Денис  Датешидзе

*  *  *

Боже мой, как быстро — за день, за два —

Превращается город в сад!..

И дома, как серые острова,

Между волн зеленых стоят;

Ветви мягко так на ветру дрожат,

Что отвлечься не хочет взгляд.

И закат прозрачные льет лучи

Из безоблачной глубины.

И вороны, голуби и грачи

Рвутся в небо, опьянены...

Только знаешь, лучше уж помолчи

Или птичий язык учи.

Для чего дублировать мир, когда

Он пригоден вполне — пригож?

А с другой стороны, все равно ведь рта

Самому себе не заткнешь.

Никому же не причинишь вреда,

Бормоча бессвязно: «о да!», «ну да», —

Словно тоже как бы «поешь».

*  *  *

Претерпевай, претерпевай,

Назвав хоть стрессом, хоть регрессом,

Сентябрь, октябрь, январь и май.

И наблюденья согревай

Каким-то все же интересом.

Отчасти женственным.  — Психея,

Меняться не имея сил,

Становится еще слабее,

Желая втайне все острее,

Чтоб кто-нибудь ее, жалея,

За уязвимость возлюбил.

Кому же там, кому же тут

Она, как есть, нужна — такая?

К такой вот роли привыкая...

Когда навстречу ей идут

Такие — всякие подряд,

Бросая с вежливостью мнимой

Сочувствующий и ревнивый

Прохладно-беспокойный взгляд.

*  *  *

В последний месяц глупо так живу —

Сижу ночами, поднимаюсь к часу;

То медлю, то спешу... По существу,

Все спуталось. — Не разобрать канву.

Не выдохнуть. Не вырулить на трассу.

Погода — тоже мутная. Тепла

Не предвещая, в небе неуютном —

Стандартная сырая полумгла.

И эти бесконечные дела! —

Как мало, боже мой, они дают нам...

Уволиться? Уехать? Умереть? —

Но это, знаешь, все-таки сложнее,

Чем тряпкой пятна со стола стереть

И, чиркнув спичкой, ужин подогреть,

О промелькнувшем дне не сожалея.

И — думая устало, что «весна

Надежд не оправдала, как бывало

Не раз; но лишь сумятицу внесла» —

Зевнуть, — по рекам и каналам сна

В постели отплывая запоздало.

*  *  *

На сковородке, шипя, блестят

Рыжие два пятна —

Пара невысиженных цыплят.

Жизнь уже не нужна

Им — потому что их просто нет.

И не представить, как

Мог бы оформиться клюв, скелет

В жидких таких желтках.

«Все превращается» — вспомнишь; вдруг

Кружится голова...

Тело должно превратиться в труп,

Чтобы росла трава.

«Лучше бы, — думаешь, — кто-то съел...»

(Боже, что я несу?!)

Слабо доносится пьяных тел

Смех, за окном, внизу.

*  *  *

Смотрит пасмурно и просто

Новый день в окно.

Всюду властвует уродство,

Так заведено.

Нет подарков от погоды,

От календаря —

Потому что мы уроды,

Строго говоря.

То есть вот, не заслужили.

Скопом и гуртом

Ели-были, пили-жили,

Умерли потом.

Ели-врали-убивали,

Славили режим,

Пили-пели-забывали.

Что еще свершим?

И над низкою равниной

Уж который год

Дождь унылый и ленивый

Медленно ползет...

*  *  *

Была у меня квартира

Когда-то, давным-давно,

И в окнах ее — картина:

Пустырь, за ним полотно

Железной дороги. Мимо

Все время, туда-сюда,

Ходили неутомимо

Различные поезда.

И где-то в мозгу, в суставах

Застрял их движенья звук,

И долгих ночных составов

Мне нравился гулкий стук,

И ветер скользил по шторам,

И веяло от ночей

Равнинным сырым простором,

Безвестностью жизни всей —

Где оттепели-метели

В аккорде слились одном.

Июньские птицы пели...

Валялся металлолом...

Ты знаешь: не повторится. —

Тем более повтори,

Как поезд громоздкий длится.

Минуту? — Вторую. Три.

*  *  *

Словно подражая, отражая —

Соучастник, пристальный свидетель

Общего движенья... мир предметен;

Вся струится улица большая, —

Ты плывешь, спешишь, куда наметил.

Словно вспоминая, забывая,

Делая как надо, как не надо,

Сознавая, недоумевая...

Смутным предсказаньем результата

Сердца извивается кривая.

Дело — да, в естественном отборе,

В бытовом повторе, в общем фоне...

Леденец анисовый от боли

В горле. Красный свет на семафоре,

Проводов дрожащих в небе нити,

Голубя раздавленного перья...

Словно нужно незаметно выйти

На последний уровень терпенья.

Чтоб суметь не испугаться, скажем,

Униженья немощью последней.

Впрочем, даже это — лишь по средней

Мерке. Так случится с каждым. 

*  *  *

Мне то и дело кажется, что все,

Кто повторяет: «Ничего не надо», —

Рискуют уподобиться лисе,

Не дотянувшейся до винограда.

«Не надо» — значит, все-таки «дано».

И что же нам дано? — Продемонстрируй!

Лишь это отстранение одно?

Простой мотив, стоически-тоскливый?

И одинаково в любых устах

Звучат исканий скудные итоги

Плюс то да се... Да воробьи в кустах,

И солнца луч, и клумба у дороги;

И несколько удобных облаков

На заднем плане пусть собьются в стаю...

Поймай — скажи, что я и сам таков,

Но я и сам легко себя поймаю.

Хватило бы на всех и тишины...

А потому слова, похоже, лживы;

Обиды полностью не прощены,

Желанья тоже (к сожаленью?) живы.

Так до конца душой и шевели

Своей — упрямой, жадной, обреченной, —

Не рассмотрев — пока еще — вдали

«Цветущий брег за мглою черной».

*  *  *

«Зачем Он создал мир?» — Да знаешь, просто так.

А мог не создавать, и было бы не хуже,

Наверное... Но что? Не-звук, не-свет, не-мрак? —

Нам не помыслить их. Уверься: Бог всеблаг

И, значит, мир хорош. И песенку все ту же

Усердно распевай, как юный пионер, —

В расчете искупить издержки и промашки

И заглушить свою тревогу — например:

«Какой чудесный день!.. Цветочки-тучки-пташки!»

Жалей, что это все не втиснуть в чемодан,

Не увезти, не сдать в багаж на всякий случай...

Мир и хорош и плох. И неразрывно дан.

И медленно кипит — густой, тягучий, жгучий,

Вполне перебродив... Представь, что дистиллят,

Очищенный, стечет в объемистую чашу,

Сочась через твое сознание, твой взгляд. —

Сомнения и сны Творца развеселят...

А чем не вариант, чтоб жизнь осмыслить нашу?

Но только вариант. Придумай что-нибудь

Другое, если вдруг усмотришь в этом ересь.

Нам все равно нельзя ни скрыть, ни обмануть:

Сравнения всплывут. — И испарятся, пенясь.