БЛОКАДА

Анна Михайлова

Автор этих стихов, Анна Евгеньевна Михайлова, человек незаурядной биографии. До­статочно сказать, что ее отец, известный кинооператор Евгений Михайлов, работавший в 1920-х с Козинцевым и Эрмлером, был племянником Константина Сомова. Когда Михайлова арестовали в 1941 году, семья осталась в Ленинграде, и Анна не только перенесла историческую катастрофу, но и пронесла через десятилетия воспоминания редкой наблюдательности и трезвости. Проработав всю жизнь инженером-строителем, Михайлова всегда сохраняла строй души, обращенный к вещам равно неощутимым физически и необходимым для жизни — музыке, поэзии, живописи. Однако первые стихи появились только в 56 лет: зайдя в гости к своей подруге Марине Басмановой (более известной в русской поэзии под инициалами М. Б.), Михайлова застала ее иллюстрирующей книгу детских стихов. Именно тогда Анне Евгеньевне пришла идея придумать иные тексты, соответствующие акварелям Басмановой.  В начале пути Басманова с ее, как отмечает Анна Евгеньевна, идеально строгим поэтическим чутьем, была редактором и камертоном для поэтических опытов Михайловой.

Полина Барскова

Ленинград

1

Мучительное чувство ностальгии

Мне дважды приходилось испытать:

Вдали от Ленинграда я не знала,

Как и когда смогу попасть домой.

Жизнь замирала на фальшивой ноте,

Не радовали сытость и тепло,

Лиловые фиалки в феврале

И южной ночи молоко парное.

Заглядывая в бархатное небо,

Я пристально ждала звезды падучей,

Желанье повторяя, как молитву:

«Вернуться в Ленинград».Потом в Сибири 

Ни хрустали сверкающей зимы,

Ни яркие закаты и восходы,

Ни легкая взаимная влюбленность

Утешить не могли.

Как заклинание, везде писала я,

Возлюбленного имя: «Ленинград».

И навсегда узнала — только там

Мой дом, и родина, и подлинная жизнь.

2

Блокаду надо позабыть

И лучше помолчать о многом,

Но зиму, проклятую Богом,

Из памяти не истребить.

И снова корчит дикий страх,

И снова дыбом встали нервы

При скрежете бомбежки первой,

Соседний дом крошащей в прах.

И каждый вечер в полвосьмого

Вдруг замолкает метроном,

Сирена воет за окном

И сердце вырваться готово.

Среди кромешной темноты,

Настороженны и одеты,

Лежим и молча ждем рассвета,

Ослепшие от темноты.

И вновь знобит всесущий холод,

Нас обступающий с утра,

И лед лежит на дне ведра,

И мучает сосущий голод.

3

Как перед приговором злым,

Война остановила время.

Мы постоянно ожидали казнь

Себе и близким, все четыре года.

И только в светлый майский День Победы

Вздохнули облегченно полной грудью...

А время обрело былое русло

И потекло, как вольная Нева.

* * *

Моему отцу Евгению Сергеевичу Михайлову 

Казалось, он совсем не верил в Бога

И в церковь не ходил, боялся, очевидно,

Святош, старух, ханжей и стукачей,

Но перед самой смертью рассказал,

Как пело, погибая, духовенство

Пред тем, как всех в заливе утопили,

Как хор звучал торжественно и чудно

И в каждом звуке изливалась вера

И упование на Милость Божью

Уже за скорбной гранью бытия.

И голос дрогнул при воспоминанье,

Слез светлых и скупых не смог сдержать

Он — балагур, жуир и вольнодумец...

Незримо Бог в сердцах людских живет.