Максим
Ненарокомов
* * *
Так кирза в глинозем зарывается вязкой весной,
Так отчаянно тянется слово за пьяною песней,
Так к исходу застолья глотают одну за
одной,
Чтобы вскриков излишняя громкость казалась уместней,
Так и я — просто номер в чужой телефонной сим-карте,
Так и я — пустотелая цифра прошедших звонков.
Кот покинутых крыш, задержавшийся в гнилостном марте
Уходящей эпохи, хранящей своих стариков.
* * *
Тебе теперь торжествовать,
Топорно выполнив работу.
Твоя юродивая рать
Смела тюремные ворота.
Твои «ваще», «голимый»,
«чмок»,
Твою «гламурную»,
«по жизни»,
Твой воробьиный говорок,
Прилепленный к вороньей тризне…
Теперь, «мобилу» занеся
Веселым жестом харакири,
Я буду весь, я буду вся
Кружить по собственной квартире.
И, собираясь за моей
Совсем не крепкою спиною,
Слова, завещанные Ною,
Те, что услышал Моисей,
Переродятся. И тогда
Ты будешь праздновать победу.
О Ладо, мой язык, о, Леда,
Моя любовь, моя беда.
* * *
Бревенчатая бурая основа
Размеренного говора селян —
Опора и хомут родного слова
И труд для русофилов-бусурман.
Как мы могли бы петь и как струиться!
Курлыкать и грассировать слегка.
И в танце б на полях кружились жницы,
Серпами нарезая облака.
И в кобальте густого небосвода
Плыла бы переливчатая трель.
Не жалоба обиженного рода,
А легкая игривая свирель.
Но треск и стон сухого горбыля
Наследственной красы нечерноземья
Пережимают звуки «ле» и «ля»,
Как сушит пламя мокрые поленья,
Осклизлым дымом горло теребя.
И, поступью неверной бобыля,
Забывшего, что он еще мужчина,
По русским избам тянется «Лучина»,
С которой догорю теперь и я.
* * *
Посты — пастиш, пустой постой
сердец,
Проверенное полночью стоянье.
На выходе из храма наконец
Приносит им скоромное даянье.
Они идут и празднуют Христа,
За полчаса часами задевая
Тарелки, скатерть, блюдо холодца,
Рукав соседки или край сарая.
Они разговлены, они живут.
И, может быть, за водочною рюмкой
Они, того не зная, сознают,
Что Он не понял жаркой ночью гулкой.
Они, возможно, дети, что дурной
Своей веселой топали дорогой,
Безропотно, с котомками, порой
С дрекольем, лаем, с Кондопогой.
Они ползли, а нынче веселят
Свои тела, свои лихие души.
Растят детей, а может, бесенят,
Которых Он услышит и задушит.