МНЕНИЕ

Александра  Дорская

На пути к свободе совести

Свобода совести — одно из самых разнообразно толкуемых понятий как в научных кругах, так и среди общественности. В широком смысле свобода совести — это свобода убеждений человека в целом. Однако с юридической точки зрения свобода совести обычно связывалась и связывается со свободой религиозных убеждений. Нет единого мнения и по вопросу о том, в какой формуле свобода совести получает юридическое закрепление. Еще в начале XX века в России по этому поводу возникли две позиции. Первая заключалась в том, что свобода совести приравнивается к свободе вероисповедания. Вторая разграничивала эти понятия, вводя три степени свободы в области религиозных верований: 1) свободу веры, то есть свободу внутренних убеждений каждого лица; 2) свободу вероисповедания — право верующих объединяться в союзы, совместно исповедовать свою веру и исполнять обряды своего культа; 3) свободу совести как наиболее широкое понятие, которое кроме свободы вероисповедания предполагает еще отсутствие любых ограничений, находящихся в зависимости от религиозной принадлежности, и официальное признание неверия.

Трудности в определении и разграничении данных понятий не разрешены до сих пор. Так, в статье 28 Конституции Российской Федерации «каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними». То есть свобода совести и свобода вероисповедания представлены и как однопорядковые понятия.

Свобода вероисповедания в России была провозглашена еще в Петровское время, правда, она касалась только иностранцев и старообрядцев (при условии записи в двойной подушный оклад). Впервые был поставлен вопрос о возможности вступления в брак с иностранцами: в 1721 г. были разрешены браки между пленными шведами и православными русскими девушками, если неправославный супруг подписывал «сказку» о том, что дети от этого брака будут православными и что он не будет убеждать супругу перейти в его веру.

Однако именно в это время Русская православная церковь окончательно была включена в состав государственной машины и стала неотъемлемой ее частью. И хотя каждый император и императрица после Петра I подтверждали свою приверженность идее конфессиональной свободы, любое посягательство на господствующее положение православия жестоко наказывалось. Например, в 1738 г. в Петербурге были сожжены иудей Лейба Борухов и капитан-лейтенант Возницын, за то что первый обратил в свою веру второго. Именно в XVIII веке власти наравне с миссионерством стали жестко регламентировать деятельность иных конфессий.

Во второй половине XVIII — начале XIX века ситуация несколько изменилась. При Петре III и Екатерине II в Россию были приглашены бежавшие от преследований старообрядцы, им возвращались гражданские права. На некоторое время было запрещено употребление слова «раскольники». Екатерина II, а затем Павел I дали иезуитам большие привилегии, которые были сохранены при Александре I. Все большее распространение получало сектантство.

Полностью данный курс изменился в царствование Николая I, когда официальную идеологию стала выражать формула «православие — самодержавие — народность». Начались новые преследования иноверцев и даже массовые на них гонения. Именно этот курс был закреплен в Своде законов Российской империи, который действовал до 1917 г.

Согласно данным переписи населения 1897 г., по вероисповедному принципу российское население распределялось следующим образом: православных было 87 123 604 (69,3%), староверов — 2 204 596 (1,75%), приверженцев Армяно-григорианской церкви — 1 179 241 (0,9%), атоликов — 11 506 834 (9,15%), лютеран — 3 572 653 (2,83%), прочих христиан — 198 238 (0,2%), иудеев — 5 215 805 (4,2%), мусульман — 13 906 972 (11,1%), буддистов — 433 863 (0,34%), остальных нехристиан — 298 215 (0,23%)¹. То есть даже по официальным данным приблизительно 30% населения составляли неправославные. Следует  учесть, что перепись населения не проводилась в Финляндии, население которой также в основном было неправославным. Л. Тихомиров писал по этому поводу: «Если принять во внимание население Финляндии (около 2 с половиной миллионов), то проценты всех исповеданий нужно уменьшить на 0,2%, исключая протестантов, число которых должно увеличиться на 2%»².

Однако сами современники мало верили этим цифрам. Так, известный исследователь старообрядчества А. Пругавин в буквальном смысле вышучивал официальную статистику, указывая, что она забывает один очень существенный факт русской жизни — невозможность открыть безопасно для себя свое истинное исповедание³.

И действительно, примеров тому было множество. Так, в 1860-х гг., по официальным данным, в Ярославской губернии было 7 454 раскольника, однако статистическая экспедиция, которая сумела завоевать доверие населения, насчитала 278 417 человек, принадлежащих к расколу, то есть в 37 раз больше⁴.

В Своде законов Российской империи — главном юридическом источнике с 1832-го по 1917 г. — существовала строгая градация вероисповеданий, которые подразделялись на три основные группы: первенствующая, господствующая религия, терпимые, гонимые⁵.

Первенствующей и господствующей в Российской империи признавалась «вера христианская православного кафолического восточного исповедания»⁶.

Ко второй группе — «терпимых» — относились четыре категории вероисповеданий. Во-первых, инославные, то есть христианские исповедания, признанные в России: римско- и армяно-католическое, армяно-григорианское, евангелическо-лютеранское и евангелическо-реформатское.

Во-вторых, иноверные исповедания, или нехристианские: мусульманство, иудаизм, буддизм (ламаизм) и языческие верования. Хотя часто и в законодательстве, и в литературе все вероисповедания, кроме православного, назывались «иноверными», термин «иноверец» был «размыт»⁷.

В-третьих, некоторые секты, признанные законом: гернгутеры⁸, меннониты⁹, баптисты, шотландские колонисты в Каррасе (Терская область), братские общества Аугсбургского исповедания.

В-четвертых, на практике было допущено существование еще некоторых сект, но без признания их особым вероисповеданием и с позволением им лишь производить богомоления по их обрядам¹⁰.

Ко всем этим четырем категориям государство относилось примерно одинаково.­

В связи с тем что уход из православия не разрешался, все они могли рассчитывать только на естественный прирост приверженцев своей веры, тогда как переход в православие сопровождался всевозможными поощрениями и прежде всего освобождением от уплаты всех или некоторых податей.

Допуская деловые, частные связи приверженцев официальной Церкви с представителями других вероисповеданий и учений, государство полностью отрицало возможность религиозного общения с ними: в обрядах, молитвах и т. д. Поэтому в случае смерти «иноверца», когда не было другого духовного лица, кроме православного, священник мог только проводить тело усопшего от дома до могилы с пением «Святый Боже», с каковым и опустить его в могилу. Хотя часто многое зависело от мнения высших церковных иерархов и конкретного иноверного исповедания. Например, еще в середине XIX века Московский и Коломенский митрополит Филарет разрешил делать исключения для лютеран, которые при жизни почтительно относились к Православной церкви. Для них Филарет разрешал при необходимости православную домашнюю молитву и панихиду¹¹.

Кроме того, во всех так называемых «спорных» вопросах, затрагивающих разные вероисповедания, государство вставало на сторону православия. Например, если родители младенца были неизвестны, закон предписывал крестить его в православие. Исключение делалось только для Прибалтики, где можно было крестить ребенка по лютеранскому обряду.

Все «преступления против православной веры» рассматривало специальное жюри из лиц православного исповедания. По мнению законодателей, «правильное суждение о свойстве преступления против веры и степени виновности в оном подсудимого, как оскорбителя святыни, во многом зависит от религиозных понятий и убеждений, какими проникнут судья: то, что, по понятию, например, протестанта, не заключает в себе оскорбления святыни, в сущности, может быть весьма важным преступлением против веры православной»¹².
С 1890 г. меры были еще более ужесточены: судьи и чины прокурорского надзора тоже должны были быть только из православных.

Государство контролировало практически все стороны жизни «терпимых» Церквей. В Своде законов Российской империи определялись органы управления различных конфессий, обязанности и меры наказания духовенства. Все высшие должностные лица назначались императором. Приобретение любого недвижимого имущества могло происходить только с разрешения императора, иногда — Министерства внутренних дел. Все духовные лица приносили присягу на верность царю, клялись охранять законы государства. Католическое и протестантское духовенство, наравне с православным, получало жалованье от казны.

Но в целом российское законодательство дозволяло представителям неза­прещенных неправославных исповеданий соблюдать их основные религиозные обычаи. По просьбе отдельных лиц или обществ можно было строить «иноверческие храмы, каплицы, или иные молитвенные дома», получив на это разрешение Департамента духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел¹³. В арестантских ротах, например, в разные дни недели устраивались выходные дни: православным — в воскресенье, мусульманам — в пятницу, иудеям — в субботу¹⁴.

И все же в отношении к «терпимым» религиям в российском законодательстве было и много различий. Например, только протестанты, по российскому законодательству, могли вступать в брак с лицами, принадлежащими к мусульманству и иудаизму (брак с язычниками был и для них запрещен). Свершение таких браков разрешалось только протестантскому духовенству. С мусульман и иудеев бралась подписка, что дети от таких браков будут воспитаны в протестантской или православной вере¹⁵. Никаких политических и гражданских ограничений, вытекающих из принадлежности к протестантским исповеданиям, в российском законодательстве не было.

Нехристианские исповедания находились в гораздо более стесненном положении. Ограничений для них было множество.

Христианам запрещено было усыновлять нехристиан или быть ими усыновленными.

Нехристиане не имели возможности узаконить своих собственных внебрачных детей, хотя в этом вопросе ограничения существовали и для представителей христианских исповеданий. Причем, даже когда происходила либерализация законодательства для христиан, нехристиан она не касалась. Так, 12 марта 1891 г. в действие вступил закон «О детях узаконенных и усыновленных»¹⁶, который сохранил для нехристиан все прежние запреты. 3 июня 1902 г. Николай II подписал закон «Об утверждении правил об улучшении положения незаконнорожденных детей», который также не решил вопрос о нехристианах.

Нехристианам, кроме туземцев, запрещалось приобретать недвижимость в Туркестанском крае и степных областях; им запрещалось также писать иконы, изготавливать кресты и другие предметы христианского культа и торговать ими.

Для нехристиан существовал особый порядок вступления в число присяжных и частных поверенных, при котором о каждом лице требовалось отдельное представление председателей судебных установлений (или Советов присяжных поверенных) и разрешение министра юстиции, а в отношении частных поверенных при уездных съездах — также министра внутренних дел.

Нехристиане лишались возможности председательствования в уездных и губернских училищных советах и участия в них в качестве членов от земств и городов; не допускались к избранию в гминное или сельское управление в губерниях Царства Польского; не могли быть старшинами присяжных заседателей, не могли получать звание наставников, учителей; отстранялись от опекунства над христианами в губерниях Царства Польского.

В случае получения в наследство икон или других предметов христианского культа обязаны были передать их в шестимесячный срок православным¹⁷.

Совершенно особое место в российском законодательстве занимали раскольники. С одной стороны, еще с Большого московского церковного собора 1666—1667 гг. принято было считать, что раскольники — это особая группа православных, несогласная с некоторыми пунктами официальной Церкви¹⁸. Но, с другой стороны, государство в силу своей позиции не могло уравнять старообрядчество с господствующим православием. Как отмечал известный специалист по церковному праву А. С. Павлов, «мысль о наказуемости ереси и раскола, как уголовных преступлений, перешла к нам на Русь вместе с христианством — в греческом Номоканоне»¹⁹.

Раскольники не преследовались за их веру; они могли совершать общественные молитвы, богослужения в частных домах и особо предназначенных для этого зданиях, нести впереди похоронной процессии икону и совершать обрядовые действия на специальных участках кладбищ, для них предназначенных. С 19 апреля 1874 г. получили законную силу браки между раскольниками, зарегистрированные в метрических книгах полицейских участков²⁰.

Но запрещалось «публичное оказательство раскола», к которому относились: крестные ходы и публичные процессии в церковных облачениях; публичное ношение икон, за исключением указанного выше случая; употребление вне домов, часовен и молитвенных зданий церковных облачений или монашеских и священнослужительских одеяний; раскольническое пение на улицах и площадях; постройка церквей и часовен как открытых общественных зданий; печатание книг, кроме разрешенных Святейшим Синодом для единоверцев.

К гонимым вероисповеданиям относились главным образом секты, причем «отпавшие от православия». Статья 203 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных (редакция 1885 г.) относила к таковым секты, учение которых соединяется со свирепым изуверством и фанатическим посягательством на свою жизнь, жизнь других или с направленными против нравственности дейст­виями.

К гонимым относились, например, федосеевцы, догматически отвергавшие брак, странники, освящающие бродяжничество и отвергающие молитву за царя, признавая его антихристом, скопцы, возводящие в догмат веры изуродование плоти, хлысты, у которых существовал «свальный грех», и другие.

Этот список не был закрытым и время от времени пополнялся. Так, период с 1887-го по 1898 г. был отмечен отнесением к числу «особо вредных сект» духоборов. Гонения достигли таких пределов, что часть из них вынуждена была покинуть Россию²¹.

Таким образом, определяющим принципом при выработке церковной политики была защита Православной церкви как государственного института. Можно констатировать, что «иноверцы» в широком смысле слова в основном имели возможность жить по своим обычаям и традициям. Но в связи с тем, что в государстве существовала господствующая Церковь, пользующаяся его поддержкой, остальные вероисповедания неминуемо оказывались притесненными, свобода вероисповеданий фактически отсутствовала.

Однако в начале ХХ века в России стало заметно снижаться значение вероисповедного ценза при определении правового статуса подданных. Конечно, для власти эти меры были вынужденными.

Всплеск общественного интереса к этим проблемам произошел в связи с отлучением от Церкви Л. Н. Толстого. Это событие подхлестнуло начавшиеся в 1901 г. студенческие выступления. Например, 4 марта 1901 г. в Петербурге волнения студентов начались в Казанском соборе во время службы. Властям пришлось признать, что молодежь не испытывает особого уважения к Церкви, в официальном отчете главной причиной такого положения называлось «отсутствие правильного религиозного воспитания в семье и школе»²².

Общественность увидела в отлучении Л. Н. Толстого от Церкви доказательство того, что в России нет не только свободы совести, но и свободы вероисповедания. В газетах появились статьи о взглядах Л. Н. Толстого на религиозные темы, но, как правило, без комментариев²³.

Эти события привлекли внимание Европы. Так, например, Л. Н. Толстой был очень хорошо известен в Германии, где только его роман «Воскресение» переиздавался к тому времени более шестидесяти раз. Немецкие газеты писали и о возможной ссылке великого писателя, и о заточении его в монастырь, и даже об изгнании из России²⁴. В Болгарии в 1902 г. начала издаваться газета «Новое слово», поставившая единственной своей задачей распространение учения Л. Н. Толстого²⁵.

Еще одним следствием отлучения была организация по инициативе Д. С. Мережковского в конце 1901 г. в Петербурге Религиозно-философских собраний. По словам З. Н. Гиппиус, собрания были созданы «для свободного обсуждения вопросов церкви и культуры»²⁶. Как отмечает канадский ученый Д. В. Поспеловский, именно на этих собраниях «светское общество — вернее, лучшие его представители, наконец начало понимать разницу между церковью, с одной стороны, и государственным аппаратом, пленившим ее, — с другой. Понимание уже этой одной проблемы перекинуло мост через пропасть, разделявшую светское общество и церковь»²⁷.

В связи с тем что протоколы собраний публиковались, зачастую на их основе начиналась дискуссия в печати. Все эти события не могли не повлиять на законодательную сферу.

26 февраля 1903 г. был издан императорский Манифест о государственных нуждах, подлежащих немедленному удовлетворению. На первое место было поставлено укрепление «неуклонного соблюдения властями, с делами веры соприкасающимися, заветов веротерпимости, начертанных в Основных законах Империи Российской, которые <…> почитая Православную церковь первенствующей и господствующей, предоставляют всем подданным <…> свободное отправление их веры и богослужения по обрядам оной»²⁸.

12 декабря 1904 г. был опубликован Именной Высочайший указ Правительствующему Сенату «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», шестой пункт которого поручал Комитету министров «подвергнуть пересмотру узаконения о правах раскольников, а равно лиц, принадлежащих к инославным и иноверным исповеданиям, и независимо от сего ныне же в административном порядке принять соответствующие меры к устранению в религиозном быте их всякого, прямо в законе не установленного, стеснения»²⁹.

Было образовано особое совещание Комитета министров под председательством С. Ю. Витте. 15 апреля 1905 г. управляющий делами Комитета министров Э. Ю. Нольде представил к подписи Николаю II проект указа Правительствующему Сенату «Об укреплении начал веротерпимости», правда, в значительном сокращении по сравнению с Положением Комитета министров. Никаких существенных изменений со стороны императора внесено не было, и 17 апреля 1905 г. указ был подписан.

Что же нового привнес указ 17 апреля в жизнь российского общества? С. Ю. Витте в 1908 г. отмечал, что с практической точки зрения он имел только два результата: «1) старообрядцы на деле получили свободу вероисповеданий; 2) был разрешен униатский вопрос: католики, официально числившиеся униатами, объявили себя явными католиками, перейдя в лоно той Церкви, в которую они веровали»³⁰. Но в то же время Витте подчеркивал его психологическое значение, назвав его «первой вещей ласточкой всероссийской весны»³¹. Позже, в своих воспоминаниях, бывший глава правительства приравнял его значение к Манифесту 17 октября 1905 г., указав, что «он представляет собой такие акты, которые можно временно не исполнять, можно проклинать, но которые уничтожить никто не может. Они как бы выгравированы в сердцах и умах громадного большинства населения, составляющего великую Россию»³².

Манифест 17 октября 1905 г., а затем учреждение Государственной думы и новое Положение о Государственном Совете от 20 февраля 1906 г. полностью изменили порядок издания законов. Теперь законодательная функция принадлежала Государственной думе, Государственному Совету и императору.

27 апреля 1906 г. начала работу I Государственная дума. Уже ее состав являлся предпосылкой для постановки в Думе вопроса о свободе совести. По подсчетам члена I Думы Н. А. Бородина, «иноверцы» (все неправославные и старообрядцы) составляли ¹/₄ всего числа депутатов³³. Они имели возможность самостоятельно предложить законопроект о свободе совести, так как по закону 30 членов Государственной думы имели право делать законодательное предположение.

По партийному принципу большинство в Думе получили кадеты. Они активно выступали за введение свободы совести еще на III съезде партии, состоявшемся в апреле 1906 г.

По описанию протоиерея Иоанна Восторгова, I Государственная дума продемонстрировала свое отношение к данной проблеме очень быстро. «На молебне, который состоялся перед открытием думских занятий, большинство членов не пожелали присутствовать; многие стояли спиной к совершителям богослужения; некоторые смеялись, громко разговаривали и даже курили; некоторые члены Думы резко осуждали самое служение молебна, „навязанное правительством“, „стесняющее их религиозную совесть“»³⁴.

12 мая 1906 г. 49 депутатов Государственной думы подписали «Основные положения законопроекта о свободе совести» и 15 мая представили их председателю I Думы С. А. Муромцеву. Среди поставивших свои подписи были люди очень разные, например, римско-католический епископ барон Рооп и русский православный священник из Донской епархии о. Афанасьев, который, кстати, вскоре после роспуска Думы был лишен духовного сана и подвергся гонениям. Большинство депутатов, подписавших документ, были русскими и православными. Почти все имели высшее образование. Из 49 человек 35 были кадетами, 8 — беспартийными, 3 — трудовиками и 3 принадлежали к партии демократических реформ³⁵. Таким образом, законопроект сразу был окрещен «кадетским».

В объяснительной записке депутаты назвали введение религиозной свободы в России «первой обязанностью первого русского народного представительства»³⁶. Законопроект находился в полном соответствии с программой кадет­ской партии, но он расширял границы свободы совести по сравнению с пониманием этого термина в российском законодательстве. В формулировках законопроекта заметна явная осторожность. Так, говорилось о необходимости особых узаконений о введении актов гражданского состояния и преподавания вероучения, но их содержание не раскрывалось. Даже вневероисповедное состояние, то есть атеизм, не признавалось законопроектом напрямую, хотя на практике оно уже не преследовалось, как раньше, и могло быть узаконено. Современники это прекрасно почувствовали.

Кроме «Основных положений законопроекта о свободе совести» 15 мая за подписью 151 депутата в Думу был внесен проект закона «О гражданском равенстве». Авторы проекта предложили разделить законодательную работу на четыре части: 1) отмена всех ограничений крестьянского сословия; 2) отмена всех ограничений, обусловленных национальностью и религией; 3) отмена дворянских привилегий; 4) установление равноправия между полами³⁷.

9 июля 1906 г. I Государственная дума была распущена. Законопроекты о свободе совести, о гражданском равенстве остались нерассмотренными. Но у современников не было вопросов по поводу того, какое решение приняла бы Дума.

В междумский период правительство П. А. Столыпина подверглось уничтожающей критике со стороны практически всех политических сил. Исключение составляли только правые, полностью поддерживающие роспуск Думы, а также октябристы и мирнообновленцы, которые отнеслись к этим событиям достаточно лояльно³⁸. Однако с течением времени деятельность правительства была оценена несколько иначе. Уже в 1912 г. историк В. И. Герье констатировал, что если «Совет министров встретил I Думу с пустыми руками, то <...> перед II Думой <...> председатель Совета министров П. А. Столыпин — изложил <...> длинный ряд законодательных предположений»³⁹.

24 августа 1906 г. правительство опубликовало декларацию, в которой на первом месте стоял аграрный вопрос, а на втором — гражданское равноправие и свобода вероисповедания.

Уже 25 августа 1906 г. министр внутренних дел и председатель Совета министров П. А. Столыпин представил Совету министров проект положения о свободе совести и проект правил ведения особых книг о рождении, бракосочетании и смерти старообрядцев и отделившихся от православия сектантов. При этом премьер заявил, что считает вопрос о свободе совести «неотложным», но не желает до созыва Государственной думы ставить его «на окончательное разрешение»⁴⁰.

Министерство внутренних дел разработало семь законопроектов по данной проблеме. В объяснительной записке членам II Государственной думы было заявлено, что «составление одного общего законопроекта» невозможно, так как «область свободы совести затрагивает ряд самых разнообразных отношений» и «объединение всех законодательных изменений в одном проекте крайне затруднило бы их рассмотрение»⁴¹.

Первым из них был законопроект «О переходе из одного вероисповедания в другое и об отмене статей, запрещающих этот переход».

Законопроект «Об отношении государства к отдельным исповеданиям» содержал сохранение за православием всех привилегий, устанавливал наказание за «поношение» признанного в Российской империи исповедания, но несколько смягчал участь иноверцев и инославных, находящихся в услужении, отменял обязанность губернаторов следить, чтобы никто в пределах губернии не переходил из православия в другое исповедание, и главное — разрешал проповедование своего учения всем лицам других вероисповеданий, не запрещенных законом.

Третий законопроект — «Об обеспечении последователям всех вероисповеданий свободы богослужения и отправления религиозных обрядов, сооружения и постройки молитвенных зданий» — детально регламентировал указанные в названии вопросы.

В законопроекте «Об инославных и иноверных религиозных обществах» разрабатывался порядок образования и условия деятельности обществ, преследующих религиозные цели, в том числе и новых вероисповеданий и сект.

Согласно пятому законопроекту, «О семейственных правах», разрешались браки христиан с нехристианами, но только совершенные по христианскому обряду; устанавливалось правило, что если один из вступающих в брак был православным, то венчание производилось только по православному обряду, а во всех остальных случаях (кроме брака с сектантом) венчание происходило по правилам веры жениха или невесты — по их соглашению; отменялись подписки о вере детей, рожденных в смешанных браках.

Шестой законопроект отменял гражданские и политические ограничения, вытекающие из принадлежности к какому-либо вероисповеданию, и провоз­глашал принцип невмешательства гражданской власти в духовные отношения.

Последний, седьмой, законопроект «О римско-католических монастырях» отменял запрет на прием новициев в монастыри.

Сверх того, МВД отдельно подготовило временные правила для узаконения браков лиц, которые до 17 апреля 1905 г. числились православными, но на деле исповедовали другую религию, а также их потомства, правила относительно секты мариавитов.

По словам П. А. Столыпина, в этих законопроектах были «затронуты все вопросы, намеченные Государственной думой I созыва. Остался в стороне лишь вопрос о введении гражданского брака и гражданской метрикации», являющийся «весьма сложным и едва ли поддающимся немедленному разрешению»⁴².

Хотя МВД заявило о «полной приемлемости» шестого проекта, предложенного 49 членами I Думы, оно все же сделало следующие оговорки: во-первых, отмена всех ограничений не должна была касаться евреев, так как в основе специального законодательства о евреях лежал не столько вероисповедный, сколько национальный признак, который не входил в сферу вопроса о свободе совести. Это же касалось поляков, иезуитов и духовных лиц армянского исповедания, ограниченных в праве приезда в Россию. Во-вторых, изменения в законодательстве не должны были касаться положения Православной церкви, как «первенствующей и господствующей в Российской империи веры»; в-третьих, избрание вероисповедания предлагалось разрешить только со времени вступления в брак, а не с 17-летнего возраста, а с 7 лет до вступления в брак дети должны были оставаться в той вере, которую исповедовали в раннем детстве; в-четвертых, предлагалось провести различия между религиями, признанными государством, и новыми учениями, которые лишь допускаются правительством⁴³.

Оговорки МВД были достаточно существенными и позволяли сохранить господствующее положение православия над другими вероисповеданиями. Это была принципиальная позиция министерства, которое при разработке законопроектов постоянно советовалось со Святейшим Синодом и прежде всего его обер-прокурором П. П. Извольским.

В результате, по словам известного публициста и историка С. П. Мельгунова, министерские законопроекты о свободе совести представляли собой «удивительный документ канцелярского творчества, весь сотканный из противоречий»⁴⁴. Например, предоставлялось право проповеди всем признанным в империи вероисповеданиям. Но, с другой стороны, сохранялась статья 90 Уголовного уложения, устанавливающая за это уголовную ответственность. Хотя со временем отношение к министерским законопроектам изменилось. Даже кадеты в 1908 г. стали оценивать их как «довольно либеральные и приемлемые», подчеркивая, правда, что в них «не затронуты польский и еврейский вопросы, а также оставлена необходимость принадлежности к какому-либо культу»⁴⁵.

20 февраля 1907 г. начала работу II Государственная дума. Настроение депутатов снова очень ярко проявилось при совершении молебна перед открытием Думы.

28 февраля 1907 г. П. А. Столыпин внес в Думу министерские законопроекты о свободе совести. Для их рассмотрения 20 марта 1907 г. было решено создать комиссию из 33 лиц. Тон в комиссии, безусловно, должны были задавать кадеты. Из 33 человек их было 13, при том что представителей других партий и групп — по 1—4 человека, и все они были левее кадетов. Председателем комиссии был избран Н. В. Тесленко, которого современники называли «левейшим из кадетов»⁴⁶.

Кроме депутатов в комиссию были приглашены специалисты. Правда, их позиция не всегда соответствовала ожиданиям депутатов. Так, например, получив приглашение от комиссии, знаток старокатолического вопроса генерал А. Киреев тут же послал обер-прокурору Святейшего Синода П. П. Извольскому письмо следующего содержания: «...мне бы очень полезно знать, как Вы (через Синод) отнеслись (и относитесь) к вопросам (церковно-религиозным), рассматриваемым Думской комиссией <...>. Я бы желал, по возможности, не расходиться с Синодом в оценке мнений, которые будут высказываться по этим вопросам. Собственно в вероисповедные вопросы Думе нечего соваться»⁴⁷.

За время деятельности комиссии (с 4 апреля по 29 мая 1907 г. при заседаниях два раза в неделю; всего — 13 заседаний) был рассмотрен главным образом законопроект «Об инославных и иноверных религиозных обществах». Комиссия высказалась против уравнения в правах всех религиозных ассоциаций, заявив, что оно означает отделение Церкви от государства (а эта проблема по предложению члена комиссии эсера С. Ф. Тиграняна обсуждалась отдельно и большинством голосов была признана выходящей за рамки компетенции комиссии).

По вопросу о порядке возникновения религиозных обществ большинство склонилось в пользу того, что предпочтительность того или иного порядка (административного или явочного) должна решаться в зависимости от каждого конкретного случая.

Резкому осуждению подверглась статья министерского законопроекта о предоставлении административной власти права разрешать или не разрешать
учреждение религиозного общества, так как это изымало возможность обжалования распоряжения администрации в Сенате. По вопросу о том, какой орган будет выдавать разрешение на создание религиозного общества, голоса членов комиссии разделились поровну, поэтому решение было отложено.

Обсуждению подверглись и права вероисповедных обществ.

Большинством двадцати против трех комиссия признала возможным возложить ведение метрических книг на вероисповедные общества, единогласно признала их, а также образуемые ими общины, субъектами гражданских прав (министерский же законопроект признавал эти права только за религиозными общинами), дала им право строить храмы, молитвенные дома, учебные заведения, создавать кладбища, устраивать религиозные процессии и призывать молящихся колокольным звоном.

Но большинство остальных вопросов, связанных с этим законопроектом, комиссия рассмотреть не успела — 3 июня Дума была разогнана.

Комиссия единогласно высказалась против всех ограничений, имеющих своим источником вероисповедный признак, но вневероисповедное состояние она признала невозможным.

Кроме министерских законопроектов комиссии пришлось работать с законодательными предположениями самих членов Думы. Так, 18 мая 1907 г. в Думу за подписью 167 депутатов (на самом деле законопроект подписали 158 человек: из-за ошибки в порядковом номере 8 человек подписали законопроект дважды) были внесены «Основные положения законопроекта об отмене ограничений в политических и гражданских правах, связанных с вероисповеданием и национальностью». Не осталась в стороне и социал-демократическая фракция, которая в тот же день, 18 мая, внесла законопроект «Об отмене ограничений в правах, связанных с национальностью или вероисповеданием».

Незадолго до разгона II Государственной думы, 15 мая, за подписью 30 депутатов было подано заявление об образовании еще одной комиссии — по церковному законодательству. Депутаты решили, что если есть комиссия, занимающаяся делами «иноверцев» и старообрядцев, то должна быть и комиссия по делам Православной церкви. Председателем комиссии был избран С. Н. Булгаков, а секретарем — В. А. Харламов. Но комиссия успела провести только два заседания: 26 и 28 мая, наметив план работы и поручив о. Г. Петрову составить доклад по законопроекту министра юстиции.

Разгон Думы 3 июня 1907 г. так и не позволил рассмотреть на общем собрании Думы ни один из законопроектов.

В III Государственную думу, открывшуюся 1 ноября 1907 г., все семь законопроектов о свободе совести были вновь внесены П. А. Столыпиным уже 5 ноября. Теперь законопроектами, связанными с вопросом о свободе совести, должны были заниматься три комиссии. Тогда как в комиссии по делам Православной церкви участвовали только православные, в комиссии по старообрядческим вопросам было 3 старообрядца (то есть даже не все 6 старообрядцев — депутатов II Думы!) и 12 православных. В комиссию же по вероисповедным вопросам первоначально было избрано 35 человек, из них: 21 православный, причем 8 имели духовный сан, 1 старообрядец, 4 католика, 2 иудея, 2 мусульманина, 3 евангелических лютеранина, 1 евангелист и 1 меннонит⁴⁸. Председатели всех трех комиссий были православными. Таким образом, именно православные решали в основном судьбу различных вероисповеданий.

Первоначально, по словам председателя комиссии по старообрядческим во­п­росам и члена комиссии по православным и вероисповедным вопросам
В. А. Караулова, все комиссии «очень рьяно» принялись за дело, но достаточно скоро «правительство уже явно отступило от начал, принятых в его собственных законопроектах», что сильно повлияло на настроения и результаты работы членов комиссий⁴⁹.

С чем же было связано такое изменение тона правительства? Попытка целостного объяснения всей политики премьер-министра была сделана в воспоминаниях В. А. Маклакова, который писал о Столыпине: «Он пришел к признанию представительства не во имя доктрины „народовластия“, а во имя укрепления всего „государства“ и прежде всего „государственной власти“. Основой „здоровья“ государственной власти он считал благополучие крестьян, для которых декларации о гражданских свободах были бы „румянцем на трупе“ ввиду отсутствия самых примитивных прав — личной собственности на землю и права располагать своим трудом и добром по своему усмотрению и в своих интересах». Поэтому В. А. Маклаков был убежден, что «если для удовлетворения образованного меньшинства» Столыпин и вносил законопроекты о свободе совести, то «копий за них ломать не хотел»⁵⁰, а поэтому не защищал их в Государственном совете, в Святейшем Синоде, а после третьеиюньского переворота вообще попытался забыть о них.

5 мая 1909 г. с докладом комиссии по делам Православной церкви выступил В. Н. Львов. С этого дня практически все оставшееся время II сессии Думы было посвящено вопросам о свободе совести. Комиссия предложила вернуть священнослужителям, снявшим с себя сан добровольно, права состояния и преимущества, полученные ими по образованию, право поступления на государственную службу и право на пенсию. Им должны были быть возвращены те чины, которые они получили до поступления в духовное звание. Тем, кто был лишен духовного сана по суду, комиссия предложила вернуть право поступления на государственную службу и права состояния. Монахам, снявшим с себя сан добровольно, предполагалось возвратить права состояния, права по образованию и право поступления на государственную службу; а тем, кто был лишен монашеского сана по суду, — вернуть права состояния, но установить ограничение — запрет на жительство в округе ближе пяти верст от того монастыря, где они были лишены сана⁵¹.

Правые депутаты Думы выступили против законопроекта, заявив, что он лишь по заглавию может считаться законопроектом правительственным, по содержанию же своему представляет законодательное предположение, выработанное комиссией по делам Православной церкви.

И все-таки большинством голосов законопроект был принят.

12 мая 1909 г. с докладом комиссии по старообрядческим вопросам выступил В. А. Караулов. Обсуждению подлежал законопроект «О старообрядческих и сектантских общинах». Докладчик подчеркнул, что этот законопроект не новый, а введенный в жизнь 17 октября 1906 г. и действующий уже три года. Обсуждение доклада было также очень бурным. Записалось 87 ораторов. Борьба развернулась вокруг двух главных вопросов: является ли проповедование религиозной пропагандой, можно ли разрешить его старообрядцам и допустим ли термин «священнослужители по старообрядчеству»⁵². 21 мая законопроект был принят в третьем чтении с поправками комиссии по старообрядческим вопросам.

22 мая 1909 г. с докладом комиссии по вероисповедным вопросам по законопроекту «О переходе из одного вероисповедания в другое» выступил П. В. Каменский. Обсуждение доклада было настолько бурным, что продолжалось до 1 июня. Депутат Думы протоиерей Федор Никонович так описывал атмосферу, царившую в это время в Думе: «Тяжелые дни <...>. Заседание носит характер какой-то особенной — хотелось бы сказать — зловещей торжественности. В Думе налицо почти все министры, обер-прокурор Святейшего Синода, его товарищ и другие. Хоры до тесноты переполнены самой разнообразной публикой, там неизмен­но во все дни присутствуют видные представители старообрядческого мира — Мельников, Смирнов, барон Корф и другие»⁵³.

Причем Дума работала даже в воскресенье. Видимо, депутаты почувствовали, что времени у них осталось совсем мало. Дело в том, что — практически параллельно с внесением в III Государственную думу — по императорскому указу законопроекты Министерства внутренних дел были направлены из Совета министров к обер-прокурору Святейшего Синода. 15—21 декабря 1907 г. Синод обсудил их. Главное требование членов Синода заключалось в том, чтобы «все существующие <...> преимущества Православной церкви были неизменно сохра­нены за ней и впредь»⁵⁴. В этом ключе Синод рассмотрел все законопроекты.

Для спасения своего главного детища — аграрной реформы — П. А. Столыпин должен был пойти на уступки. В конце II сессии (как раз тогда, когда обсуждался законопроект «О переходе из одного вероисповедания в другое») он решился забрать из Государственной думы два законопроекта: «Об отношении государства к отдельным вероисповеданиям» и «О вызываемых провозглашенной Высочайшим манифестом 17 октября 1905 г. свободой совести изменениях в области семейных прав».

Депутаты понимали, что они обязаны решить судьбу законопроекта «О переходе из одного вероисповедания в другое». 1 июня 1909 г. законопроект
«О переходе из одного вероисповедания в другое» был принят в редакции комиссии по вероисповедным вопросам с небольшими изменениями.

Теперь все с нетерпением ждали реакции на законопроекты Государственного совета.

Правые считали, что имеют в Государственном совете большинство. Например, уже летом 1909 г. они писали о законопроекте «О переходе из одного вероисповедания в другое»: «Дальше законопроект этот поступит осенью 1909 г. в Государственный совет, который — это можно сказать с уверенно­стью — не одобрит законопроекта в том виде, в каком он вышел из Государственной думы... »⁵⁵

Для обсуждения трех принятых Государственной думой законопроектов о свободе совести были образованы, соответственно, три комиссии Государственного совета, результаты работы которых затем обсуждались в общих собраниях. Но в целом ожидания правых не оправдались. Хотя, с одной стороны, комиссии выступили против «принятия всех тех предначертаний, которые не согласуются с установленным Основными законами господствующим положением Православной церкви», но, с другой стороны, не отклонили ни один из законопроектов и передали их в согласительные комиссии.

В согласительные комиссии, как правило, входили 7 членов Государственного совета и 7 членов Государственной думы. От Государственной думы приблизительно на ²/₃ проходили люди, заинтересованные в том, чтобы отстоять думскую редакцию законопроекта.

Первым «пал» законопроект «О старообрядческих общинах». Председатель комиссии по старообрядческим вопросам В. А. Караулов уже в 1910 г.
с горечью констатировал: «...от начал, положенных в основу закона, в сущности не только не осталось ничего, но еще по пути сделана брешь в указе
17 апреля 1905 г. Характерно то, что правительство в Совете своего закона совсем не защищало»⁵⁶. Подобным образом были рассмотрены и другие законопроекты.

В результате после переработки в согласительных комиссиях законопроекты снова поступили в Думу. Но повторное обсуждение состоялось только по законопроекту «Об изменении постановлений закона, ограничивающих права духовных лиц православного исповедания, добровольно снявших с себя духовный сан или звание и лишенных духовного сана или звания судом». Правда, законом он так и не стал, так как был отклонен императором. Остальные два законопроекта не прошли повторного обсуждения в связи с окончанием срока полномочий III Государственной думы.

Как писал в 1912 г. октябрист А. Еропкин, «...для III Думы стало очевидным, что в этой области законодательства о свободе совести в мировоззрении обеих палат лежит такая огромная разница, которую не устранишь никакими согласительными комиссиями. Стало ясно, что дальнейшая работа здесь бесплодна. Вот почему III Дума прекратила рассмотрение дальнейших законопроектов о свободе совести, поступивших из комиссий и внесенных правительством»⁵⁷. Такая судьба думских законов привела к новому ужесточению мер против других конфессий.

Таким образом, именно на период работы III Государственной думы пришлась смена парадигмы в решении вопроса о свободе совести. В условиях нарастающих националистических настроений правительство П. А. Столыпина переориентировалось на правых и националистов и сошло с курса постепенного введения гражданских свобод. Несмотря на то что Дума уделяла вероисповедным законам такое внимание, что осталась довольна даже кадетская печать, ее деятельность была блокирована другими органами, принимавшими участие в законодательной разработке.

IV Государственная дума начала свою работу 15 ноября 1912 г. Согласно ее постановлению по вопросу о преемственности законодательной работы Государственного совета и Государственной думы, снова должны были вноситься министерские законопроекты, которые не были рассмотрены III Думой или же по которым не были заслушаны доклады согласительных комиссий. Таким образом, оставалось еще четыре (из семи) министерских законопроекта о свободе совести и доклад согласительной комиссии по законопроекту «О переходе из одного вероисповедания в другое».

Работа по этой проблеме была построена так же, как и в III Думе: она сосредоточилась в трех комиссиях. Так же уже на первых заседаниях кадеты за подписью 32 депутатов внесли в Думу ряд декларативных законопроектов, в числе которых был и законопроект о свободе совести.

Характерно, что желание решать вопрос о свободе совести не было уже столь явным. Если в период деятельности III Думы комиссия по делам Православной церкви пыталась практически любой законопроект взять на свое рассмотрение или в крайнем случае на заключение⁵⁸, то в IV Думе она всячески стремилась отдать законопроекты в другие комиссии.

С началом Первой мировой войны и созданием Прогрессивного блока проблемы реформ отошли на второй план. Царило мнение, что, пока идет война, никаких серьезных народных волнений быть не может; как только она закончится, необходимо начать проведение реформ для успокоения населения. Но события заставили обратиться к реформам раньше. Поражения на фронте, заметное ухудшение экономического положения, недовольство правительством, не способным решать сложные политические проблемы, привели к тому, что вопрос о реформах и в правительстве и в Думе встал уже в начале 1916 г. 20 января 1916 г. новым премьером стал Б. В. Штюрмер, от которого ожидали проведения «нового курса». Но уже в правительственной декларации он, за­явив о твердой решимости продолжать войну, предложил принять к разработке только три законопроекта, внесенных по инициативе Прогрессивного блока, а именно: о волостном земстве, о введении земства в некоторых местностях Сибири и об общей реформе Городового положения 1892 г. Исходной точкой законотворческой работы Б. В. Штюрмер назвал незыблемость «исторических устоев, на которых росло и развивалось государство Российское»⁵⁹.

Декларация абсолютно не устроила депутатов Думы, и они сделали еще одну попытку законодательной разработки реформ, в том числе и по вопросу о свободе совести.

11 февраля 1916 г. за подписью 30 членов Государственной думы было внесено законодательное предположение «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений». Интересно, что первой под предположением стояла подпись А. Ф. Керенского, который впоследствии как глава Временного правительства занимался в том числе и вопросом о свободе совести в России. Но и это законодательное предположение не стало законом.

Таким образом, принадлежность к религиозному союзу по-прежнему серьезно влияла на правовой статус подданных Российской империи, по-прежнему Православная церковь считалась «первенствующей и господствующей». Деятельность законодательных государственных учреждений России за 1906 — начало 1917 г. так и не привела к решению вопроса о введении свободы сове­сти. Государство формировало церковное управление основных конфессий, существовавших в России (Православная, Католическая, Армяно-григорианская, Протестантские церкви). Церковные органы были вписаны в структуру государственных органов и являлись субъектами государственного права. Максимальное количество вопросов, связанных с нехристианами, государство пыталось перевести в сферу светского регулирования. Представители всех конфессий испытывали на себе ограничения со стороны государственной власти. Их объем зависел от отношения государства к данному религиозному союзу и его взаимоотношений с Русской православной церковью.

14 (27) июля 1917 года появилось наконец постановление Временного правительства о свободе совести⁶⁰, в котором признавалось вневероисповедное состояние.

Большевики после Октябрьской революции были настроены на более решительные меры. 19 декабря 1917 г. в России был введен гражданский развод, а 20 декабря 1917 г. — гражданская форма брака. Российскими гражданами эти меры были восприняты достаточно спокойно, что в дальнейшем способствовало быстрой подготовке и принятию декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» в январе 1918 г. Началась эпоха атеизма.

Новый всплеск интереса к проблеме взаимоотношений государства и Церкви наблюдался в 1988 г., когда противоположные силы стали использовать религиозный фактор в борьбе за власть: сепаратисты таким образом пытались спровоцировать развитие национальной идентификации, а выступающие за союзный центр — продемонстрировать демократические преобразования в сфере прав и свобод человека. Начался процесс создания многочисленных религиозных объединений. В результате в 1990 г. был принят Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий», который создал режим максимального благоприятствования для создания любых религиозных организаций в России. В страну стали съезжаться представители различных сект, что способствовало еще большей дестабилизации обстановки как накануне, так и вскоре после распада СССР.

В Конституции Российской Федерации светскость государства была закреплена частью 1 статьи 14 как одна из основ конституционного строя.

26 сентября 1997 г. Государственная дума приняла новый Федеральный закон Российской Федерации «О свободе совести и о религиозных объединениях», который действует до сих пор. Причем это было одним из обязательств, взятых на себя Россией при вступлении в Совет Европы: привести в соответствие с европейскими нормами законодательства наши правовые положения о свободе совести и вероисповедания.

По оценке А. Е. Себенцова, который первым написал комментарий к данному закону, «новый закон явился плодом длительных дискуссий и непростого компромисса как в Парламенте, так и между Президентом, руководством крупнейших религиозных организаций России и Парламентом. В игру были вовлечены не только внутрироссийские силы, но и Президент США Б. Клинтон и Конгресс США, Папа Римский Иоанн Павел II, международные правозащитные организации»⁶¹.

Закон остановил бесконтрольный въезд и деятельность представителей религиозных организаций в России, но породил новые вопросы: в преамбуле была закреплена особая роль православия в истории Российского государства. Это привело к тому, что Русская православная церковь стала высказываться по некоторым политическим вопросам, высшие государственные лица страны начали демонстрировать свою конфессиональную принадлежность. Началось также возрождение некоторых дореволюционных церковно-правовых институтов; например, в 2000 г. Архиерейский собор принял решение о воссоздании церковных судов и т. д.⁶². 

Статья 3 Федерального закона Российской Федерации «О свободе совести и о религиозных объединениях» регулирует право на свободу совести и свободу вероисповедания, то есть право исповедовать индивидуально и совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать или менять, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. Установление преимуществ, ограничений или иных форм дискриминации в зависимости от отношения к религии не допускается. Гражданин Российской Федерации, в случае если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы, имеет право на замену ее альтернативной гражданской. Никто не обязан сообщать о своем отношении к религии и не может подвергаться принуждению при его определении. Запрещается вовлечение малолетних в религиозные объединения, а также обучение малолетних основам религии вопреки их воле и без согласия их родителей или лиц, их заменяющих. Проведение публичных мероприятий, размещение текстов и изображений, оскорбляющих религиозные чувства граждан, вблизи объектов религиозного почитания запрещается. Тайна исповеди охраняется законом. Священнослужитель не может быть привлечен к ответственности за отказ от дачи показаний по обстоятельствам, которые стали известны ему из исповеди.

Государство не вмешивается в воспитание детей родителями, не возлагает на религиозные объединения выполнения функций органов государственной власти и органов местного самоуправления, не вмешивается в деятельность религиозных объединений. Оно обеспечивает светский характер образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях, регулирует предоставление религиозным организациям налоговых и иных льгот, оказывает финансовую, материальную и прочую помощь в реставрации, содержании и охране зданий и объектов, являющихся памятниками истории культуры, оказывает помощь в обеспечении преподавания общеобразовательных дисциплин в образовательных учреждениях, созданных религиозными организациями.

Должностные лица органов государственной власти, органов местного самоуправления, а также военнослужащие не вправе использовать свое служебное положение для формирования отношения к религии. Религиозные объединения создаются и осуществляют свою деятельность в соответствии со своей собственной иерархической и институционной структурой, не участвуют в выборах органов государственной власти и органов местного самоуправления, не участвуют в деятельности политических партий. Но сами члены религиозных объединений вправе участвовать наравне с другими гражданами в управлении делами государства, выборах, политических партиях. По просьбам религиозных организаций государство вправе объявлять религиозные праздники нерабочими днями.

Несмотря на то что действующему закону о свободе совести уже более десяти лет, споры вокруг него не утихают. Так, в марте 2007 г. Центром «СОВА» был опубликован доклад А. Верховского и О. Сибиревой «Проблемы реализации свободы совести в России». Вывод доклада таков: «2006 г. не принес качественных перемен в ситуации со свободой совести в России <…>. Продолжают укрепляться формальные и неформальные преференции, которые получает Русская православная церковь, а также мусульманские и буддистские организации в соответствующих республиках <…>. Эти преференции сами по себе еще не ограничивают свободу совести граждан, но они ставят под вопрос секулярный характер российского общества и даже Российского государства»⁶³. Больше всего жалоб поступает по поводу насаждения религии в школе, использования богослужебных зданий и помещений, злоупотребления в борьбе с экстремизмом и терроризмом, которым подвергаются главным образом представители мусульманских групп, произвола чиновничества.

Свои права верующие защищают также самостоятельно. В частности, 5 апреля 2007 г. Европейский суд по правам человека распространил коммюнике,
в котором сообщил о вынесении решения по иску Церкви сайентологии⁶⁴ г. Москвы к России. Суд единогласно установил нарушение статьи 11 (свобода собраний и объединений), а также статьи 9 (свобода мысли, совести, религии) Конвенции Совета Европы о защите прав человека и основных свобод 1950 г. В соответствии со статьей 41 Конвенции, Суд приговорил Россию к возмещению морального ущерба в размере 10 000 евро, а также к оплате судебных расходов (15 000 евро)⁶⁵.

Правда, пример относительно нарушения прав сайентологов является типичным практически для всех европейских стран. Так, Джанссен Ван Рей, ранее занимавший пост председателя Комитета Европарламента по законодательству, на открытии в Брюсселе офиса по правам человека Церкви сайентологии дал следующую оценку деятельности Церкви сайентологии: «После более 100 положительных решений суда, поддерживающих свободу вероисповеданий в различных европейских странах, я честно могу сказать, что свобода верования жива в Европе в большей части благодаря сайентологам»⁶⁶.

Если обобщить опыт Европейского суда по жалобам из России в связи с нарушеним религиозных прав, то заметно, что в основном речь идет о защите прав организаций, а не индивидуальных прав верующих.

Таким образом, за последние три столетия многоконфессиональная Россия проделала огромный путь в осознании и правовом регулировании свободы совести. Взаимодействие современного Российского государства с религиозными объединениями строится в соответствии с принципом сотрудничества. Однако проблема свободы совести всегда будет актуальна, так как в сфере конфессиальной ее нельзя разрешить раз и навсегда. Одинаково опасными являются как стремление государства посягать на религиозную свободу, так и притязания Церкви на выход за пределы конфессиальной сферы.

¹ См.: Рубакин Н. А. Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы (на основании официальных и научных исследований). СПб., 1912. С. 76.

² Тихомиров Л. Вероисповедный состав России. М., 1902. С. 5.

³ См.: Пругавин А. Старообрядчество во второй половине XIX века. М., 1904. С. 9.

⁴ См.: Рубакин Н. А. Указ. соч. С. 76.

⁵ Свод законов Российской империи. Т. 1. Ч. 1. Разд. 1. СПб., 1906. С. 62.

⁶ Там же.

⁷ См.: Красножен М. Е. Иноверцы на Руси // Ученые записки императорского Юрьевского университета. 1902. № 6. Приложения. С. 1—96; Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. 13. СПб., 1894. С. 222.

⁸ Гернгутеры — протестантская секта лютеранского толка, возникшая в 1772 г. в Саксонии. В основе учения гернгутеров лежит частичное признание Аугсбургского исповедания, но они делают особый акцент на «религию сердца» — интимно-эмоциональное переживание  единства с Христом как хранителем и спасителем мира. В Российской империи учение гернгутеров было распространено в Прибалтике.

 ^{9 Меннониты — последователи одной из старейших протестантских церквей, возникшей в 30-е гг. XVI в. в Нидерландах.} В России меннониты появились при Екатерине II. Кроме общепротестантских принципов к их канонам относились: сознательное крещение по вере, отказ от военной службы, присяги и т. д.

¹⁰ Справка о свободе совести, составленная Департаментом духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел. СПб.,1906. С. 19.

¹¹ См.: Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. СПб.,1885. Т. 4. С. 277; Том дополнительный. С. 182—188.

¹² Хроника русского законодательства за 1889 г. // Юридическая летопись. 1890. № 1. С. 59—60.

¹³ См.: Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2. Т. 12. Ч. 1. СПб.,1838. № 10303. § 88. С. 383—384.

¹⁴ Там же. Собрание 2. Т. 24. Ч. 1. СПб., 1850. № 23062. С. 134.

¹⁵ Там же. Собрание 1. Т. 1. СПб., 1830. № 410. С. 577.

¹⁶ Там же. Собрание 3. Т. 9. СПб., 1894 № 7525. С. 111—114.

¹⁷ См.: Справка о свободе совести... С. 38.

¹⁸ См.: Толстой М. В. История Русской церкви. Издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1991. С. 594.

¹⁹ Павлов А. С. Курс церковного права. Сергиев Посад, 1912. С. 519.

²⁰ Суворов Н. C. Курс церковного права. Ярославль, 1890. Т. 2. С.512—514.

²¹ См., напр.: Мельгунов С. П. Церковь и государство в России (К вопросу о свободе совести). М., 1907. Т. 1. С. 67.

²² Московские ведомости. 1901. 8 марта.

²³ См.: Санкт-Петербургские ведомости. 1901. 21 апреля.

²⁴ См.: там же. 6 июня.

²⁵ См.: Киевлянин. 1903. 16 января.

²⁶ Гиппиус З. Н. Живые лица. Воспоминания. Тбилиси, 1991. Т. 2. С. 215.

²⁷ Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в ХХ в. М., 1995. С. 25.

²⁸ Санкт-Петербургские ведомости. 1903. 27 февраля.

²⁹ Законодательные акты переходного времени. 1904—1908 гг. СПб., 1909. С. 5.

³⁰ Биржевые ведомости. 1908. 26 июля.

³¹ Там же.

³² Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 2. С. 361.

³³ Бородин Н. А. Государственная дума в цифрах. СПб., 1906. С. 16.

³⁴ Восторгов И. Государственная дума и Православно-русская церковь. К вопросу о положении Церкви в православном государстве (по поводу законопроектов Думы о свободе совести и отобрании церковных земель). М., 1906. С.  4.

³⁵ Подсчеты произведены по сведениям о депутатах, приведенным в издании: Бонч-Осмоловский И. Работы I Государственной думы. По стенографическим отчетам. СПб., 1906. С. 487—494.

³⁶ РГИА. Ф. 1278 (I созыв). Оп. 1. Д. 297. Л. 8.

³⁷ Попов И. И. Дума народных надежд. Очерк деятельности I русской Думы и Государственного Совета. М., 1907. С. 97.

³⁸ См.: Черменский Е. Д. Буржуазия и царизм в I русской революции. М., 1970. С. 323.

³⁹ Герье В. И. Значение III Думы в истории России. СПб., 1912. Ч. 1. С. 8.

⁴⁰ Российский государственный исторический архив (далее — РГИА). Ф. 1276. Оп. 2. Д. 597. Л. 2.

⁴¹ Государственная дума II созыва. Законопроекты, внесенные министром внутренних дел. СПб., 1907. С. 269—270.

⁴² Там же. С. 269—270.

⁴³ РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 39. Л. 368—369.

⁴⁴ Мельгунов С. П. Указ. соч. Т. 2. С. 12.

⁴⁵ III Государственная дума (Cессия I). Отчет фракции народной свободы с приложением речей депутатов. СПб., 1908. С. 33.

⁴⁶ Васильев Н.П. II Дума. СПб., 1907. С. 39.

⁴⁷ РГИА. Ф. 1560. Оп. I. Д. 81. Л. 1—2.

⁴⁸ Подсчеты произведены по сведениям о вероисповедной принадлежности членов комиссии, данным депутатами на первом заседании комиссии // РГИА. Ф. 1278. (III созыв). Оп. 2. Д. 3582. Л. 20—20 об.

⁴⁹ Речь. 1910. 17 октября.

⁵⁰ Маклаков В. А. II Государственная дума (Воспоминания современника). Париж, 1936. С. 13—14, 30.

⁵¹ См.: Государственная дума. III созыв. Стенографические отчеты. Сессия II. Ч. IV. СПб., 1909. С. 1029.

⁵² Там же. С. 1010—1023.

⁵³ [Никонович Ф., протоиерей]. Из дневника члена Государственной думы от Витебской губернии. Витебск,  1912. С. 132—133.

⁵⁴ Церковные ведомости. 1908. № 1.

⁵⁵ Не посягайте на православие! Обсуждение в Государственной думе III созыва законопроекта «О переходе из одного вероисповедания в другое». Вильно, 1909. С. 92.

⁵⁶ Речь. 1910. 17 октября.

⁵⁷ Еропкин А. Что делала и что сделала III Государственная дума (ответ кадетам). СПб., 1912. С. 67—68.

⁵⁸ Журналы комиссии по делам Православной церкви // РГИА. Ф. 1278 (III созыв). Оп. 2. Д. 3568.

⁵⁹ Государственная дума. IV созыв. Стенографические отчеты. Сессия IV. СПб., 1916. Стб. 1221.

⁶⁰ См.: Вестник Временного правительства. 1917. 20 июля.

⁶¹ Себенцов А. Е. Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях»: содержание и сущность (комментарий) // Свобода совести и государственно-церковные отношения в Российской Федерации. Документы и материалы. М.,  1998. С. 45.

⁶² Устав Русской Православной Церкви. М., 2000.

⁶³ http://religion.sova-center.ru/publications/8EA1CC7/8EA1EB3

⁶⁴ Сайентология — религиозно-философское учение, созданное в начале 1950-х гг. американским писателем-фантастом Роном Хаббардом. Своей целью сайентологи декларируют улучшение человеческих способностей, прежде всего — развитие интеллекта. Однако многочисленные критики этой церкви считают ее чисто коммерческим предприятием, вредным для общества. В частности, в государственных медицинских учреждениях многих стран было запрещено применение методик сайентологов по излечению душевных и физических недугов. Фактически они находятся в жестком конфликте с психиатрией.

⁶⁵ http://www.sclj.ru/

⁶⁶ http://www.lebed.com/2005/art4329.htm.