
начинается словами: «Уважаемые / товарищи потомки!».
5 На 9-й линии
Васильевского острова жил Леонид Виноградов. Сюда, «в виноградовское логово на 9-ой линии Васильевского острова
между Средним и Малым проспектами», еще до знакомства с Лосевым, приходил
читать свои стихи Бродский (Меандр. С. 40).
6 Сясь — река в
Новгородской и Ленинградской областях (впадает в Ладожское озеро).
О «хозяйственности» Уфлянда Лосев писал: «Уфлянд вообще был на редкость сообразительным и умелым. Столяр, монтер, художник, поэт, слесарь, водопроводчик — во всех
этих областях он был не дилетантом, а профессионалом» (Меандр. С. 352).
7 Глеб Горбовский — поэт,
участник ЛИТО Горного института (см. ранние стихотворения Бродского «Посвящение
Глебу Горбовскому» и «Сонет к Глебу Горбовскому»). Его заметка под названием «К
барьеру!» напечатана в номере «Литературной газеты» за 11 сентября 1974 г. (№
37) в рубрике «Право, мораль».
8 Владимир Герасимов в
1970-е годы работал экскурсоводом в Пушкинском заповеднике.
9 Друзья Льва Лосева —
поэты Юрий Михайлов (1933—1990), Александр Кондратов (Сэнди
Конрад; 1937—1993) и художник Георгий (Гага) Ковенчук.
См. очерк Лосева о Кондратове «Homo ludens умер» (Меандр.
С. 293—304) и вступительную заметку к воспоминаниям Ковенчука
«Из записок художника» («Звезда». 2009. №6. С. 107—120).
10 Речь идет о постановке
пьес Льва Лосева для детей: «Неизвестные подвиги Геракла» (1972), «Ведьма на
каникулах» (1973), «Голубой в полоску» (1974) и «Вернись, Пантагрюэль!»
(1974).
11 Семен Степанович Гейченко (1903—1993) — директор Пушкинского заповедника с
1945 г.
12 Хосе — испанский
вариант имени Иосиф. День св. Иосифа (19 марта) отмечается
в южно-калифорнийском городке Сан-Хуан Капистрано
(San-Juan Capistrano), где
находится монастырь, основанный в 1776 г. испанскими католиками-францисканцами.
В этот день сюда прилетают с юга горные ласточки редкой породы, по случаю чего
в городке устраиваются массовые гуляния. Диснейленд находится в южной
Калифорнии, недалеко от Сан-Хуан
Капистрано (но не Сан-Хосе, который расположен в
северной части штата).
13 Сын Лосева Дмитрий
вспоминает, что мультфильмы Уолта Диснея больше нравились отцу (что и
чувствуется из этого и других писем), тогда как дети предпочитали отечественные
мультики типа «Ну, погоди!».
14 Леонид Чертков
(1933—2000) — поэт и филолог, общий друг Лосева и Бродского; эмигрировал в 1974
г.
15 «Влечение к смерти» (Todestrieb) — психоаналитический термин Зигмунда
Фрейда из книги «По ту сторону принципа удовольствия» (1920).
16 Возможно, речь идет об
отношении Монтеня к философии стоиков, изложенном в его «Опытах»: «Суровость их
дисциплины благодаря привычке вскоре перестает казаться им тягостной, их
плотские вожделения, будучи подавляемы, успокаиваются и замирают, ибо они
поддерживаются в нас исключительно тем, что мы беспрепятственно удовлетворяем
их. Эта единственная их цель — блаженная и бессмертная
жизнь — и в самом деле заслуживает того, чтобы отказаться ради нее от радостей
и утех нашего бренного существования».
5
5
марта <1975 г. Ленинград>
Милый
Иосиф, здравствуй!
По
телевидению на днях показывали Чикаго — озеро подо льдом, укутанные прохожие,
столбы пара изо рта, по льду каблук скользит… Странно было
это видеть — нам за всю зиму не выпало и десятка морозных дней, а сейчас и
вовсе апрель вместо марта — подсыхающие тротуары, дни то ослепительные, то в
густом тумане. Город не меняется — только передвигаются заборы вокруг
реконструируемых или сносимых зданий. Последних
немного: только вот начали понемножку рушить одноэтажные корпуса на Шпалерной.
Все же то, что принято фотографировать для открытки, стоит на своих местах.
Микки-Mаусы в совершеннейшем
обалдении от рождественских солдатиков.1 Они растут
понемножку, болеют, слава Богу, не сильно, дерутся и мало успевают в науках.
Их
родители стареют.
Тебе
интересно, я думаю, о Марамзине.2 Я
уже имел удовольствие приветствовать условно освобожденного.
Побывал и на суде. Судили его очень вежливо и мягко. За полгода следствия он
уяснил для себя кое-какие истины, которые суммировал в заключительном слове
примерно так: закон есть закон; кто преступает закон — преступник; я преступил,
значит, заслуживаю суда и наказания; за многие прегрешения, о которых здесь не
говорится, я заслуживаю и бoльшего
суда, чем этот; — затем намекнул как-то на Cтрашный суд, давал понять, что нынешний для него
лишь репетиция последнего. «В тюрьме мне исполнилось 40, я
подвел итоги — писать больше не буду; милосердия прошу не для себя, а для жены
и дочерей…» Хотя он и совершил преступления: писал то, что запрещено Законом, и
даже иногда давал читать эти свои сочинения, все ему сострадают и хвалят суд за
мудрость и гуманность, особенно ярко проявленные в этом процессе.3
У
нас все без изменений хорошо. Я бодр и, как прежде, распеваю песню, которую мы
пели с тобой, в последний раз гуляя по Летнему саду. Я поставил перед собой на
стол твою новогоднюю открытку и, поглядывая на ее лазурь, радуюсь за тебя —
верно, ты и в самом деле достиг своей эгоистической гармонии, если не врешь.
Если ты помнишь, что написал там, то чем больше я думаю о том, тем больше соглашаюсь:
так и должно быть, так и должно быть, а если что и страшит, так это
просто-напросто подвижность ударения в обороте to go through the
world (по-русски)4, каковым
обстоятельством мужественный человек должен пренебречь, eh?
Возвращаясь
к суду: возвращаясь с суда, я заглянул на Пантелеймоновскую.5 Сначала была одна М<ария> М<оисеевна>,
как всегда, очень трогательно мне обрадовалась, потом пришел из поликлиники
А<лександр> И<ванович>,
элегантный, в черной паре, веселый — взбодренный удачной кардиограммой и
анализами. Они, слава Богу, бодры и счастливы твоими успехами. Старайся и
впредь не огорчать родителей.
Возвращаясь
к твоему эгоизму. «Целую крылья моего Гения», — писал Дельвиг А<лександру> С<ергееви>чу (разумеется, пока не умер гнилой лихорадкой).6
Я не барон и не любитель нежностей между мужчинами, и ты не любитель XIX века,
но посвящение мне этого удивительного реестра собственному творчеству меня
необыкновенно тронуло.7
Много
ли ты пишешь — вот что хотел бы я знать? И не пишешь ли прозу? И много ли
пишешь по-английски?8 Тут Шарымов переводит стихи Набокова и Уилбура9,
может быть, я переведу Бродского? Я бы сделал это на уровне «Bobo is dead
but don’t take off your
hat…» — «Atlantic Monthly» — приличный журнал10 — в нем печатался кн<язь> Кропоткин, за что
впоследствии его именем были названы улица Пречистенка и станция метро.11
Our greetings to the
most respectful black John and all his dear relatives. Tell him we have for him a pretty Siamese bride (the fact is according
to the new International Marriage Agreement). Sending you my photo I hope for
yours in return for it but I don’t insist the position on it is the only
acceptable for me and I’m quite ready to change it every moment.12
Все
это, конечно, к тому, что, даже если ты будешь писать только по-английски, мы
все равно будем любить тебя; и даже если, тьфу-тьфу, совсем не будешь писать,
все равно будем.
Твои Леша и все с ним.
1 «Микки-Маусы» — Митя
и Маша Лосевы, которым в письме от 15 января 1974 г. Бродский обещал прислать «что-ниб<удь> ковбойское».
2 Владимир Марамзин — главный составитель и комментатор первого
машинописного собрания сочинений Иосифа Бродского — был арестован в июле 1974
г. и 21 февраля 1975 г. приговорен судом к 5 годам условно. С 1975 г.
живет во Франции. 18 июля 1974 г. газета «The New York Review
of Books» опубликовала
открытое письмо Марамзина в защиту Михаила Хейфеца, к
тому времени уже месяц как арестованного. 19 сентября в той же газете было
напечатано обращение Бродского в защиту Марамзина («An Appeal for
Vladimir Maramzin»).
3 В очерке «Отсутствие
писателя» к 70-летию Марамзина Лосев пишет: «Ходили
слухи, что после жестокой расправы с Хейфецем
начальство решило спустить дело Марамзина на
тормозах. Разгорался новый международный скандал. <…> Властям, чтобы
сохранить лицо, нужно было, чтобы Марамзин хоть
как-то покаялся. Он этого не сделал. Я был в зале, когда Марамзину
предоставили последнее слово. Он не признавался ни в каких преступлениях. Он
только сказал, очень тихо: «Писать больше не буду». Срок ему
снова дали условный, а через год вытолкнули в эмиграцию» (Меандр.
С. 340).
4 Буквальное «идти по мЕру» (англ.) превращается при сдвиге ударения в
«идти п\ миру». В новогодней
открытке Лосеву из Венеции (вид на о-в Сан-Джорджо) 2
января 1975 г. Бродский писал: «Второе января <.> Невероятное солнце,
зеленая вода Canale Grande
кипит от катеров и гондол. Нестерпимо красиво и нестерпимо одиноко, и не знаю,
что сильнее. <…> Живя этой жизнью, платя втридорога за гостиницы и не
зная, где заночуешь завтра, <…> я склоняюсь к мысли, что тело мое
достигло своего идеала: телесная задача или, точнее, телесная сущность в мире:
одиночество. Телесная правда. Я хотел бы остановить
этот день, как фотографию, не потому что он прекрасен, а потому что реален. Вот
и посылаю тебе эту лакированную действительность. <…> Когда-нибудь ты все
это увидишь, но стремиться
к этому следует только прирожденным эгоистам. Сидя здесь, слыша чаек, рокот motoscaffo, плеск воды у ног, я не думаю ни о ком, ни о
чем, не чувствую ни любви, ни горя, ни радости, но только некое вневременное
бытие».
5 До 1923 г. — название
улицы Пестеля, где жил Бродский.
6 Не совсем точная цитата
из окончания письма А. А. Дельвига Пушкину от 20
марта 1825 г.: «Целую крылья твоего Гения, радость моя».
7 Речь идет о
стихотворении Бродского «Я всегда твердил, что судьба — игра…» (1971),
посвященном Л. В. Лифшицу (Лосеву), которое, по-видимому, стало известно
адресату лишь в 1975 г. (либо посвящение было добавлено позже). В комментарии к
этому стихотворению Лосев писал, что оно — «credo
поэта, реестр „лучших мыслей“ о смерти, эросе и личной автономии».
8 Кроме эссе «Писатель —
одинокий путешественник» в 1972—1975 гг. Бродский написал статью о Ричарде Уилбуре, эссе «Размышление об исчадии ада» — к 20-летию со
дня смерти Сталина («Reflection on
a Spawn of
Hell»; изначальное авторское название английского
перевода — «Happy Birthday to You»), предисловие к
английскому переводу «Котлована» Платонова, рецензию на английский сборник
стихов Ахматовой, рецензию на перевод воспоминаний Н. Я. Мандельштам и стихов
О. Э. Мандельштама, рецензию на воспоминания Александра Долгуна
и др.
9 Александр Шарымов (1936—2003) — поэт и переводчик, друг Лосева.
Перевел поэму Владимира Набокова «Бледный огонь»; перевод датирован 11 декабря
1974 г., впервые опубликован в журнале «Аврора», 1991, № 1. Переводы Шарымова из Ричарда Уилбура не
найдены. До отъезда в эмиграцию, в 1967 г., Уилбура переводил и Бродский (см.: «Иностранная
литература», 1990, №10, с. 49—54), а в 1973 г. написал о нем статью (напечатана по-английски в переводе Карла Проффера:
On Richard Wilbur // The American Poetry
Review, Vol. 2, No. 1. January/February
1973. P. 52).
10 Первая строка из
стихотворения Бродского «Похороны Бобо» (январь—март 1972). В 1975 г.
английский перевод этого стихотворения, выполненный Ричардом Уилбуром, вышел в журнале The
Atlantic Monthly (January 1975. P. 49—50).
Более ранний перевод Карла Проффера опубликован в
газете The Michigan
Daily (November 12,
1972, P. 15). Первая строка в обоих переводах идентична.
11 Князь Петр Алексеевич
Кропоткин (1842-1921) — географ, историк и литератор, теоретик анархизма. Кропоткинской называлась московская улица Пречистенка в
1921—1990 гг., а станция метро «Кропоткинская»
сохраняет свое название до сих пор. Свои «Записки революционера» Кропоткин
впервые опубликовал по-английски в сентябрьском и октябрьском номерах The Atlantic Monthly за 1898 г.
Русский перевод его воспоминаний впервые вышел в Лондоне в 1902 г. В
предисловии к первому русскому изданию автор писал: «В Америке я встретился с
очень симпатичным человеком Вальтером Пэджем, который
был тогда издателем ежемесячного журнала «Atlantic Monthly». Он уговорил меня засесть за мои мемуары, кончить
их и начать печатать их в его журнале. Я так и сделал, то есть описал —
опять-таки по-русски, но подробнее, чем здесь, — мою юность. Затем
для «Atlantic Monthly» я
написал все это вновь, в сокращенной форме, по-английски…» (П. Кропоткин.
Записки революционера. СПб., 1906. С. vii).
12 «Наш привет глубокоуважаемому черному Джону и всем его дорогим
родственникам. Скажи ему, что у нас для него имеется симпатичная сиамская невеста (факт соответствует новому Международному брачному
соглашению). Посылая тебе свою фотографию, надеюсь получить в обмен на нее —
твою, но не настаиваю, что поза на ней — единственно для меня приемлемая, и я
вполне готов переменить ее в любую минуту» (англ.). К письму приложена
фотография Л. Лосева, возлежащего с газетой на диване.
6
5
мая <1975 г. Ленинград>
Здравствуй,
милый и дорогой Иосиф!
Это
поздравление с днем рожденья: как зелень лаврового листика, виясь вокруг твоей
макушки, пусть беспардонная лингвистика не строит для тебя ловушки. В гармонию,
как прежде, обратив плеск волн Коннектикуты1 дальной,
низринь бессмысленный императив во имя формы более модальной! Будь здоров,
милый, ты нам очень дорог.
Недавно
были на детском празднике у Волосика и Гали2 ,
где я имел счастье убедиться, что рачительная природа изготавливает изумительно
точные клише со своих лучших произведений. И утверждаю это, несмотря на то, что
клише
с завидным упорством на протяжении 1,5 часов расстреливало меня из пугачей всех
систем, заставляло держать hands up3 ,
допрашивало и делало поползновения подвергнуть пытке. Славная рыжая бестия.4
А
перед детским праздником шумно справляли 40-летие Герасимова5 ,
по каковому поводу юбиляр запустил длинные усы. Среди тостов и спичей
запомнился сочиненный Волосиком: «Какое счастие, Володя, что не росли мы в
огороде и что никто за 40 лет не превратил нас в винегрет».
Так
мы и живем в атмосфере почти непрерывных празднеств и ликования. Город
изукрашен черно-рыжими георгиевскими лентами, косыми римскими десятками и
орденами Победы в фанерных бриллиантах и рубинах. Все это странным образом
переносит меня в прародину детства, стил<ем> которого был, несомненно, ампир. Ампир нас
воспитал. Воздержусь от каламбура, выплюну завертевшуюся на языке букву «в» и продолжу: вот иду я, скажем, вчера по какой-нибудь
пустынной Звенигородской; мужики толкутся
у пивного ларька, упомянутый плакат украшает перекресток, трамвай бренчит,
девятка, — и всем чувствам все это настолько удобно, открыто и ясно, что вся
будущая жизнь выстраивается в прямую и короткую анфиладу таких вечеров и
слишком ясно видно сквозь все открытые двери последнюю.
Не
раздражайся этой беллетристикой, я пишу, не заботясь о стиле, потому что все
эти писания лишь жалкие суррогаты живой речи, которая, в свою очередь, лишь намечает
вилками (sic!) фарватер.
Всё.
Хватит метафор. Я в них не силен, а тебе они, верно, надоели и как рабочая
деталь и как предмет втолковывания недорослям. Мы читали, как ты это делаешь.6
Нам очень понравилось. Хорошо бы и у наших детей был такой умный и строгий
профессор, когда они станут студентами.
В
дом Мурузи я заглядываю довольно-таки регулярно.
Правда, ты ошибешься, если решишь, что я обременяю стариков рассказами о своих
делах и планах. Я хожу туда не говорить, а слушать.
Знаю
о твоем внутриутробном развитии и детских болезнях столько, что мог бы тебя
анатомировать. Что и сделаю: если не изменишь режим
переписки (чаще!), расскажу всем, каким местом тебя стукнули, уронив в
трехлетнем возрасте.7
Кстати,
неплохо было бы прислать фотографию, на что я тебе намекал, посылая свою.
Итак,
тешу себя надеждой, что письмецо ты получишь впору — ко дню рождения, что
ответишь более чем открыткой8, и, главное, что будешь
здоров и весел, как мы тебе того желаем. Отправляю любящих тебя Нину и Микки-Маусов в наше литовское9
и остаюсь, любящий тебя
Леша,
ждать твоего письма.
1 Коннектикут — река в Новой Англии.
2 Владимир Уфлянд и его
первая жена Галина Якушева.
3 Руки вверх (англ.).
4 Речь идет о сыне Иосифа Бродского и Марины Басмановой Андрее. В воспоминаниях о Бродском Лосев пишет:
«...года три спустя, уже после отъезда
Иосифа, пробирался в очень густой толпе к станции метро «Технологический
институт». <…> Запрокинув, не высокомерно, а царственно, рыжую голову,
шел Иосиф, только очень маленького размера. Прошли какие-то мгновения, прежде
чем картина утратила свою пугающую мистичность. Это был просто-напросто
семилетний сын Иосифа, Андрей. Волочимый матерью за руку к метро, он ухитрялся
сохранять царственную повадку и внушать окружающим инстинктивное почтение. Я,
естественно, подумал: «Гены», — и пришедшее на ум слово вдруг
решительно указало на однокоренное — „гений“» (Меандр. С. 13).
5 День рождения В. В. Герасимова — 12 апреля.
6 Вероятно, речь идет об энн-арборском
стихотворении Бродского «В озерном краю» (1972): «…в быту / профессор
красноречия — я жил / в колледже возле Главного из Пресных / Озер, куда из
недорослей местных / был призван для вытягиванья жил» (СИБ III, 25).
7 В воспоминаниях о
Бродском Лосев полусерьезно, полушутя пишет: «Можно, конечно, выводить
творческий потенциал Иосифа из того, что его в младенчестве „мамка уронила“.
Мария Моисеевна рассказывала, что такое действительно случилось. Некоторые
невропатологи и психиатры описывают симптом „гиперграфии“,
неудержимого стремления писать. Обычно это связано с патологией левой передней
доли головного мозга, например, при некоторых видах эпилепсии или в результате
травмы. В тот же синдром могут входить задиристость, высокая самооценка,
мистические переживания, повышенная религиозность. Иногда
даже говорят, что левая лобная доля — это местонахождение Бога» (Меандр.
С. 85).
8 Открытка Лосеву из Венеции от 5 января 1975 г.
(последняя на момент написания этого письма).
9 Последние два лета перед эмиграцией — в 1974 и
1975 гг. — Лосевы проводили в Литве, где снимали домик у моря в Паланге.
7
4 ноября <1975 г.> Ленинград
Милый Иосиф!
Вот мы и решились.1
А между тем связь с тобой оборвалась. После новогодней
открытки из Италии не было ничего, кроме пары приветов.
Ты не внушил нам идею бегства (разговоры в
Летнем саду не в счет — ты был тогда в лихорадке предотъезда2 )
и, уж конечно, ты не должен брать на себя ответственность за наши передвижения
и наше будущее.
Чтобы не было неясностей, сразу напишу, на какую
твою помощь (весьма предположительно) я рассчитываю, т. к. не уверен, что дошло
предыдущее письмецо3, да и писал я его в
таких попыхах, что могло получиться невнятно.
Речь идет о двух благодеяниях.
Во-первых, протекция при поисках работы в пока
еще далеком будущем. Во-вторых, — обмен денег.4
<…>
Вот чем я бы хотел тебя обременить, ясно
сознавая, что мои здешние представления о твоем тамошнем образе жизни условны и
примитивны, несмотря на всю информацию, и мои просьбы могут быть для тебя не
просто докукой, а совершенно невыполнимыми по самым разным причинам. Тогда не
сердись на нас, ради Бога, и не бойся огорчить нас или обидеть, мы знаем, что
ты сделаешь все, что можешь.
В Ленправде
вчера был очередной суровый фельетон о джазмене из кафе «Север», который
умоляет дирекцию Ленконцерта вызволить его обратно из
Штатов, где бедняга гибнет от прагматизма, депрессии и ностальгии по нордовским лабухам5, а
в последнем номере журнала «Америка» на меня большое впечатление произвела
статья о приобретении американцами коттеджей, даже не столько сама статья,
сколько сопровождающие ее яркие фотографии дверных ручек, полихлорвиниловых
плиток и, особенно, коллекция крышек для унитазов, одна из которых, видимо, за
отсутствием в американском языке соответствующего идиоматического выражения,
даже украшена орлом.6 К вышеприведенной
мусорной куче из Ленправды, лабухов,
унитазной геммы и «Америки» я бы охотно прибавил дешевые вопли об антисемитизме
и лишении гражданских свобод здесь и благоденствии духа, расизме и
отчужденности там.
Если бы главным несчастьем моей жизни было то,
что меня не хотели принимать в университет или пускать в заграничную турпоездку, я бы, кажется, выбрал другой маршрут — Мордовия7
или Св. Земля.8 И я с уважением отношусь к
тем, кто сознательно идет этими путями.
Что же до меня, то, при всем стойком отвращении
к порядку окружающей жизни, я по своей природе всегда лоялен, пока это возможно
(помнишь, мы говорили о том, что анархия всегда еще хуже?), и я слишком
недоверчиво отношусь к человеческой природе вообще, чтобы пытаться что-то вне
себя изменить.
А вот внутри — еще мечтаю. Но я болен своей
жизнью, такой, какой она сложилась и не может измениться здесь. Я мечтаю о
духовной пустыни, эрмитаже9,
Уолден или жизнь в лесу10, давно усталый
раб11 и проч. Я заразил этой болезнью жену, и ею, боюсь, отравлены
Митины и Машины гены. То, что страшит нордовского
джазиста и многих других достойных людей, в моем ненормальном случае
представляется благом — провести остаток жизни в одиночестве, в метафорическом,
но лесу, — чужого языка, индифферентизма и т. д. Тем более что лес этот, по
слухам, «не без добрых зверей» (выражение моего отца, который болен той же
болезнью, что я, но в более безнадежной стадии12).
У меня очень мало социальных амбиций, меня
устраивают стандарты американской бедности, и, как миллионы американцев (см. сов<етскую> прессу), я
«согласен на любую работу» (что, увы, ограничивается не богатырским здоровьем,
пока еще пассивным знанием языка и отсутствием квалификации, кроме вряд ли
нужной там у вас — филологической, редакторской, литературной).
Совершенно невыносима мысль о том, что предстоит
детям, если оставаться здесь. Умом понимаю, что их там ждут не меньшие
проблемы, но ничего не могу поделать, кажется — лишь бы другие! Потому что
здесь для них все беспросветно. Начиная с климата.
Посылаю тебе, милый наш Дант,
Вергилия, который поможет одолевать слишком высокие чужие ступени (в случае
забастовки лифтеров). Получил ли предыдущего — Плутарха? И журнал посылаю с
красивой обложкой.13
Извини, что вместо интересных новостей и сплетен
порция излияний.
Нов<ости> и спл<етни> при встрече.
Целую
(-ем).
Твой
Леша
1 Эмигрировать.
2 В воспоминаниях о
Бродском Лосев описывает следующий эпизод: «...он позвал меня погулять и
поговорить. В какой-то степени все мы были параноиками, все опасались
подслушивающих устройств в помещениях. Сначала мы гуляли по Летнему саду, но он
начал оглядываться и сказал: „Пойдем отсюда“. Мы подошли к его дому, зашли в
садик у Преображенского собора и продолжили разговор на скамейке. В садике, на
мой взгляд, было мирно. Дети играли. На другой скамейке мужик читал газету. Еще
на другой девушка сидела,
видно, поджидала кого-то. Но, взглянув пару раз на мужика и на девушку, Иосиф
опять забеспокоился, сказал, что это в конце концов
противно, и мы снялись с места. Тут я осторожно предположил, что, может, это
просто девушка и просто человек с газетой, и просто мания преследования. В
ответ Иосиф процитировал своего любимого Станислава Ежи Леца:
„Если вы страдаете манией преследования, это еще не значит,
что за вами на самом деле не следят“» (Меандр. С.
84—85).
3 Скорее всего, это письмо Лосева (написанное
после № 6) потерялось.
4 В 1970-е годы отъезжающим
за границу на постоянное место жительства разрешалось вывозить ограниченное
количество валюты. «Перед отъездом, осенью 75-го года я
<…> ей (Марине Басмановой. — Я. К.)
отдавал деньги, какие-то большие по нашим тогдашним масштабам (оставшиеся у нас
от продажи квартиры и мебели). Иосиф должен был возместить нам это в Америке по
тогдашнему негласно установленному черно-рыночному курсу. Курса
этого не помню, но, естественно, по нему тысяча рублей превращалась в скромное
количество долларов» (Меандр. С. 68).
5 1 ноября 1975 г. в
«Ленинградской правде» (№ 257, с. 3) помещен фельетон Б. Кравцова «Крах» — о
джазмене, работавшем по ленинградским ресторанам, в том числе в кафе «Север»
(«Норд»), Фреде Вишинском. Из США он писал слезные
письма о своем желании возвратиться в СССР. Все это (в том
числе его частные письма) обсуждалось 17 октября 1975 г. на общем открытом
собрании в «Ленконцерте» (наб.
Фонтанки, 41).
6 Орел — один из символов США (изображен на
государственном гербе страны).
7 В Мордовских лагерях
сидел, в частности, друг Лосева Михаил Красильников, арестованный 7 ноября 1956
г. за «политическую демонстрацию» (см. о нем очерк Лосева «Красильников» в кн. Меандр.
С. 227—238).
8 Израиль.
9 От фр. ermite — затворник, отшельник.
10 «Уолден, или Жизнь в
лесу» (1854) — наиболее известная книга Генри Дэвида Торо
(Thoreau; 1817—1862), жившего в построенной им
самим хижине на берегу Уолденского пруда в северном
Массачусетсе.
11 «Давно, усталый раб, замыслил я побег / В обитель дальную трудов и
чистых нег» — из стихотворения Пушкина «Пора, мой друг, пора! покоя сердце
просит…» (1834).
12 «Лес не без добрых зверей» — название детской
пьесы Владимира Лившица. См.: Лившиц В., Кичанова И.
Лес не без добрых зверей. Пьесы. М., 1978.
13 О каком журнале идет
речь, установить не удалось.
8
Торвайаника, 14 марта <1976
г.>1
Ося, здравствуй!
Продолжается какая-то душевная анестезия, начавшаяся
у таможенного барьера в Ленинграде. И от этого заторможенность: всего-то дел на
каждый день никаких — ну, письмецо написать, ну, позвонить кому-то (особенно и
некому), ну, там, купить джинсы (первое дело для каждого новоиспеченного рефьюджи2) — а и те не
делаются. Тут еще с квартирой, с устройством нам поначалу не очень повезло (с
детьми ведь это все непросто), мы зажились в жутком пансионе-ночлежке на виа Алессандриа
среди меняющихся одесских жуликов (они-то мигом находили себе квартиры). Наконец,
попечениями Марамзина и Аллоя3
в нашу судьбу вмешалась энергичная Ирина Алексеевна Альберти4 ,
в нашу ночлежку вторгся добродушный вихрь ватиканских
интеллектуалистов, и они с такой щедростью сделали нас объектом своего
христианского попечения, что мы обалдели окончательно. Нас
поселили в приличной и по-итальянски вполне комфортабельной двухкомнатной
квартире на берегу моря в Торвайанике (вылитая
Паланга в несезон), что, помимо материальных выгод
(денег с нас не берут, а, наоборот, все время пытаются всучить), имеет тот еще
резон, что тихо, можно будет купаться, а до города (отдаление от которого все
же вызывает некоторую скорбь) 45 минут на автобусе, что на 10 минут
меньше, чем от Светлановского до «Костра»5
(было ли все это?).
Сунулся я в первые же дни к твоей приятельнице
Нэнси в ХИАС6, в момент полнейшей
квартирной безнадежности и вообще непонимания, что к чему; я ей живописал наше
положение и, будучи сам себе противен (а что делать — дома на трех вонючих
коечках семья живет!), сказал, что очень нуждаюсь в ее советах. Она поулыбалась с минуту, помычала, а потом сказала: «Вы еще не
пробовали кофе капучино? Обязательно попробуйте, это
очень вкусно!» Два мира, б...., две системы. Ну,
ладно. Хрен с ней, с Нэнси этой, ей-то что, а я, сорокалетний м...., завез
семью черт знает куда и ничего не делаю, не могу
устроить того, что в пять минут обтяпает любой фотограф из Винницы, не говоря
уж о зубных техниках. Способен только добраться до
ближайшей садовой скамейки, мраморной ступеньки, сидеть там и ничего не думать,
может быть, впервые в жизни вообще ничего, только иногда: «Что за странное
состояние? Может быть, это и называется счастьем — эта невесомость и отсутствие
желаний»7.
Теперь квартира, дети ходят в школу (курсы английского), и я могу без угрызений вегетировать
и пить капучино, что вредно при моей склонности
к полноте.
Я иногда просыпаюсь в полном изумлении — почему
я здесь оказался? Словно бы не по своей воле. Не захвачен массовым, лемминговым порывом — бежать от родной юдофобии к западному
джинсовому изобилию.8 Не от угрозы тюрьмы и
психбольницы. Не от одиночества. Не от ненависти к советизму даже, потому что
вообще невысокого мнения о человеческой природе. Ну, конечно, тоскливо было
думать, что никогда уже с тобой не повидаюсь. Тоска брала, когда смотрел на
детей и представлял себе их будущую советскую жизнь (их западную
по крайней мере представить не могу). А что все же главное, не понимаю.9
Может быть, то, что Гарик попросту говорит: хочу забраться в горы и просто
сидеть.10
Ладно. <…>
Какие перспективы для нас в Штатах? Не удивлюсь,
если вообще никаких. Я (со слов Джейн Таубмен11)
сказал в ХИАСе, что «на нас» пришлют письмо.12
Они сказали, что, мол, хорошо, но писать надо не им, а обратиться в местную
или, если в Энн Арборе нет,
географически ближайшую еврейскую общину, что, мол, работой мы будем
обеспечены, а община должна уже прислать формальный запрос на нас. А
может, и не надо этого делать. Может, если затянется вся процедура и наше
пребывание в Италии, даже и лучше будет? Я не знаю. Как и вообще не знаю, при
чем здесь какие-то общины.
Вот что меня сильно волнует: получает ли некий
Эндрю Бейли в Энн Арборе13 огромное количество принадлежащих мне
книг, частично отправленных еще мною, частично отправляемых друзьями уже после
нашего отъезда?14
Еще некоторое количество книг, 13 бандеролей, было послано
на адрес Таубменов в Ахмерст.
Напиши нам! Пришли толстую пачку своих стихов.
Все тогда станет яснее. Поскольку всё здесь, в Италии —
водопровод, электричество, деньги, почта — ненадежно, пошли с какими-нибудь
почтовыми излишествами, вроде уведомления о вручении.
Целуем тебя.
Леша.
Адрес: L.V.
Lifshits
c/o Salwemme
(имя хозяйки)
Lungomare
Delle Sirene (каково?)15
138 tnt.2
Torvajanica, Roma,
ITALIA
1 Лосевы улетели из
Ленинграда 11 февраля 1976 г. «В предотъездный вечер, 10 февраля, к нам пришло много друзей и многие остались ночевать, прямо на
полу в нашей опустевшей квартире, чтобы на рассвете поехать с нами в аэропорт.
Спать долго не пришлось — несколько такси были заказаны на пять утра. На углу Малой Садовой и Невского я попросил шофера остановиться.
Вывел детей из машины и сказал им хорошенько посмотреть направо и налево. Дети
были невыспавшиеся, простуженные и возбужденные
предстоящим путешествием, так что они вряд ли запомнили этот момент. А я помню, как стянул с головы шапку и вглядывался в мглистую
перспективу Невского» (Меандр. С. 261).
После нескольких недель в Риме, Лосевы поселись в прибрежном городке Торвайаника (Torvajanica), в 35
км от Рима, где прожили вплоть до отъезда в США 3 июня 1976 г.
2 Рефьюджи
(refugee, англ.) — беженец.
3 Владимир Аллой
(1945—2001) — издатель-журналист, эмигрировал в 1975 г., жил в Риме, потом в
Париже. Работал в «Вестнике РХД», был директором издательства «YMCA-press», редактировал альманах «Минувшее» и другие
издания. В 1992 г. вернулся в Россию.
4 Ирина Алексеевна
Иловайская-Альберти (1924—2000) — многолетний редактор парижской газеты
«Русская мысль». Привлекая международные христианские организации, помогала
многим эмигрантам из СССР в Италии.
5 Т. е. от дома (Светлановский пр., д. 109) до работы (редакция «Костра»
находилась на Таврической ул.).
6 HIAS (Hebrew Immigrant Aid Society, Общество помощи
еврейским иммигрантам) — одна из старейших в США благотворительных организаций
(существует с 1881 г.). Нэнси — знакомая Бродского, о которой он писал в
ответном письме Лосеву (конец марта — начало апреля 1976 г.): «Прости меня за
Нэнси. Она — я ее, в сущности, совсем не знаю — была приятельницей Славинского
и, видимо, будет моей студенткой. Она слегка не в себе, по-моему, но вообще,
вроде, толковая».
7 Ср. с первой заграничной
открыткой Бродского Лосеву (20 июня 1972 г., Лондон): «Чувств — никаких.
Организм (мозг) защищается».
8 В очерке Лосева «После
молчания», написанном в Италии примерно в это же время: «Толпы маленьких уютных
грызунов — леммингов — без всяких видимых причин вдруг устремляются из своих
обжитых теплых нор на норвежских нагорьях вниз, к чужому и холодному океану. И
ведь каждому зверку, небось, кажется, что очень важные
причины сорвали его с места, что всенепременно ему надо броситься в воду и,
никогда и не нюхавшему воды, переплыть океан. И многомиллионное зверковое месиво бросается в прибой, гребет своими
неприспособленными лапками, чтобы минутой позже пойти ко дну, но скорей, скорей
— сзади другие напирают рядами. Для решения своих, недоступных отдельной особи
биологических стратагем природа, как всегда безотказно, использует стадный
инстинкт. (Вчера я видел: открылись двери „Банко национале дель лаворо“, где выдают ежемесячное пособие, и толпа иждивенцев
международной еврейской благотворительности пробежала по сбитой сразу же с ног
восьмилетней девочке. Кто из них, будь он один, наступив на живое,
не остановился бы, ужаснувшись. Но они были толпа, стадо)» (Собранное. С. 438—439).
9 Говоря о мотивах своей
эмиграции, Лосев сравнивает их с ситуацией Бродского: «Вот еще
какая тут между нами разница. Меня в определенный момент
жизни непреодолимо потянуло туда, а Иосифу, если когда и хотелось
бежать, то оттуда» (Меандр. С. 34).
10 Гинзбург-Восков,
в молодости увлекавшийся индуизмом.
11 Джейн Таубман (Jane Taubman)
— профессор русской литературы в Amherst College, познакомившаяся с Лосевыми (через Бродского) в
Ленинграде в январе 1976 г., незадолго до их отъезда: «Иосиф
направил нас (с мужем Уильямом Таубман (William Taubman). — Я.
К.)
к ним, как он посылал нас к другим своим ленинградским друзьям, а также в своим родителям, передавая
подарки и письма» (из электронного сообщения Я. К., 2 марта 2010 г.).
12 Т. е. вызов в США.
13 Возможно, имеется в
виду Ричард Бейли (Bailey),
литературовед и лингвист, преподававший в Мичиганском
университете.
14 Об отправке книг за
границу Лосев пишет: «Книг было много, общим весом около тонны. Отправлять их
надо было поездом до Триеста, а оттуда уж на корабле в Америку. На товарной
станции специальная бригада заколачивала это добро в ящик, один огромный досчатый саркофаг. Согласно «Памятке»
(распространявшейся в самиздате среди эмигрантов. — Я. К.) тут
тоже надо было дать взятку, но какую именно, не говорилось. Я понимал, что не
конфеты, духи или колготки, и протянул бригадиру червонец. Он весело спросил:
„Ты как хочешь, чтобы доехало до Триеста или чтоб тут развалилось?“ Я сказал,
что хочу, чтобы доехало, и выгреб все, что у меня было, рублей восемьдесят. И
надо сказать, что они свое дело сделали честно, сколотили эту домовину для книг
на славу. Полгода спустя на лужайке у дверей издательства Ardis мы с Карлом Проффером
изрядно попотели, раскурочивая ящик, чтобы освободить
мои книги» (Меандр. С. 259).
15 Берег Сирен (итал.).
9
26
апреля <1976 г. Торвайаника>
Здравствуй,
милый Ося!
Пишу
невесть куда, потому что злые духи, которые не перевелись в Италии с тех
времен, когда их проделки точно описал в своих мемуарах престарелый венецианец
К. Гоцци1 , итак, духи не
дают и не дадут, возможно, мне с тобой связаться.
В
назначенное воскресенье, 4 апреля, в назначенное время я тебе звонил: «ноу анса».2 Потом,
сразу по получении твоего замечательного письма, было поступлено
по твоему совету — уехано в Венецию.3 В
Венеции при первом заходе оказалась несусветная очередь на американский
телефон, при втором заходе, рано утром перед отъездом на вокзале, т. е. с
расчетом поднять тебя, только что легшего, с постели, оказалось, что на
венецианском вокзале нет международного телефона! После этого не удивительно,
что во Флоренции была испорчена прямая связь, можно было звонить только через
Рим, ожидание, возможно, в течение дня… А тут минуло
16 апреля, после которого ты собирался уехать из Энн Арбора.4
Получил
от Гарика письмо. Насколько могу понять из его несусветных иносказаний, он
получил вызов, собирается подавать в июле. Думаю, что
его отпустят. Думаю, что для него это хорошо. То есть ему не будет хуже.5
Более
понятно он пишет, что у Марины6
нормализовалась домашняя жизнь. Рачительный Уфлянд
устроил какой-то пансионат: ребенок спит в теплой и проветриваемой комнате, ст, что полагается есть детям в соответствующие часы, и
даже, как нормальные дети, смотрит телевизор.7 За
последнее можешь нас с Уфляндом убить. Хотя Уфлянда не можешь, а меня
пожалуйста, моя жизнь недорого стоит.
Я
буду действительно очень рад отдать остаток своих дней издательству «Ардис».8 Марамзин
прислал мне проспект, очень интересный, но с такими ошеломительными ошибками в
русском, что, пожалуй, я и вправду могу быть полезен.9
Если
эта работа даст нам возможность сводить концы с концами, прекрасно!
Соответственно предполагаемым заработкам нам нужно и жилье.10 Но
ни в коем случае не хотелось бы тебя загружать еще и этими заботами.
Если вдруг попадется какая-нибудь толковая и
хозяйственная энн-арборианка, которая согласится дать
нам советы насчет бюджета (вот, начинается то самое виляние языка на
экономической теме), то и чудесно! Мне в жилье нужно только, чтобы было место,
куда можно иногда прятаться.
Еще
раз повторяю, что вот и сейчас, пиша это письмо, не
знаю, что надпишу на конверте. В этом смысле мое послание напоминает
классический ответ Виноградова и Еремина одному ученику школы «Спринт» в период
зарабатывания ответами на письма в «Костре»: «Дорогой
Ваня! К сожалению, ты не получишь этого письма, т. к. забыл написать на
конверте обратный адрес. В следующий раз не забывай! С приветом…» Правда,
драматурги хоть рубль заработали по счету.
Извини,
я не могу сейчас всерьез писать о стихах. «Колыбельная
Трескового Мыса» — замечательные. Такого я раньше не читал. Но так, видно,
совпало (вступило), что сейчас особенно тронули мелкие стихи («мелкия стихотворения», как принято
было писать некогда в оглавлениях), в которых обычно прежде ты чувствовал себя
слишком тесно. В них как-то трогательно протянуты руки, или не знаю что, к
малой русской поэзии. «Узнаю этот ветер…», «Ниоткуда с любовью…», «Тихотворение…», «Ты забыла деревню…», «…и при слове
„грядущее“…».11 Есть такие юные красавицы, по словам А. С. П<ушки>на, которые могут надевать какие угодно
головные уборы, и все им идет, хоть ширпотреб москвошвея!
Так и у тебя тут вышло: котурны откинуты, а божественный глагол остался.12
Хотя
ты хотел не лести, а наоборот. Из наоборот только одно пока
робкое суждение (может быть, дело в том, что я мало, не всё знаю): не слишком
ли властно заграбастала тебя в последние 4 года одна тема, к тому же иссушающая
тема — хоумсик (взамен куда более разнообразной одной
из прежних — сик оф хоум).13
Что-то
я, должно быть, ерунду несу, извини. <…>
Ладно,
дорогой. Свалились, действительно, мы на тебя! Вообще просто хочется тебя
увидеть. Чтобы не слишком пугался при встрече — мы, как это называется, сдали.
Пять минут назад Нина произнесла что-то о загубленной жизни. Дети над нами
издеваются. Но вообще ничего.
Целуем.
Леша.
1 Карло Гоцци (1720—1806) — венецианский
драматург. Лосев имеет в виду его «Бесполезные мемуары» («Memorie
inutili», 1797).
2 No answer — нет ответа (англ.).
3 В конце марта — начале апреля 1976 г. Бродский писал Лосеву
в Торвайанику: «Не знаю, как у тебя с башлями, но, будь я на твоем месте, я бы пошел на Рома Термини (что
есть, в просторечии, вокзал), купил бы четыре билета до Венеции, сел бы в поезд
и через
6 часов был бы там. <…> И постарайтесь пробыть там три-четыре дня. Тогда
ты поймешь, для чего уехал. Более того, уехав в Штаты, ты будешь знать, куда
возвращаться».
4 В том же письме Бродский
сообщал: «Знай, на всякий случай, что семестр (т. е. учебный год) кончается у
меня 16-го апреля и что после этого я постараюсь отсюда дать тягу — не знаю
еще, куда, но вряд ли в Европу. <…> (я никуда не денусь и все время буду в контакте, но тем не
менее)».
5 Гарик Гинзбург-Восков эмигрировал в 1977
г. и живет в Анн Арборе до сих пор.
6 Басмановой,
матери сына Бродского Андрея.
7 О любви Уфлянда к телевидению Лосев, в частности, вспоминает:
«...гостя у нас, он уходил после завтрака смотреть детские мультики по
телевизору и до нас доносился из телевизионной комнаты его счастливый хохот» (Меандр.
С. 361).
8 Бродский писал Лосевым
в Италию: «Работа для вас обоих есть. Это — Ардис.
<…> В каждом выпуске РЛТ (журнал «Russian Literature Triquarterly», издававшийся в «Ардисе».
— Я. К.) есть минимум 100 страниц печатного русского материала.
Кроме того, Карл выпускает ежегодно пять-шесть книг на русском языке, будь то
поэзия или проза. <…> либо
ты, либо Нинуля вдобавок к этому получите
преподавательскую работу (ассистента на кафедре или что-ниб<удь> в этом роде; я, говоря откровенно, думаю, что у Нинули покамест шансы выше). Так что Ардисовскую
работу вы можете рассматривать как основную, а преподавание — как
совместительство».
9 О каком «проспекте» идет
речь, установить не удалось.
10 В том же письме Бродский
писал:
«…чем
раньше вы приедете в Штаты, конечно, тем лучше. Особенно, в смысле поисков
жилья. <…> Все дело в том, что сейчас жилье снимать —
дешевле: т. е., возможностей больше и, следственно, рента (аренда) ниже.
В июне-июле-августе ситуация начинает меняться
в сторону удорожания (любопытно, что русский язык начинает вихлять как только
заговариваешь на экономические темы: результат отечественной стабильности)
потому что начинают съезжаться студенты, преподаватели и т. д., т. е., спрос и
предложение снова входят в силу, тогда как весна — время разъезда. <...>
Анн Арбор летом довольно невыносимое место:
приходится принимать душ минимум дважды в день; но я думаю, что лучше бы
приехать все-таки пораньше: чем короче инкубационный период, тем меньше
душевный раздрай, а что касается местной жары, то
это, полагаю, единственная реальная проблема,
к<ото>рую вам придется решать. Во всяком
случае, чем раньше вы тут окажетесь, тем меньше времени вы будете пребывать в
настоящем, гадательном состоянии. Главе Департамента Слав<янских> Языков
это тоже облегчило бы многое в смысле вашего зачисления».
11 Стихотворения из цикла
Бродского «Часть речи». Бродский писал: «Посылаю тебе стишки, оказавшиеся под
рукой. Вот уже почти четыре года мне некому прочитать/показать стишок и
спросить, годится ли. Поэтому, сделай милость, скажи, чего думаешь, без дураков. Я знаю, что в них хорошо. Не знаю, что плохо.
Включая знаки препинания».
12 Именно «мелкие»
стихотворения Лосева, в свою очередь, оценил Бродский в одном из последних
телефонных разговоров: «Книжки свои я ему посылал, а просто
новые стихи, только изредка, если он просил. В последний раз в 95-м году
довольно большую подборку, по поводу которой он позвонил и сказал: „Замечательно, особенно маленькие стихотворения“, — чем тут же
вызвал у меня мнительное подозрение, что он поленился прочитать те, что
подлиннее» (Меандр. С. 37).
13 Homesick
(англ.) — тоскующий (ностальгирующий) по дому
(родине). Sick of home — уставший (до тошноты) от
дома.
Публикация и примечания Якова Клоца
|