ИЗ ГЛУБИНЫ (ЭССЕИСТИКА)
Збигнев
Херберт
МИРОПОРЯДОК
«Малое эссе», термин самого Херберта (1924—1998), «Миропорядок» было напечатано в
журнале «Зешиты литерацке»
(«Литературные тетради»), 2008, № 1, откуда я и взяла текст
для перевода. Теперь издано в составе книги: Збигнев Херберт.
«„Мастер из Дельфта“ и другие найденные
произведения». Составление и комментарии Барбары Торунчик.
Варшава: Зешиты литерацке,
2008.
В заключающей книгу «Заметке
издателя» сказано:
«На момент смерти <...>
Збигнева Херберта в Польше и во всем мире признавали
одним из самых выдающихся поэтов ХХ века, несмотря на небольшое по объему
литературное наследие — девять сборников стихов, два сборника эссе, один
сборник драм.
Десять лет спустя
в результате работы с архивом писателя картина его творчества
резко изменилась. Херберт — автор циклов. У него был
образ книги, которую он создавал, и новым произведениям он обычно назначал
определенное место в более широком созвездии, даже если
в конце концов этот план осуществлялся иначе или был отброшен. Так происходило
и с эссе и со стихами. Проекты этих циклов остались в его архиве
и представляют собой бесценный след творческих замыслов писателя. Публикуя
сборник эссе или стихов, Херберт нередко опускал
произведения, ранее напечатанные в периодике, но не отвечавшие образу
готовящейся книги. Некоторые сочинения он терял при многочисленных переездах и
путешествиях, о чем свидетельствуют сообщения в письмах. Результат такого стиля
работы — малое число опубликованных книг и невероятно богатое несобранное наследие».
«Миропорядку» Херберт, видимо, придавал особое значение, так как
собирался издать сборник под тем же названием. Эссе планировалось также для
обширного сборника исторических эссе «Частная всемирная история». Написано в
Берлине в 1979 году.
Из комментариев Барбары Торунчик
приведу, на мой взгляд, важнейший:
«Их семеро. — Описанные в эссе „Миропорядок“ семь
паладинов — высшие чиновники гитлеровской Германии, приговоренные на
Нюрнбергском процессе и сидевшие в берлинской тюрьме Шпандау;
сидели они под номерами: 1. Бальдур фон Ширах; 2. Карл Дениц; 3. Константин фон
Нейрат; 4. Эрих Редер. 5. Альберт Шпеер; 6. Вальтер Функ; 7. Рудольф Гесс».
Наталья Горбаневская
Что же делают теперь паладины? Паладины учатся
смерти. Не той, внезапной, от огня и грома, с которой они издавна заключили
союз, а смиренной смерти униженных существ. Их лишили
парадных адмиральских мундиров, фраков дипломатов и министров и одели в
полосатые штаны и рубахи. Еще отняли у них имена и обозначили порядковыми
числами. Их зовут теперь — von Ein,
Herr Fьnf.
Жертвы их правления тоже носили номера.
Их семеро. Прах товарищей развеяли на ветру.
Живут они, так сказать, в крепости, просторной,
чересчур просторной, во дворце толстых стен, подвального холода, кирпича
и железа.
В награду за терпение и молчание они получили
время без часов, время, которое не задает никаких вопросов, не требует
поступков, не вынуждает к жестам. Оно попросту течет над головами,
а они, уцепившись за каменное дно, под ироничским канделябром — вечно
горящей, черепом обратившейся лампочкой — слушают музыку кованых
сапог.
В этой океанской монотонности всякое малейшее
событие — праздник. Теперь мы по необходимости обязаны перейти от
возвышенного стиля, приличествующего эпике, к жалкому натурализму.
Так вот, в один прекрасный день было приказано, чтобы заключенные отдали
в починку свои умученные носки и перчатки. Жительницы соседнего пенитенциарного
заведения должны были вернуть им былую красу.
Несколько недель спустя в коридор зашвырнули
спутанную кучу заштопанного хлопчатобумажного белья паладинов.
Не все знали, что транспорт прибыл, и поздней оказалось, что двое среди
узников по невыясненным причинам оказались
лишены своей собственности. Это был настоящий скандал. Такие случаи
могли иметь место среди заурядных уголовников, но ни в коем разе —
среди тех, кто так долго (с переменным, правда, успехом) нес на своих
плечах судьбы всего мира.
Великие преступления сродни трагедиям,
вульгарное воровство — удел урок. Нельзя было исключить, что преступник
находился среди осужденных. Позор покрыл недвижный коллектив крепости
Шпандау.
Только Номер Два стал
на высоте задачи и, спасая подорванную репутацию всех, быстро откликнулся
энергичной словесной нотой. Вот ее содержание:
«Высокой Дирекции Союзнической Тюрьмы.
Ввиду достойного сожаления происшествия, которое в последнее время
имело место, а именно: присвоение личной собственности осужденных
(носки и перчатки), следует безотлагательно выдать заключенным:
1) иголку для шитья;
2) соответствующие количества черных
и белых ниток;
3) и все без исключения обязаны вышить
на своих вещах номера или монограммы.
Это позволит избежать недоразумений, которые
дурно влияют на мораль заключенных, а также содействовать поддержанию
необходимого порядка.
Подписано: Номер Два.
Дата».
Он
внимательно перечитал письмо. Из обращения убрал слово «Высокой»,
так что осталось только «Дирекции», а также сменил плохо звучащее
«присвоение» на нейтральную «пропажу». Это звучало решительно лучше.
Он был доволен своим трудом.
Теперь
он жил в напряжении и тревоге. Нетерпеливо ждал отклика. Через неделю,
во время ритуальной прогулки в саду, поделился с Номером Четыре: «Я этого совершенно не понимаю. Письмо было
по делу, аполитичное. В конце концов, дело касается всех. Если не получу
ответа, это утвердит меня в убеждении, что у них нет ни малейшего
представления об отправлении власти, более того, никакого понятия
об элементарном порядке». Это исторически важное высказывание испарилось
в тишине осеннего сада. В воздухе носился запах разложения. Большой
княжеский парк, без князя, где еще рдели форсайтии
рядом с пирамидами угля на зиму, груды засохшей лаванды, железный
лом, гортензии, кучи песка, голые кусты сирени, пепелище.
Номер Три и Номер Один сидели на скамейке и оживленно разговаривали,
вероятно, о поражении, которого можно было бы избежать, если бы
не было недостатка в людях, преданных делу. Номер Шесть
работал на своей грядке с фанатичным пылом, приуготовляя ее к далекой
весне. Не знающий устали Номер Пять ходил бодрым
шагом по кругу, что он называл своим «кругосветным путешествием
(завтра он гордо скажет, что только что прошел Багдад и ничто его не
удержит от вступления в Тегеран)». Зато самый большой неудачник, Номер Семь, на гражданке заместитель Вотана, сидел под деревом
на корточках и стонал.
Номер Два не мог успокоиться. «Я глубоко убежден, что их
победа была делом обстоятельств и случая, а не какой-то там исторической
справедливости. А возвращаясь к моему письму. Я
в самом деле совершенно не понимаю».
Небо приобрело цвет золота Рейна.
Опускались быстрые бессмысленные сумерки.
Перевод Натальи Горбаневской
