К 70-летию ИОСИФА БРОДСКОГО

 

Лев  Лосев

Письма к Иосифу Бродскому

Хронологические границы (1972—1976) публикуемых писем — отъезд Иосифа Бродского из СССР и приезд Льва Лосева с семьей в США. Письма Лосева печатаются по автографам и авторской машинописи из архива Иосифа Бродского в Библиотеке редких книг и манускриптов Йельского университета (Beinecke Rare Book and Manuscript Library, Yale University), фонд Gen Mss 613, Box 9, Folders 235—237 (далее — Beinecke). Письма Бродского и другие материалы цитируются по автографам и оригинальной машинописи из архива Льва Лосева. Выражаю признательность Нине Моховой-Лосевой и Дмитрию Лосеву, а также Якову Гордину, Сергею Гандлевскому, Андрею Курилкину, Ирэне Каспари, Джейн Таубман, Рамунасу Катилюсу и Василию Рудичу за помощь при подготовке комментариев. Письма Льва Владимировича Лосева печатаются с разрешения наследников. Цитаты из писем Бродского печатаются с разрешения Фонда по управлению наследственным имуществом Иосифа Бродского.

Я. К.

 

1

22—27 августа 1972 г. Ленинград — Усть-Нарва

 

Иосиф, дорогой, здравствуй!

Регулярно получаем твои послания — телеграмму, открытку, письмо — и страшно рады, что ты пишешь, что, видимо, здоров, поскольку ведешь насыщенную событиями жизнь (я бы давно свалился).1

Впрочем, я и так провожу это лето в виде человекообразной массы, расплывающейся по дивану. В России стоит небывалая жара. С самого твоего отъезда и по сей день — всё за 30°С, и душные ночи, и даже некоторое подобие смога, с которым ты, будем надеяться, не познакомишься в своем кампусе.2

В связи с жарой практически не происходит никаких событий. Я на днях переезжаю в новое жилье — адрес: Светлановский пр., 109, кор. 1, кв. 72.3 Надеюсь, ты часто будешь выводить эти слова и числа. Впрочем, иногда бывает, что в новых домах адрес меняется, — если изменится, сообщу.

Я довольно часто, один и с друзьями, навещал твоих родителей. Они держатся во всех отношениях бодро, а генеалогические рассказы А<лександра> И<вановича> приобрели в последнее время гордый академический оттенок.

Кстати, об академиях. Твои курсы меня несколько удивили.4  «Современная русская и англо-американская поэзия» — во взаимосвязи? Но в этом случае ты можешь говорить разве что о самом себе! «XVIII век в русской поэзии» — это «Полтава» и «К вельможе»5, поэмы Мартынова6  и даже поэма В. В. Торопыгина «Федор Волков».7 Если же просто «Русская поэзия XVIII века», то книжки, кажется, тебе уже послали8, единственная моя лепта — маленький Сумароков. Надо ли еще чего?

Есть у меня прижизненные издания Державина и Хемницера, но их я хочу подарить тебе, когда вернешься.

Очень хочется задавать тебе вопросы. Здоров? Как с языком? Каков твой быт? Одеяло купил?9

Прислал бы фото — свои и Ann Arbor’a (или вы вместе).10 Мне этот Анютин Уголок представляется местом не менее идиллическим, чем Любино Поле.11

Ты красочно описал режим алкаша Одена.12 (Говорят, какие-то черты роднят его с Kavafy13.) Опиши так же подробно свой.

Кавафис — замечателен.14 Что же до вызванных его стихотворением умоза­ключений, то напрасно ты пишешь, что не сформулировал этого прежде, — я не раз в последние год-два слышал от тебя рассуждения о дискомфорте как условии человеческого существования (greetings to your air-conditioner15), это своего рода моральная неэвклидова геометрия: вместо посылки «человек должен жить в гармонических условиях» посылка «а кто, собственно, сказал, что так?»16. Я совершенно согласен с тобой, но (видимо, в силу жовиального от природы нрава) не могу понять трагизма, которым несомненно оттенены эти твои размышления. Или нет, дело в другом — я недостаточно индивидуалист, чтобы воспринимать это трагично (скорее не трагедия, а элегия). Помнишь наш разговор «Нину, деток жалко»17, за что ты меня осудил? И все-таки только их.

Приступил ли штат Мичиган к строительству велосипедных дорожек? Леня18  шутил: Осе, видно, на роду написано восстанавливать всех против себя: одних, других, третьих, Jews, теперь американцев — все на автомобилях, а он, видите ли, на велосипеде! Но, кажется, велосипед в тех краях сейчас в моде?19 Кстати, об экснострисах и велосипедах (вернее, передачах) — не досаждают?20 Мне рассказывали о том, что ты тверд в своем отношении к отечеству и в своих намерениях. Я уверен, что иначе и быть не могло. Куда же деваться от того, что уже стало тобою. Еще один вопрос есть, herr professor, как всем известно, вы есть grosse Dichter.21 Сочинял ли ты, и вообще, как с этим делом? Хотя я почти уверен, что никак, и не беда, антракт объясним.

Кстати, herr классицист, откуда ты взял 5 единств? 3 — времени, места и действия (для драмы во всяком случае).22

I have a rather long list of our friends wishing to greet you.23 А вот Мишаня24 просил передать обязательно.

Мы с Ниной тебя обнимаем и целуем. Митя с Машей25 шлют тебе приветы. Мы тебя очень любим, не забывай нас.

 

Леша

P. S. Наконец-то спала жара.

P. P. S. Только сейчас по телику передавали мультяшку с длинными и подробными титрами, армянскую, там были хорошие строчки: «Никто из них не вернулся назад, и только порой луна, с холодного неба бросает взгляд в озеро Парвана»26. Хорошие, но, надо думать, ошибочные. Л.

 


1 В открытке с видом на улицу Грабен в Вене, написанной 20 июня 1972 г. в самолете из Вены в Лондон (получена 3 июля 1972 г.), Бродский сообщал: «Я послал тебе телеграмму с опозданием не по беспамятству (день рождения Л. Лосева 15 июня. — Я.  К.), а по безденежью и потому что на соседнем почтамте не соображают English (который везде у меня тут пролезает). И потому что все это время проводил с Оденом, к<ото>рый здесь и с которым сейчас (пишу в самолете) летим в Лондон на Poetry International». Телеграмма не обнаружена. «Письмо» написано уже из Энн Арбора 2 августа 1972 г. В нем Бродский описывает свое двухнедельное пребывание в Австрии, лондонский поэтический фестиваль, выступление ­в Queen Elizabeth Hall, жизнь в доме у Наташи и Стивена Спендеров, перелет из Лондона в Детройт
(9 июля) и первые дни на новом месте в Энн Арборе, штат Мичиган, где он вскоре начал преподавать.

2 См. стихотворение Лосева «Июнь 1972 года»: «Тлели кнуты, плавились пряники. / Толковища наши стали тишать. / Горели в округе леса и торфяники. / Нечем стало дышать. / <…> / Что делать в стране, покинутой гением? / <…> / Активность солнца. Пассивность нации. / Клопов мутации. Мусора / в серых мундирах прилипли к рации. / Период стагнации. Жара» (Лев Лосев. Собранное. Екатеринбург, 2000. С. 372; далее — Собранное). Одним из подтекстов стихотворения может служить известная реплика чиновника ленинградского КГБ, пригласившего Бродского в мае 1972 г. для «оформления» выездных документов: на вопрос Бродского о том, что будет, если он откажется, последовал ответ: «В этом случае летом вам горячо придется».

3 В это время Лосев с семьей жили по адресу: Тихорецкий пр., д. 9, корп. 7, кв. 37.

4 В письме из Энн Арбора Бродский писал: «У меня здесь будут два семинара; один — modern Russian and English-American poetry, второй — XVIII century in Russian Poetry — и у меня нет книг. Если что-нибудь подвернется, пошли, пожалуйста. Это важно».

5 Поэма Пушкина «Полтава» (1828—1829) и стихотворение «К Вельможе» (1830).

6 Леонид Мартынов (1905—1980) — поэт, писавший кроме стихов исторические поэмы. О знакомстве Лосева с Мартыновым см.: Лев Лосев. Меандр: мемуарная проза. М., 2010. С. 234—235 (далее — Меандр).

7 Владимир Торопыгин (1928—1980) — ленинградский поэт, общий знакомый Лосева и Бродского, в 1960-е годы главный редактор журнала «Костер». В мемуарном очерке «Подвиг Торопыгина» Лосев рассказывает: «Как ни дорожил Володя своим номенклатурным благополучием, была черта, перейти которую он не мог. На заседании партбюро Союза писателей ему поручили быть общественным обвинителем на процессе Бродского. И вот, что он сделал. Тут же после партбюро спустился в буфет и нарочито прилюдно нахлестался коньяку до безобразия — с криками, битьем посуды, опрокидыванием мебели. И на следующий день явился, опухший, в ресторан спозаранку и все безобразия повторил, чтобы ни у кого не оставалось сомнений: у Торопыгина запой, выпускать в суд его нельзя. Это был бунт маленького человека в советском варианте, но все равно бунт, даже, пожалуй, подвиг» (Меандр. С. 125—126).

8 Книги Бродскому посылал Яков Гордин. Он же указывал ему в письмах (например, от 12 и 15 августа 1972 г.) основную библиографию по русской поэзии XVIII в. (подробнее см. рассказ Гордина в кн.: Валентина Полухина. Иосиф Бродский. Жизнь, труды, эпоха. СПб., 2008. С. 201—202).

9 Письмо Лосеву от 2 августа 1972 г. заканчивается так: «Погашу свет, пойду в спальню, лягу на станок и укроюсь stars and stripes (американский флаг. — Я. К.), служащих (sic!) мне одеялом, которого до сих пор не удосужился купить».

10 Энн Арбор («Дерево Анны») — «скромный городок, гордящийся присутствием на карте» из стихотворения Бродского «Осенний вечер в скромном городке...» (1972) — был основан в 1824 г. (Мичиганский университет переехал сюда из Детройта в 1837 г.). В том же письме Бродский так описывает Энн Арбор:

«So I ampoet in residence’ в ‘university of Michigan’ <...>, второй после Robert Frost. Мне платят $12000 в год, имеется кабинет с air-condition, имеется bike (bicycle), на котором я качу по зеленым улочкам Ann Arbor, тихого (пока нет студентов) городка, основное население к<отор>ого состоит из людей, работающих у Ford’a, science men при и вне U-M, пенсионеров и, значит, студентов. Много негров, но больше белых. <…> Везде (по случаю и без) виднеются мои переводы…»

 «Поначалу, после Ленинграда, а также Вены и Лондона, — пишет в биографии Бродского адресат письма, — Энн Арбор показался Бродскому захолустьем. <…> На самом деле Энн Арбор не так уж мал и захолустен. В семидесятые годы в нем было примерно сто тридцать тысяч жителей. Помимо огромного, по любым меркам, Мичиганского университета (более тридцати тысяч студентов), в Энн Арборе и его окрестностях было много крупных и среднего размера технологических фирм и лабораторий» (Лев Лосев. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии. М., 2006. С. 199 — далее ОЛБ).

11 Любино Поле — деревня в Новгородской области.

12 Письмо от 2 августа 1972 г., где Бродский описывает распорядок дня Одена, см.: ОЛБ. С. 80). 

13 По-видимому, речь идет о сексуальной ориентации. Константинос Кавафис (1863—1933) — греческий поэт, которого Бродский переводил на русский язык (совместно с Геннадием Шмаковым и самостоятельно) и о котором писал прозу (в авторизированном русском переводе Лосева эссе «На стороне Кавафиса»). В 1978 г., уже в Америке, Лосев перевел пять стихотворений Кавафиса («Дарий», «Не понял, нет», «Если вправду умер», «Их начало», «Кесарион») и опубликовал их вместе с переводом эссе Бродского в парижском журнале «Эхо» (1978, № 2. С. 142—155).

14 2 августа 1972 г. Бродский писал Лосеву, что «только сегодня получил из Лондона журнал «Антей», где очень хорошая компания и где новые переводы из Cavafy». В летнем номере журнала за 1972 г. (Antaeus, TangierLondonNew York, No. 6, Summer 1972, P. 38—47) напечатаны семь стихотворений Кавафиса в переводе Эдмонда Кили (Edmond Keeley) и Филипа Шеррарда (Philip Sherrard). В журнале также опубликованы восемь стихотворений Бродского в переводе Джорджа Клайна (George L. Kline) (P. 99—113). В письме Лосеву Бродский приводит английский перевод стихотворения Кавафиса «Ионическое» («Ionic»), над которым «сидел, бросив все дела, два часа. <…> Надо это перевести — но как? — не с английского же. Авось, найду здесь (и здесь) какого-нибудь грека». Это стихотворение Бродский перевел на русский язык в 1988 г. по варианту Геннадия Шмакова («Русская мысль». 1988, № 3750, 11 ноября. Литературное приложение. № 7).

15 Привет твоему кондиционеру (англ.).

16 Отклик на идею Бродского об унизительности «программы „рая на земле“», изложенную в письме Лосеву от 2 августа 1972 г. и, очевидно, продолжающую мысль еще из венской открытки от 20 июня 1972 г. о том, что «изобилие также — если не более — трудно воспринять, как и нищету. Второе все-таки лучше, ибо душа работает».

«…Вне связи с Cavafy, но отчасти благодаря этому уровню — хочу сказать тебе то, чего так и не сформулировал прежде.

Что религиозная бездомность (лучше — беспризорность) русской интеллигенции домогалась компенсации в религии человечности, создавая безграничные (бесчисленные) этиче­ские требования, обращенные, однако, не к отдельному человеку, а к „среде“, которая несет ответственность за искажения хорошей человеческой натуры. Это повторяется в наше время в светском гуманизме с его мечтами о конце отчуждения, т. е., по сути дела, о скончании времен, так как ничто не удовлетворяет этих мечтаний, кроме картины строя, обходящегося без каких-либо пут и учреждений. Но, по-моему, для человеческой души есть нечто унизительное в программе „рая на земле“» (письмо от 2 августа 1972 г.).

Та же идея изложена в одном из первых написанных в Америке эссе Бродского «Писатель — одинокий путешественник» (1972): «Все мы ведем себя в жизни таким образом, как будто кто-то когда-то где-то сказал нам, что жизнь будет хорошей, что мы можем рассчитывать на гармонию, на Рай на земле. Я хочу сказать, что для души — для человеческой души — есть нечто оскорбительное в проповеди Рая на земле» (Сочинения Иосифа Бродского в 7 т. СПб., 2001. Т. 7. С. 65 — далее СИБ).

17 Нина Мохова, жена Льва Лосева.

18 Леонид Виноградов (1936—2004) — близкий друг Лосева и знакомый Бродского, поэт «филологической школы».

19 См. прим. 10. 13 сентября 1972 г. Бродский писал Ромасу и Эле Катилюс: «Езжу на велосипеде, пугая население и пугаясь сам: это большой сюрприз, что до сих пор не задавили, тьфу-тьфу» (архив Ромаса и Эли Катилюс).

20 Вероятно, речь идет об откликах западной прессы, в том числе еврейской, на высылку Бродского из СССР и его прибытие в США. Экснострис (ex nostris) — из наших (лат.).

21 Большой поэт (нем.).

22 Единство времени, места и действия — формальный принцип драматургии классицизма. В письме Лосеву от 2 августа 1972 г., описывая произошедшие в его жизни события, Бродский писал: «Сейчас я сижу в 4-х комнатном двухэтажном своем (в смысле арендованном мною на год) доме, вспоминаю все это и думаю, что произошло, вероятно, нечто значительное, что это был, может быть, даже праздник, или спектакль, но по всем ионесковским правилам, взамен 5 единств классицизма <…> два из них, по крайней мере, нарушены».

23 У меня довольно длинный список друзей, желающих передать тебе привет (англ.).

24 Михаил Еремин — поэт «филологической школы», близкий друг Льва Лосева.

25 Мария и Дмитрий Лосевы, дети Льва Лосева и Нины Моховой.

26 Мультфильм «Легенда озера Парвана», снятый по одноименной поэме Ованеса Туманяна на Армянской киностудии, был дублирован на «Ленфильме» в июле 1971 г. Синхронный перевод к этому фильму был выполнен Бродским. В архиве Бродского сохранилась машинопись перевода с финальным четверостишием: «Никто из них не пришел назад. / Только порой луна / с полночного неба роняет взгляд / в озера Парвана» (Российская национальная библиотека. Отдел рукописей. Фонд 1333. Ед. хр. 392 — далее РНБ).


 

2

18 декабря <1973 г. Ленинград>

 

Здравствуй, наш милый Ося!

Рождественское поздравление — будь счастлив (постарайся!). Это письмо по странности напомнило мне твое поздравление мне 3 года назад, в больницу.1  Как скрупулезно соблюдается судьбой принцип парности! — вот только визиты из-за карантина отменены и дядьку-вахтера не подкупишь полтинником.­

Итак, жизнь есть сон (Кальдерон)2  или театр (Шекспир)3. Не верь! Мы не фантомы сна и не эпизодические персонажи из 1 акта. Мы реальны, и таковыми нас делает, в частности, горячая любовь к тебе, которая, поверь, не стала меньше. Впрочем, не исключено, что оба драматурга правы одновременно: сон в театре. Надо добавить тогда, что время от времени мы просыпаемся и, встряхиваясь, безнадежно пытаемся сообразить, что происходит.

Что? Как ты живешь? Хочется рисовать себе идиллические картинки. Шейхи проявляют последовательность и принципиальность, и ты дышишь воздухом, не отравленным выхлопными газами, и любимая тобою свеча освещает рукопись.

В наличие последнего предмета тоже хотелось бы верить, даже если за океаном наступит, что вероятно, вероятно (sic!) и парафиновый кризис, и будет вовсе сыро (темно и ветрено). Словом, нам бы жилось спокойнее, если бы мы иногда знали о твоем житье, не исключая детали быта, в том числе такие, как здоровье. Хотя западная почта работает довольно скверно, сообщай нам о себе!

Что у нас? Известный тебе образ жизни на не известной тебе северной окраине Ленинграда. Нина все так же красива и еще умнее, может быть, оттого, что мы часто беседуем о тебе. Дети, как им положено, растут, учатся, развлекаются мультфильмами, не отдавая предпочтения иностранным перед отечественными, иногда спрашивают, скоро ли ты вернешься, рассматривая твое отсутствие как жюльверновскую кругосветку.4

Вокруг начались 40-летия.5 До моего еще, кажется, нескоро, как ты знаешь. «Арарат» выиграл первенство и кубок (и едва ли не точит шампуры на персонажей твоей последней открытки).6 Я купил новый TV — боюсь, что это сообщение лишит твоих студенток любимого профи, ведь мюнхенский чемпионат на носу!7

У моего отца был 60 юбилей и маленький инфарктик8, а у меня маленькие премьеры9 и вроде бы язва, но рентген не подтвердил.

Гарик10 подарил мне грушу, которую я усердно обрабатываю (встретишь Мохаммеда Али — не говори! хочу застать его врасплох своим вызовом). Ты как единственный переводчик на русский его стихов, вероятно, часто общаешься с этой звездой.11

Последнее слово я употребил лишь для того, чтобы и звезда присутствовала в этом письме, куда уже забрели восточные цари (шейхи).

Будь счастлив и не забывай нас!

Целуем

Леша

 


1 В декабре 1970 г. Лосев лежал в больнице им. Мечникова с инфарктом. 25 декабря Бродский принес ему поздравление с Рождеством и Новым годом, написанное на коробке из-под сигарет Pall Mall по-английски, с рисунком и аппликацией: «…to our poor, sick and in spite of this all dear Mr. Liocha Livshitz’у» (...нашему бедному, больному и, несмотря на все это, дорогому г-ну Леше Лившицу). «На следующий день (после новокаиновой блокады.Я. К.) меня навестил Иосиф. Принес самодельную рождественскую открытку-коллаж. Она у меня цела. Там особенно трогательны верблюды волхвов, вырезанные из пачки «Кэмела». Я показал Иосифу круг на груди (от новока­иновых уколов. — Я. К.). <…> Не знаю, почему это произ­вело на него такое впечатление, но и через восемь лет, показывая мне шрамы после операции на сердце, он вспоминал тот мой припухший красный круг» (Меандр. С. 44).

2 Педро Кальдерон де ла Барка (Pedro Calder\n de la Barca; 1600—1681) — испанский поэт и драматург, автор пьесы «Жизнь есть сон» (1635).

3 В монологе Жака (акт 2, сцена 7) из пьесы Шекспира «Как вам это понравится» (1599—1600) говорится не о «жизни», но о «всем мире»: «All the world’s a stage». В русском переводе обычно звучит как «Весь мир театр, и люди в нем — актеры».

4 В 1976 г. Бродский посвятит Лосевым стихотворение «Новый Жюль Верн». Смысл посвящения объясняется в комментарии Лосева к этому тексту: «Посвящение „Нового Жюль Верна“ этой паре неслучайно. В начале семидесятых годов, когда комментатор работал редактором в ленинградском детском журнале „Костер“, где Бродский время от времени печатал стихи для детей, однажды возникла шутливая идея напечатать в качестве детского стихотворения текст песни Джона Леннона (John Lennon) и Пола Маккартни (Paul MсСartney) из группы „Битлз“ („Beatles“) „Желтая подлодка“ („Yellow Submarine“), который Бродский перевел по подстрочнику, сделанному Ниной Лосевой. В „Костре“ перевод напечатать не удалось <…> „Подводный“ сюжет остался своеобразным дружеским паролем».

5 Дни рождения друзей Лосева — старших поэтов «филологической школы» Юрия Михайлова (8 июня 1933 г.) и Михаила Красильникова (9 сентября 1933 г.), а также, возможно, Леонида Черткова (14 декабря 1933 г.).

6 В 1973 г. армянский «Арарат» победил в двух крупнейших соревнованиях страны — Чемпионате СССР и Кубке СССР — по футболу.

7 В 1974 г. Чемпионат мира по футболу проводился в Западной Германии (ФРГ).

8 Отец Льва, поэт и драматург Владимир Лившиц (1913—1978), родился 5 ноября.

9 Речь идет о постановках детских пьес Лосева «Неизвестные подвиги Геракла» (1972) и «Ведьма на каникулах» (1973).

10 Гарик Гинзбург-Восков, о котором Лосев писал: «Гарик Восков, единственный из приятелей юных лет, кто был действительно близким другом Иосифа и остался на всю жизнь. Гарик достался мне как бы в наследство от Иосифа. Мы подружились уже после 72-го года и в Энн Арбор он приехал вслед за нами» (Меандр. С. 50).

11 Мохаммед Али (наст. имя Кассиус Клей, Cassius Marcellus Clay, р. 1942) — легендарный американский боксер-тяжеловес, написавший несколько стихотворений, одно из которых («Этот рассказ, ни на что не похожий…») в 1968 г. Бродский перевел на русский язык и опубликовал в журнале «Костер» (1968. № 7).


 

3

9 мая <1974 г.> Комарово

 

Здравствуй, милый Иосиф!

Сейчас, около полуночи, я долго гулял по академич<ескому> поселку, спу­скался к заливу, пересеченному лунной дорожкой, смотрел на мерцающий Кронштадт, настраиваясь все более на сентиментальный лад. К тому же, по странной прихоти судьбы я живу в том же номере, где жил три с лишним года назад, еле живой тогда (т. е. не вполне ощущал себя живым) после больницы.  Это даже удивительно — до чего густо могут клубиться призраки в комнатке кубатурой 4Ч2Ч3! Навестивший меня накануне Герасимов показал мне Арктур. Я попробовал опустить от него перпендикуляр, чтобы обозначить точку нашего свидания по твоей системе, и вдруг сообразил, что одновременный взгляд даже на звезду с разных континентов невозможен. А ты говоришь, что пространство устало от собственных причуд.2  Как бы не так! Остается отыскивать подходящие звезды разве что на потолке.

Еще немного о комаровских прогулках. О погоде. В декабре, когда залив уже замерз, был ураган, в Ленинграде угроза наводнения и все такое, а здесь — взломало уже довольно толстый лед и нагромоздило его торосистой стеной вдоль кромки пляжа — высотой 6—8 метров, так что прогулки у моря приобрели арктический характер. Или, как заметил Гарик4, высокогорный — ледник, морена. Мы тут лазали с ним на днях по этим торосам, сейчас, в мае, они все еще целы, но стали коварно хрупкими, рассыпаются на скольчатые кристаллы. Но все же согласись, наша погода, по которой ты тоскуешь, совсем сбесилась5 : уж было потепление и опять снег (в мае!), холода. Впрочем, ты, наверное,
в курсе метеорологических сводок. Живем мы с Нинулей и детьми мирно, потихоньку, без особенных болезней, а если и возникают дискуссии, то уж по совершенно отвлеченным проблемам. Например (для смеху), на днях — о продукции Диснея. Долгое и горячее обсуждение, которое заглохло из-за недостаточности положительного знания материала; не хватило, так сказать, бит информации. <…>

Со всеми перечисленными в твоем зимнем письме вижусь регулярно, все они здоровы и с любовью вспоминают тебя.6  То есть не то что вспоминают, а ты как-то ухитряешься довольно активно участвовать в нашей повседневной жизни, в длительных беседах, равно как и внутренних монологах.

Вот образец рассуждений, которые одолевали меня во время давешней прогулки.

Если великий писатель — тот, кто приносит в мир новую идею (нравственную?), каковой в настоящее время является идея о том, что «человек выбирает между злом и ужасом, и задача его остаться добрым в мире зла» и пр., то великим писателем столетия следует, пожалуй, считать Л. Ф. Селина, да, Селина, т. к. придется отвергнуть кое-каких декадентов и Хемингуэя в силу их художественной недостаточности. А вот у Селина эта идея проведена четко, ясно и убедительно.

Итак, великий Селин? Что-то не очень выговаривается, а?

Сдается мне, что с писателями обстоит так: идеи сами по себе, а писатели сами по себе. И Достоевский не рождал идей, а лишь откликался на них. В том числе и на главную идею, чью? Канта. (Соловьева? Лютера?) А ничью! Идеи ничьи. Как говорится, носятся в воздухе. Au l’air. Фу-фу!

У Пушкина вообще никаких особенных идей. Более того. Склонный все обдумывать, он однажды озадачил потомков замечанием о том, что у «драматического писателя» вообще не должно быть «никакой любимой идеи».9  А Фолкнер?

Нет, я бы расценивал литераторов либеральнее и, главное, вне зависимости от идеогенной потенции. Скорее, по качеству модели мира, которую строит каждый из них. Ибо в подражание и во славу Творца каждый строит свое иллюзорное творение. Что же касается идей, то они здесь только такой же строительный материал, как и страсти. Приписывать же литературе роль Зевса, рождающего из головы Афину всемирной идеи, — значит следовать той же отечественной традиции, ставящей литературу незаслуженно высоко. А что до меня, то, как ни привержен я к различным формам творчества, они, по-моему, почти никогда не добираются до высших ступенек духовной жизни — подвига, святости. А коли добираются, то уж выходя из рамок искусства.

Вот как я тебя раздраконил, бродя между дачами академиков! Знай наших! Это тебе не массачусетские дуры!10 

Кстати, каковы твои житейские планы — когда и где будешь? Хорошо бы знать. Судя по зимнему письму (письмо — ответ — за 2 недели!), можно очень быстро переписываться, настолько, что не успеваешь забыть, на какие вопросы присланы ответы. Я буду в Лен<ингра>де до июля. Может, захочешь позвонить: телефон 41-11-25 (возможно, сменится на 41-70-75, адрес тот же).

Поздравляю тебя с Днем Победы, дорогой (помнишь, как праздновали на Тихорецком  2 года назад)? Все тебя целуем. 24-го приду в гости.11 

Твой Леша.

 


1 Владимир Герасимов — общий друг Лосева и Бродского. В воспоминаниях о нем (хотя и по другому поводу) Лосев приводит такой эпизод: «Однажды мы жили вместе в Солнечном, и я предложил Герасимову пойти по грибы. „Я по грибы не хожу, — высокомерно сказал Герасимов, — надо все время смотреть себе под ноги, а я привык смотреть на небо“» (Меандр. С. 342). В 1987 г. Бродский посвятил Герасимову стихотворение «Стрельна». «Герасимов сказал, — пишет Лосев, — что это не потому, что они когда-то вместе гуляли в Стрельне, а по каким-то другим соображениям. Да и Стрельна в стихотворении имеет немного общего с настоящей. Я добавлю, для Бродского Герасимов был петербургский genius loci. Где же его поместить, как не в парке единственного в городской черте дворца, который смотрит прямо на воды залива» (там же. С. 343).

2 Ср. в стихотворении Бродского «Осенний вечер в скромном городке...» (1972), посвященном Энн Арбору (см. также прим. 4): «Уставшее от собственных причуд / пространство как бы скидывает бремя / величья, ограничиваясь тут / чертами главной улицы...» (СИБ III, 28). См. также примеч. 3.

3 Ср. в другом стихотворении Бродского «В озерном краю» (1972), тоже посвященном Энн Арбору: «…И ежели я ночью / отыскивал звезду на потолке, / она, согласно правилам сгоранья, / сбегала на подушку по щеке / быстрей, чем я загадывал желанье» (СИБ III, 25).

4 Гинзбург-Восков.

5 15 января 1974 г., сообщая о своих планах на лето, Бродский писал Лосеву: «Скорей всего, снова уеду на Англ<ийский> север: летом в Штатах, как и в Европе, невыносимо: слишком близко к Экватору, хотя дома этого не понимал. Прохладных местечек, Леша, на глобусе ужасно мало: Петр был гений еще и по широтным соображениям».

6 В том же письме Бродский передавал приветы «Волосику» (Владимиру Уфлянду), «Рыбе» (Владимиру Герасимову), «соавторам» (Леониду Виноградову и Михаилу Еремину); «В. П.» и «И. Н.» (кому принадлежат инициалы, установить не удалось), а также «преемнику Мезерницкого» (Ю. П. Мезерницкий (1907—1971) — художественный редактор «Костра»; на смену ему пришел С. В. Сахарнов).

7 Вольная цитата из эссе Бродского «Писатель — одинокий путешественник», написанного вскоре после приезда в США и опубликованного в английском переводе Карла Проффера (The New York Times Magazine, October 1, 1972) под названием «A Writer is a Lonely Traveler and No One is His Helper». Лосев «цитирует», переводя обратно на русский с английского. По-русски эссе было впервые опубликовано лишь в 2000 г. в журнале «Звезда» (№ 5, с. 3—9): «Жизнь — так, как она есть, — не борьба между Плохим и Хорошим, но между Плохим и Ужасным. И человеческий выбор на сегодняшний день лежит не между Добром и Злом, а скорее между Злом и Ужасом. Человеческая задача сегодня сводится к тому, чтоб остаться добрым в царстве Зла, а не стать самому его, Зла, носителем» (СИБ VII, 65—66). Виктор Куллэ указывает, что эта мысль восходит к более ранней прозе Бродского — «Азиатским максимам. Из записной книжки 1970 г.», где говорится: «Вторая мировая война — последний великий миф. Как Гильгамеш или Илиада. Но миф уже модернистский. Содержание предыдущих мифов — борьба Добра со Злом. Зло априорно. Тот, кто борется с носителем Зла, автоматически становится носителем Добра. But second world war was a fight of two Demons [Но Вторая мировая война была борьбой двух Зол]» (цит. по: Виктор Куллэ. Путеводитель по переименованной поэзии // Мир Иосифа Бродского. Путеводитель. СПб., 2003. С. 59—60, 80).

8 Луи Фердинанд Селин (Louis-Ferdinand Cйline; 1894—1961) — французский писатель, в России известен преимущественно по роману «Путешествие на край ночи» (1932). После войны обвинялся в коллаборационизме с фашистами, был приговорен к тюремному заключению.

9 Таких слов у Пушкина, кажется, нет. Возможно, подразумевается его статья «О народной драме и драме „Марфа Посадница“», где поэт размышлял о проблеме правдоподобия в драматическом искусстве.

10 Осенью 1974 г. Бродский преподавал в «пяти колледжах» в штате Массачусетс (Smith, Mount Holyoke, Amherst, Hampshire и University of Massachusetts), о чем писал Лосеву 15 января 1974 г.: «С осени — если доживу — буду преподавать в 5 колледжах сразу, в Массачузеттсе». Два из этих колледжей (Mount Holyoke и Smith) — женские. Постоянным профессором Mount Holyoke College Бродский стал в 1982 г. и преподавал там до конца жизни.

11 В день рождения Бродского 24 мая друзья по традиции собирались в «полутора комнатах» у его родителей.


4

12 сентября <1974 г.> Ленинград

 

Милый Ося!

Для достижения стереоскопического эффекта разглядываю в кулак твою открытку. Амстердам — очень хорошенький, но никак не напоминает окрестности Крюкова канала, и уж вовсе не похож на Пряжку.1  Стало быть, насколько я понял, ты не вернулся этим летом на остров Иннисбоффин (sic! — Я. К.) и, освободившись от тяги к одиночеству, отправился на континент.

Странная вещь разлука. Даже такой грубоватый материалист, как я, под ее влиянием склоняется к спиритуалистической практике. Так, то и дело, читая, перечитывая что-нибудь, как бы бродя по улицам, наталкиваешься в самых неожиданных местах (не знаю, какую метафору выбрать — то ли на мраморные таблички, то ли — мелом на стене) — «здесь был И. Б.», — и это дает суррогат свидания.

Вот сейчас, гриппуя, читал эссеи, прости, Т. Манна и прямо-таки наткнулся на тебя, скандалящего, правда. Там попалась еще (или где-то в другом месте — грипп путает — если ты получишь вирус в конверте, считай, что тоже суррогат поцелуя), итак, попалась фраза: l’йtrange[r], cette postйritй contemporaine — что означает: «заграница — прижизненное потомство».3  Это в смысле признания, непризнания. Попутное литературоведческое озарение: что если произведение В. В. Маяковского «В. В. Голос» было обращено к зарубежным современникам?

Как трудно все же, <по>мимо фоторепортажей, представить себе твой быт! Хочется думать, что ты обладаешь хотя бы частью здоровья и душевного покоя, который я тебе приписываю a priori. Бывал на Пестеля. Последний раз были на днях с Волосиком.  Дернули со стариками коньяку. Они трогательны и держатся. <…>

О тех, кому ты обычно передаешь приветы. У соавторов никаких особенных новостей вообще со времен преферансов на 9 линии. Хлопотливый Волосик ладит избу в выморочной деревеньке на Сяси. Гарик увешивает стены нашей огромной квартиры дорожными знаками с каких-то потусторонних highway’ев  (в связи с чем я ему советую завести еще ребенка, а он стесняется). Гл<еб> Горбовский презрел порок, увлекается футбольной статистикой и печатает в Литгазете статьи о требованиях хорошего тона. Герасимов, пережив еще 2—3 бурных романа, уехал вон и прижился — вот где его краснобайство стало рентабельно — в Пушгорах.8  Там я навещаю его (в хорошей компании — Юра М<ихайлов>, Гага К<овенчук>, Сэнди К<онрад>, каков компот?!).

Бывал ли ты в тех местах? Это нужно описывать способом вступительной драматической ремарки, на чем я весьма набил себе руку (и домочадцам желудки) в последние годы10 : слева — Тригорское, справа — Михайловское, вдали вьется живописная Сороть (русское полногласие от славянского глагола?) — словом, пейзаж там добровольно превратился в образцово-романтическую декорацию. Очень изящно и до всего рукой подать: тут отчий дом, там — дедовское владение, тут — барышни, там — старина седая и место последнего успокое­ния. Повсюду тактичные указатели на валунах: «к дубу уединенному», «к овинам дымным и мельницам крылатым» и т. п. На дубу — золотая цепь,
к которой подвешены правила для посетителей. На ней же, рассказывают, в прошлом году злодеи повесили кота, принадлежащего лиричному директору заповедника.11 

А ты бывал в Disneyland’e? Кстати, один бывалый человек рассказывал мне недавно, что в тех краях в городе Сан-Хосе (sic!) в монастыре Сан-Хосе Капистрана из года в год наблюдается удивительное явление: 19 марта в день Сан-Хосе (еще sic!) туда возвращаются толпы ласточек. Именно в этот день. Устрой себе там именины.12 

Как мы живем?

Несколько однообразно, ибо, как ты знаешь, независимо от всех прочих обстоятельств, все в нашей с Ниной жизни определяется детьми, и все прочее несущественно, поскольку есть возможность их растить, как это требуется; всё определяют Микки-Митя и Маша-Маус (не знаю, одобришь ли ты, как вся почти родня, их вкус, но Микки-Маус — их любимый сказочный персонаж).13  На этой почве вышло презабавное недоразумение с Чертковым, незадолго до того, как ему вздумалось нас покинуть.14 Если случится с ним разговаривать, обязательно расспроси его — это очень смешно.

Что касается моих личных проблем, то по-настоящему мучительна только одна — растущая с годами любовь к привычному. В этом есть нечто склеротическое; может быть, это и есть материальное выражение утверждаемого фрейдистами стремления к смерти15, я прошу у небес укрепить мою волю и вооружаюсь трудным советом Монтеня отказываться, прежде всего, от того, что любишь.16 

Ладно.

Еще раз прошу прощения, дорогой Ося, за стиль: вследствие гриппозной интоксикации он напоминает даже не стиль одноглазого, а тех тетушек у Пруста, чья многозначительность была абсолютной энигмой для всех прочих.

Мы очень любим тебя, целуем и обнимаем. Не забывай нас.                         Леша.

 

195269, Ленинград, К-269, Светлановский пр., 109, кор. 1, кв. 72, т. 41-70-75.

 

 


1 В открытке Лосеву из Амстердама (вид на Южную церковь — Zuiderkerk), отправленной из Лондона 13 августа 1974 г., Бродский писал: «Невыносимо похоже на Крюков канал и все прилегающее. Какое-то дикое ощущение, что живу при Петре, и даже уже зажился и странно, что никто не гонит».

2 В июле 1973 г. Бродский провел две недели на ирландском о-ве Инисбофин (ирл. Inish B\ Finne, Остров белой коровы) в гостях у поэта Тома Макинтайра (Tom McIntyre). Об этом он писал Лосеву 15 января 1974 г.: «В прошлом году, летом, на ирландском острове в Атлантике, имело место нечто совершенно Болдинское…», а 22 июля 1973 г. — Карлу Профферу:

«Это и вправду что-то особенное. По своей нищете он превосходит (если можно говорить о превосходстве в этом смысле) даже мою деревню (д. Норенскую Архангельской области. — Я. К.). Жрать нечего, кроме макрели и шелл-фиш. Деньги никакой роли здесь не играют. Здесь ничего не продают и не покупают. Электричества нет, горячей воды тоже. Связь с мэйнлэнд нерегулярная и поддерживается (верней, нарушается) хозяином единственной моторной лодки, на палубе которой можно удержаться только чудом. Ибо это все-таки океан. Газет нет. Телефонов четыре, телевизоров, кажется, два. <…>

Все время дует страшный ветер. Тучи носятся, как спортивные автомобили, прямо перед носом. Число жителей — 250. Я — 251-й и 1-й русский, ступивший на эту часть суши (что есть полный эвфемизм из-за ежедневных дождей). На каком языке они говорят, знает только ихний ирландский Бог. По имени О[д]ин. Леса никакого нет: они утверждают, что его свели англичане в 17-м веке. Но по-моему, здесь никогда не было ни леса, ни англичан.

Единственное, что тут действительно есть — это паб и чёрч. Они реальны. Черный Гиннес здесь пьют, как молоко. Молока же здесь не пьют и дают его только кошкам. У Тома Макинтайра (у которого я живу) их две; одна — сумасшедшая. Том — славный малый, его жена тоже. Главная их забота сейчас: купить или не купить револьвер (конечно, в рассрочку, ибо они нищи, как все здесь), чтоб стрелять зайцев. Иметь мясо на обед хотя бы раз в неделю тут вопрос престижа. Глядя на все это, мне порой хочется пойти и броситься в море.

И все-таки тут невероятно красиво. Я такого нигде не видел и, думаю, не увижу. Из-за этого я живу уже тут четыре дня и, если не умру от голода, пробуду до 10-го августа. <…>

И все-таки я рад, что я именно здесь, а не в Лондоне, Париже, Риме, Стокгольме, Нью-Йорке, Ленинграде. Ибо здесь кончается цивилизация и начинается H2O. Иными словами, Инисбофин равен Ничто, а это как раз моя епархия…» (Beinecke, Box 11, Folder 316).

3 Из статьи Томаса Манна «Гете как представитель бюргерской эпохи»: «„Ни одна нация, — говорит он (Гете. — Я.К.), — не имеет права судить о том, что совершается и пишется у нее. Это верно и в отношении каждой эпохи“. Один остроумный француз выразил ту же мысль более лаконично: „L’йtranger, cette postJritJ contemporaine“» (Томас Манн. Собрание сочинений в 10 т. М., 1961. — Т.10. С. 67).

4 Поэма Маяковского «Во весь голос» (1929—1930) начинается словами: «Уважаемые / товарищи потомки!».

5 На 9-й линии Васильевского острова жил Леонид Виноградов. Сюда, «в виноградов­ское логово на 9-ой линии Васильевского острова между Средним и Малым проспектами», еще до знакомства с Лосевым, приходил читать свои стихи Бродский (Меандр. С. 40).

6 Сясь — река в Новгородской и Ленинградской областях (впадает в Ладожское озеро). О «хозяйственности» Уфлянда Лосев писал: «Уфлянд вообще был на редкость сообразительным и умелым. Столяр, монтер, художник, поэт, слесарь, водопроводчик — во всех этих областях он был не дилетантом, а профессионалом» (Меандр. С. 352).

7 Глеб Горбовский — поэт, участник ЛИТО Горного института (см. ранние стихотворения Бродского «Посвящение Глебу Горбовскому» и «Сонет к Глебу Горбовскому»). Его заметка под названием «К барьеру!» напечатана в номере «Литературной газеты» за 11 сентября 1974 г. (№ 37) в рубрике «Право, мораль».

8 Владимир Герасимов в 1970-е годы работал экскурсоводом в Пушкинском заповеднике.

9 Друзья Льва Лосева — поэты Юрий Михайлов (1933—1990), Александр Кондратов (Сэнди Конрад; 1937—1993) и художник Георгий (Гага) Ковенчук. См. очерк Лосева о Кондратове «Homo ludens умер» (Меандр. С. 293—304) и вступительную заметку к воспоминаниям Ковенчука «Из записок художника» («Звезда». 2009. №6. С. 107—120).

10 Речь идет о постановке пьес Льва Лосева для детей: «Неизвестные подвиги Геракла» (1972), «Ведьма на каникулах» (1973), «Голубой в полоску» (1974) и «Вернись, Пантагрюэль!» (1974).

11 Семен Степанович Гейченко (1903—1993) — директор Пушкинского заповедника с 1945 г.

12 Хосе — испанский вариант имени Иосиф. День св. Иосифа (19 марта) отмечается в южно-калифорнийском городке Сан-Хуан Капистрано (San-Juan Capistrano), где находится монастырь, основанный в 1776 г. испанскими католиками-францисканцами. В этот день сюда прилетают с юга горные ласточки редкой породы, по случаю чего в городке устраиваются массовые гуляния. Диснейленд находится в южной Калифорнии, недалеко от Сан-Хуан Капистрано (но не Сан-Хосе, который расположен в северной части штата).

13 Сын Лосева Дмитрий вспоминает, что мультфильмы Уолта Диснея больше нравились отцу (что и чувствуется из этого и других писем), тогда как дети предпочитали отечественные мультики типа «Ну, погоди!».

14 Леонид Чертков (1933—2000) — поэт и филолог, общий друг Лосева и Бродского; эмигрировал в 1974 г.

15 «Влечение к смерти» (Todestrieb) — психоаналитический термин Зигмунда Фрейда из книги «По ту сторону принципа удовольствия» (1920).

16 Возможно, речь идет об отношении Монтеня к философии стоиков, изложенном в его «Опытах»: «Суровость их дисциплины благодаря привычке вскоре перестает казаться им тягостной, их плотские вожделения, будучи подавляемы, успокаиваются и замирают, ибо они поддерживаются в нас исключительно тем, что мы беспрепятственно удовлетворяем их. Эта единственная их цель — блаженная и бессмертная жизнь — и в самом деле заслуживает того, чтобы отказаться ради нее от радостей и утех нашего бренного существования».


5

5 марта <1975 г. Ленинград>

 

Милый Иосиф, здравствуй!

По телевидению на днях показывали Чикаго — озеро подо льдом, укутанные прохожие, столбы пара изо рта, по льду каблук скользит… Странно было это видеть — нам за всю зиму не выпало и десятка морозных дней, а сейчас и вовсе апрель вместо марта — подсыхающие тротуары, дни то ослепительные, то в густом тумане. Город не меняется — только передвигаются заборы вокруг реконструируемых или сносимых зданий. Последних немного: только вот начали понемножку рушить одноэтажные корпуса на Шпалерной. Все же то, что принято фотографировать для открытки, стоит на своих местах.

Микки-Mаусы в совершеннейшем обалдении от рождественских солдатиков. Они растут понемножку, болеют, слава Богу, не сильно, дерутся и мало успевают в науках.

Их родители стареют.

Тебе интересно, я думаю, о Марамзине. Я уже имел удовольствие приветствовать условно освобожденного. Побывал и на суде. Судили его очень вежливо и мягко. За полгода следствия он уяснил для себя кое-какие истины, которые суммировал в заключительном слове примерно так: закон есть закон; кто преступает закон — преступник; я преступил, значит, заслуживаю суда и наказания; за многие прегрешения, о которых здесь не говорится, я заслуживаю и бoльшего суда, чем этот; — затем намекнул как-то на Cтрашный суд, давал понять, что нынешний для него лишь репетиция последнего. «В тюрьме мне исполнилось 40, я подвел итоги — писать больше не буду; милосердия прошу не для себя, а для жены и дочерей…» Хотя он и совершил преступления: писал то, что запрещено Законом, и даже иногда давал читать эти свои сочинения, все ему сострадают и хвалят суд за мудрость и гуманность, особенно ярко проявленные в этом процессе.

У нас все без изменений хорошо. Я бодр и, как прежде, распеваю песню, которую мы пели с тобой, в последний раз гуляя по Летнему саду. Я поставил перед собой на стол твою новогоднюю открытку и, поглядывая на ее лазурь, радуюсь за тебя — верно, ты и в самом деле достиг своей эгоистической гармонии, если не врешь. Если ты помнишь, что написал там, то чем больше я думаю о том, тем больше соглашаюсь: так и должно быть, так и должно быть, а если что и страшит, так это просто-напросто подвижность ударения в обороте to go through the world (по-русски)4, каковым обстоятельством мужественный человек должен пренебречь, eh? 

Возвращаясь к суду: возвращаясь с суда, я заглянул на Пантелеймонов­скую.5 Сначала была одна М<ария> М<оисеевна>, как всегда, очень трогательно мне обрадовалась, потом пришел из поликлиники А<лександр> И<ванович>, элегантный, в черной паре, веселый — взбодренный удачной кардио­граммой и анализами. Они, слава Богу, бодры и счастливы твоими успехами. Старайся и впредь не огорчать родителей.

Возвращаясь к твоему эгоизму. «Целую крылья моего Гения», — писал Дельвиг А<лександру> С<ергееви>чу (разумеется, пока не умер гнилой лихорадкой).6 Я не барон и не любитель нежностей между мужчинами, и ты не любитель XIX века, но посвящение мне этого удивительного реестра собственному творчеству меня необыкновенно тронуло.

Много ли ты пишешь — вот что хотел бы я знать? И не пишешь ли прозу? И много ли пишешь по-английски?8 Тут Шарымов переводит стихи Набокова и Уилбура9, может быть, я переведу Бродского? Я бы сделал это на уровне «Bobo is dead but don’t take off your hat…» — «Atlantic Monthly» — приличный журнал10 — в нем печатался кн<язь> Кропоткин, за что впоследствии его именем были названы улица Пречистенка и станция метро.11 

Our greetings to the most respectful black John and all his dear relatives. Tell him we have for him a pretty Siamese bride (the fact is according to the new International Marriage Agreement). Sending you my photo I hope for yours in return for it but I don’t insist the position on it is the only acceptable for me and I’m quite ready to change it every moment.12 

Все это, конечно, к тому, что, даже если ты будешь писать только по-английски, мы все равно будем любить тебя; и даже если, тьфу-тьфу, совсем не будешь писать, все равно будем.

Твои Леша и все с ним.


1 «Микки-Маусы» — Митя и Маша Лосевы, которым в письме от 15 января 1974 г. Бродский обещал прислать «что-ниб<удь> ковбойское».

2 Владимир Марамзин — главный составитель и комментатор первого машинописного собрания сочинений Иосифа Бродского — был арестован в июле 1974 г. и 21 февраля 1975 г. приговорен судом к 5 годам условно. С 1975 г. живет во Франции. 18 июля 1974 г. газета «The New York Review of Books» опубликовала открытое письмо Марамзина в защиту Михаила Хейфеца, к тому времени уже месяц как арестованного. 19 сентября в той же газете было напечатано обращение Бродского в защиту МарамзинаAn Appeal for Vladimir Maramzin»).

3 В очерке «Отсутствие писателя» к 70-летию Марамзина Лосев пишет: «Ходили слухи, что после жестокой расправы с Хейфецем начальство решило спустить дело Марамзина на тормозах. Разгорался новый международный скандал. <…> Властям, чтобы сохранить лицо, нужно было, чтобы Марамзин хоть как-то покаялся. Он этого не сделал. Я был в зале, когда Марамзину предоставили последнее слово. Он не признавался ни в каких преступлениях. Он только сказал, очень тихо: «Писать больше не буду». Срок ему снова дали условный, а через год вытолкнули в эмиграцию» (Меандр. С. 340).

4 Буквальное «идти по мЕру» (англ.) превращается при сдвиге ударения в «идти п\ миру». В новогодней открытке Лосеву из Венеции (вид на о-в Сан-Джорджо) 2 января 1975 г. Бродский писал: «Второе января <.> Невероятное солнце, зеленая вода Canale Grande кипит от катеров и гондол. Нестерпимо красиво и нестерпимо одиноко, и не знаю, что сильнее. <…> Живя этой жизнью, платя втридорога за гостиницы и не зная, где заночуешь завтра, <…> я склоняюсь к мысли, что тело мое достигло своего идеала: телесная задача или, точнее, телесная сущность в мире: одиночество. Телесная правда. Я хотел бы остановить этот день, как фотографию, не потому что он прекрасен, а потому что реален. Вот и посылаю тебе эту лакированную действительность. <…> Когда-нибудь ты все это увидишь, но стремиться
к этому следует только прирожденным эгоистам. Сидя здесь, слыша чаек, рокот motoscaffo, плеск воды у ног, я не думаю ни о ком, ни о чем, не чувствую ни любви, ни горя, ни радости, но только некое вневременное бытие».

5 До 1923 г. — название улицы Пестеля, где жил Бродский.

6 Не совсем точная цитата из окончания письма А. А. Дельвига Пушкину от 20 марта 1825 г.: «Целую крылья твоего Гения, радость моя».

7 Речь идет о стихотворении Бродского «Я всегда твердил, что судьба — игра…» (1971), посвященном Л. В. Лифшицу (Лосеву), которое, по-видимому, стало известно адресату лишь в 1975 г. (либо посвящение было добавлено позже). В комментарии к этому стихотворению Лосев писал, что оно — «credo поэта, реестр „лучших мыслей“ о смерти, эросе и личной автономии».

8 Кроме эссе «Писатель — одинокий путешественник» в 1972—1975 гг. Бродский написал статью о Ричарде Уилбуре, эссе «Размышление об исчадии ада» — к 20-летию со дня смерти Сталина («Reflection on a Spawn of Hell»; изначальное авторское название английского перевода — «Happy Birthday to You»), предисловие к английскому переводу «Котлована» Платонова, рецензию на английский сборник стихов Ахматовой, рецензию на перевод воспоминаний Н. Я. Мандельштам и стихов О. Э. Мандельштама, рецензию на воспоминания Александра Долгуна и др.

9 Александр Шарымов (1936—2003) — поэт и переводчик, друг Лосева. Перевел поэму Владимира Набокова «Бледный огонь»; перевод датирован 11 декабря 1974 г., впервые опубликован в журнале «Аврора», 1991, № 1. Переводы Шарымова из Ричарда Уилбура не найдены. До отъезда в эмиграцию, в 1967 г., Уилбура переводил и Бродский (см.: «Иностранная литература», 1990, №10, с. 49—54), а в 1973 г. написал о нем статью (напечатана по-английски в переводе Карла Проффера: On Richard Wilbur // The American Poetry Review, Vol. 2, No. 1. January/February 1973. P. 52).

10 Первая строка из стихотворения Бродского «Похороны Бобо» (январь—март 1972). В 1975 г. английский перевод этого стихотворения, выполненный Ричардом Уилбуром, вышел в журнале The Atlantic Monthly (January 1975. P. 49—50). Более ранний перевод Карла Проффера опубликован в газете The Michigan Daily (November 12, 1972, P. 15). Первая строка в обоих переводах идентична.

11 Князь Петр Алексеевич Кропоткин (1842-1921) — географ, историк и литератор, теоретик анархизма. Кропоткинской называлась московская улица Пречистенка в 1921—1990 гг., а станция метро «Кропоткинская» сохраняет свое название до сих пор. Свои «Записки революционера» Кропоткин впервые опубликовал по-английски в сентябрьском и октябрьском номерах The Atlantic Monthly за 1898 г. Русский перевод его воспоминаний впервые вышел в Лондоне в 1902 г. В предисловии к первому русскому изданию автор писал: «В Америке я встретился с очень симпатичным человеком Вальтером Пэджем, который был тогда издателем ежемесячного журнала «Atlantic Monthly». Он уговорил меня засесть за мои мемуары, кончить их и начать печатать их в его журнале. Я так и сделал, то есть описал — опять-таки по-русски, но подробнее, чем здесь, — мою юность. Затем для «Atlantic Monthly» я написал все это вновь, в сокращенной форме, по-английски…» (П. Кропоткин. Записки революционера. СПб., 1906. С. vii).

12 «Наш привет глубокоуважаемому черному Джону и всем его дорогим родственникам. Скажи ему, что у нас для него имеется симпатичная сиамская невеста (факт соответствует новому Международному брачному соглашению). Посылая тебе свою фотографию, надеюсь получить в обмен на нее — твою, но не настаиваю, что поза на ней — единственно для меня приемлемая, и я вполне готов переменить ее в любую минуту» (англ.). К письму приложена фотография Л. Лосева, возлежащего с газетой на диване.


6

5 мая <1975 г. Ленинград>

 

Здравствуй, милый и дорогой Иосиф!

Это поздравление с днем рожденья: как зелень лаврового листика, виясь вокруг твоей макушки, пусть беспардонная лингвистика не строит для тебя ловушки. В гармонию, как прежде, обратив плеск волн Коннектикуты1  дальной, низринь бессмысленный императив во имя формы более модальной! Будь здоров, милый, ты нам очень дорог.

Недавно были на детском празднике у Волосика и Гали2 , где я имел счастье убедиться, что рачительная природа изготавливает изумительно точные клише со своих лучших произведений. И утверждаю это, несмотря на то, что клише
с завидным упорством на протяжении 1,5 часов расстреливало меня из пугачей всех систем, заставляло держать hands up, допрашивало и делало поползновения подвергнуть пытке. Славная рыжая бестия.

А перед детским праздником шумно справляли 40-летие Герасимова, по каковому поводу юбиляр запустил длинные усы. Среди тостов и спичей запомнился сочиненный Волосиком: «Какое счастие, Володя, что не росли мы в огороде и что никто за 40 лет не превратил нас в винегрет».

Так мы и живем в атмосфере почти непрерывных празднеств и ликования. Город изукрашен черно-рыжими георгиевскими лентами, косыми римскими десятками и орденами Победы в фанерных бриллиантах и рубинах. Все это странным образом переносит меня в прародину детства, стил<ем> которого был, несомненно, ампир. Ампир нас воспитал. Воздержусь от каламбура, вы­плюну завертевшуюся на языке букву «в» и продолжу: вот иду я, скажем, вчера по какой-нибудь пустынной Звенигородской; мужики толкутся у пивного ларька, упомянутый плакат украшает перекресток, трамвай бренчит, девятка, — и всем чувствам все это настолько удобно, открыто и ясно, что вся будущая жизнь выстраивается в прямую и короткую анфиладу таких вечеров и слишком ясно видно сквозь все открытые двери последнюю.

Не раздражайся этой беллетристикой, я пишу, не заботясь о стиле, потому что все эти писания лишь жалкие суррогаты живой речи, которая, в свою очередь, лишь намечает вилками (sic!) фарватер.

Всё. Хватит метафор. Я в них не силен, а тебе они, верно, надоели и как рабочая деталь и как предмет втолковывания недорослям. Мы читали, как ты это делаешь. Нам очень понравилось. Хорошо бы и у наших детей был такой умный и строгий профессор, когда они станут студентами.

В дом Мурузи я заглядываю довольно-таки регулярно. Правда, ты ошибешься, если решишь, что я обременяю стариков рассказами о своих делах и планах. Я хожу туда не говорить, а слушать.

Знаю о твоем внутриутробном развитии и детских болезнях столько, что мог бы тебя анатомировать. Что и сделаю: если не изменишь режим переписки (чаще!), расскажу всем, каким местом тебя стукнули, уронив в трехлетнем возрасте.

Кстати, неплохо было бы прислать фотографию, на что я тебе намекал, посылая свою. 

Итак, тешу себя надеждой, что письмецо ты получишь впору — ко дню рождения, что ответишь более чем открыткой8, и, главное, что будешь здоров и весел, как мы тебе того желаем. Отправляю любящих тебя Нину и Микки-Маусов в наше литовское9  и остаюсь, любящий тебя

                  Леша,

ждать твоего письма.


 

1 Коннектикут — река в Новой Англии.

2 Владимир Уфлянд и его первая жена Галина Якушева.

3 Руки вверх (англ.).

4 Речь идет о сыне Иосифа Бродского и Марины Басмановой Андрее. В воспоминаниях о Бродском Лосев пишет: «...года три спустя, уже после отъезда Иосифа, пробирался в очень густой толпе к станции метро «Технологический институт». <…> Запрокинув, не высокомерно, а царственно, рыжую голову, шел Иосиф, только очень маленького размера. Прошли какие-то мгновения, прежде чем картина утратила свою пугающую мистичность. Это был просто-напросто семилетний сын Иосифа, Андрей. Волочимый матерью за руку к метро, он ухитрялся сохранять царственную повадку и внушать окружающим инстинктивное почтение. Я, естественно, подумал: «Гены», — и пришедшее на ум слово вдруг решительно указало на однокоренное — „гений“» (Меандр. С. 13).

5 День рождения В. В. Герасимова — 12 апреля.

6 Вероятно, речь идет об энн-арборском стихотворении Бродского «В озерном краю» (1972): «…в быту / профессор красноречия — я жил / в колледже возле Главного из Пресных / Озер, куда из недорослей местных / был призван для вытягиванья жил» (СИБ III, 25).

7 В воспоминаниях о Бродском Лосев полусерьезно, полушутя пишет: «Можно, конечно, выводить творческий потенциал Иосифа из того, что его в младенчестве „мамка уронила“. Мария Моисеевна рассказывала, что такое действительно случилось. Некоторые невропатологи и психиатры описывают симптом „гиперграфии“, неудержимого стремления писать. Обычно это связано с патологией левой передней доли головного мозга, например, при некоторых видах эпилепсии или в результате травмы. В тот же синдром могут входить задиристость, высокая самооценка, мистические переживания, повышенная религиозность. Иногда даже говорят, что левая лобная доля — это местонахождение Бога» (Меандр. С. 85).

8 Открытка Лосеву из Венеции от 5 января 1975 г. (последняя на момент написания этого письма).

9 Последние два лета перед эмиграцией — в 1974 и 1975 гг. — Лосевы проводили в Литве, где снимали домик у моря в Паланге.


7

4 ноября <1975 г.> Ленинград

 

Милый Иосиф!

Вот мы и решились.1  А между тем связь с тобой оборвалась. После новогодней открытки из Италии  не было ничего, кроме пары приветов.

Ты не внушил нам идею бегства (разговоры в Летнем саду не в счет — ты был тогда в лихорадке предотъезда2 ) и, уж конечно, ты не должен брать на себя ответственность за наши передвижения и наше будущее.

Чтобы не было неясностей, сразу напишу, на какую твою помощь (весьма предположительно) я рассчитываю, т. к. не уверен, что дошло предыдущее письмецо3, да и писал я его в таких попыхах, что могло получиться невнятно.

Речь идет о двух благодеяниях.

Во-первых, протекция при поисках работы в пока еще далеком будущем.  Во-вторых, — обмен денег. <…>

Вот чем я бы хотел тебя обременить, ясно сознавая, что мои здешние представления о твоем тамошнем образе жизни условны и примитивны, несмотря на всю информацию, и мои просьбы могут быть для тебя не просто докукой, а совершенно невыполнимыми по самым разным причинам. Тогда не сердись на нас, ради Бога, и не бойся огорчить нас или обидеть, мы знаем, что ты сделаешь все, что можешь.

В Ленправде вчера был очередной суровый фельетон о джазмене из кафе «Север», который умоляет дирекцию Ленконцерта вызволить его обратно из Штатов, где бедняга гибнет от прагматизма, депрессии и ностальгии по нордовским лабухам5, а в последнем номере журнала «Америка» на меня большое впечатление произвела статья о приобретении американцами коттеджей, даже не столько сама статья, сколько сопровождающие ее яркие фотографии дверных ручек, полихлорвиниловых плиток и, особенно, коллекция крышек для унитазов, одна из которых, видимо, за отсутствием в американском языке соответствующего идиоматического выражения, даже украшена орлом.6 К вышеприведенной мусорной куче из Ленправды, лабухов, унитазной геммы и «Америки» я бы охотно прибавил дешевые вопли об антисемитизме и лишении гражданских свобод здесь и благоденствии духа, расизме и отчужденности там.

Если бы главным несчастьем моей жизни было то, что меня не хотели принимать в университет или пускать в заграничную турпоездку, я бы, кажется, выбрал другой маршрут — Мордовия7 или Св. Земля.8 И я с уважением отношусь к тем, кто сознательно идет этими путями.

Что же до меня, то, при всем стойком отвращении к порядку окружающей жизни, я по своей природе всегда лоялен, пока это возможно (помнишь, мы говорили о том, что анархия всегда еще хуже?), и я слишком недоверчиво отношусь к человеческой природе вообще, чтобы пытаться что-то вне себя изменить.

А вот внутри — еще мечтаю. Но я болен своей жизнью, такой, какой она сложилась и не может измениться здесь. Я мечтаю о духовной пустыни, эрмитаже9, Уолден или жизнь в лесу10, давно усталый раб11 и проч. Я заразил этой болезнью жену, и ею, боюсь, отравлены Митины и Машины гены. То, что страшит нордовского джазиста и многих других достойных людей, в моем ненормальном случае представляется благом — провести остаток жизни в одиночестве, в метафорическом, но лесу, — чужого языка, индифферентизма и т. д. Тем более что лес этот, по слухам, «не без добрых зверей» (выражение моего отца, который болен той же болезнью, что я, но в более безнадежной стадии12).

У меня очень мало социальных амбиций, меня устраивают стандарты американской бедности, и, как миллионы американцев (см. сов<етскую> прессу), я «согласен на любую работу» (что, увы, ограничивается не богатырским здоровьем, пока еще пассивным знанием языка и отсутствием квалификации, кроме вряд ли нужной там у вас — филологической, редакторской, литературной).

Совершенно невыносима мысль о том, что предстоит детям, если оставаться здесь. Умом понимаю, что их там ждут не меньшие проблемы, но ничего не могу поделать, кажется — лишь бы другие! Потому что здесь для них все беспросветно. Начиная с климата.

Посылаю тебе, милый наш Дант, Вергилия, который поможет одолевать слишком высокие чужие ступени (в случае забастовки лифтеров). Получил ли предыдущего — Плутарха? И журнал посылаю с красивой обложкой.13

Извини, что вместо интересных новостей и сплетен порция излияний.

Нов<ости> и спл<етни> при встрече.

Целую (-ем).

Твой

Леша


 

1 Эмигрировать.

2 В воспоминаниях о Бродском Лосев описывает следующий эпизод: «...он позвал меня погулять и поговорить. В какой-то степени все мы были параноиками, все опасались подслушивающих устройств в помещениях. Сначала мы гуляли по Летнему саду, но он начал оглядываться и сказал: „Пойдем отсюда“. Мы подошли к его дому, зашли в садик у Преображенского собора и продолжили разговор на скамейке. В садике, на мой взгляд, было мирно. Дети играли. На другой скамейке мужик читал газету. Еще на другой девушка сидела, видно, поджидала кого-то. Но, взглянув пару раз на мужика и на девушку, Иосиф опять забеспокоился, сказал, что это в конце концов противно, и мы снялись с места. Тут я осторожно предположил, что, может, это просто девушка и просто человек с газетой, и просто мания преследования. В ответ Иосиф процитировал своего любимого Станислава Ежи Леца: „Если вы страдаете манией преследования, это еще не значит, что за вами на самом деле не следят“» (Меандр. С. 84—85).

3 Скорее всего, это письмо Лосева (написанное после № 6) потерялось.

4 В 1970-е годы отъезжающим за границу на постоянное место жительства разрешалось вывозить ограниченное количество валюты. «Перед отъездом, осенью 75-го года я <…> ей (Марине Басмановой. — Я. К.) отдавал деньги, какие-то большие по нашим тогдашним масштабам (оставшиеся у нас от продажи квартиры и мебели). Иосиф должен был возместить нам это в Америке по тогдашнему негласно установленному черно-рыночному курсу. Курса этого не помню, но, естественно, по нему тысяча рублей превращалась в скромное количество долларов» (Меандр. С. 68).

5 1 ноября 1975 г. в «Ленинградской правде» (№ 257, с. 3) помещен фельетон Б. Кравцова «Крах» — о джазмене, работавшем по ленинградским ресторанам, в том числе в кафе «Север» («Норд»), Фреде Вишинском. Из США он писал слезные письма о своем желании возвратиться в СССР. Все это (в том числе его частные письма) обсуждалось 17 октября 1975 г. на общем открытом собрании в «Ленконцерте» (наб. Фонтанки, 41).

6 Орел — один из символов США (изображен на государственном гербе страны).

7 В Мордовских лагерях сидел, в частности, друг Лосева Михаил Красильников, арестованный 7 ноября 1956 г. за «политическую демонстрацию» (см. о нем очерк Лосева «Красильников» в кн. Меандр. С. 227—238).

8 Израиль.

9 От фр. ermite — затворник, отшельник.

10 «Уолден, или Жизнь в лесу» (1854) — наиболее известная книга Генри Дэвида Торо (Thoreau; 1817—1862), жившего в построенной им самим хижине на берегу Уолденского пруда в северном Массачусетсе.

11 «Давно, усталый раб, замыслил я побег / В обитель дальную трудов и чистых нег» — из стихотворения Пушкина «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…» (1834).

12 «Лес не без добрых зверей» — название детской пьесы Владимира Лившица. См.: Лившиц В., Кичанова И. Лес не без добрых зверей. Пьесы. М., 1978.

13 О каком журнале идет речь, установить не удалось.


8

Торвайаника, 14 марта <1976 г.>

 

Ося, здравствуй!

Продолжается какая-то душевная анестезия, начавшаяся у таможенного барьера в Ленинграде. И от этого заторможенность: всего-то дел на каждый день никаких — ну, письмецо написать, ну, позвонить кому-то (особенно и некому), ну, там, купить джинсы (первое дело для каждого новоиспеченного рефьюджи2) — а и те не делаются. Тут еще с квартирой, с устройством нам поначалу не очень повезло (с детьми ведь это все непросто), мы зажились в жутком пансионе-ночлежке на виа Алессандриа  среди меняющихся одесских жуликов (они-то мигом находили себе квартиры). Наконец, попечениями Марамзина и Аллоя в нашу судьбу вмешалась энергичная Ирина Алексеевна Альберти4 ,
в нашу ночлежку вторгся добродушный вихрь ватиканских интеллектуалистов, и они с такой щедростью сделали нас объектом своего христианского попечения, что мы обалдели окончательно. Нас поселили в приличной и по-итальянски вполне комфортабельной двухкомнатной квартире на берегу моря в Торвайа­нике (вылитая Паланга в несезон), что, помимо материальных выгод (денег с нас не берут, а, наоборот, все время пытаются всучить), имеет тот еще резон, что тихо, можно будет купаться, а до города (отдаление от которого все же вызывает некоторую скорбь) 45 минут на автобусе, что на 10 минут меньше, чем от Светлановского до «Костра» (было ли все это?).

Сунулся я в первые же дни к твоей приятельнице Нэнси в ХИАС6, в момент полнейшей квартирной безнадежности и вообще непонимания, что к чему; я ей живописал наше положение и, будучи сам себе противен (а что делать — дома на трех вонючих коечках семья живет!), сказал, что очень нуждаюсь в ее советах. Она поулыбалась с минуту, помычала, а потом сказала: «Вы еще не пробовали кофе капучино? Обязательно попробуйте, это очень вкусно!» Два мира, б...., две системы. Ну, ладно. Хрен с ней, с Нэнси этой, ей-то что, а я, сорокалетний м...., завез семью черт знает куда и ничего не делаю, не могу устроить того, что в пять минут обтяпает любой фотограф из Винницы, не говоря уж о зубных техниках. Способен только добраться до ближайшей садовой скамейки, мраморной ступеньки, сидеть там и ничего не думать, может быть, впервые в жизни вообще ничего, только иногда: «Что за странное состояние? Может быть, это и называется счастьем — эта невесомость и отсутствие желаний»7.

Теперь квартира, дети ходят в школу (курсы английского), и я могу без угрызений вегетировать и пить капучино, что вредно при моей склонности
к полноте.

Я иногда просыпаюсь в полном изумлении — почему я здесь оказался? Словно бы не по своей воле. Не захвачен массовым, лемминговым порывом — бежать от родной юдофобии к западному джинсовому изобилию.8 Не от угрозы тюрьмы и психбольницы. Не от одиночества. Не от ненависти к советизму даже, потому что вообще невысокого мнения о человеческой природе. Ну, конечно, тоскливо было думать, что никогда уже с тобой не повидаюсь. Тоска брала, когда смотрел на детей и представлял себе их будущую советскую жизнь (их западную по крайней мере представить не могу). А что все же главное, не понимаю. Может быть, то, что Гарик попросту говорит: хочу забраться в горы и просто сидеть.10 

Ладно. <…>

Какие перспективы для нас в Штатах? Не удивлюсь, если вообще никаких. Я (со слов Джейн Таубмен11) сказал в ХИАСе, что «на нас» пришлют письмо.12  Они сказали, что, мол, хорошо, но писать надо не им, а обратиться в местную или, если в Энн Арборе нет, географически ближайшую еврейскую общину, что, мол, работой мы будем обеспечены, а община должна уже прислать формальный запрос на нас. А может, и не надо этого делать. Может, если затянется вся процедура и наше пребывание в Италии, даже и лучше будет? Я не знаю. Как и вообще не знаю, при чем здесь какие-то общины.

Вот что меня сильно волнует: получает ли некий Эндрю Бейли в Энн Арборе13 огромное количество принадлежащих мне книг, частично отправленных еще мною, частично отправляемых друзьями уже после нашего отъезда?14  Еще некоторое количество книг, 13 бандеролей, было послано на адрес Таубменов в Ахмерст.

Напиши нам! Пришли толстую пачку своих стихов. Все тогда станет яснее. Поскольку всё здесь, в Италии — водопровод, электричество, деньги, почта — ненадежно, пошли с какими-нибудь почтовыми излишествами, вроде уведомления о вручении.

Целуем тебя.

Леша.

Адрес:       L.V. Lifshits

                  c/o Salwemme (имя хозяйки)

                  Lungomare Delle Sirene (каково?)15  138 tnt.2

                  Torvajanica, Roma,

                  ITALIA

 


 

1 Лосевы улетели из Ленинграда 11 февраля 1976 г. «В предотъездный вечер, 10 февраля, к нам пришло много друзей и многие остались ночевать, прямо на полу в нашей опустевшей квартире, чтобы на рассвете поехать с нами в аэропорт. Спать долго не пришлось — несколько такси были заказаны на пять утра. На углу Малой Садовой и Невского я попросил шофера остановиться. Вывел детей из машины и сказал им хорошенько посмотреть направо и налево. Дети были невыспавшиеся, простуженные и возбужденные предстоящим путешествием, так что они вряд ли запомнили этот момент. А я помню, как стянул с головы шапку и вглядывался в мглистую перспективу Невского» (Меандр. С. 261). После нескольких недель в Риме, Лосевы поселись в прибрежном городке Торвайаника (Torvajanica), в 35 км от Рима, где прожили вплоть до отъезда в США 3 июня 1976 г.

2 Рефьюджи (refugee, англ.) — беженец.

3 Владимир Аллой (1945—2001) — издатель-журналист, эмигрировал в 1975 г., жил в Риме, потом в Париже. Работал в «Вестнике РХД», был директором издательства «YMCA-press», редактировал альманах «Минувшее» и другие издания. В 1992 г. вернулся  в Россию.

4 Ирина Алексеевна Иловайская-Альберти (1924—2000) — многолетний редактор парижской газеты «Русская мысль». Привлекая международные христианские организации, помогала многим эмигрантам из СССР в Италии.

5 Т. е. от дома (Светлановский пр., д. 109) до работы (редакция «Костра» находилась на Таврической ул.).

6 HIAS (Hebrew Immigrant Aid Society, Общество помощи еврейским иммигрантам) — одна из старейших в США благотворительных организаций (существует с 1881 г.). Нэнси — знакомая Бродского, о которой он писал в ответном письме Лосеву (конец марта — начало апреля 1976 г.): «Прости меня за Нэнси. Она — я ее, в сущности, совсем не знаю — была приятельницей Славинского и, видимо, будет моей студенткой. Она слегка не в себе, по-моему, но вообще, вроде, толковая».

7 Ср. с первой заграничной открыткой Бродского Лосеву (20 июня 1972 г., Лондон): «Чувств — никаких. Организм (мозг) защищается».

8 В очерке Лосева «После молчания», написанном в Италии примерно в это же время: «Толпы маленьких уютных грызунов — леммингов — без всяких видимых причин вдруг устремляются из своих обжитых теплых нор на норвежских нагорьях вниз, к чужому и холодному океану. И ведь каждому зверку, небось, кажется, что очень важные причины сорвали его с места, что всенепременно ему надо броситься в воду и, никогда и не нюхавшему воды, переплыть океан. И многомиллионное зверковое месиво бросается в прибой, гребет своими неприспособленными лапками, чтобы минутой позже пойти ко дну, но скорей, скорей — сзади другие напирают рядами. Для решения своих, недоступных отдельной особи биологических стратагем природа, как всегда безотказно, использует стадный инстинкт. (Вчера я видел: открылись двери „Банко национале дель лаворо“, где выдают ежемесячное пособие, и толпа иждивенцев международной еврейской благотворительности пробежала по сбитой сразу же с ног восьмилетней девочке. Кто из них, будь он один, наступив на живое, не остановился бы, ужаснувшись. Но они были толпа, стадо)» (Собранное. С. 438—439).

9 Говоря о мотивах своей эмиграции, Лосев сравнивает их с ситуацией Бродского: «Вот еще какая тут между нами разница. Меня в определенный момент жизни непреодолимо потянуло туда, а Иосифу, если когда и хотелось бежать, то оттуда» (Меандр. С. 34).

10 Гинзбург-Восков, в молодости увлекавшийся индуизмом.

11 Джейн Таубман (Jane Taubman) — профессор русской литературы в Amherst College, познакомившаяся с Лосевыми (через Бродского) в Ленинграде в январе 1976 г., незадолго до их отъезда: «Иосиф направил нас (с мужем Уильямом Таубман (William Taubman).Я. К.)
к ним, как он посылал нас к другим своим ленинградским друзьям, а также в своим родителям, передавая подарки и письма» (из электронного сообщения Я. К., 2 марта 2010 г.).

12 Т. е. вызов в США.

13 Возможно, имеется в виду Ричард Бейли (Bailey), литературовед и лингвист, преподававший в Мичиганском университете.

14 Об отправке книг за границу Лосев пишет: «Книг было много, общим весом около тонны. Отправлять их надо было поездом до Триеста, а оттуда уж на корабле в Америку. На товарной станции специальная бригада заколачивала это добро в ящик, один огромный досчатый саркофаг. Согласно «Памятке» (распространявшейся в самиздате среди эмигрантов. — Я. К.) тут тоже надо было дать взятку, но какую именно, не говорилось. Я понимал, что не конфеты, духи или колготки, и протянул бригадиру червонец. Он весело спросил: „Ты как хочешь, чтобы доехало до Триеста или чтоб тут развалилось?“ Я сказал, что хочу, чтобы доехало, и выгреб все, что у меня было, рублей восемьдесят. И надо сказать, что они свое дело сделали честно, сколотили эту домовину для книг на славу. Полгода спустя на лужайке у дверей издательства Ardis мы с Карлом Проффером изрядно попотели, раскурочивая ящик, чтобы освободить мои книги» (Меандр. С. 259).

15 Берег Сирен (итал.).


9

26 апреля <1976 г. Торвайаника>

 

Здравствуй, милый Ося!

Пишу невесть куда, потому что злые духи, которые не перевелись в Италии с тех времен, когда их проделки точно описал в своих мемуарах престарелый венецианец К. Гоцци1 , итак, духи не дают и не дадут, возможно, мне с тобой связаться.

В назначенное воскресенье, 4 апреля, в назначенное время я тебе звонил: «ноу анса».2  Потом, сразу по получении твоего замечательного письма, было поступлено по твоему совету — уехано в Венецию.3 В Венеции при первом заходе оказалась несусветная очередь на американский телефон, при втором заходе, рано утром перед отъездом на вокзале, т. е. с расчетом поднять тебя, только что легшего, с постели, оказалось, что на венецианском вокзале нет международного телефона! После этого не удивительно, что во Флоренции была испорчена прямая связь, можно было звонить только через Рим, ожидание, возможно, в течение дня… А тут минуло 16 апреля, после которого ты собирался уехать из Энн Арбора.

Получил от Гарика письмо. Насколько могу понять из его несусветных иносказаний, он получил вызов, собирается подавать в июле. Думаю, что
его отпустят. Думаю, что для него это хорошо. То есть ему не будет хуже.5

Более понятно он пишет, что у Марины6 нормализовалась домашняя жизнь. Рачительный Уфлянд устроил какой-то пансионат: ребенок спит в теплой и проветриваемой комнате, ст, что полагается есть детям в соответствующие часы, и даже, как нормальные дети, смотрит телевизор.7 За последнее можешь нас с Уфляндом убить. Хотя Уфлянда не можешь, а меня пожалуйста, моя жизнь недорого стоит.

Я буду действительно очень рад отдать остаток своих дней издательству «Ардис».8 Марамзин прислал мне проспект, очень интересный, но с такими ошеломительными ошибками в русском, что, пожалуй, я и вправду могу быть полезен.

Если эта работа даст нам возможность сводить концы с концами, прекрасно! Соответственно предполагаемым заработкам нам нужно и жилье.10  Но ни в коем случае не хотелось бы тебя загружать еще и этими заботами. Если вдруг попадется какая-нибудь толковая и хозяйственная энн-арборианка, которая согласится дать нам советы насчет бюджета (вот, начинается то самое виляние языка на экономической теме), то и чудесно! Мне в жилье нужно только, чтобы было место, куда можно иногда прятаться.

Еще раз повторяю, что вот и сейчас, пиша это письмо, не знаю, что надпишу на конверте. В этом смысле мое послание напоминает классический ответ Виноградова и Еремина одному ученику школы «Спринт» в период зарабатывания ответами на письма в «Костре»: «Дорогой Ваня! К сожалению, ты не получишь этого письма, т. к. забыл написать на конверте обратный адрес. В следующий раз не забывай! С приветом…» Правда, драматурги хоть рубль заработали по счету. 

Извини, я не могу сейчас всерьез писать о стихах. «Колыбельная Трескового Мыса» — замечательные. Такого я раньше не читал. Но так, видно, совпало (вступило), что сейчас особенно тронули мелкие стихи («мелкия стихотворения», как принято было писать некогда в оглавлениях), в которых обычно прежде ты чувствовал себя слишком тесно. В них как-то трогательно протянуты руки, или не знаю что, к малой русской поэзии. «Узнаю этот ветер…», «Ниоткуда с любовью…», «Тихотворение…», «Ты забыла деревню…», «…и при слове „грядущее“…».11  Есть такие юные красавицы, по словам А. С. П<ушки>на, которые могут надевать какие угодно головные уборы, и все им идет, хоть ширпотреб москвошвея! Так и у тебя тут вышло: котурны откинуты, а божественный глагол остался.12 

Хотя ты хотел не лести, а наоборот. Из наоборот только одно пока робкое суждение (может быть, дело в том, что я мало, не всё знаю): не слишком ли властно заграбастала тебя в последние 4 года одна тема, к тому же иссушающая тема — хоумсик (взамен куда более разнообразной одной из прежних — сик оф хоум).13

Что-то я, должно быть, ерунду несу, извини. <…>

Ладно, дорогой. Свалились, действительно, мы на тебя! Вообще просто хочется тебя увидеть. Чтобы не слишком пугался при встрече — мы, как это называется, сдали. Пять минут назад Нина произнесла что-то о загубленной жизни. Дети над нами издеваются. Но вообще ничего.

Целуем.

Леша.


1 Карло Гоцци (1720—1806) — венецианский драматург. Лосев имеет в виду его «Бесполезные мемуары» («Memorie inutili», 1797).

 2 No answer — нет ответа (англ.).

 3 В конце марта — начале апреля 1976 г. Бродский писал Лосеву в Торвайанику: «Не знаю, как у тебя с башлями, но, будь я на твоем месте, я бы пошел на Рома Термини (что есть, в просторечии, вокзал), купил бы четыре билета до Венеции, сел бы в поезд и через
6 часов был бы там. <…> И постарайтесь пробыть там три-четыре дня. Тогда ты поймешь, для чего уехал. Более того, уехав в Штаты, ты будешь знать, куда возвращаться».

4 В том же письме Бродский сообщал: «Знай, на всякий случай, что семестр (т. е. учебный год) кончается у меня 16-го апреля и что после этого я постараюсь отсюда дать тягу — не знаю еще, куда, но вряд ли в Европу. <…> (я никуда не денусь и все время буду в контакте, но тем не менее)».

5 Гарик Гинзбург-Восков эмигрировал в 1977 г. и живет в Анн Арборе до сих пор.

6 Басмановой, матери сына Бродского Андрея.

7 О любви Уфлянда к телевидению Лосев, в частности, вспоминает: «...гостя у нас, он уходил после завтрака смотреть детские мультики по телевизору и до нас доносился из телевизионной комнаты его счастливый хохот» (Меандр. С. 361).

8 Бродский писал Лосевым в Италию: «Работа для вас обоих есть. Это — Ардис. <…> В каждом выпуске РЛТ (журнал «Russian Literature Triquarterly», издававшийся в «Ардисе». — Я. К.) есть минимум 100 страниц печатного русского материала. Кроме того, Карл выпускает ежегодно пять-шесть книг на русском языке, будь то поэзия или проза. <…> либо ты, либо Нинуля вдобавок к этому получите преподавательскую работу (ассистента на кафедре или что-ниб<удь> в этом роде; я, говоря откровенно, думаю, что у Нинули покамест шансы выше). Так что Ардисовскую работу вы можете рассматривать как основную, а преподавание — как совместительство».

9 О каком «проспекте» идет речь, установить не удалось.

10 В том же письме Бродский писал:

«…чем раньше вы приедете в Штаты, конечно, тем лучше. Особенно, в смысле поисков жилья. <…> Все дело в том, что сейчас жилье снимать — дешевле: т. е., возможностей больше и, следственно, рента (аренда) ниже. В июне-июле-августе ситуация начинает меняться
в сторону удорожания (любопытно, что русский язык начинает вихлять как только заговариваешь на экономические темы: результат отечественной стабильности) потому что начинают съезжаться студенты, преподаватели и т. д., т. е., спрос и предложение снова входят в силу, тогда как весна — время разъезда. <...> Анн Арбор летом довольно невыносимое место: приходится принимать душ минимум дважды в день; но я думаю, что лучше бы приехать все-таки пораньше: чем короче инкубационный период, тем меньше душевный раздрай, а что касается местной жары, то это, полагаю, единственная реальная проблема, к<ото>рую вам придется решать. Во всяком случае, чем раньше вы тут окажетесь, тем меньше времени вы будете пребывать в настоящем, гадательном состоянии. Главе Департамента Слав<янских> Языков это тоже облегчило бы многое в смысле вашего зачисления».

11 Стихотворения из цикла Бродского «Часть речи». Бродский писал: «Посылаю тебе стишки, оказавшиеся под рукой. Вот уже почти четыре года мне некому прочитать/показать стишок и спросить, годится ли. Поэтому, сделай милость, скажи, чего думаешь, без дураков. Я знаю, что в них хорошо. Не знаю, что плохо. Включая знаки препинания».

12 Именно «мелкие» стихотворения Лосева, в свою очередь, оценил Бродский в одном из последних телефонных разговоров: «Книжки свои я ему посылал, а просто новые стихи, только изредка, если он просил. В последний раз в 95-м году довольно большую подборку, по поводу которой он позвонил и сказал: „Замечательно, особенно маленькие стихотворения“, — чем тут же вызвал у меня мнительное подозрение, что он поленился прочитать те, что подлиннее» (Меандр. С. 37).

13 Homesick (англ.) — тоскующий (ностальгирующий) по дому (родине). Sick of homeуставший (до тошноты) от дома.

 

Публикация и примечания Якова Клоца

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Михаил Толстой - Протяжная песня
Михаил Никитич Толстой – доктор физико-математических наук, организатор Конгрессов соотечественников 1991-1993 годов и международных научных конференций по истории русской эмиграции 2003-2022 годов, исследователь культурного наследия русской эмиграции ХХ века.
Книга «Протяжная песня» - это документальное детективное расследование подлинной биографии выдающегося хормейстера Василия Кибальчича, который стал знаменит в США созданием уникального Симфонического хора, но считался загадочной фигурой русского зарубежья.
Цена: 1500 руб.
Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России