Елена  Елагина

* * *

На медленном огне сгорает подчистую

Все, что хранил в душе, все, что имел в виду,

Когда пытался спеть не песенку простую,

Но что-то, что таишь с собою не в ладу

На самом дне души, где хаос и сомненья,

Все пораженья и все травмы — с детских лет,

Что в слово воплощал в порыве вдохновенья,

Что вопрошал, горя, не получив ответ.

Так отмирает плоть, и дух, перегорая,

Отважно отлетав положенный свой срок,

Как летчик молодой, врата таранит рая,

Не зная, что там ждет и есть ли в бывшем прок.

* * *

Мир андрогинен. Мир горяч, незряч,

Господь ревнив, фортуна метит мимо…

Но озорно по лужам скачет мяч,

Но озеро лежит неутомимо.

А все, что нужно, — просто ветерок

И шелест листьев, подступивший к слуху.

Ах, никому, по счастью, невдомек,

С чего бы под дождем остаться суху…

И горечь снега, евшего глаза,

И дождевой сползанье долу капли,

И слюдяная в жилках стрекоза —

Такие же участники в спектакле,

Где ничего случайного, лишь то,

Что выудил Господь для постановки

Из-за подкладки старого пальто —

И пусть актеры странны и неловки,

Он их заставит прыгать по углям,

Он им такие заготовит трюки,

Что, позабывшись, заглядится Сам,

И Сам устанет от своей науки.

Как…

1

Как веницейский лев, любитель букв и строк,

Что в лапах фолиант раскрытый держит, словно

Стяг боевой… Так встарь держал скрижаль пророк,

И так держал кинжал заложник мести кровной —

Любовно у груди. Как веницейский лев,

Прижав свою любовь к покрытым шерстью ребрам,

Не слыша ничего, приличия презрев,

Оглядывая мир забытым взглядом добрым,

Дивясь его красе, дивясь его делам            

Прозревшим на кресте разбойником спасенным,

Упорно груз любви, подобно тем волам,

Что шляхом соль везли, таща по тяжким стогнам.

Таща и трепеща от участи земной: 

До греческих календ, до ракового свиста…

Но кто ему тогда сказал: «Пойдем со мной»?

И он, смельчак, в плаще героя — не статиста

Отважно, как, должно быть, в бурю Одиссей,

Отправился в поход, бесславный, безнадежный…

Как веницейский лев, как Тит, как Моисей.

Как дервиш, как купец, как пылкий бард таежный.

2 

Как гром среди ясного неба,

Как медленный шепот травы,

Как трепет летящего Феба,

Как легкий наклон головы,

Как все, что подвижно и зыбко,

Как шаг на висящем мосту,

Как чует хохляцкая зыбка

Нечистого дух за версту,

Как все, что таится во мраке

И льется лучами с небес,

Как ангел, мятущийся в драке,

Как пляшущий в пламени бес. 

* * *

Тридцать три года лежать на печи,

Тридцать три года считать кирпичи.

Скисли блины, удались калачи.

Скучно, ей-богу, молчи ли, кричи.

Тесто встает, пробирается кот

К свежей сметане… Вот год проползет,

Следом другой… Так, глядишь, десять лет

Жизнь отсчитает. Не туз, а валет

В сальной колоде мигает тебе —

Что там осталось в негожей судьбе?

Что завалялось? Но — враг у ворот!          

И богатырь, поднатужась, встает.

Чудо! — вопит, разбегаясь, народ.

В Муроме чудо! И крестится влет.

* * *

Молодость — это другая страна,

Ты там — чужак. Иностранец-прохожий.

Гость-невидимка. Почувствуешь кожей:

Возраст — позор, и вина — седина.

Речь там другая. Словесный набор

Вряд ли освоишь. И скорость другая

Произнесенья, движенья… На спор

Соревноваться? Природу ругая?                                                     

Делаешь вид, перейдя Рубикон,

Что на другом берегу окопался?                             

Но не спасает ни друг-силикон,

Ни чудо века виагра… Попался

К старости в сети — молчи и глотай

Новой науки саднящей пилюли.

Жалко друзей, что навеки уснули,

Да что поделать, рыдай не рыдай.

Молодость, помни, — другая страна.

Ты там — чужой. И она тебе — тоже.

Лучше в обход, патрули не тревожа, —

Нейтралитет выбирай, старина.

Хор поэтов

На утлой кочке посреди болота

Проквакаешь бесформенное что-то,

Беспочвенно в безэховую тьму.

О, сколько голосов вокруг подобных,

Попыток сколько — горловых, утробных! —

Перекричать вселенную саму.

Кричать — кричи, но твердо знай при этом,

Что никого изысканным куплетом

Не поразишь, коль крикунами пруд

Забит, как говорится, до отказа —

И все поют! Прилипчива зараза!

И классики незримый бой ведут,

И ряд второй, и эпигонов свора,

И лица их краснее помидора,

И связки их в боях напряжены.

Кричать — кричи, но помни то, что слава

Посмертная сомнительна, а право

Прижизненной дается на халяву

Совсем не тем, кто музыке верны.