ВСТРЕЧИ

 

Дмитрий Травин

Два портрета из периода польских реформ

У польских экономических реформ, осуществленных 20 лет назад, было два отца. Первый — Лех Валенса, политик-популист, под определяющим влиянием которого произошел переход от социализма к капитализму. Второй — Лешек Бальцерович, блестящий экономист, который, собственно, и подготовил план реальных преобразований. Понимание того, что это за люди, во многом означает понимание того, что же произошло в Польше на рубеже 80—90-х гг. ХХ столетия.

 

Лех Валенса. Есть только миг

Пролетариат, как известно, должен выступать в качестве гегемона социалистической революции. На деле, однако, власть крупной буржуазии свергали
в основном интеллигенты и мелкие буржуа. Один из парадоксов ХХ в. состоит в том, что переход от социализма к капитализму возглавил рабочий. После того как Лех Валенса сумел раскачать коммунистический режим в Польше, революционная волна охватила весь восточноевропейский регион. Тем самым был забит последний гвоздь в крышку гроба социального эксперимента, развернутого в самом начале столетия Владимиром Лениным.

Роль пива в переходе от социализма к капитализму

Валенса появился на свет в сентябре 1943 г. в глухой польской деревушке. Он был четвертым ребенком в большой крестьянской семье. Отца своего Лех так и не узнал — тот погиб в немецком концлагере. Поднимать малышей пришлось матери.

Как и положено польской семье, она была очень религиозной. Каждое воскресенье мать с детишками отправлялась за четыре километра в костел, где служили мессу. Неизвестно, проникся ли Лех в молодости религиозным сознанием. Многие его поступки зрелых лет явно не отличались христианским смирением, но демонстративный католицизм, тем не менее, всегда занимал в жизни Валенсы важное место.

Юность явно не предвещала великого будущего. Валенса не читал по ночам трудов идеолога либерализма Хайека, не метал бомбы в партсекретарей и не проходил тюремных университетов. Первый опыт политической активности он получил только в 27 лет. До этого Лех выделялся разве что плохим поведением и весьма умеренными способностями в училище, готовившем механизаторов для села.

Окончив училище, Валенса работал электромехаником в конторе типа нашей МТС, затем служил в армии, а после снова вернулся в деревню, где продолжил трудиться на ниве электричества. Высшего образования он не получил, да и не пытался получить. Когда в 40 лет Валенса был удостоен Нобелевской премии, он так и оставался по своей квалификации простым электриком.

Рубеж 50—60-х гг., когда проходило становление личности Валенсы, был непростым периодом для Польши. Эпоха откровенного сталинизма уже ушла
в прошлое. Партийный вождь Владислав Гомулка то экспериментировал с рабочим самоуправлением, то делал ставку на усиление национализма. Он выпускал из тюрем священников, но одновременно вступал в острый конфликт с примасом Польши кардиналом Стефаном Вышинским. На выборах в сейм появилась некоторая конкуренция, но в плане экономических реформ Варшава явно отставала от Праги, Белграда и Будапешта. Словом, что-то новое постепенно пробивалось сквозь толщу тоталитарной системы, но смена эпох еще даже не просматривалась.

В стране не было той внешней силы, которая могла бы потянуть в политику рядового сельского электрика. Даже форсированная индустриализация, резко расширившая численность польского пролетариата за счет крестьянства, пришлась лишь на 70-е гг. — время правления Эдварда Герека.

Поэтому решение Валенсы перебраться в 1966 г. из деревни в город имело для его будущей политической карьеры огромное значение. Впоследствии, несмотря на свой еще сравнительно молодой возраст, он оказался в числе ветеранов рабочего движения и обладателей непререкаемого авторитета, перед которым преклонялись те, кто не прошел через гданьские бои 1970 г.

На знаменитой судоверфи им. Ленина, ставшей затем центром классовых боев, Валенса оказался случайно. Он ехал в Гдыню, где собирался устроиться на работу. Поезд проходил через Гданьск, было жарко, хотелось пить, и Валенса выскочил из вагона, для того чтобы найти себе пива.

С пивом при социализме, как известно, случались трудности. Пока молодой электрик пытался утолить жажду, поезд ушел. Валенса решил, что Гданьск, раз уж так вышло, ничуть не хуже, чем Гдыня. Хорошая работа нашлась не сразу, но в мае 1967 г. он наконец обосновался на верфях.

Через два года Валенса женился на юной цветочнице Мирославе, которую почему-то предпочитал называть Данутой. Затем в этой образцовой католиче­ской семье пошли дети. И так хорошо пошли, что в общей сложности их набралось целых восемь. Когда на ночь все они укладывались спать на полу в крошечной гданьской квартирке Валенсы, дверь в комнату открыть было уже невозможно.

Чисто внешне это была нормальная социалистическая жизнь с католиче­ской спецификой. Естественно, многодетная семья не вылезала из нищеты, ставшей особенно тяжелой после того, как Валенса включился в политическую борьбу.

 

Через Рубикон

12 декабря 1970 г., всего лишь за две недели до католического Рождества, коммунистические власти умудрились резко поднять цены на продовольствие. В другой стране подобное, наверное, стерпели бы, но Польша, как известно, сильна своими раздорами. Очередной раздор не заставил себя долго ждать.

Уже 14 декабря в Гданьске началась стачка. Народ собрался на митинг перед стенами регионального комитета партии. По всему городу пошли стычки рабочих с полицией. На репрессии со стороны властей народ, потрясенный жертвами, ответил поджогами. Затем бунт перекинулся в Гдыню, где в «кровавый четверг» 17 декабря принял особенно жестокие формы.

Валенса с самого начала вошел в члены стачкома. Легенда повествует, что, когда народ бросился освобождать арестантов, молодой электрик, взобравшись на телефонную будку, призывал людей к спокойствию. Бог его знает, сыграла ли эта будка в жизни Валенсы ту роль, которую в жизни Ельцина сыграл танк у Белого дома, однако события 1970 г., бесспорно, стали рубежом в его жизни. Оставшись работать в постстачечном комитете и получив должность инспектора по контролю за условиями труда, электрик стал без отрыва от производства делать политическую карьеру.

Эпоха Герека была для Польши временем надежд и одновременно разочарований. Новый партийный вождь, пришедший на волне народного бунта, обещал сделать из Польши Японию Восточной Европы. Многие ему верили, и Валенса был среди них. Однако с уходом Гомулки окончательно распалась старая коммунистическая идеология, на место которой Герек так и не принес ничего, кроме стремления к росту материального благосостояния.

С благосостоянием дела, однако, не слишком ладились. Это вызывало апатию и желание перебраться из несостоявшейся «восточноевропейской Японии» если не в настоящую Японию, то по крайней мере в США. В 1972 г. туда отправилась мать Валенсы. Сын отказался сопровождать ее — в надежде на лучшее будущее у себя дома. Через три года пани Валенса, так толком и не прижившаяся за океаном, погибла, попав под машину. А в Польше в это время назревали события огромной важности.

Переломным годом стал не 1970-й и не 1980-й, а, как отмечал в автобиографии сам Валенса, 1976-й. В стране стали появляться политические организации, абсолютно не зависимые от коммунистов. Валенса выделял порожденное знаменитым хельсинкским актом Движение в защиту прав человека. Но, наверное, еще большее значение имел созданный Адамом Михником и Яцеком Куронем Комитет защиты рабочих.

Если во время событий 1970 г. польская интеллигенция безмолвствовала, то после прокатившейся летом 1976 г. очередной волны стачек, Куронь — в прошлом коммунист-романтик, перешедший постепенно на диссидентские позиции, — заявил, что у нее нет больше морального права оставаться в стороне.

Был ли это просто эмоциональный жест честного человека или умный политический ход? Возможно, и то и другое. Но, как бы то ни было, с 1976 г. в Польше стал формироваться блок, равного которому по силе не появилось ни в одной из восточноевропейских стран. К рабочим Гданьска стали присоединяться лучшие представители варшавской элиты, все больше осознававшие необходимость осуществления коренных перемен, а также краковская католиче­ская интеллигенция, за спиной которой просматривался мощный силуэт польского костела.

Если в СССР диссидентское движение имело лишь моральное, но не политическое значение, то в Польше интеллигенция нашла в лице рабочего движения рычаг, надавив на который ей вскоре удалось перевернуть страну. Но до переворота еще надо было дожить. А пока трудности лишь нарастали.

В феврале 1976 г. Валенса потерял работу. Кроме того, его неоднократно арестовывали, в том числе и в ночь, когда у Дануты родился шестой ребенок — дочь Анна. Тем не менее политическая активность продолжала нарастать. В 1978 г., когда в Гданьске началась работа по созданию свободных профсоюзов, Валенса являлся лишь одним из членов инициативной группы, лидером которой был инженер Анджей Гвязда. К 1980 г., когда политические события вновь предельно обострились, электрик уже сам вышел на лидирующие позиции.

Великий электрик

Все началось опять с повышения цен на продукты. В июле—августе Польша, так и не ставшая Японией, была охвачена забастовками. Улаживать отношения с рабочими отправились ведущие представители правительства. В Гданьске с вице-премьером Мечиславом Ягельским вел переговоры Валенса.

37-летний электрик взял рабочее движение под контроль, не допуская разгула стихии и одновременно предельно жестко ставя себя по отношению к Ягельскому. Оказалось, что природа наделила Валенсу способностями организатора и талантом переговорщика в большей степени, чем многих интеллигентов.

В дополнение к чисто профсоюзным требованиям об увеличении зарплаты, улучшении снабжения продовольствием, сокращении очередей на квартиры, появились требования политические. 22 августа к Валенсе приехали влиятельные представители интеллектуальных кругов — редактор католического журнала Тадеуш Мазовецкий и профессор Бронислав Геремек. Контакт наладился, и в числе требований стачкома появился пункт об освобождении из-под ареста Куроня и Михника.

Власть пошла навстречу рабочим и тем самым подписала себе смертный приговор. Со стороны гданьских забастовщиков «приговор» подписывал Валенса, извлекший для этой цели огромную сувенирную ручку — подарок Иоанна Павла II. Теперь электрик стал известен всей Польше.

В течение следующего года Валенса не просто укрепил свою известность, но официально возглавил независимый профсоюз «Солидарность» и фактиче­ски стал неформальным лидером страны, человеком, с мнением которого вынуждены были считаться и в партийно-правительственных, и в рабочих, и в интеллигентских кругах. На писательском съезде один восторженный «властитель дум» даже воскликнул: «У нас был Понятовский, потом Пилсудский, теперь есть Валенса!» Семья «наследника Понятовского и Пилсудского» наконец перебралась в шестикомнатные апартаменты и выбилась из ставшей для нее уже привычной нищеты.

Сегодня нам кажется, что ведомая «Солидарностью» Польша быстро двигалась в сторону демократии и рынка, пока это движение не было искусственным образом прервано военным переворотом декабря 1981 г. Но на самом деле ситуация была гораздо более сложной.

Независимый профсоюз начала 80-х гг. был чисто популистской структурой, предназначенной для торга с властями, но не для созидания. Никакая шокотерапия не входила в его планы. Взаимодействие слабых коммунистиче­ских властей с сильным рабочим движением вело к хозяйственному параличу, но никак не к реформам.

К тому же в обстановке безвластия усиливалась, как полагали многие, опасность вторжения советских войск по образцу Чехословакии-68. И все же склонные к тонкой иронии поляки находили возможность пошутить. Одна турфирма продавала путевки в Москву под слоганом «Посетите СССР, пока СССР не посетил вас!».

В этой ситуации генерал Войцех Ярузельский двинулся по самому простому и понятному для него пути — сосредоточению всей власти в руках армии. В ноябре 1981 г. была предпринята последняя попытка достижения какого-либо компромисса. Переговоры шли на самом высоком уровне: партийный лидер генерал Ярузельский — примас Польши кардинал Глемп — глава «Солидарности» Валенса. Это был настоящий триумф Великого электрика, очутившегося в столь элитарной кампании. Однако результата переговоры не дали.

В этот момент, на вершине своей славы, Валенса впервые подвергся жесточайшей критике со стороны вчерашних соратников. Гвязда назвал его тщеславным болваном, у которого нет ничего, кроме роскошных усов. Наверное, данный выпад во многом определялся тем, что Гвязда проиграл Валенсе борьбу за лидерство в рабочем движении. Но в то же время нельзя не признать, что через месяц после переговоров Валенса действительно остался с одними только усами. В стране было введено военное положение, и оппозиция, не знавшая удержу в своих требованиях, расселась по тюрьмам и лагерям.

«Крестьянский король»

Вот один из анекдотов того времени. Валенсу спрашивают в компетентных органах:

– Куда хотите быть высланным — на Запад или на Восток?

– Конечно на Запад, — отвечает тот.

– Отлично, — говорит офицер секретарю. — Пиши: «Западная Сибирь».

На самом деле лидер «Солидарности» был интернирован на родине —
в охотничьем домике неподалеку от советской границы. В ноябре 1982 г. его уже освободили. А тем временем популярность Валенсы нарастала. На будущий год он был удостоен Нобелевской премии мира, хотя всей своей деятельностью нес «не мир, но меч». В 1986 г. в Лондоне вышла его биография, которую восторженная англичанка назвала «Кристальный дух». Не менее характерным было и название фильма, снятого великим Анджеем Вайдой, — «Человек из железа».

Теперь Валенса не контролировал положение дел, но, тем не менее, процесс, им запущенный, было уже не остановить. Время стало работать на него.

Начатые Ярузельским половинчатые реформы не дали результата, а потому авторитетная польская армия так и не сумела поднять популярность коммунистического режима в целом. К 1988 г. стало ясно, что для выхода из кризиса властям необходимо опереться на силы, обладающие действительно всенародной поддержкой. Так «Солидарность» и лично Валенса вновь вышли на перед­ний план.

С февраля по апрель 1989 г. проходили заседания круглого стола, на которых власть и оппозиция определяли макет будущего политического устройства Польши. Затем прошли частично свободные выборы в парламент, принесшие феноменальный успех «Солидарности». Коммунисты попытались сохранить власть в своих руках, разделив ее с «Солидарностью», но генерал Чеслав Кищак так и не сумел сформировать правительство.

В этот момент Валенса, проявив блестящее политическое чутье, перехватил инициативу, расколол блок коммунистов с крестьянами и предложил своих кандидатов на пост премьера — Мазовецкого, Куроня, Геремека. Ярузельскому, сумевшему временно закрепить за собой пост президента, ничего не оставалось как выбрать из предложенных кандидатур. Главой правительства стал Мазовецкий, но крестным отцом новой власти, бесспорно, был Валенса. Именно этой власти довелось создать новую Польшу и провести радикальные экономические реформы.

Естественно, Валенса полагал, что будет в той или иной степени контролировать правительство. Но там считали по-другому. Интеллигентам не был нужен малообразованный и эксцентричный Валенса, обладающий реальной политической властью. Не успела Польша сделать даже первых шагов к стабилизации, как между вчерашними соратниками разгорелся конфликт.

Выделить крайнего во всей этой истории трудно. С одной стороны, Валенса публично и грубо обвинил Мазовецкого в монополизации власти, а также с популистских позиций обрушился на экономические реформы Бальцеровича. С другой стороны, нельзя не признать, что правительство в той ситуации вообще могло спокойно работать только под прикрытием авторитета «Солидарности».

Как бы то ни было, в стычке победил Валенса, который был народным лидером, в отличие от Мазовецкого, обладавшего авторитетом лишь в интеллектуальных кругах. В конце 1990 г. лидер «Солидарности» стал президентом страны и сменил премьера. Но восхождение на вершину власти стало одновременно и началом падения.

Нравы новой власти проявились уже в ходе инаугурации, когда Валенса получал регалии из рук эмигрантского президента Качаровского. Ярузельский даже не был приглашен на церемонию. Впоследствии Валенса и на своей шкуре испытал жестокость поворотов судьбы, но в 1990 г. до этого было еще далеко.

Новому президенту был присущ авторитарный стиль управления. Этот стиль успешно использовал в свое время Пилсудский, а потому электрик из Гданьска стремился, чтобы его ассоциировали с легендарным политиком 20—30-х гг. Однако ни по своему происхождению, ни по манере поведения Валенса не был похож на Пилсудского. Он скорее олицетворял собой политический тип своеобразного «крестьянского короля», который дает народу по доброте своей хорошее правительство.

В католической стране «крестьянский король» должен быть глубоко верующим человеком, поэтому Валенса всячески демонстрировал народу свой католицизм. Его личный духовник отец Цыбуля практически всегда сопровождал президента.

Однако демонстративный католицизм не в полной мере удавался Валенсе. Вряд ли можно говорить о том, что его семью отличал христианский образ жизни. Жена после переезда Валенсы в Варшаву осталась в Гданьске, где су­пруг, ведущий всю неделю холостяцкую жизнь, навещал ее по выходным. Что же касается сыновей, то они оказались замешаны в истории с пьяной автокатастрофой, из которой Валенса их вытащил, используя свое личное влияние, дабы сохранить им престижные и высокооплачиваемые места в госаппарате.

Кроме духовника в ближайшем окружении Валенсы были еще два человека. Один из них, Мечислав Ваховский, его бывший шофер, впоследствии стал министром. Именно этот человек вел все личные дела Валенсы. Он определял его распорядок дня и собирал специальную «черную кассу», необходимую для решения разного рода частных проблем главы государства, прежде всего для расширения сферы его влияния. Другой, культурист Анджей Козакевич, отвечал за контакты с частным бизнесом. Словом, круг личного общения Валенсы, так же как у Ельцина, полностью определялся его происхождением и культурным уровнем.

Короткое замыкание

Дополнительным штрихом к этой мрачной картине стали политические скандалы.

Первый был связан с охотой на ведьм, начатой в 1992 г. правительством Яна Ольшевского. Внезапно оказалось, что в одном из списков агентов коммунистической госбезопасности под кличкой «Болек» фигурирует сам Великий электрик. Ольшевский спустил скандал на тормозах, заметив, что госбезопасность таким образом умышленно дискредитировала своих политических противников. Правда, несмотря на эту оговорку, в премьерах чересчур пытливый Ольшевский не засиделся.

Второй скандал возник сразу после первого. В условиях полной раздробленности наследников «Солидарности» Валенса, мысливший вполне реалистично и заботившийся о консолидации страны, предложил сформировать новое правительство лидеру крестьянской партии Вальдемару Павляку — одному из видных представителей левых сил. Тем самым президент явно поставил себя под удар, и недоброжелатели сразу же воспользовались его трудным положением.

Раньше он считался отцом посткоммунистической Польши. Эти лавры у него не так-то просто было отнять. Но теперь Валенса сам решил отдать власть левому правительству, то есть фактически тем же самым людям, в борьбе с которыми он сделал свою политическую карьеру. Президента стали обвинять в том, что он всего лишь жаждет власти, а потому совершает абсолютно беспринципные действия. Миф, с которым Валенса пришел во власть, окончательно рухнул примерно к началу 1994 г.

С этого времени с президентом полностью перестали считаться как левые, так и правые. Первые семимильными шагами шли к власти, вторые не могли сдержать злость за то, что президент так и не удержал эту власть в их руках. Вчерашний кумир стал никому не нужен. Ему оставалось лишь дождаться новых президентских выборов — и проиграть их. Это случилось в 1995 г.

Правда, в тот момент за него еще голосовали многие из тех, кто опасался возвращения коммунистов. Голосовали от безысходности. Но после того как Александр Квасневский показал себя человеком трезвомыслящим, от Валенсы отвернулись практически все.

Последний раз он публично мелькнул на людях во время Олимпиады в Солтлейк-сити, когда ему доверили подъем флага Зимних игр. Запад о нем помнил, но это было слабым утешением.

Валенса пришел из ниоткуда и снова канул в безвестность, как только сделал свое дело. Но позади оставался яркий миг народного единения, который в жизни каждой страны бывает, наверное, не чаще чем раз в столетие. Позади оставался миг, который, несмотря на свою романтическую возвышенность, задал рациональное направление развитию всей Восточной Европы.

В каждой стране региона были свои лидеры, проложившие дорогу реформам, — перестроившиеся аппаратчики, восторженные люди искусства, прагматичные экономисты. Но первым среди них навсегда останется Лех Валенса — работяга с гданьской судоверфи, единственный в мире электрик, которого называли Великим.

 

Лешек Бальцерович. Главный реформатор девяностых

Как-то раз в середине 2000-х гг. автор сих строк попал в составе делегации российских журналистов в одно из северных польских воеводств. Впечатление было тяжелое. Заброшенные поля, низкий уровень жизни. Не то чтобы деревня вымирала, но увиденное оказалось трудно воспринять как уголок (пусть даже отдаленный) Евросоюза.

Нельзя было не задать вопрос выступившему перед делегацией заместителю воеводы о том, как дошли они до жизни такой. Ответ официального лица напомнил мне «родные осины» больше, чем даже вид унылых осин польских: «Во всем виноват Бальцерович».

В России знаменитая фраза Бориса Ельцина о том, что во всем виноват Чубайс, была известна как роющимся в помойках бомжам, так и засевшим в горах Кавказа террористам. Даже тот, кто о Чубайсе вообще ничего не знал, привык объяснять все беды — прошлые, настоящие, будущие — ошибками известного реформатора. Услышать в Польше нечто подобное было, с одной стороны, удивительно, но с другой — вполне объяснимо. Людям ведь вне зависимости от национальной принадлежности свойственно формировать в сознании образ врага, а затем сваливать на него все свои многочисленные неудачи.

Впрочем, фраза, услышанная в Польше, если быть точным, звучала чуть-чуть не так, как написано выше, и в этом, пожалуй, отразилось существенное различие между менталитетами двух народов. Это различие во многом объясняет, почему Польша в ходе реформ начала 90-х гг. довольно быстро преодолела спад и высокую инфляцию, а сейчас уже находится в Евросоюзе, тогда как Россия затянула кризис на много лет и сегодня все более жестко противопо­ставляет себя Западу.

Заместитель воеводы сказал тогда: «Во всем виноват профессор Бальцерович». И это уважительное дополнение «профессор» означало довольно много. К реформатору относились как к оппоненту, но не как к врагу. Как к уважаемому человеку с высоким университетским статусом, а не как к недоучке, по недоразумению лишь попавшему во власть.

В подвале

В сентябре 1978 г. молодой польский экономист Марек Домбровский возвращался на поезде в Варшаву из Вроцлава, где выступал на научной конференции. В вагоне к нему подошел коллега, также возвращавшийся с конференции, и сказал, что есть возможность организовать проект по изучению проблем реформирования польской экономики. Скорее всего, это будет просто научный семинар. И не факт, что результаты работы вообще кому-нибудь понадобятся. Но все же…

В то время действительно трудно было поверить в возможность добиться каких-нибудь изменений. Польшу захватила эпоха безвременья. Если в первой половине десятилетия у руководства страны существовали иллюзии того, что можно добиться успехов, развивая промышленность с помощью западных кредитов, но без серьезных реформ (экономических и, тем более, политических), то после 1976 г. иллюзии развеялись, оставив в наследство крупный внешний долг.

Требовалось искать новые пути, но желала ли этого по-настоящему партийная верхушка во главе с Эдвардом Гереком?

Тем не менее семинар организовали. Возникла команда: 12—15 исследователей. Неформальным лидером стал тот самый человек, который и пригласил Марека Домбровского к сотрудничеству. Звали его Лешек Бальцерович.

В то время Бальцеровичу было немногим за тридцать. В 1970 г. он с отличием окончил факультет внешней торговли Главной школы планирования и статистики (ГШПС) в Варшаве. Сам по себе этот вуз был не лучше и не хуже других, однако факультет считался элитным. Что неудивительно: международная деятельность в странах, находившихся за «железным занавесом», привлекала многих.

Впрочем, немногие стремились к большему, чем просто возможность часто ездить за рубеж и покупать недоступные для стран социализма товары. Но Бальцерович, похоже, к большему стремился. Два года он расширял свое образование в Нью-Йорке, а затем защитил диссертацию. Марек Домбровский говорит, что Бальцерович овладел пятью иностранными языками. И, надо признать, по тем временам это было чрезвычайно важно. Ведь, для того чтобы готовить реформы, требовалось как следует разобраться в зарубежном опыте преобразований — в том, например, как протекали венгерские реформы, каких успехов добился югославский рыночный социализм, какими оказались последствия советского НЭПа, как вытащил Германию из послевоенной пропасти Людвиг Эрхард, как преодолевали инфляцию в Латинской Америке и — самое главное — что обо всем этом думают ведущие экономические умы англоязычного мира.

Почему именно Бальцерович стал неформальным лидером маленькой команды экспертов? Трудно сказать. Большими материальными ресурсами для организации работы он не обладал. Мог собрать немного денег, мог выделить зал для заседаний… Важнее, пожалуй, было другое. Марек Домбровский отмечает, что помимо семинара у каждого из членов группы имелись другие дела, другие проекты, другие планы на будущее. А Бальцерович полностью концентрировался на главном, на анализе тех предполагаемых реформ, которые казались тогда перспективой совершенно несбыточной.

Команда, сформированная и организованная Бальцеровичем, собиралась для заседаний главным образом в подвале ГШПС (почти в подполье!). Она, по словам Домбровского, образовалась из трех источников. Во-первых, люди, пришедшие с Бальцеровичем из ГШПС. Во-вторых, знакомые самого Марека. В-третьих, некоторые специалисты из института планирования при польском Госплане.

Институт этот отличался по тем временам особым свободомыслием. Его директор поддерживал людей, пострадавших после волнений 1968 г., и покровительствовал научному семинару, функционировавшему в стенах института. Кстати, именно на этом семинаре еще в первой половине 70-х гг. встречались Домбровский с Бальцеровичем. Именно оттуда проистекал их взаимный интерес друг к другу.

В новой стране

Новый семинар, созданный Бальцеровичем, носил уже несколько иной характер. Работал он пару лет, и к середине 1980 г. его участники выработали свой профессиональный взгляд на реформы. Впоследствии результаты исследований оказались изданы за рубежом на английском языке, что явно превзошло ожидание участников. Ведь в стране с жесткой цензурой трудно было поверить в возможность хоть какой-либо публикации неортодоксальных научных взглядов.

Впрочем, как это ни удивительно, к тому моменту, когда ученые вернулись с летних каникул 1980 г., даже вопрос об академической публикации уже мало кого интересовал. За несколько месяцев Польша стала другой. Забастовочная активность и образование независимого профсоюза «Солидарность» открыли, как виделось тогда, большие возможности практической деятельности.

«Солидарность» была в тот момент довольно левой по своим взглядам организацией, но и кружок будущих реформаторов в начале 80-х гг. еще не отличался либерализмом. В качестве радикального варианта возможных реформ им виделось что-то вроде югославских преобразований середины 60-х гг. Домбровский отмечает: тогда он по своим взглядам еще оставался социалистом и полагал, что было бы неплохо довести до конца на польской земле идеи югославского рыночного социализма или планы чехословацких реформаторов времен «Пражской весны». Бальцерович, правда, уже тогда, по всей видимости, думал о возможностях настоящей рыночной экономики, хотя полагал, что на первом этапе преобразований единственный политически осуществимый вариант — это рыночный социализм.

Экономическим взглядам еще предстояло утрясаться, но переходить от теории к практике следовало немедленно. Правящий режим смягчил цензурные ограничения, и появилась возможность пропагандировать свою модель реформы в средствах массовой реформации. Выступления шли не только на научных конференциях, но и в газетах, на радио, телевидении. Внезапно оказалось, что проект, затевавшийся в 1978 г. в качестве скромного, почти маргинального семинара, пришелся теперь как нельзя кстати. Партийно-правительственная комиссия, созданная осенью 1980 г., взяла разработки группы Бальцеровича на рассмотрение в качестве одного из трех-четырех основных вариантов преобразований.

Это был явный и совершенно неожиданный успех. Успех, показавший, как важно заниматься тем делом, в необходимости которого ты уверен, и не думать о том, сможешь ли «продать» кому-нибудь уже завтра результаты своего труда. «Покупатель» может явиться совсем неожиданно.

Впрочем, той осенью ни власть, ни оппозиция не приняли в конечном счете разработки группы Бальцеровича в качестве своего официального экономического проекта. Для руководства страны реформаторы все же были еще слишком молодой и малоизвестной группой, а в «Солидарности» доминировало направление, которое представлял Рышард Бугай — политик слишком уж левых взглядов.

Тем не менее Бальцерович нашел себе союзника среди экспертов «Солидарности». Им оказался Вальдемар Кучинский — диссидент 60-х гг. и ученик легендарного экономиста Влодзимежа Брюса.

Кучинский был большим рыночником, чем Бугай. А кроме того, он стал заместителем главного редактора еженедельника, издававшегося «Солидарно­стью». Главным же редактором был Тадеуш Мазовецкий, которому десять лет спустя оказалось суждено возглавить первое посткоммунистическое польское правительство и пригласить туда Бальцеровича на пост министра финансов.

Но это случится еще не скоро. До правительства следовало дорасти. В начале 80-х гг. задача была более скромной. Требовалось найти ту политическую силу, которая сделает ставку именно на эту группу молодых экономистов.

Бальцерович продолжал работать. Весной 1981 г. появился новый доклад. Скорее уже не коллективный, а авторский. Он, по словам Домбровского, процентов на 70—80 был результатом труда Бальцеровича. Если в первом исследовании, представленном к лету 1980 г., речь шла в основном о разработке общей модели преобразований, о том, что требовалось создать, то во втором докладе Бальцерович уже намечал конкретные пути перехода. Теперь у него имелась не просто теоретическая разработка, а практическое руководство к действию.

А летом появился и первый шанс вписаться в практическую политику. Внутри «Солидарности» возник серьезный конфликт. Не все оппозиционеры соглашались с левыми политическими подходами, предлагавшимися руководством. Сформировалась структура, получившая сложное название «Сеть организаций „Солидарности“». И эта «Сеть» взяла наконец на вооружение программу, предложенную группой Бальцеровича.

Поначалу казалось, что шансы на успех достаточно велики. Осенью 1981 г. на фоне полного развала социалистической хозяйственной системы Польшу охватил дефицит такого масштаба, которого раньше не знали. Левый радикализм в этой ситуации оказывался бессмысленным. Лидеры «Солидарности» постепенно становились на более ответственные позиции. «Сеть» усилилась. Старые эксперты отошли в сторону. Понадобились новые люди, новые имена, новые взгляды.

Трудно сказать, состоялось бы вхождение Лешека Бальцеровича в большую политику уже в начале 80-х гг., если бы ситуация оставалась благоприятной для осуществления серьезных реформ. Но в декабре 1981 г. она переменилась столь же резко, как летом 1980 г. Только на этот раз маятник качнулся в обратную сторону. Войцех Ярузельский ввел военное положение. Лидеров «Солидарности» интернировали. Любые планы проведения реформ, более радикальных, чем те, на которые готовы были пойти Ярузельский и другие коммунистические лидеры, оказались отложены в долгий ящик.

Во власти

В середине 80-х гг. польские лидеры в меру своего понимания делали кое-какие реформы, однако все больше сталкивались с недоверием общества. Наконец в феврале 1989 г. власть и оппозиция сели за круглый стол, для того чтобы решить вопрос, как жить дальше.

Бальцерович не участвовал в переговорном процессе. Ведь этот экономист, по сути дела, не представлял никого, кроме узкой группы экспертов. Причем он был даже не советником «Солидарности», а лишь экспертом «Сети».

Закончился круглый стол, прошли выборы, продемонстрировавшие феноменальный успех «Солидарности», готовилось формирование правительства, а про команду Бальцеровича практически даже не вспоминали. Еще в середине июля, отмечает Домбровский, коллеги говорили, что все им написанное достаточно интересно, но с политической точки зрения совершенно нереализуемо.

Но вот настал переломный момент. Поздно вечером в последних числах августа у Марека зазвонил телефон. Это был Кучинский. Во время военного положения он эмигрировал во Францию, но теперь вернулся и тесно сотрудничал с Мазовецким. Кучинский сказал, что ему срочно нужен Бальцерович. Меньше чем через две недели Сейм должен был утверждать новое правительство во главе с Мазовецким, и вопрос о том, кто возглавит экономические реформы, переходил в практическую плоскость. Требовались не просто жесткие оппозиционеры и тем более не популисты леворадикального плана, а специалисты, способные создать эффективные механизмы работы рынка в условиях охватившей Польшу гиперинфляции.

Надо сказать, что эксперты не сильно стремились в таких условиях брать на себя ответственность за реформы. Бальцерович был не первым, кому предложили пост министра финансов. В какой-то момент обеспокоенный Мазовецкий даже сказал Кучинскому, что если тот не найдет подходящую кандидатуру достаточно быстро, то вынужден будет взяться за реформы сам.

Бальцерович был кандидатурой вполне подходящей, однако его было не так-то просто найти. Перспективы политического продвижения казались настолько призрачными, что он вообще не рассматривал в тот момент вопрос о том, чтобы заниматься политикой в Польше. Бальцерович буквально через пару дней собирался отправиться на научную стажировку в Англию, серьезно готовился к отъезду и даже отключил телефон.

Буквально в последний момент его все же удалось найти. И уже 12 сентября 1989 г. он стал вице-премьером, министром финансов и лицом, фактически ответственным за переход страны к рыночной экономике. Пожалуй, даже быст­рый взлет российского реформатора Егора Гайдара, совершившийся через два года после описываемых событий, не был столь внезапным. Гайдар осенью 1991 г. работал директором солидного института и готовился вести обсуждение политических перспектив с Ельциным, тогда как за Бальцеровичем стояла, по сути дела, лишь неформальная группа экспертов.

Зато, придя во власть, Бальцерович оказался членом правительства, которое пользовалось значительно большей поддержкой народа, нежели правительство Ельцина 1991—1992 гг. При всех разногласиях и конфликтах, имевшихся в польском обществе, при всей идейной и организационной неоднородности «Солидарности», при всей неочевидности стремления широких масс к радикальным рыночным преобразованиям государство все же получило власть, опиравшуюся на победителей парламентских выборов. Нравилось правительство кому-то или не нравилось, но оно, бесспорно, было легитимным, тогда как в России 1991—1993 гг. остро конфликтовавшие между собой Ельцин и народные депутаты фактически не признавали легитимности противоположной стороны.

Различие исходных условий определило и различие результатов. Бальцерович оказался успешным реформатором. Он осуществил быструю либерализацию цен и, хотя инфляция на первых порах оказалась высокой, сумел принять эффективные антиинфляционные меры. Несмотря на серьезный экономиче­ский спад, вызванный либерализацией, Польша уже через пару лет после начала преобразований смогла добиться ощутимого роста ВВП, тогда как Россия перешла к устойчивому развитию лишь в 1999 г.

Более того, можно, наверное, сказать, что реформа, осуществленная Бальцеровичем, во многом стала образцом для реформаторов тех стран, которые переходили к рынку в 1991—1992 гг. Понятно, что в каждом из государств имелась своя существенная специфика, да и успехи оказались различны, но общая схема быстрого построения рынка была впервые опробована именно Бальцеровичем, а затем внимательно изучалась его зарубежными коллегами.

В борьбе

Впрочем, несмотря на успех его реформаторской деятельности, Бальцерович продержался во власти не слишком долго. Первую смену правительства, произошедшую в конце 1990 г., он пережил сравнительно благополучно. На смену Мазовецкому пришел гданьский либерал Ян Кшиштоф Белецкий, сохранивший за Бальцеровичем его полномочия. Но в конце 1991 г. очередное польское правительство было сформировано уже без главного реформатора.

Некоторое время Бальцерович занимался наукой, но затем вынужден был вернуться в политику. В отличие от российской, польская политическая жизнь не была вождистской. Для формирования правительства многое значили партии, количество голосов, которыми они располагали в парламенте, и те коалиции, которые различные политические силы заключали между собой. Политики либерального направления с самого начала 90-х гг. имели свою партию — «Демократический союз». Руководил ею Мазовецкий. Однако действовала она не слишком успешно.

В середине 90-х гг. возникла потребность в создании новой партии, способной бороться за большее количество голосов, чем те, которые доставались Мазовецкому. Эта партия получила название «Союз свободы». Возглавил ее Бальцерович. Весьма характерно, что в процессе борьбы за формирование новой партии он выступил с критикой Мазовецкого, что фактически предопределило конец политической карьеры первого посткоммунистического премьера Польши. Мазовецкий, однако, в этой ситуации повел себя весьма достойно. Разногласия по вопросу формирования новой партии не вылились в жесткий конфликт, раскалывающий демократов, как это имело место в России.

Нельзя сказать, что польские либералы под руководством Бальцеровича добились больших успехов, однако третье место на парламентских выборах 1997 г. они все же заняли, что позволило «Союзу свободы» войти в новую правительственную коалицию на правах младшего партнера. Этих прав хватило для того, чтобы Бальцерович вновь занял пост вице-премьера и министра финансов. Конец 90-х гг. был периодом осуществления второго этапа экономических реформ, затронувших в основном социальную сферу. Увы, в начале нового десятилетия власть в Польше ушла к левым, и Бальцерович окончательно расстался с правительственным постом.

Но вот парадокс. Левый президент страны Александр Квасневский назначил Бальцеровича главой Центрального банка. Этот пост он занимал с 2001 по 2007 г. Более того, в 2005 г. Квасневский вручил Бальцеровичу высшую награду страны — орден Белого орла. В России трудно представить себе подобное признание заслуг человека, находящегося в противоположном политическом лагере.

Как государственный деятель и реформатор Бальцерович был признан даже своими политическими противниками. Однако как политик он в конечном счете оказался не более удачлив, чем Егор Гайдар. С поста председателя «Союза свободы» он ушел в связи с назначением на пост главы Центробанка, однако в начале 2000-х гг. было уже вполне очевидно, что ему так и не удалось сделать свою партию более сильной и пользующейся большей народной поддержкой, чем «Демократический союз» Мазовецкого.

Любопытно сравнить политическую карьеру Бальцеровича с карьерой Вацлава Клауса — главного чешского реформатора, начавшего осуществлять преобразования в своей стране через год после того, как рыночную экономику сформировали в Польше. Клаус, как и Бальцерович, тоже начинал с поста министра финансов. Однако он сразу же сформировал свою собственную «Гражданскую демократическую партию» и после разделения страны стал премьер-министром Чехии. Более того, в 2003 г. он был избран (а в 2008 г. переизбран) президентом страны, что в общем-то является уникальным достижением для либеральных политиков, взгляды которых даже в самых развитых странах мира разделяются лишь меньшинством населения.

Если польский «Союз свободы», так же как российский «Союз правых сил», всегда рассматривался в народе в качестве представителя столичной интеллигенции и некоторой части бизнеса, то чешская Гражданская демократическая партия смогла, не брезгуя в известной степени популизмом, представить себя силой, отражающей интересы более широких кругов народа. Клаус всегда умело маневрировал, тогда как Бальцерович и Гайдар, даже находясь в оппозиции, поддерживали непопулярные решения властей, если считали их нужными для страны.

Политическая карьера шестидесятилетнего Бальцеровича завершилась в 2007 г. Но польский либерализм вместе с ним из политики не ушел. Прагматики из «Союза свободы» еще в начале десятилетия образовали новую политическую силу под названием «Гражданская платформа». В 2007 г. она добилась небывалых для либералов успехов, став доминирующей в Сейме партией и сформировав свое правительство. Бальцеровичу, впрочем, места в этом правительстве уже не нашлось.

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Михаил Толстой - Протяжная песня
Михаил Никитич Толстой – доктор физико-математических наук, организатор Конгрессов соотечественников 1991-1993 годов и международных научных конференций по истории русской эмиграции 2003-2022 годов, исследователь культурного наследия русской эмиграции ХХ века.
Книга «Протяжная песня» - это документальное детективное расследование подлинной биографии выдающегося хормейстера Василия Кибальчича, который стал знаменит в США созданием уникального Симфонического хора, но считался загадочной фигурой русского зарубежья.
Цена: 1500 руб.
Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России